– Нет.
И все же у присяжных сложилось впечатление, что она явилась в суд против своей воли и ее показания были ей кем-то навязаны.
Других свидетелей обвинения не было, и Кевин, прежде чем приступить к своей главной задаче, решил сначала покончить со всеми сомнениями относительно роли Глэдис Риз.
Выступил графолог, засвидетельствовавший, что надпись на карте Канады и записка написаны одной и той же рукой. Было очевидно, что и присяжные пришли к этому же выводу, поэтому, когда Майлс Эллисон высказал предположение, что графологи, бывало, ошибались, чувствовалось, что он говорит это лишь по долгу службы, убежденности не было в его голосе. Кевин ответил на это вызовом эксперта по отпечаткам пальцев, заявившего, что и на карте, и на коробочке, в которой лежали часы, одинаковые отпечатки пальцев.
А теперь, когда было установлено, что Глэдис Риз в то время, как она выступала в полицейском суде, держала у себя часы, украденные из дома Фрэнчайз, а затем в порыве раскаяния их вернула, – теперь Кевин мог приступить к главному – к развенчанию Бетти Кейн…
Когда в зале прозвучало имя свидетеля Бернарда Уильяма Чэдуика, послышался удивленный шепот. Читатели газет с этим именем знакомы не были, оно нигде не упоминалось. Кто этот человек? Зачем он явился сюда? Что собирается сообщить?
А он явился, чтобы сообщить, что работает в лондонской фирме, приобретает для нее фарфор и разные модные безделушки, что он женат и проживает вместе с женой по такому-то адресу.
– Вам приходится ездить в командировки? – спросил Кевин.
– Да.
– В марте текущего года вы побывали в Ларборо?
– Да.
– В Ларборо вы познакомились с Бетти Кейн?
– Да.
– Как вы с ней познакомились?
– Она меня подцепила.
Эти слова вызвали мгновенный и единодушный протестующий отклик в зале суда. Какие чувства испытывали уличенные во лжи Роз Глин и Глэдис Риз, никого не волновало, а вот имя Бетти Кейн было священно! О Бетти Кейн, напоминавшей святую Бернадетту, так небрежно отзываться нельзя!
Судья сделал выговор публике за шум в зале, а затем сделал выговор свидетелю. Что это значит – «подцепить»? Не соблаговолит ли свидетель придерживаться общепринятого языка?
– Расскажите суду, как вы с ней встретились, – предложил Кевин.
– Ну, я как-то зашел в отель «Мидленд» выпить чая. И она… ну… в общем, она со мной заговорила. Она там тоже чай пила.
– Она была одна?
– Да. Совсем одна.
– Не вы первый с ней заговорили?
– Да я даже ее и не заметил!
– Как же она обратила на себя ваше внимание?
– Улыбнулась мне, я улыбнулся в ответ, ну и продолжал читать свои бумаги, служебные бумаги… Тут она заговорила со мной. Спросила, чего это я читаю, ну и так далее…
– Знакомство продолжилось?
– Ага. Она сказала, что любит в кино ходить и не пойду ли я с ней. Ну, свои дела в тот день я вроде бы прикончил, а девочка была славненькая, я и говорю: ладно, пойдем. А назавтра мы поехали кататься на моей машине. Я-то по делам ездил, а она захотела прокатиться со мной, а потом где-нибудь вместе поужинать, перед тем как к тетке вернуться.
– Она рассказывала вам о своей семье?
– Да. Говорила, что дома ей плохо, что никто о ней не заботится. Вообще жутко жаловалась на свою семью, но я – ноль внимания. Этакая гладкая, упитанная штучка…
– Что? Что? – грозно перебил судья.
– Она выглядела молодой девушкой из благополучной семьи, ваша честь.
– И как долго продолжалась ваша идиллия в Ларборо? – спросил Кевин.
– Совпало так, что мы в один и тот же день должны были уезжать. Ей надо было домой – каникулы кончились, она уж и так задержалась у тетки, чтобы со мной встречаться, – ну а мне надо было по делу в Копенгаген. Она вдруг заявила, что не хочет домой и не возьму ли я ее с собой в Данию. Я сказал, что нет. Я уже не считал ее таким невинным ребенком, каким она мне поначалу показалась, я уже к этому времени ее лучше знал, но все же думал, что девчонка неопытная… Ей же всего шестнадцать.
– Это она вам сказала, что ей шестнадцать?
– Ей исполнилось шестнадцать как раз в Ларборо… – И, скривив в усмешке губы под черными усиками, Чэдуик добавил: – Это мне стоило золотой губной помады.
Роберт взглянул на миссис Уинн и увидел, что она закрыла лицо руками. Лесли, сидевший рядом с матерью, уставился на Чэдуика недоверчиво и испуганно.
– Итак, когда она попросила вас взять ее с собой, вы считали, что она неопытная шестнадцатилетняя девочка?
– Вот именно.
– Когда же вы изменили свое мнение о ней?
– Она… Ну… убедила меня, что она не…
– Что «не»?
– Что не неопытная.
– Итак, вы решили, что можете, не испытывая угрызений совести, спокойно взять ее с собой в Данию?
– Ну, положим, угрызения-то у меня были, но с девчонкой было так… ну, весело, что ли, что неохота было с ней расставаться…
– Значит, вы с ней поехали за границу, выдав ее за жену?
– Да.
– А она не боялась, что семья будет о ней беспокоиться?
