Кит выпустился 161-м из 174 учеников. Его средняя оценка была 1,72, а IQ – 102. С поврежденной ногой Королевская конная полиция казалась несбыточной мечтой.
Семья Джесперсон мало что может вспомнить о планах среднего сына на жизнь после школы. Лес говорил, что для колледжа Кит не годится, да и сам Кит считал так же. «Эта тема даже не поднималась. Сама мысль казалась смехотворной. Кит и школу-то окончил с трудом».
По воспоминаниям младшей дочери Джилл, Кит никогда не заговаривал о колледже. «Думаю, он всегда хотел помогать отцу. Это был его выбор». Другие члены семьи в этом не так уверены.
В версии Кита отец, как обычно, предстает законченным злодеем. «Мои сестры знали, что я сердит на отца, и спрашивали, почему я не уезжаю из дома. Я подумывал пойти в армию, но папа сказал, что я попаду во Вьетнам. Я ответил: “Пап, я хочу пойти. Я чему-то научусь”. Он продолжал твердить: Нет, ты не сможешь. Когда слышишь это регулярно, сам начинаешь верить».
Я подал заявление в Колледж Западного Вашингтона, рассчитывая на спортивную стипендию – собирался выучиться на охотоинспектора. Мне сказали, что меня примут – но без стипендии. Я спросил отца, заплатит ли он за мое обучение, но тот ответил: “Охотоинспектор? Этим не заработаешь, Кит”.
Брэд в то время оканчивал инженерный факультет, а Брюс готовился к поступлению в колледж. Они оба уехали в Университет Вашингтона. Шерон получила диплом по сестринскому делу в государственном колледже Якима-Вэлли. Джилл изучала электронику в государственном колледже в Эдмондсе близ Сиэтла. Отец сказал, что сможет отправить меня в колледж позднее. А потом забыл об этом.
В те дни он сильно пил. Начинал уже в десять утра – с рома с колой. К ужину был пьян вдрызг. Он возил одну бутылку у себя в пикапе и еще одну в нашей машине. Если кто-нибудь жаловался, он всегда говорил: “Я могу бросить в любой момент”. Он пил до тех пор, пока это едва не убило его. Возможно, потому он и забыл послать меня в колледж».
Кит переехал в квартиру в городе вместе с одноклассником и устроился на работу заправщиком. Боли в ноге и отек не проходили, и мать отвезла его к специалисту. «У меня диагностировали разрыв связок стопы и сделали укол кортизона прямо в пятку. Когда я вышел из кабинета врача, то упал в обморок посреди улицы. Пришлось вернуться назад и подождать, пока голова перестанет кружиться.
Мне надо было носить специальный супинатор, и осенью мне сделали первую из трех операций на стопе. Для реконструкции свода хирург использовал фрагменты кости из моего бедра. После той операции я три месяца хромал на костылях. Отец выделил мне легкую работу в подвале – на деревообрабатывающем станке. Потом ему пришло в голову подать в суд на школьный совет, и мы тратили массу времени, ходя по судам и адвокатам.
Отец начал строительный бизнес, купив мини-экскаватор “Джон Дир 310” и старый десятиметровый самосвал. Он собирался превратить часть наших земель в трейлерный парк и сдавать там места в аренду. Когда я смог ходить без костылей, он поручил самосвал мне. Это был переделанный армейский грузовик, ржавый, выкрашенный красной краской, с двумя осями. У него была пятискоростная коробка передач и подключаемый полный привод. Когда я ехал на нем по Венас-роуд, все таращились на меня, словно я за рулем гоночного “Корвета”.
Мне надо было многому научиться – например, как распределять нагрузку на оси и избегать штрафов за перевес. Как-то раз патрульный на Шестнадцатой авеню велел мне свернуть на склад Бекинса для весового контроля. Он поехал вперед, чтобы настроить весы.
Я посмотрел, как он разворачивается и уезжает в сторону Первой улицы. Я быстро помчался к месту доставки, разгрузил камни и на пустом грузовике доехал до Бекинса. Патрульный спросил, где мой груз, а я сказал, что доставил его на стройплощадку. Я сказал: “Извините, офицер, но вы говорили, что хотите взвесить мой грузовик. Если вы хотели взвесить груз, надо было так и сказать”. Ему пришлось меня отпустить. Таким штукам тебя никто не научит.
Очень скоро тот грузовик стал моей страстью. Я мог кататься на нем хоть весь день. Но у отца нашлась для меня другая работа».
Отец научил Кита разбивать экскаватором слежавшийся грунт, песчаник и камни, чтобы расчистить площадку для будущего трейлерного парка. Сначала Лес внимательно следил за сыном, но довольно скоро начал оставлять Кита одного. «Мне было приятно. Я всегда гордился тем, что быстро учусь. Отец решил остановиться на тематике вестерна и сказал, что назовет это место трейлерный парк “Серебряная шпора”. Он сказал: “У нас будет сотня участков. Со временем я отойду от дел, и управлять будешь ты”.
Я был горд тем, что отец мне доверяет. Возможно, не так уж и плохо не попасть в колледж. Мне всегда нравилось работать с отцом. Мне не приходило в голову, что никто другой не мог бы справиться с этой работой, – я осознал это гораздо позже. Отец хорошо меня обучил».
В один из выходных отец попросил у Кита одолжить его мотоцикл «Хонда 750». «Я обещал маме не давать отцу ездить на нем, потому что она боялась, что он свернет себе шею. Прямо перед мамой он сказал: “В чем дело, Кит? Ты не доверяешь своему старику свой байк?” Я ответил: “Ладно, пап, но пообещай, что не будешь ездить пьяный”».
