И тут я припомнила, что рассказал мне дед про Виолетту. Надо сейчас все вопросы задавать – когда еще Руслана так напьется в моем обществе?
– А у Виолетты был роман с Костей? – спросила я с самым наивным видом.
Казалось, Руслана меня не расслышала.
– Больше всего сейчас меня пугает то, что Виолетка повторяет мою судьбу, – сказала она тоскливо. – Этот Артур всю жизнь мне перепоганил, каждый день. А теперь я только и жду, что наследства от старого пердуна. Думала, хоть у Виолетки будет другая жизнь. Но видно, не выйдет. Моя дура влюбилась в сына Артура!
– Вот это да! – делано удивилась я, еще не понимая, что узнаю потом.
– Ну, представляешь?! – Руслана горестно воздела руки. – И это уже больше двух лет длится. Я запретила им встречаться и Артуру сказала, чтобы его пацан от моей девочки подальше держался. У нас же тут два года назад скандал был: Виолетка забеременела от него.
– От Кости?
– Господи, нет! Это я уговорила ее переспать с Костиком, а потом сказать, что беременна от него. Мы бы потом соврали, что ребенок семимесячным родился. Дед с бабкой не догадались бы, что на самом деле произошло. А беременная она была от Тигранчика, сына Артура. Но дед велел аборт делать…
– Так Виолетта в Костю не была влюблена?
– Да ну, зачем он ей?!
15
К себе я возвращалась очень подшофе. К счастью, Альхана в коридоре не было, а то я бы снова рухнула на пол. Зато возле моей двери стоял человек. Он обернулся, и я узнала Никиту.
– Нета, – сказал он тихо. – Я к тебе.
– Никита, надо спать, поздно уже.
Но он сделал шаг в мою сторону и обнял меня. Его губы искали мои губы, его руки шарили по моему телу. Я оттолкнула его.
Грубость своих действий попыталась смягчить словами:
– Я все понимаю, но не могу. Мне сейчас очень нехорошо, понимаешь? Моя сестра…
Никита уронил руки, вид у него был подавленный.
– Пожалуйста, иди спать, – уговаривала я его. – Давай завтра спокойно поговорим обо всем.
– Ты меня не любишь? Но мне показалось…
– Тебе показалось.
Понурившись, Никита пошел по коридору прочь. Я вошла к себе, плотно захлопнула дверь, нажала собачку на замке и еще раз проверила – не откроется ли замок, если кто-нибудь попробует повернуть ручку.
Потом умылась и рухнула в постель. Неожиданно для себя самой, я быстро заснула. И всю ночь, до самого утра мне снился мой самый частый кошмар со времен смерти родителей: я иду в кромешной тьме по узкому земляному лазу, ощущая, что с каждым метром вглубь он все больше сужается.
…На следующий день после обеда к деду приехали из милиции. Илья, которого Виктор Иванович позвал послушать их отчет, потом похвастался, что в поместье прибыло целых два полковника и майор. В том, что деду оказали подобную честь, не было ничего удивительного – старик Цирулик, даже будучи на пенсии, имел в гродинском обществе заметное влияние: почти все нынешние высокие чины в администрации города и области, включая и силовые структуры, были воспитаны и продвинуты на свои посты именно его уверенной рукой.
Никита, Андрей Викторович и я в это время сидели в гостиной. Мы специально остались там, в надежде, что Илья принесет нам новости. Не знаю, почему в этих новостях так был заинтересован отец Евстратий, но я была уверена, что мне надо держать ушки на макушке. Никита, который сегодня снова не поехал на работу, очень сердился, что дед не позвал его в свой кабинет, но сунуться туда не решился.
Илью мы ждали с час, развлекаясь телепередачами и обрывками сериалов. Когда он спустился в гостиную, я выключила ящик. Выглядел Илья сосредоточенным и задумчивым.
– Илья Александрович, что рассказали менты?
На Никиту было жалко смотреть. К своим двадцати пяти он должен был научиться хоть как-то камуфлировать переживания, но в данный момент это у него не получалось. Я бы, наверное, постаралась как-то поддержать парня, останавливали меня только воспоминания о его вчерашней выходке.
– Расследование еще не закончено, – докладывал нам Илья. – Совершенно точно, что Эльвира застрелилась. Самый большой вопрос – где Эля раздобыла пистолет? Точно ясно только одно. Твоя мама, Никита, умерла в час ночи, экспертиза подтвердила мои показания о том, что выстрел прозвучал в час ночи. Интересно иное: эксперты выяснили, что у твоей матери, Никита, не было рассеянного склероза. Она была на редкость здоровым человеком.
Никита опустил голову:
– Я знал одну вещь… Мама отвозила Косте какие-то деньги. Я спрашивал у нее – что это значит, но она только отмахивалась.
– Я думаю, – перекрестившись, сделал вывод Андрей Викторович, – Эльвира платила Костику за поддельные заключения врачей, благодаря которым папа не прогонял ее из «Теремка».
– Да, это так, – кивнул ему Илья. – Нета, пойдем прогуляем Альхана.
Это была не просьба, а распоряжение.
– Как ты уже догадалась, кое-что мне при других говорить не хотелось, – сказал Илья, когда мы вышли из дома.
– Что? – спросила я, наблюдая за плясками Альхана у шиншиллового забора.
