– Вы не правы. Я от души пожалел бы ее, если бы помолвка Лесли причинила ей настоящее горе. Это было бы вполне вероятно: она находится в переходном возрасте и помолвка была для нее, конечно, ударом. Но не думаю, что все дело в этом. Она истинная дочь своей матери, только лишь несколько раньше, чем мать, вступила на ту же дорожку. Это существо эгоистичное, себялюбивое, жадное, ей ни до кого нет дела, кроме себя. Ну, мне пора. Я обещал Рамсдену, что буду дома после пяти, он может позвонить. А сам я хочу позвонить Кевину Макдэрмоту, спросить у него совета… Ходит к вам кто-нибудь вместо воровки и клятвопреступницы Роз? Вы же не можете сами убирать этот огромный дом!
– Бог с вами, кто же к нам сейчас пойдет! Но Стэнли – ах, что бы мы делали без Стэнли? – Стэнли знает какую-то женщину в Ларборо и попытается уговорить ее ходить к нам раз в неделю. Когда мне становится невмоготу думать об этой девчонке, я вспоминаю Стэнли…
В половине шестого позвонил Рамсден. Он старался во что бы то ни стало отыскать следы девочки, ибо никаких сведений о мужчине добыть не удалось. Но никаких следов пока не обнаружено. Помощники Рамсдена, имея на руках копии фотографии Бетти, наводят справки на аэродромах, в различных бюро путешествий, на конечных остановках железной дороги и даже в отелях. Но никто ее не видел. Сам Рамсден прочесал весь Ларборо и был доволен хотя бы уже тем, что по фотографии многие узнали Бетти. Ее узнали в тех местах, где она бывала, например в крупных кинотеатрах, куда, по свидетельству кассирш, она всегда приходила одна, и в дамской комнате на автобусной станции. Рамсден побывал в автобусных гаражах, но тоже безрезультатно.
– Ну да, – сказал Роберт, – этот мужчина посадил ее в свою машину на автобусной остановке, на шоссе Лондон – Мэйншил, там, где она ждала автобуса…
Затем Роберт сообщил Рамсдену все, что случилось за день, добавив:
– Итак, надо торопиться. Их вызывают в понедельник. Если бы нам удалось доказать, что она села в автомобиль к мужчине…
– А что это был за автомобиль? – спросил Рамсден и вздохнул, услышав ответ Роберта.
– Да, – сказал Роберт, – десять тысяч точно таких же машин мчатся по дорогам Англии. Ну, до свидания! Мне еще надо позвонить Кевину Макдэрмоту.
Кевин выслушал Роберта очень внимательно, затем сказал:
– Мой тебе совет: плюнь ты на полицейский суд, главное – это выездная сессия в Нортоне!
– Кевин, а не мог бы ты приехать к нам на конец недели?
– Я обещал сынишке съездить с ним в воскресенье в Ньюбери и купить ему пони.
– Но неужели нельзя отложить? Объясни сыну…
– Ну, знаешь, это ему все равно. Моими делами, как ты догадываешься, он не слишком интересуется. Слушай, а ты меня познакомишь с твоими колдуньями?
– Ну конечно же! Значит, приедешь?
– Приеду. Но послушай, Роб… А не думал ты о том, что полиция вдруг права?
– Ты хочешь сказать, что нелепейшая история, рассказанная девчонкой, не выдумка?
– Да. Допускаешь ли ты такую возможность – вот что я хочу знать!
– Я бы допускал… – начал было Роберт сердито, но тут же рассмеялся: – Приезжай и сам посмотри на них!
– Приеду, приеду! – И Кевин положил трубку.
Роберт позвонил в гараж и спросил Билла, там ли Стэнли.
– Удивительно, что вы не слышите его голоса, – отозвался Билл. – Он выгоняет пони, забежавшего на нашу территорию. Позвать Стэна?
– Не обязательно. Попросите его взять у меня записку и передать ее мисс Шарп, когда он туда поедет.
– Ясно. Скажу. Слушайте, мистер Блэр, в том деле какие-то новые неприятности или мне неудобно вас об этом спрашивать?
«Вот он, Милфорд! – подумал Роберт. – Но каким образом распространяются слухи?»
– Да, к сожалению, – неопределенно ответил он. – Полагаю, мисс Шарп сама обо всем расскажет Стэну.
В записке Роберт спрашивал миссис Шарп: можно ли привезти во Фрэнчайз в воскресенье Кевина Макдэрмота, который приезжает в субботу?
Глава шестнадцатая
Кристина считала Кевина Макдэрмота «дьяволом в человеческом образе», но обожала его. В его дьявольских свойствах повинна была не только его наружность (что-то от дьявола в нем было), но, главное, то, что он «ради злата защищал дурных людей». На самом же деле Кристина обожала Кевина потому, что Кевин был хорош собой и пусть грешник, но, возможно, еще не безнадежно погрязший в грехах, и еще потому, что он восторгался ее стряпней…
– Как ты думаешь, – спросил Невил Роберта, – удастся тебе убедить Макдэрмота защищать Шарп на выездной сессии суда в Нортоне?
– Полагаю, что он вряд ли найдет время, даже если это дело его заинтересует.
– Никак не пойму, почему Марион должна мучиться и угощать Макдэрмота? Ведь ей придется и стряпать, и чистить, и убирать, и посуду мыть…
– Она сама предложила, чтобы Макдэрмот у них пообедал. Видимо, считает, что игра стоит свеч.
