Остаток времени на Фого я прибегал к той же самой фантазии о твари под сетями, когда кто-нибудь упоминал о моих проблемах с сексом. С течением времени я забыл шестнадцатилетнюю девушку и не мог вспомнить ее лица, но я навсегда запомнил эти обвислые груди мелового цвета с уродливыми синими венами.
Когда мы вернулись в Селу, я начал читать про секс и про то, что на самом деле происходит между мужчинами и женщинами. Я фантазировал, как возвращаюсь на Фого и начинаю все сначала. Надо было мне поиграть с ее большими голыми грудями, а не пугаться их. Надо было заняться с ней сексом. Мне было интересно, вырвалась ли она с острова.
Позднее в тот полный событиями четырнадцатый год своей жизни Кит все-таки сумел заняться сексом. С привычной позиции жертвы он описывал тот случай как изнасилование:
Отец повез меня на рыбалку на побережье Вашингтона, и в наш последний вечер я шел по пляжу и наткнулся на девушку восемнадцати лет, которая сидела возле костра. Мы посидели и поговорили, и она сказала, что я очень красивый и высокий. Мы поцеловались, и она начала снимать с меня одежду. Она взяла меня за руку и вставила мои пальцы себе внутрь, а потом сбросила плед и показала сиськи.
У меня встал, и она сказала: «Вот так мне нравится». Она уложила меня на спину и забралась сверху, достала моего дружка и скакала на мне, пока я совсем не вымотался.
Пока я провожал ее до ее пикапа, она сказала, что будет на том же месте следующим вечером, но мы с отцом наутро уезжали в Селу. В те выходные моя сексуальность по-настоящему раскрылась. Теперь я знал, каково это, когда тебя соблазняет влюбленная и разгоряченная женщина. Я долго не мог думать ни о чем другом.
6Познакомьтесь с Игорем
В 1969 году Кит со своими привычными двойками и тройками перешел в старшую школу Селы, и у него сразу начались конфликты с другими учениками. Как обычно, он принимал обидные школьные ритуалы на свой счет. «С новичков всегда сдергивали штаны перед девчонками, но я не знал, что это традиция. Я вошел в здание школы и увидел, что мой брат Брюс и еще десяток старших ребят дожидаются меня. Я сопротивлялся, отбивался и причинил достаточно серьезный ущерб, но они все равно спустили на мне штаны до щиколоток. Потом они с хохотом разбежались. Мне пришлось прямо перед всеми расстегнуть ремень и натянуть брюки обратно. Когда я сам учился в старших классах, то никогда не снимал штаны с новичков. Я не видел в этом ничего смешного».
Очень скоро Кит узнал, что репутация странного парня из средней школы шла впереди него. Ученики стали называть его Игорем или, сокращенно, Игом. «Это начал Брэд – просто как шутку. Но кличка прижилась. Мы все видели Игоря в фильмах про Франкенштейна, но я был высокого роста и не хромал. Какое-то время я думал, что они пытаются сказать, мол, наш отец доктор Франкенштейн, а я – его монстр, но это не имело смысла. В общем, я просто смирился – мистер Хороший Парень. Больше мне ничего не оставалось. Спустя какое-то время я вообще перестал ощущать себя в школе. Я как будто притворялся, что я в школе. Это был единственный способ как-то выживать».
Годы спустя Лес Джесперсон говорил про своего сына: «Его главной проблемой была излишняя уступчивость. Его можно было уговорить на что угодно. И другие этим пользовались».
В школе у Кита постоянно просили взаймы и никогда не возвращали долга. Он стал постоянной мишенью для розыгрышей. Хотя ростом он был выше всех остальных в классе, Кит обычно уступал, а не давал сдачи. Одноклассник вспоминал: «Он мог проявить смекалку, когда было надо, но потом выкидывал очередную глупость. Он был или слишком добр, или слишком зол, слишком щедр или слишком прижимист. Никогда посередине. Родители заставили его открыть счет в банке, и через несколько месяцев у него возникла по нему задолженность. Он выписал слишком много чеков другим ученикам. Он часто проявлял щедрость, а в следующий миг совершал что-нибудь жестокое и отвратительное. Мне всегда казалось, что он не контролирует себя, что у него какое-то повреждение мозга. Именно так он себя вел».
Когда Кит заметил, что девочки в старшей школе увлекаются спортсменами, то записался в команду по американскому футболу. С виду он был прирожденным атлетом – два десять роста, сто килограмм, крепкие мышцы. На первой же тренировке «Викингов» он попал в неприятности. «Тренер хотел поставить меня в защиту – дурацкая позиция. Выпуская меня на поле, он сказал мне: “Убей их, Кит”. Я ответил: “Тренер, я не буду никого убивать”. Он сказал: “Ладно, просто дави их изо всех сил”. Я ответил: “С моими размерами, тренер, я могу навредить членам собственной команды”. Он сказал: “Сынок, если не будешь делать, что я говорю, на поле я тебя не выпущу”».
Несколько игр Кит сидел на скамье запасных, прежде чем его выпустили на поле. «Тренер велел мне обезвредить нападающего противников. Он сказал: “Если толкнешь его изо всех сил, займешь постоянное место в команде”. Я побежал на нападающего и толкнул его так, что сломал ему ногу. Потом я ткнул квотербека головой в грудь и сломал ему два ребра. Меня вывели из игры.
Тренер сказал: “Отличная работа, Кит”. Я подумал: Я едва не убил того парня, меня вывели из игры и… это отличная работа? Я сказал тренеру, что не хочу играть, если он собирается просто использовать меня как таран.
