– Ты хочешь сказать, что Илья…
– Другой вывод на ум не приходит.
Есть, пить и жить мне вдруг расхотелось. Такое состояние для меня было нетипичным, и поэтому я стала искать спасительные ориентиры:
– Но где он взял пистолет?
– Пистолет был у Кости и был вычищен, смазан, пристрелен, заряжен. Костя любил оружие. У него не было своего пистолета, но он всегда мечтал о собственном оружии. А тут настоящий ПМ. Я не знаю, что на самом деле произошло между ними, но это Илья стрелял в твою сестру и в Костю.
– А записка твоей мамы? Предсмертная записка! – Я все цеплялась за соломинку, но кто бы меня осудил?
Никита затушил окурок в пепельнице.
– Я думаю, что Илья как-то убедил мою маму, что Костю застрелил я, а она всегда была очень доверчива. Убедил, а потом и пистолет подсунул. Помнишь, он хотел взять записку, якобы для того, чтобы отдать милицейским экспертам? Уверен, что он бы ее не донес до следователя. Я – идиот, я должен был это раньше сообразить, но я только недавно догадался, как все случилось. И только потому, что люблю тебя.
34
Обескураженная разговором, я не поехала в поместье, снова решила, что надо взять тайм-аут. У Никиты были ключи от квартиры Кости, и я решила побыть в том месте, где провела свой последний год жизни моя Ветка.
Костину квартиру семья Цирулик решила не продавать, но заниматься такими скучными делами, как разбор вещей погибшего, как и было принято в этой семье, никто не собирался. Скорее всего, будь Эльвира жива, она бы этим и занялась, но погибла.
Костина квартирка была очень симпатичной, как и описывала сестра в своих письмах. Я прошлась по ней, нашла Веткину одежду, слабо пахнущую какими-то чужими духами, и горько-горько пожалела, что из-за этого наркомана и придурка Игорька я уехала в Париж. Останься я с Веткой, она бы не погибла.
Со времени моего бегства за рубеж прошло чуть больше года, а мне казалось, будто тогда я была маленькой девочкой, натворившей глупостей. Хотя я ничего такого не натворила. Мой парень превращался в чудовище. Я побоялась рассказать Ветке, как однажды он ударил меня раскаленным утюгом, а до этого воровал деньги и грозился покончить с собой и со мной тоже, потому что ему срочно надо было уколоться. Я боялась напугать сестру, она была тоньше меня, мягче, может, даже слабее. Но зато она чувствовала и понимала больше моего. Я была умной и решительной, а она – чувствительной и смелой, не боявшейся доверять и любить.
В Париж меня позвала моя преподавательница, Инна Васильевна, которая много лет назад вышла замуж за француза и по полгода жила то в Гродине, ухаживая за своей больной мамой, то в Париже, где работала экспертом в одной парижской художественной галерее. Меня она пригласила на работу – как бы на должность секретаря, а заодно и домработницы. После, когда Инна Васильевна вернулась в Гродин к маме, я устроилась работать в одно кафе. В Париже я провела бестолковый, но прекрасный год, излечивший мою душевную рану.
А потом был тот самый звонок из посольства…
На туалетном столике Веты стоял ее ноутбук. Я села за столик, включила компьютер, вместо пароля ввела дату нашего с Веткой рождения. На заставке у сестры был дельфин. Ветка всегда любила дельфинов и очень ругалась, когда их называли рыбами.
– Млекопитающие, – сказала я тихо. – Я помню, Вета.
У меня на заставке всегда были лошади. Уж их-то рыбами никто бы не назвал.
Открыв почту, я увидела, что на адрес моей убитой сестры пришло около сотни писем. Все они были не прочитаны. Я посмотрела отправленные – мне перед смертью Вета не писала. То есть писала, но я все эти письма видела. Ничего нового.
