4Жизнь убийцы – 2
1Переезд
С самого начала юного Кита Джесперсона сердил внезапный переезд семьи в штат Вашингтон. Город Села находился всего в четырех часах езды от Чилливака, но для двенадцатилетнего мальчика это с тем же успехом мог быть Бангладеш. «Я не хотел уезжать из Канады – никто из нас, детей, не хотел. Я знал каждое дерево в нашем лесу и каждый камешек в нашем ручье. Я знал, когда прилетает первый пересмешник и когда последняя утка улетает на зиму. Благодаря развозу газет у меня были карманные деньги. Чилливак был самым зеленым местом на земле. Села тоже была зеленой, но только в тех местах, где землю орошали. В паре километров от города начиналась пустыня. И военный испытательный полигон».
Годы спустя Лес Джесперсон объяснял переезд потребностями бизнеса и необходимостью сделать шаг вперед. «Ко мне обратилась группа производителей хмеля с предложением эмигрировать в США и заняться разработкой оборудования для них. Я открыл инженерное бюро в Мокси, маленьком городке в долине Якима. Городок окружали плантации хмеля, и там был большой спрос на анкеры, которые я изобрел. Я мог перевезти семью в шесть или восемь симпатичных городов поблизости, но выбрал Селу из-за школьной системы. Села была старомодным провинциальным городом, и я думал, что мои дети спокойно вырастут там без лишних соблазнов».
На Пасху 1967 года Лес перевез Глэдис и их троих сыновей и двух дочерей в дом с шестью спальнями, тремя ванными, гаражом на четыре машины, парадной столовой, огромной кухней, бассейном и бомбоубежищем. Дом находился в уютном пригороде, заселенном средним классом, и Кит вскоре понял, что их новые соседи мало чем отличаются от канадцев. «У мистера Хертеля были спортивный “Марлон” 1909 года и “Форд Т”». К югу от них жили Джонсы – они ездили на мотоциклах и снегоходах, а еще любили походы в горы. Мистер Холл работал на электрическую компанию, а его сын стал шерифом. Адамсы, Уорды, Уильямсы – все это были хорошие люди. Но я так и не привык считать Селу своим домом. Я чувствовал себя там гостем. Скучал по Джо Смокеру и Регу Рутли и по другим детям. Каждый раз, когда отец по делам ездил в Чилливак, я увязывался за ним».
Со своей неистощимой энергией Лес быстро благоустроил участок, соорудил сарай и другие хозяйственные постройки. Для детей предназначалась миниатюрная бревенчатая хижина, украшенная фанерными фигурками гномов.
В конце весны 1967-го, сразу после двенадцатого дня рождения Кита, мать записала его в шестой класс на последнюю четверть. Стандарты канадских школ были высокими, и внезапно Кит оказался впереди своих одноклассников в школе «Сансет». «Остаток года я просто бездельничал – в классе помалкивал, уроков не делал, ни в чем не принимал участия. Я просто присутствовал – чтобы не попадать в неприятности».
Долгое время он чувствовал себя посторонним, отчужденным – как будто дети в Селе были совсем другой породы. «Даже мультипликационные персонажи вроде Порки Пига и Супермена были мне ближе. Я никогда не дружил со своими братьями и сестрами, а теперь начал отдаляться и от мамы. Я ценил то хорошее, что она делала, но в глубине души считал, что она на вражеской стороне. Мама была единственным человеком на свете, кто мог помешать отцу лупить меня ремнем, но она не спешила за меня заступаться. Вот как все обстояло, когда мы переехали в Селу. Мы с Дюком были вдвоем против всего мира».
Даже своим соотечественникам-канадцам Кит казался чудаковатым, а в Америке его начали воспринимать как откровенно странного. В глазах американцев он был лесорубом Кануком из комиксов и с первого дня в новой стране не старался исправить этот имидж. «Никто не заговорил со мной, когда я впервые вошел в класс. Думаю, они ожидали увидеть громадного дуболома в снегоступах. Когда я назвал учителю свое имя, дети захихикали. Я подумал: Что такого смешного в имени Кит Хантер Джесперсон?
Я считался эмигрантом, иностранцем. Ощущение отчужденности было мне не в новинку, так что оно меня не смущало. Дети в Селе высмеивали мою одежду, мою обувь, мой акцент. “Эй, Кит, ‘дешь д’мой?” Они понятия не имели о канадском произношении. Если ты говорил не как они, тебя считали глупым. Я пришел домой и сказал маме, что у меня дефект речи».
Хорошенькая одноклассница Сандра Смит прозвала Кита Мелким в противовес его массивной фигуре и росту почти метр восемьдесят. Мальчишки вскоре начали дразнить его Ленивцем и Чудищем – помимо обычных унизительных прозвищ вроде Жирного, Халка и Пузана.
Младшая сестра Кита, Джилл, запомнила, что на прозвища он не обижался. «Пытался делать вид, что ему все равно. Не расстраивался и не плакал. Просто вел себя так, будто это игра. Его всегда дразнили, особенно его братья. Но после переезда он определенно изменился. Начал смеяться над всякими жуткими вещами, отвратительное считал забавным. В Канаде он никогда таким не был».