На следующей игре я сидел на скамье запасных. Я оставался в команде еще некоторое время, но мое сердце уже не лежало к американскому футболу. Я так и не смог понять, зачем команде надо играть вместе. Мне это казалось неестественным. Я был одиночкой. У тренера был свой способ унизить меня. Входя в раздевалку, он орал: “Здорово, парни!”, а потом добавлял: “Привет, Кит”. Когда он злился, то называл нас бабами или девчонками. Думаю, ему казалось, что это нас мотивирует.
Я сказал ему, пусть попробует и назовет меня девчонкой в лицо, но он не стал этого делать. Я знал, что он больше не поставит меня в игру, поэтому перестал стараться и попал в запасной состав. Отец никогда не приходил на наши игры. Мама изредка бывала на них. Они оба ходили смотреть, как играют мои братья, но то, что делал я, их не волновало».
Дружбы Кита тоже продолжались недолго. Другие ученики вспоминали: «Никто не мог терпеть его нытье. В каком-то смысле он был неплохим парнем, но казалось, будто у него постоянно зубы болят. Большинство ребят не хотели с ним связываться».
7Алкоголь и зефир
Время от времени в своих мелодраматических воспоминаниях о детстве Кит упоминает и моменты радости. «Да, бывало, мы веселились. Не только работали. Отец позволял нам владеть лошадьми, и я состоял в конных клубах “4-H” и “Горячие всадники Селы”. Я участвовал в шоу на ярмарке в Якиме и получил несколько вымпелов, но гораздо меньше, чем мои сестры Джилл и Шерон. Мы охотились на оленей на лошадях, но такой стиль мне не нравился – это для лентяев. Я предпочитал выслеживать добычу, передвигаясь на своих двоих, и стрелять в нее из лука.
Летом по выходным отец устраивал вылазки на реку Литтл-Нэчес. Днем мы катались на лошадях по горам, а ночами пели песни у костра и жарили зефир, пока отец напивался со своими приятелями. Иногда он возил нас в Гуз-Прери в своем трейлере, и я рыбачил в Америкен-ривер».
Кит считался в семье самым удачливым рыбаком. «Когда доходило до рыбалки, – вспоминал позднее его отец, – он уделывал нас всех. У него было невероятное терпение, и он всегда возвращался домой с рыбой. Много раз у нас бывали роскошные ужины с лососем или форелью – благодаря Киту. Ловля рыбы – единственное, с чем он хорошо справлялся».
Чересчур крупный подросток гордился статусом лучшего рыбака в семье и позднее хвастался этим. Однако его рассказы о счастливых временах терялись в потоке бесконечных жалоб – косые взгляды, обидные прозвища, несправедливость, жестокое обращение, непонимание, неравенство, невыполненные обещания, невозвращенные долги, отклоненные просьбы. «Озеро Римрок было нашим любимым местом для катания на водных лыжах. Я едва не утонул, когда поехал туда с Брюсом и Шерон. Они бросили мне трос, и тот петлей запутался у меня на шее. Я не успел распутать его, как Брюс завел моторку и проволок меня метров пятьдесят по воде, пока Шерон не заставила его остановиться.
В другую поездку Брюс привез для меня “коня” – видимо, надеясь научить меня лучше кататься. “Конем” называли стул с прикрепленными к нему водными лыжами. На крутом повороте я свалился с него. Они предлагали снова меня подцепить, но я сказал “нет, спасибо” и поплыл обратно к берегу вместе с конем. Это было все равно что плыть на инвалидном кресле».
Весь свой жар рассказчика Кит расходовал на жалобы по поводу несправедливости, обид и потерь. «В одну из наших охотничьих вылазок Брэд ехал на моей лошади Доун, когда она, отпрянув назад, наткнулась на острый камень и перерезала переднее сухожилие. Отец поскакал разобраться, в чем дело, а когда вернулся, у него была при себе ее упряжь – он избавил лошадь от страданий. Я обвинил во всем Брэда, и мы сцепились. Он швырнул в меня лопатой, и мне потом наложили на пальцы швы. Брюс позже побил Брэда за то, что он меня ранил. Но я сам ему не мстил. Держал все внутри. Никто не вернул мне деньги за мою лошадь.
Моя младшая сестра Джилл любила лошадей и каждый день каталась, если была такая возможность. Как-то зимой она вывела Флику на заледенелую тропинку, лошадь повалилась на нее и переломала ей все пальцы на одной ноге. Мама нашла меня на фабрике, где мы делали анкеры, и попросила съездить за сестрой на поле. Я взял тележку, чтобы довезти Джилл до маминой машины. Мне было приятно, когда меня звали на помощь. Так я ощущал себя частью семьи. Но это происходило редко».
8Любители вечеринок
На работе и в свободное время Кит постоянно сталкивался с алкоголем. Ему нравилось выпивать, но не нравилось ощущение потери контроля. «Я рос в семье, где любили выпить и повеселиться. В Канаде мать с отцом состояли в клубе “24 шляпы”: это было объединение из двенадцати супружеских пар, которые встречались, чтобы напиться и хорошо провести время. Пил обычно отец, а мама просто ходила с ним. В Селе отец придерживался “политики открытых бутылок”: мы, дети, могли пить все, что имелось дома. Отец считал, что лучший способ воспитать в нас спокойное отношение к алкоголю – не делать из него запретный плод. В моем случае это сработало.