– Ты всегда восхищался Кевином, а таких женщин, как Марион, ценить не умеешь. Это же черт знает что: ей, ей приходится тратить свою энергию на домашнее хозяйство! Такие, как она, должны прокладывать новые пути в джунглях, открывать дикие племена, исследовать пещеры. Подумать только, что десять тысяч дурех-блондинок щеголяют в норковых шубках, палец о палец не ударяют, только ногти полируют, а Марион сама таскает уголь для камина. Уголь! Марион! Боюсь, что к тому времени, как дело закончится, у них ни гроша не останется, не на что будет нанять уборщицу, даже если кто и согласится к ним пойти.
– Будем надеяться, что к моменту окончания дела им не придется заниматься принудительным трудом.
– Роберт, что ты говоришь! Это немыслимо!
– Немыслимо. Когда кто-нибудь из твоих друзей или хороших знакомых попадает в тюрьму, это всегда кажется немыслимым.
– Хватит того, что им придется предстать перед судом! Марион, которая за всю свою жизнь не совершила жестокого или дурного поступка. И только потому, что… Знаешь, вчера ночью я читал книгу о пытках и до двух ночи не спал, все прикидывая, какую именно пытку я бы выбрал для этой Бетти Кейн.
– Поговори с Марион. Она тоже об этом мечтает.
– А ты сам? – Голос Невила прозвучал чуть презрительно, будто он начисто отказывался верить, что мягкосердечный, деликатный Роберт способен на какие-нибудь сильные чувства. – Сам-то ты, конечно, и не думал об этом.
– Мне об этом нечего думать, – медленно проговорил Роберт. – Я собираюсь публично ее раздеть.
– Что-что?
– Не в буквальном, разумеется, смысле слова. Я собираюсь по тряпочке, по лоскутку сорвать с девчонки ее белое одеяние невинности, ее маску святой.
– Аминь! – помолчав, произнес Невил. – А я и не знал, что ты так близко принимаешь это к сердцу…
Он хотел еще что-то добавить, но открылась дверь, вошел Макдэрмот, и вечер начался.
Тетя Лин в этот вечер устроила поистине королевский ужин, и Роберт подумал про себя: уж не зря ли он собирается завтра вести Кевина обедать к Шарп? Ему ужасно хотелось, чтобы Шарп понравились Кевину, но Кевин – человек темпераментный, а мать и дочь Шарп – женщины слишком своеобразные, чтобы привлечь к себе симпатию с первого взгляда. Поможет ли делу обед в доме Фрэнчайз, приготовленный неопытной кулинаркой Марион для гурмана Кевина?
Поначалу, получив приглашение на обед, переданное Стэнли, Роберт обрадовался, но затем его стали одолевать сомнения. В столовой красного дерева тети Лин одно великолепное блюдо следовало за другим, то и дело появлялось широкое добродушное лицо Кристины, уютно горели свечи, и все это лишь вносило смятение в душу Роберта. Его самого умилило признание Марион, что «тушеное мясо не удалось», но вряд ли это произведет такое же впечатление на Кевина…
Зато Кевин веселился от души, объяснялся в любви тете Лин, время от времени бросал ласковое словцо Кристине, чтобы в душе ее не погас огонь обожания… Бог мой, до чего же эти ирландцы умеют нравиться!
Невил был на высоте: вежлив, внимателен, называл Кевина «сэр» достаточно часто, чтобы показать к нему свое уважение, но не слишком часто, чтобы не дать Кевину почувствовать себя пожилым. Тонкое, чисто английское умение польстить!
Тетя Лин с девическим румянцем на щеках впитывала лесть как губка. Прислушиваясь к застольной беседе, Роберт заметил, что тетя Лин круто изменила свое мнение о Шарп. Теперь, когда им грозила тюрьма, они из «этих людей» превратились в «бедняжек».
«Как странно, – думал Роберт, оглядывая стол, – как странно, что на этот семейный ужин, такой веселый, теплый, благополучный, нас, в сущности, привела беда, случившаяся с двумя беспомощными женщинами, которые сидели сейчас в одиноком, темном, молчаливом доме, окруженном бескрайними полями…»
Утром, когда еще не было и восьми, Роберт услышал шум подъехавшего автомобиля и кто-то свистнул под окном. Явно Стэнли. Роберт высунул голову из окна. Стэнли, как всегда без шапки (Роберт никогда не видел на этом человеке головного убора), заявил:
– С поручением к вам от мисс Шарп. Она говорит, когда вы к ним поедете, чтобы захватили заявление Бетти Кейн и ни в коем случае не забыли. Она говорит, что это очень важно. И я от себя скажу: очень важно, потому что у нее такой вид, будто она миллион выиграла…
– Неужели у нее счастливый вид? – удивился Роберт.
– Как у невесты. Ей-богу, я не видывал, чтобы женщина так сияла, с той поры, как моя двоюродная сестра Бэлла выходила замуж и была в тот день похожа на Венеру, Клеопатру и даже на Елену Троянскую!
– А вы не знаете, чему так радуется мисс Шарп?
– Нет. Пытался узнать, но она, видать, приберегает новость для вас. Вы вот заявление не забудьте, в нем все дело, как я понимаю.
В ожидании утреннего кофе Роберт достал заявление Бетти Кейн и с новым вниманием прочитал его. Что обнаружила там Марион, в чем дело? Возможно, Бетти говорила, что в тот вечер шел дождь, а Марион вспомнила, что дождя не было. Но это вряд ли что-то изменит. Что еще? Он страстно надеялся, что Марион в своем стремлении найти хоть «крошечное свидетельство» в их пользу не преувеличила значение своей находки. Переход от надежды к отчаянию еще страшнее, чем полное отсутствие надежды.