– Нет. Она мне сказала, что у нее еще две недели каникул и дома будут думать, что она у тетки в Мэйншиле. Тетке она сказала, что едет домой, а домой написала, что осталась у тетки.
– Вы помните, когда именно вы уехали из Ларборо?
– Помню. Двадцать восьмого марта во второй половине дня я договорился с ней встретиться на автобусной остановке в Мэйншиле. Там она меня и ждала и села ко мне в машину.
Перед тем как задать следующий вопрос, Кевин сделал паузу, чтобы присутствующие успели полностью оценить важность этого сообщения, и Роберт подумал, что, если бы в зале суда не было ни одного человека, и тогда наступившая тишина не могла бы быть более мертвой.
– Итак, вы взяли ее с собой в Копенгаген. Где вы остановились?
– В отеле «Красные башмачки».
– Сколько пробыли там?
– Около двух недель.
В зале послышался ропот удивления…
– А затем?
– Ну, вернулись в Англию пятнадцатого апреля. Она мне сказала, что ей надо быть дома шестнадцатого. А по дороге вдруг говорит, что должна была вернуться одиннадцатого и, значит, выходит, что уже четыре дня неведомо где пропадает…
– Она нарочно ввела вас в заблуждение?
– Да.
– Объяснила она вам, зачем это сделала?
– Да. Чтобы ей уже невозможно было вернуться. Заявила, что напишет домой, будто нашла работу, что живется ей хорошо и пусть они не беспокоятся.
– Ее не тревожило, что она причиняет страдание людям, которые ее любят?
– Ни капли. Она сказала мне, что жизнь дома ей давно осточертела.
И вновь Роберт, не удержавшись, взглянул на миссис Уинн, но тут же отвернулся. Было видно, что она испытывает крестную муку…
– Ну и как вы отнеслись к сложившейся ситуации?
– Обозлился поначалу. Она ведь поставила меня в жуткое положение!
– А за девочку вы не беспокоились?
– Да не так чтобы очень…
– Почему же?
– К тому времени я уже понял, что она из таких, которые не пропадут!
– Что именно вы хотите сказать?
– А то, что если что-то идет не так и кому-то от этого плохо, то уж, во всяком случае, не Бетти Кейн!
Это имя напомнило аудитории, что девушка, о которой идет тут речь, – Бетти Кейн! «Их» Бетти Кейн! Та самая, что похожа на святую Бернадетту! И в зале послышался звук, будто множество людей одновременно вздохнули.
– Итак?
– Итак, мы долго тянули резину…
– Что-что? – спросил судья.
– Мы долго обсуждали положение…
– Продолжайте, – сказал он, – но придерживайтесь общепринятого языка.
– Ну, значит, мы долго все это обсуждали, и наконец я решил, что отвезу ее в мой дачный домик, в окрестностях Лондона. Мы с женой ездили туда на конец недели и на летние каникулы, но в другое время года – редко. Она согласилась, и я отвез ее туда.
– И вы с ней провели там ночь?
– Да. На другой день вернулся домой, а через недельку вновь приехал в дачный домик и провел там несколько дней.
– Ваша жена удивлялась тому, что вы не ночуете дома?
– Ну, не так чтоб сильно…
– А что было дальше?
– А дальше было то, что однажды я приехал на дачу и увидел, что девочка исчезла.
– Как вы это себе объяснили?
– Видите ли, последние дни она стала скучать. Ей поначалу нравилось заниматься домашним хозяйством, но это развлекало ее всего денька два-три, а потом надоело. И я подумал, что я тоже ей надоел и она нашла кого-нибудь или что-нибудь поинтереснее.
– Позже вы узнали, куда она делась и почему?
– Узнал.
– Вы слышали, как Бетти Кейн давала сегодня показания?
– Да.
– Она утверждала, что ее насильно держали в доме неподалеку от Милфорда. Это та самая девушка, которая ездила с вами в Копенгаген, а затем жила на вашей даче?
– Та самая.
– Никаких сомнений у вас в этом нет?
– Нет.
– Благодарю вас.
Пока Кевин усаживался, а Бернард Чэдуик оставался на месте, ожидая вопросов Майлса Эллисона, в зале слышались вздохи. Роберту хотелось знать, способно ли лицо Бетти Кейн отражать иные чувства, кроме испуга, кроме торжества. Дважды видел Роберт, как на этом лице было написано ликующее торжество, и однажды, когда в гостиной дома Фрэнчайз старая миссис Шарп вплотную приблизилась к Бетти, на лице ее отразился испуг. Сейчас же она глядела так спокойно, будто тут не о ней говорили. И Роберт подумал, что это впечатление спокойствия вызвано ее наружностью: широко поставленные глаза, гладкий лоб и маленький невыразительный рот, всегда немного по-детски надутый. Эта маска много лет скрывала истинное лицо Бетти Кейн, скрывала даже от ее близких. Великолепная маска! Фасад, прячась за которым она могла делать все, что ей заблагорассудится!
– Не находите ли вы, мистер Чэдуик, что ваши показания несколько запоздали? – спросил Майлс Эллисон.
– Как это – запоздали?
– Ведь об этом деле шумят газеты вот уже три недели, если не больше. Если то, что вы тут рассказали, правда, вам должно было быть известно, что двух женщин обвиняют в преступлении, которого они не совершили. Если Бетти Кейн и в самом деле была с вами, почему вы не уведомили об этом полицию?