сть на фуры».
После трех недель работы он поехал на своем «Плимуте» обратно в Якиму, навестить семью. Роуз все еще решала вопрос с финансами и сказала, что присоединится к нему не раньше чем через месяц.
Кит был только рад вернуться в Элкфорд без семьи. Он прекрасно чувствовал себя среди канадцев и завел себе новых друзей. Он вступил в байкерский клуб под названием «Шелк и перчатка». В субботу вечером пошел на пивную вечеринку с коллегами по шахте, но решил больше этот опыт не повторять. «Я понял, что в барах могу вести себя несдержанно. Пьяным я себе не нравился – точно так же мне не нравился мой отец, когда выпивал.
Я работал четыре дня через четыре, и у меня оставалось достаточно времени на развлечения. Я ходил с другими одинокими парнями играть в бильярд и дартс. Участвовал в турнирах по криббеджу. Встречался с женщинами и имел массу шансов заняться сексом, но оставался верен Роуз. Ездил домой с визитами, но всякий раз торопился обратно. Я скучал по холостяцкой жизни в Канаде.
На воскресной ярмарке в Якиме какой-то клоун подскочил к Роуз и поцеловал ее. Отец сказал: “Это научит тебя уделять жене больше внимания”. Мне было плевать. Я не мог дождаться, когда поеду назад на север. И меня не волновало, что там отец говорит.
Роуз с детьми присоединились ко мне в Канаде на Четвертое июля 1981-го. К тому времени я отвык от роли молодого мужа и хорошего отца, переключившись на роль холостяка. Я приходил и уходил, когда захочу. В первые выходные после их приезда я отправился покататься на мотоцикле с новым другом Лу Льюисом, а семью оставил в Элкфорде. В следующие выходные мы с байкерским клубом решили прокатиться на горячие источники. Когда я вернулся домой, Роуз была вне себя: “Как насчет меня и детей? Почему ты нас никуда не берешь?” Я едва слушал ее. Мне казалось, что я достаточно работаю и заслуживаю немного веселья».
Холостяцкий стиль жизни закончился после того, как семья переехала в двухкомнатную квартиру. «Роуз не собиралась мириться с моим отсутствием, а я не мог рисковать разлукой с детьми. Со всеми остальными я всегда испытывал отчуждение, но был очень близок с Джейсоном, Мелиссой и Кэрри. Я помнил, какой холодной всегда была мама, и старался не повторять ошибки своих родителей.
После того как Роуз сказала, что не собирается сидеть дома и вязать свитера, как мама, я вернулся в режим “отца и мужа”: возился с детишками на полу, устраивал пикники на Маккензи-ривер и вылазки в горы. Хорошо было и то, что отец не указывал мне, что делать. Все шло прекрасно – кроме секса. Роуз более чем хватало одного раза в неделю, а мне требовался один раз за ночь. Иногда я доходил до того, что запирался в ванной – женатый мужчина! – чтобы мастурбировать».
Арендная плата за квартиру составляла 983 доллара в месяц, другие расходы тоже были значительными, поэтому Кит поступил еще и в отдел сварки, учеником. «Вот где крутились денежки! Очень скоро я уже получал шестнадцать баксов в час и работал шесть-семь дней в неделю, по двенадцать часов в день. У нас с Роуз было немало неоплаченных счетов, так что приходилось перерабатывать. За первые два месяца сварщиком я заработал почти десять тысяч долларов. Я купил всем подарки. Купил старый грузовик моего брата и пригнал его обратно в Канаду, купил себе дорогой лук фирмы “Дженнингс” и набор стрел. Мы с Роуз были настоящей семьей. Я наконец-то приспособился к женатой жизни. А потом все рухнуло».
5Вор
Как обычно, Кит нашел извращенный способ обвинить своего отца в неприятном повороте в своей жизни. «Меня всегда легко было сбить с пути, особенно если я рассчитывал остаться безнаказанным. На шахте рабочие воровали оборудование и продавали его. Я видел, как они выносили инструментов на тысячи долларов. Один мой босс крал детали от грузовиков и очень скоро уже ездил на новеньком “Шевроле”. Все таскали батареи и фонари, дождевики и ботинки, и очень скоро я тоже начал.
Отец собирался приехать к нам в гости, и я хотел порадовать его – как всегда. Каждый месяц или около того он являлся к нам, рассчитывая на роскошный прием. Ничего нового – он всегда был таким. Он не мог контролировать моих братьев и сестер, поэтому сосредоточился на мне. Но тот раз изменил всю мою жизнь».
Годы спустя Лес Джесперсон вспоминал, что предшествовало инциденту. «Я открыл сварочную мастерскую в Якиме, и однажды, когда работал, раскаленные искры попали мне на шею и оставили ожог. Разговаривая с Китом по телефону, я сказал: “Было бы здорово заполучить те дорогие кожаные щитки, как у вас, ребята, чтобы закрываться от этих чертовых искр”.
Я никогда не винил сына за то, что он сделал. Он просто хотел угодить своему старику. Я всегда думал, не связано ли это как-то с убийствами, которые он совершил потом. Может, он и тогда пытался по-своему впечатлить меня? С самого детства этот мальчик делал странные вещи».
Кит начал искать щитки Лесу по размеру. «Отцу следовало сказать мне, чтобы я не беспокоился, но он только заметил: “Смотри не попади в неприятности, сынок”. Мои щитки были ему велики, но приятель раздобыл мне комплект поменьше. Я решил вынести их в ящике со своими собственными, когда буду сдавать их в чистку.