Кит старался не жаловаться на своих новых одноклассников. «Если бы я попытался, они придумали бы что-нибудь похуже. Прозвища в школе были у всех – не только у меня. Мама говорила моим братьям не обзываться, но они не слушались. Очень скоро все в школе дразнили меня. Это была еще одна причина, по которой я ненавидел своих братьев».
Учебный год в штате Вашингтон был на месяц короче, чем в Британской Колумбии, и Кит использовал свободное время, чтобы изучить новую территорию. «К середине лета мы с моим псом обошли все окрестности километров на семь от дома. Там были или фруктовые сады, или пустыня. Я не старался завести друзей. Решил, пусть идет как идет. Может, они как-нибудь появятся сами. Я познакомился с мальчиком по имени Том Хаггар (псевдоним) и иногда играл еще с несколькими детьми из моего класса, но у меня всегда было чувство, что я не вписываюсь в их компанию. Я был другой. И ничего не имел против. Я умел сам себя развлекать».
На лето отец поручил тринадцатилетнему Киту ирригацию их земель: он должен был открывать и закрывать оросительные каналы, строить земляные дамбы и поддерживать постоянный приток воды к лугу, где паслись лошади, принадлежавшие семье. Работа была тяжелой, и Кит затребовал у отца зарплату. «Местность там гористая, карабкаться по склонам трудно, и отец пообещал купить мне горный велосипед, если я буду хорошо справляться со своими обязанностями. Я в буквальном смысле рвал задницу за этот велосипед. Весной 1969-го отец отвез нас с братом в Якиму и купил красный велик «Хонда 90» для Брэда и желтый для меня. Я был вне себя от гнева! Я вкалывал как проклятый, чтобы получить велосипед, а Брэду он достался просто так.
Когда я пожаловался отцу, он велел считать это уроком. Он сказал: «И помни, я всегда могу забрать велосипед у тебя». Тогда-то я и начал понимать, что отец относится ко мне и к моим братьям по-разному. В каком-то смысле мы с ним были более близки, но с братьями он считался. Он уже строил планы, как отправит их в колледж. А я был в семье ломовой лошадью».
Несмотря на напряженность из-за велосипеда, Кит с отцом продолжали работать бок о бок. «Я любил моего отца, и от этого мне было тепло на душе. Предыдущий владелец нашего дома никогда не выбрасывал никаких металлических деталей, поэтому на полях мы постоянно находили проволоку и железки. Ограда нуждалась в починке. Да и у отца всегда был в работе какой-нибудь проект. Он был мастер на все руки, и очень скоро у нас появились верстаки, сварочный аппарат, токарный и сверлильный станки и газовый резак. Он научил меня сварке, обращению со станками, показал, как выкапывать дренаж, прокладывать трубы, рыть подвалы, строить дома – что угодно, связанное с деревом или железом. Отец был настоящим талантом! Терпением он не отличался, но научил меня практически всему, что я знаю».
2Дурное влияние
[Психопат] отличается извращенным чувством собственничества.
В седьмом классе средней школы в Селе Кит с дюжиной других мальчишек попали к директору за то, что кидались снежками. «Я был рад, что попался не один. Каждый мальчик, заходивший к директору в кабинет, выходил оттуда в слезах. Настал мой черед; директор велел мне наклониться. Он взял лопатку из фанеры с просверленными в ней дырками и ударил меня по заднице – всего один раз. Я так и стоял, нагнувшись, в ожидании продолжения, но он сказал: «Иди на следующий урок». Я сказал ему, что мне не больно и что если это и есть наказание, то я пойду и продолжу кидать снежки. Больше в Селе меня не наказывали ни разу. Год или два спустя школьный совет вообще запретил телесные наказания».
Однажды новый приятель Кита Том Хаггар познакомил его с воровством из магазинов. «Он сказал, красть легче всего из “Викинг Виллидж”: Просто засовываешь вещи в рукав и выходишь».
В пятницу вечером Том набрал там недешевых товаров вроде мелкого инструмента, висячих замков и перочинных ножей, в то время как Кит набил рукава конфетами «Херши Кисс», белковыми батончиками, жвачкой «Джуси Фрут» и шоколадками «Кит-Кат», которые делаются в Канаде. Тогда он впервые испытал то чувство, которое в дальнейшем будет его сопровождать при совершении преступлений, мелких и крупных. «Мне казалось, что все вокруг пялятся на меня, как будто знают, что я украл, хоть я еще и не начал».
В каком-то смысле это было правдой. На выходе из магазина воришек поймали и обыскали. Хозяин, Боб Мид, сказал, что следил за ними через одностороннее стекло. Единственное, о чем мог думать Кит, – отцовский ремень. В последнее время отец брался за него реже, потому что Кит почти сравнялся с отцом в росте, но такое нарушение наверняка повлекло бы за собой традиционную отцовскую порку. Кит не был уверен, что стерпит ее, – возможно, он даже сбежит назад в Чилливак.
Полицейские применили к нему наказание первыми. «Они провезли нас по школьной парковке, перед всеми детьми – объехали ее три или четыре раза по кругу, демонстрируя всем грязных мелких воришек. Потом нас отвезли в участок и сняли отпечатки пальцев. Капитан прочел нам нотацию – мол, такими темпами мы очень скоро окажемся в тюрьме. Велел самим рассказать родителям, что мы натворили. Сказал, если мы не расскажем, он посадит нас в изолятор».