Только в черновиках нашлось одно письмо для меня, которое я не получила. Оно было написано в ту еще пору, когда Ветка только что вышла за Костю замуж. И именно в этом, неотправленном письме сестра рассказала мне, что за ней приударил брат мужа. Вот, а я сокрушалась, что она не рассказала мне этого! Думаю, Ветка просто постеснялась, с ней такое бывало.
Весь вечер я провела с вещами Ветки. Рассматривая платья, украшения, духи, косметику, сумки и студенческие учебники сестры, я думала о том, что сейчас самое время опять начать новую жизнь. Возможно, я слишком молода для того, чтобы в третий раз коренным образом менять буквально все, но что же делать, коль моя дорога жизни никак не находится?
На прощание мне надо будет только поговорить с Ильей. Я расскажу ему, что нас связывает на самом деле. Я попрощаюсь с ним и постараюсь если не забыть, то хотя бы как-то смириться с тем, что он сделал. Упрекнуть я могу его только в одном: почему он не отвез в больницу вместе с Костей и мою сестру? Он мог хотя бы вызвать скорую сюда, домой! Ну почему он позволил ей умереть одной?
Оправдать его могла только его же меткость…
Но часть моего разума не хотела принять сказанное Никитой на веру. В голове все время всплывали всякие вопросы, которые требовали ясных ответов.
Я посмотрела на часы: было около пяти вечера. Какой сегодня день? Да, понедельник. Значит, нормальные люди сейчас работают. И тогда я набрала номер Павла Петровича Седова. Он ответил мне тут же, очень внимательно выслушал мою просьбу – снова уточнить, кого в тот вечер не было в «Теремке».
Следователь, не без раздражения, ответил, что в поместье в тот вечер не было только Андрея Викторовича. Но мне это было известно. А их управляющий, Илья? Где был он? Павел Петрович уверенно сказал, что и управляющий поместьем находился в доме. Без десяти одиннадцать вечера его видела повариха Зоя Павловна, а поздно ночью, в двенадцать тридцать или около того, он курил в парке с Эльвирой Томской. И, напомнил мне Седов, от поместья в ту ночь машины не отъезжали.
И вот теперь мое сердце забилось. У меня оставалась надежда!
Господи, пусть только не Илья убил Вету, только бы не Илья!
35
Утром в дверь Костиной квартиры позвонили. Это был Валерий Викторович. Он приехал специально за мной, потому что дед вчера вечером заставил отвезти себя в поместье, а с утра требовал меня и не желал ничего знать.
Собиралась я недолго. Мне и самой надо было скорее в поместье, поговорить с Ильей. Почему я вчера осталась в городе, зачем? Я бы и так догадалась позвонить Седову, я бы и так поняла, что Никита опять что-то накручивает, но я бы увидела его, я смогла бы с ним поговорить.
Было около восьми утра. Город еще спал, и солнечный свет не коснулся грязных улиц, пыльных крон убогих городских деревьев, тусклых крыш домов. В городе ты совершенно забываешь, как на самом деле выглядят рассветы и закаты. Ты забываешь, что где-то существуют такие вещи, как горизонт, огромные, будто плошки, звезды, ветер, пахнущий вовсе не пирожками из столовой военного училища.
Валерий Викторович – а стоило ли сомневаться? – всю дорогу трещал про свой футбол. Думаю, он ни сном ни духом не подозревал, что мог в свое время по пьяному делу ляпнуть нечто, что послужило причиной смерти его младшего сына.
«Но это только в том случае, – сказала я себе, сохраняя оптимизм, – если Костю убил Илья, а это еще не факт».
…Дед лежал в кровати. Выглядел он, прямо сказать, паршиво.
– Что же вы, Виктор Иванович, – не скрывая упрека, сказала я, – сами чуть не отдали богу душу, да еще и меня подставили?
– Фу, – слабо рассмеялся дед. – Фу, перестань. Это не от таблеток.