– Твоя сестра, – чуть смущенно произнес Илья, поежившись. – Она была убита из того же пистолета, что и Эльвира. То есть из того пистолета, из которого застрелилась Эля.
– Значит, у Эльвиры был пистолет… И она застрелила…
В моей голове сложился сюжет: свекровь убивает невестку и случайно стреляет в своего сына, а потом везет его в больницу и оставляет там, в надежде, что сыну помогут. Умирающая невестка ее не заботила. Все это на Эльвиру было не похоже, но ведь и такое может быть!
Мы стояли посередине двора и смотрели друг на друга.
– Илья, в чем дело? – На пороге дома возникла худая фигура Никиты. Он с подозрением наблюдал за мной и моим собеседником. В том, как он смотрел на нас, я различила и ревность, и беспокойство.
– Ну… – замялся Илья, оборачиваясь к нему.
– Из пистолета твоей мамы были убиты Вета и Костя, – ответила я.
Услышав это, Никита двинулся к нам, будто мы потянули его за ниточку. Он достал из кармана вельветовых брюк листок бумаги и протянул его мне. На листке было написано:
«Я, Эльвира Томская, убила своего сына и его жену. Я раскаиваюсь и прошу меня простить».
Илья, бесцеремонно прочитав записку через мое плечо, взял ее из моих рук.
– Отнесу это следователям, – сказал он.
Никита схватил его за руку:
– Нет, Илья! – Он почти кричал, не думая, что может привлечь к себе слишком много внимания. А ведь следователи еще были в доме. – Я умоляю тебя, не надо. Я не могу позволить, чтобы знали… Пусть это останется между нами. Прошу, Илья. Она сделала это, но ведь она и себя наказала.
– Но за что? Почему Эльвира убила сына? – недоумевала я.
Как Никита мог поверить, что его мать способна на такое?
– Я думаю, что Костя отказался давать ей фальшивые заключения или потребовал слишком много денег…
Звучало неубедительно, и я не смогла промолчать:
– Неужели же Эльвира так разозлилась, что заранее где-то разыскала пистолет, целенаправленно встретилась с сыном и застрелила его и невестку? Или у Эльвиры в день убийства пистолет в сумочке оказался случайно?
– Мне тоже кажется, что Эльвира не могла застрелить своего сына. А предсмертную записку наверняка подложил убийца, – сказал Илья. – Поэтому ее надо отдать в милицию. Кто написал это, тот и застрелил Эльвиру и Костю.
Вывод Ильи показался мне просто гениальным.
– Это ее почерк, – произнес Никита медленно, тихо и уверенно. – Это она написала. Хотите – спросите у папы. Господи, почему в ту ночь я не остался в поместье?
Илья повернулся ко мне:
– А ты что скажешь? Ведь Эльвира стреляла в твою сестру.
Я сказала, что в эту записку не верю.
16
Вечером я пришла на конюшню. Илья был там, как я и рассчитывала.
– Я хочу покататься верхом.
Мое заявление было встречено с пониманием. Через двадцать минут я на Анапе, Илья на Вишне и Альхан на своих четырех выдвинулись в степь за пределы поместья.
Теплая весна – это подарок в наших краях. По необъяснимой причине май у нас всегда дождливый и ветреный. А в этом году последний весенний месяц оказался на удивление нежным. В небе бродили невесомые облачка, а в степи гулял только блудливый ветерок. И меня снова охватило состояние эйфории.
Немного возвращала на землю боль в ногах, но, как только мышцы согрелись, я забыла о ней. Забыла и потому, что рядом был Илья, загадочный, как необитаемый остров. Я чувствовала перемену, которая произошла в его поведении, в его отношении ко мне, но опять – что за пропасть! – не могла ее осмыслить.
Он реже улыбался, но чаще смотрел на меня. Он больше молчал, но чаще задавал вопросы. Он был рядом, но держал дистанцию. Наверное, следовало изначально признать как данное, что он в два раза старше меня и я еще не живу в его мире, хоть и окопалась, как вражеский парашютист, в тылу этого поместья.
…На этот раз мы поехали в сторону Гродина, который отделяла от территории поместья одна небольшая каменистая возвышенность. Здесь не было проложено ни одной дороги, именно поэтому путь до города занимал около часа, если ехать в обход на машине.
А вот двигаясь напрямик, да еще верхом, уже через пятнадцать минут мы увидели в сотне метров от морд наших лошадей окраину города. Наблюдали мы эту самую окраину с высоты обрыва, остановившись между огромными, вросшими в землю до половины, покрытыми мхом и лишайниками валунами. Вниз, к городу, вела тоненькая тропочка, но по ней было решено не спускаться.
Тускло-желтое солнце садилось в серые с розовым отливом облака. Илья спрыгнул с Вишни и предложил развести костер. Альхан к кострам был равнодушен, но с удовольствием развалился на мягкой свежей травке, растущей между валунами.
Я бросила поводья Анапы на ветку низенькой, скрюченной ветрами акации. Надо было набрать сушняка, а на обрыве его не было. Зато чуть поодаль от меня рос пышный куст боярышника, а рядом виднелось сломанное ветром деревце. Мы наломали сухих веток, сложили их нужным образом, натолкали в центр костра высохшей коры. Илья чиркнул зажигалкой, подпалил костер, одновременно прикуривая.