Когда я шел мимо сторожевой будки, охранник крикнул мне: “Стой!” Я забежал за угол, бросил щитки и вернулся назад. Охранник прошел по моим следам и нашел ящик. Он записал мой номер – 901680, – и сказал, что доложит на меня.
Возвращаясь в город на автобусе, я испытывал то же отвратительное чувство, что и всегда, когда совершал что-то плохое: будто вся вселенная на меня смотрит. Точно так же я себя чувствовал, когда стащил конфеты из магазина Мида.
Когда я сказал отцу, что меня поймали на краже щитков для него, он ответил, что я совершил ошибку, но признаваться в ней не должен. “Отрицай все, – настаивал он, – и просто увольняйся. Ты всегда найдешь себе другую работу”».
Компания предложила Киту сделку. Если он признает вину и больше его ни на чем не поймают, через год обвинение будет снято. «Отец сказал: “Не соглашайся. Возвращайся домой. Если останешься в Фординге, все будут смотреть на тебя как на вора”. Я подумал, что он просто старается заманить меня обратно в Селу. Если бы я не послушался его совета, то до конца жизни держался бы подальше от любых неприятностей. Но я положился на его мнение, а не на свое. Я задрал нос и стал все отрицать. И оказался без работы».
6Удержаться на плаву
Два года Кит кочевал по Канаде, переходя с работы на работу, и все были хуже той, которую он потерял из-за кражи. Чтобы избежать косых взглядов, он перевез семью за двести километров к востоку в Летбридж, Альберта, и устроился водителем в компанию «Биг Хорн»: выполнял ночные рейсы до Калгари и обратно на грузовике «Мак», а днем работал сварщиком за небольшую зарплату, казавшуюся еще меньше из-за обесценивания канадского доллара.
Потом ему подвернулась работа мечты: дальнобойщиком на полуприцепе «Петербилт» с двигателем «Катерпиллер» на четыреста лошадиных сил, двенадцатитонным погрузчиком и сцепкой, способной утащить целый дом. Он наслаждался мощью, которой управлял собственными руками, переключая девятиступенчатую коробку передач. У грузовика с прицепом было двадцать шесть колес, и он мог перевозить до 95 тонн. «Я снова был на вершине – работа всей моей жизни. Я справлялся с ней играючи».
Его уволили спустя восемь месяцев.
Дочь, Кэрри Мари, родилась 17 марта 1983 года, и теперь у Кита в семье было пять человек. Он устроился в строительную компанию, потом перешел в другую, одновременно управляя жилищным комплексом в обмен на пятидесятипроцентное сокращение арендной платы, составлявшей 425 долларов в месяц. «Я хватался за любую работу, потому что потерял уважение к себе. Я стольким людям солгал насчет того, почему меня уволили в Элкфорде, что почти поверил в собственную ложь.
Потом кто-то уговорил меня попробовать свои силы в местной боксерской команде. В Селе я немного занимался боксом, но отец велел мне о нем забыть – я, мол, слишком медлительный. Но теперь его не было рядом, и я вступил в клуб “Золотые перчатки Альберты”, участвовал в местных турнирах и получал массу удовольствия, хотя обычно проигрывал. Я выступал в тяжелом весе, но поскольку работал в дорожном строительстве, быстро похудел со ста пятнадцати килограммов до ста. Я начал чувствовать себя лучше. Девушки снова заглядывались на меня, даже когда Роуз была рядом. Ей это не нравилось, а мне – очень даже. Здорово было находиться в центре внимания, пусть даже в обычных барах. Я больше не издевался над животными. Не устраивал пожаров. Я говорил себе, что никогда в жизни не покину Канаду.
Но чем лучше жилось мне, тем больше жаловалась Роуз. В Альберте слишком холодно, люди очень отсталые, она скучает по матери, детям тяжело учиться в школе, бла-бла-бла. Когда она в очередной раз завела свою песню, явился отец и сказал: “У мамы рак лимфатического узла, сынок. Может, она проживет подольше, если вы с детьми переедете назад, чтобы она могла их видеть”.
Это было все, что Роуз хотела услышать. Она забирает детей в Вашингтон – со мной или без меня. Несколько дней я с ней спорил, но в конце концов сдался. К этому времени я уже не любил Роуз, но очень любил своих детей.
В июле 1983-го я перевез Роуз, Мелиссу, Кэрри и Джейсона в Якиму и поселил в небольшой квартире. Все наше имущество поместилось в прицеп к моему “Доджу Монако” 1978 года. У меня не было даже мотоцикла.
Я устроился на работу сварщиком за восемь долларов в час – на четыре меньше по сравнению с Сиэтлом. Я проработал там пять недель, а потом перешел водителем грузовика в “Сталь Джерри” в Якиме: привозил металл и увозил готовые изделия. Иногда я перевозил медь, латунь и алюминий, а по выходным отгонял полный грузовик старых газет на переработку в Орегон-Сити. Бывало, за ночь я спал не больше двух часов. Нам нужны были деньги.
Когда мой доход достиг 850 баксов в неделю, Роуз заговорила о том, чтобы съехать с квартиры. Она всегда хотела владеть домом. Я уговаривал ее подождать, пока не укреплюсь на работе дальнобойщика, но она настаивала и уже начала искать мобильные дома. Я возвращался домой в пятницу вечером или в субботу утром, а она тащила меня их смотреть. Роуз говорила: “Мы можем себе это позволить, Кит! Конечно, можем”. Я отвечал, что у нас еще не отложено нужного количества денег, но тут вмешался отец – опять он! – и предложил дать взаймы. Контроль, всегда контроль! Что я мог сказать?