Убийца сидит напротив: как в ФБР разоблачают серийных убийц и маньяков — страница 52 из 59

Его самовосприятие играет крайне важную роль. Тодд с легкостью признается в убийствах и даже «мужествен­но» соглашается, что это было неправильно, но насилие над женщиной не вписывается в его представление о се­бе. Колхепп пишет: «Когда Кэла начинала дурить, я просто оставлял ее в покое и уходил заниматься своими дела­ми в другое место». Иначе говоря, единственным наказанием, которое он ей устраивал, было лишение общения с ним. На вопрос: «Наличие нарушений половой функции во время насилия» он ответил: «Не было».

Даже признание в сексуальном насилии над Кэлой объяснялось требованиями момента: «Полностью признаю вину в убийстве и похищении. В изнасиловании Кэлы не виновен, но для меня не было смысла торчать в СИЗО до бесконечности, отбиваясь от обвинения, которое все равно никак не изменило бы мою судьбу». В доказательство своей правоты ниже он указывает, что «жертвы изнасилований не просят предоставить им вибраторы и стрипти- зерский шест». По его утверждению, в ответ на просьбы Кэлы все это он ей купил. Тодд как бы говорит примерно следующее: «Нуда, я похитил привлекательную молодую женщину, убил ее бойфренда и держал ее на цепи в кон­тейнере в лесной чащобе, где регулярно занимался с ней сексом. Но не потому, что я какой-то извращенец, всему этому были разумные объяснения. Ну а что касается секса, то он происходил по обоюдному желанию, а когда кто- то из нас не хотел, мы им и не занимались. Мало того, я ей еще и покупал все, что она хотела». Как и на допросах, Колхепп всячески подчеркивает свою «адекватность».

Отвечая на вопрос о проявлениях садизма во время насильственных действий, он не ограничивается простым «не было», а пишет следующее: «Никакого садизма. Пусть этого никто и не заметил, но я выбирал способы и бое­припасы так, чтобы убийство было эффективным и молниеносным. Хотя это в основном было ради моего спокой­ствия, но в то же время облегчало их страдания. Делать человеку еще больнее - перебор». Ниже Тодд пишет: «Ни насилие, ни ощущение власти меня не возбуждают». В одном из разделов протокола задается вопрос: «Какие-либо другие серьезные перемены?» Имеются в виду стрессоры, повлиявшие на решение совершить насильственное преступление. Здесь Колхеппу понадобилось существенно больше места, чем было в форме: «Постоянные пробле­мы с работой в компаниях из-за присутствия в списке сексуальных преступников - это вечно источник сильного стресса. В день покупки мотоцикла умерла бабушка: мама с дедушкой поскандалили». А что касается первого из­насилования: «Проблемы с отцом и беспрерывные физические и моральные оскорбления».

Семейные проблемы безусловно являются стрессорами, но я считаю, что клеймо сексуального преступника стало одной из важнейших определяющих его взрослой личности. Чего бы еще он ни достигал в своей жизни, по мнению Колхеппа, это пятно на его биографии портило все на свете. И нельзя сказать, чтобы в этом Тодд был со­всем неправ.

Хотя изнасилование в Темпе произошло очень давно, это единственное из его преступлений, по поводу которо­го он действительно испытывал эмоции и страдания. И единственное, в котором искренне раскаивался: «И хотел бы сказать иначе, но по поводу большинства других я особо не расстраиваюсь». Колхепп пишет, что впервые в жизни выпил, что это был его всего лишь второй половой акт, и, как большинству насильников, ему «это дело по­нравилось, но обстановка была не очень, я понимал, что все неправильно и не возбуждает». По его словам, он «удивился бы, если бы продержался хоть минуту». Для таких, как он, фантазии всегда лучше, чем реальные поступ­ки.

Хотя Тодд пишет, что не расстраивается по поводу других преступлений, у Колхеппа заметны признаки внут­реннего конфликта. Этим он отличается от Кондро, который ни минуты не сомневался в своей правоте, или от Хар­ви, стремившегося оправдать каждое свое убийство. Чуть ниже Колхепп пишет: «Мне противно, что я убил ту мама­шу в мотосалоне, было бы куда лучше, если бы она мне не попалась. От Джонни я правильно избавился, он сам на­просился. Мне правда хотелось найти для Меган какой-то вариант получше, чем убийство. Мне жаль, что так вышло с Чарли и Кэлой, я переборщил, надо было просто уволить обоих. Кэла не была мне особо нужна, я просто надеял­ся, что с ней получится иначе, чем с Меган, да видно, к этому все и шло».

Каким бы противоречивым все это ни казалось, налицо явная попытка самоанализа, а не стремление возло­жить вину на кого-то еще. Ниже в протоколе Колхепп пишет: «Я уверенно шел по неверному пути. Тут можно долго рассуждать, что это можно было предотвратить так или сяк, но все упирается в меня самого. Я должен был остано­вить сам себя».