Когда Кит вернулся из двухдневной поездки на охоту, мать сказала: «Я же просила тебя не оставлять здесь свой чертов мотоцикл!» Лес был в критическом состоянии, с травмами внутренних органов. Он потерял управление на повороте и слетел в канаву.
Несмотря на натянутые отношения, Кит не мог представить жизни без отца и в панике помчался в больницу. «Отец был весь в бинтах и трубках. Он едва мог говорить. Он прошептал: “Кит, я беспокоюсь насчет байка”. Я сказал: “Брось, пап, беспокойся лучше о себе. Байк можно починить”. Он ответил: “Меня не это волнует. Поезжай назад и избавься от бутылки, пока страховщики до нее не добрались”.
Я поехал к фермерскому амбару, куда временно оттащили разбитый мотоцикл, и нашел бутылку виски “Сигрэм” с остатками на дне и упаковку из шести банок пепси – одна была наполовину полной. Я понюхал ее: пахло виски и колой. Я знал, как они пахнут. Я снял обтекатель и разбрызгал вокруг багажника бензин, чтобы скрыть запах.
Двадцать минут спустя приехали копы, осмотрели байк и разрешили мне его забрать. Фермер помог мне поднять его в кузов пикапа с помощью переднего погрузчика. Я вернулся назад к отцу и спросил, почему он нарушил обещание. Он сказал: “Я не пил, Кит! И не поднимай больше эту тему. Какой-то водитель столкнул меня с дороги – он ехал на зеленом «Тандерберде 68». Я не пил!”
Я знал, что это чушь собачья, но позволил ему договорить. Он сказал, что какое-то время не сможет работать и за наш бизнес придется отвечать мне. Он пообещал хорошо заплатить. Когда я приехал домой, мама сказала, что я буду ей нужен, и я снова переехал к родителям. Отцу пришлось носить повязку на глазу, и он заставил меня продать мотоцикл. Сказал, что видеть его не может. А деньги от продажи пошли на уплату семейных счетов.
Сегодня он говорит людям, что у меня храбрости не хватило пойти своим путем и я вернулся под крылышко к маме с папой. Это неправда – они сами меня попросили. Ему долго пришлось ходить с повязкой на глазу, и врачи сказали, что если он не бросит пить, то не проживет и года. Он говорил, что завязал ради мамы и нас, детей, но на самом деле ему просто не хотелось умирать.
Пока отец не мог работать, я вкалывал семь дней в неделю от зари до темна, а порой и позже. Так я жил почти год. У меня было странное чувство, что я не совсем человек – скорее один из отцовских инструментов, аксессуар. Из-за глаза отец не мог управлять строительной техникой.
Когда мне потребовалась новая операция на стопе, пришлось продать наш экскаватор. Отец сказал, что не беспокоится – трейлерный парк “Серебряная шпора” сделает нас богатыми людьми».
13Поцелуй свидетельницы
К осени 1974 года Кит бросил всякие попытки завязать постоянные отношения с девушкой и поспорил со своим приятелем Билли Смитом, что они оба не женятся до тридцати лет. Он списывал это на отсутствие обаяния и утонченности и ограничивался легким флиртом. В девятнадцать лет он считал, что длительные отношения – не для него.
Глупая ошибка повара в ресторане быстрого питания заставила его меньше чем за неделю изменить свое мнение. В «Лэриэт Барбекю» в Северной Якиме он познакомился с Роуз Перник – семнадцатилетней ученицей старшего класса школы. Она была темноволосая, симпатичная – пятьдесят килограмм дружелюбия и шарма. Роуз выросла в сталелитейном городке Восточный Чикаго, Индиана, и говорила со среднезападным акцентом.
Познакомились они случайно. «Я заехал в “Лэриэт” около полуночи и заказал большой лэриэтбургер и шоколадный коктейль. Пофлиртовал с Пэм, официанткой, которая вечно отказывалась сходить со мной на свидание, а потом поехал домой в Селу. Но когда я откусил бургер, то понял, что в него забыли положить котлету, так что я вернулся назад, но Пэм уже ушла. Я спросил ее лучшую подружку Роуз: “Эй, как насчет мяса в моем бургере?”
Она рассмеялась, и мы немного поболтали. Она вроде заинтересовалась мной. Я позвал ее на концерт Бигхорна в театре “Капитолий”. Сначала она отказалась, но я приехал еще раз, а потом еще, и она дала согласие. Я не мог поверить, что иду на настоящее свидание и что это была моя собственная идея.
Отец одолжил мне для свидания свой “Блейзер”, и я едва не разбился, когда ехал по мосту Твин. Какая-то машина подрезала меня, и “Блейзер” развернуло на дороге. У меня возникло нехорошее предчувствие – как будто я совершаю ошибку. Я припарковался на Первой улице и почти двадцать минут решал, идти или нет. Но в конце концов я зашел за Роуз, потому что уже купил билеты. На концерте я поцеловал ее, а потом поцеловал еще раз, когда высаживал возле дома.
Первые пять или шесть свиданий она не позволяла мне зайти к ней. Ее мать мне не доверяла. Мама говорила, чтобы я не женился подольше, но отец повторял, что мне надо остепениться и завести жену. Мне казалось, он думает, что если я женюсь на местной девушке, то останусь в Селе и буду работать с ним.