– Да?! А Илья меня так воспитал по поводу…
– Да ладно, – отмахнулся старик Цирулик. – Все это ерунда. Тут другое, Веточка. Выяснили мы, кто Костика и твою сестру застрелил.
Я решила, что надо предупредить объяснения:
– Если вы о том, что вчера мне Никита рассказал, то…
– Да, – кивнул дед. – О том.
– Виктор Иванович, я у следователя уточнила: Илью видели в доме около одиннадцати вечера и в половине первого ночи. Моя сестра умерла в промежуток между двадцатью тремя с четвертью и двенадцатью часами. А от поместья до Костиного дома езды больше часа… и никто в тот вечер отсюда не уезжал. Кроме Андрея Викторовича, да и то он раньше уехал.
Дед сел на постели, поправил на себе пижамную куртку, почесал растрепанный седой затылок. Он хотел что-то сказать – и не решался. Торопить его мне не хотелось. Я чувствовала, что у него в рукаве козырная карта, но видеть ее не хотела.
– Деточка, это если на машине по дороге ехать – час. А вот если верхом напрямик – за двадцать минут до города доберешься.
Я пыталась сопротивляться:
– И что, Илья прямо на лошади к дому Кости подскакал? Да и как он Костю в больницу вез? Через седло положил?
– На ближней к нам окраине города у него дом. Каждое лето там живет его сестра с мужем и детьми. А в остальное время года дом пустует. Он мог во дворе того дома оставить лошадь, пересесть на машину или такси поймать – и через пять минут, а то и меньше… Ну, ты понимаешь. Кстати, Костю до больницы доставили на его же машине, на Костиной. Это милиция установила. Отпечатков пальцев там нет, конечно. Но это Илья сделал. Никита прав, ты его слишком мало знаешь, а ведь он может и взбеситься. Так уже было, поверь мне.
– С теми рэкетирами?
– Да. – Снова откинувшись на подушку, дед потер глаза. – Тебе Илья рассказал?
– Кажется, не все…
– Понятно. А я в том деле не меньше Ильи испачкался. Однажды ко мне приехал Валерка – папа, спасай моего друга! Я хорошо знал Илью и решил помочь. Мы отправились на то кладбище, где Илюхина жена была похоронена и где он работал. А там просто бомж бродит, дикий человек! Он пил как лошадь, бородой зарос, не мылся. И напьется – идет на могилу жены, как собака на могилу мертвого хозяина, ложится и там спит. Сплю только с женой, говорил. Это он еще и шутил! Ох, Ветка, такое горе я там увидел, что мое сердце чуть не разорвалось. Я его сюда приволок, дал ему вилы и поставил в конюшню – чисти, говорю, это тебе трудотерапия. Он почистил день, а ночью на могилу к жене удрал. Вот так и смылся – верхом. Он всегда лошадей любил и ездил не хуже любого казака. Я его снова привез домой. И он снова день работал, а ночью сбежал, стервец. И так день за днем. Напивался, буянил, все было, но я его держал крепко! Не мог я позволить, чтобы такой парень на могиле сдох. Это долго у нас продолжалось. Наконец, однажды, он сказал мне, чтобы я оставил его. Он все равно жену не забудет и не простит себе, что она при нем умерла, а он ее не спас. И еще сказал: если бы я нашел тех ублюдков да свел с ними счеты – я бы смог себе позволить жить дальше. Иначе – хочу умереть. Так и говорил. И я… у меня были свои люди в криминальных кругах, ну и сдали мне тех. А те-то твари уже и кое-кому из своих мешали. А иначе их мне бы не достать. Да… А в качестве бонуса мне дали пистолет. Клялись – чистый. Но надо после работы его скинуть: выбросить так, чтобы не всплыл. Я дал пистолет Илье и сказал, где искать добычу. Вернулся он через сутки – сломаны рука, челюсть, два ребра… Он не смог их просто расстрелять, он в честный бой ринулся. Но глаза у него были живые. Понимаешь?