В разделе «История насильственных действий» Тодд отвечает на вопрос о наличии тенденции к нарастанию степени агрессивности и применения силы: «Да, убийство стало обычным делом». Кроме того, по его словам, он не только не видит никаких черт сходства у своих жертв, но даже не до конца понимает мотивы своих преступлений. Ниже Колхепп пишет безотносительно какого-то конкретного вопроса протокола: «Оглядываясь на прошлое, я не вижу какой-то стереотипной модели, убийство было как швейцарский ножик - инструментом на все случаи жизни. Я не вижу ни так называемого индивидуального почерка, ни чего-то постоянно присутствующего, и это смущает и ме­ня самого, и, уверен, других тоже».

Это довольно точная самооценка. И при этом Тодд понимал, что что-то глубоко неправильно. На вопрос: «Что бы вы хотели получить от друзей, родственников или коллег, если бы они узнали о вас всю правду?» - он ответил так:

«Помочь мне найти психотерапевта, особенно в самом начале [после аризонского изнасилования]. Я же просил помощи в самом конце. Хотел вернуться на правильный путь. А с Меган/Джонни я снова оказался на неверном, и меня было уже не остановить без вмешательства судебных властей или друзей».


25. Подготовленные и неподготовленные


В преступлениях Колхеппа всегда сочетались элементы подготовленности и спонтанности. Как бы тщательно ни планировали свои действия маньяки и серийные убийцы, сама иррациональная суть преступного деяния пред­полагает возможность наступления момента, когда им отказывают и логика, и здравый смысл.

В 1981 году Джон Хинкли совершил покушение на президента Рональда Рейгана, рассчитывая таким образом привлечь к себе внимание актрисы Джоди Фостер. Поскольку преступления против президента США подведом­ственны ФБР, меня и мой отдел привлекли к расследованию уголовного дела Хинкли. Я рассказываю об этом к то­му, что покушение как таковое, к счастью, не повлекшее жертв, было действительно хорошо спланировано и испол­нено, в отличие от последующих шагов. По мысли Хинкли, Фостер должна была быть поражена и немедленно пасть к его ногам. После чего он потребовал бы самолет для отправки счастливой пары в дальние страны. Какая-либо логика в этом замысле отсутствовала напрочь.

В моих глазах Колхепп выглядит куда более разумным и практичным, чем Хинкли, который был признан невме­няемым и избежал обвинительного приговора. Но аналогичные особенности прослеживались и в его поведении. При этом были заметны и существенные различия между ними, которые я рассчитывал изучить более тщательно с помощью нашего вопросника.

У Тодда соотношение подготовленного и спонтанного выглядело гораздо более органичным. Как мне стало по­нятно, каждый раз, когда он заходил в чем-либо слишком далеко, некая врожденная особенность душевного склада направляла его в обратную сторону. Такая эмоциональная противофазность - увлеченность с последующей поста­новкой предмета увлеченности под сомнение - была важным поведенческим индикатором. Именно это делало его совершенно непохожим на настоящих маньяков, которые не подвергают сомнениям ни свои мотивы, ни свои пре­ступные действия.

Это заметно, в частности, на примере его поездок в Мексику для «охоты» на наркоторговцев. Какое-то время идея представлялась ему вполне разумной, но после нескольких таких поездок он понял, что это глупость, гранича­щая с полным безумием.

В плане анализа криминального мышления и планирования наибольший интерес для меня представляли эпизо­ды похищений Меган Кокси и Кэлы Браун. Возможно, впоследствии Колхепп действительно считал, что застрелил Джонни Кокси по делу, а с Чарли Карвером вышел перебор. Но факт остается фактом: в обоих случаях он импуль­сивно совершал убийство, оставляя в живых свидетеля, который потенциально мог его сдать.

«Я увидел Меган на углу улиц Блэксток и Ридвилл, она попрошайничала. Милая девчушка, а побирается. Я предложил ей работу, в домах убираться. Честно говоря, думал, что мне секс обломится в благодарность. До утра убийства с Джонни не встречался, но Меган рассказывала мне о нем, правда, как о бойфренде, а не как о муже».

Исходя из своих очень своеобразных представлений о морали, он не стал убивать ни Меган, ни Кэлу, хотя это было бы самым надежным способом избавиться от свидетелей. Но что с ними делать?

Некоторое время продержав Меган у себя, он понял, что должен что-то делать. Был ли какой-то иной, помимо убийства, способ отделаться от нее так, чтобы она не сдала его полиции? Колхепп подробно поговорил с ней, вы­яснил все, что мог, и придумал план, по-своему почти такой же нежизненный, как план Джона Хинкли.

«Я не собирался использовать контейнер как клетку», - сказал Тодд на допросе. Но затем ему пришлось за­стрелить Джонни Кокси, угрожавшего ему ножом. После чего: «Я не знал, что мне с ней делать. Держать ее в кон­тейнере не хотел, там мои вещи были, и как с этим быть, было ни хрена непонятно. Запереть ее в нем вместе с мо­им оружием было бы не здорово. Сначала я слегка запаниковал, что мне с ней, на хрен, делать-то? Засунуть ее ту­да, вообще шлепнуть, что, на хрен, делать-то?»

Как мне кажется, повторы свидетельствуют о том, насколько дискомфортным было для него ощущение утраты контроля над событиями.

Я действительно верю, что Колхепп не хотел убивать Меган. Но он оказался перед лицом неразрешимой про­блемы. Убийство Джонни «реально меня напрягло, это была совершенно ненужная хрень. Да какого черта, я ж вам заработать даю, на хрена вы меня грабить собрались?»