Наконец, после того как были заслушаны два дела, ввели Ламонта. Вид у него был больной, но держался он спокойно. Даже слабо улыбнулся, заметив Гранта. Его появление вызвало среди публики заметное оживление. В прессе не сообщалось, что его дело будет слушаться именно сегодня, поэтому в зале оказались лишь завсегдатаи судебных разбирательств да родственники и приятели тех, кто проходил по предыдущим делам.
Грант поискал глазами миссис Эверет, но ее не было. Похоже, единственным, так сказать, дружественным Ламонту лицом в этом зале был человек, официально представлявший его интересы. Тем не менее инспектор пристально наблюдал за реакцией каждого, кто находился среди публики. Он давно обнаружил, какую иной раз важную информацию можно извлечь, следя за выражением лиц людей, казалось бы не имеющих никакого отношения к делу. На этот раз наблюдение не принесло плодов. На лицах присутствовавших не было ничего, кроме вполне объяснимого любопытства. Однако когда он после дачи показаний возвращался к своему месту, то заметил в задних рядах новое лицо; им оказалась мисс Динмонт. Как он помнил, ее отпуск кончался лишь через неделю, и во время того злосчастного чаепития в пасторском доме она говорила, что обычно проводит его целиком с родными. «Странная девушка! – подумал он, садясь. – Не проявляет ни капли сочувствия, когда узнает, что человек совершил тяжкое преступление, и в то же время сокращает свой отпуск и едет за пятьсот миль, чтобы присутствовать на дознании». Ламонт стоял к ней спиной и вряд ли заметит ее, если, уходя, случайно не обернется. Она поймала взгляд инспектора и легонько кивнула ему. В изящной, явно сделанной на заказ маленькой темной шляпке она выглядела милой светской дамой и держала себя соответственно – со спокойным достоинством. Ее вполне можно было принять за писательницу, посетившую суд в поисках материала для очередного романа. Даже когда Ламонта выводили из суда в сопровождении охранников, ее хорошенькое личико сохранило невозмутимое выражение.
Грант подумал, что на самом деле племянница и тетка очень похожи: вероятно, поэтому они друг друга и недолюбливают. Когда она уже выходила, Грант подошел к ней, поздоровался и сказал:
– Если вы сейчас не заняты, мисс Динмонт, давайте перекусим где-нибудь вместе. Согласны?
– А я-то думала, что полицейские в течение дня питаются исключительно всухомятку. Неужели у них все же остается время на нормальную еду?
– Непременно остается. Да еще и на весьма основательную. Пойдемте со мной – сами убедитесь!
Она улыбнулась и согласилась.
Грант повел ее к Лорену, и пока они ели, мисс Динмонт вполне откровенно объяснила, почему изменила свои планы на отпуск.
– После того, что случилось, я не могла больше там оставаться. И потом, мне очень важно было самой все услышать, вот я и приехала. Я еще никогда не присутствовала на судебном разбирательстве. Не могу сказать, что это впечатляющее зрелище.
– Полицейское разбирательство – это одно. Вот подождите, когда начнется судебный процесс. Это – совсем другое дело.
– Хотелось бы надеяться, что я этого никогда не увижу. Но боюсь, что придется. У вас получилось красивое дело, правда?
– Это же говорит и мой шеф.
– А вы с ним не согласны? – быстро спросила она.
– Согласен, разумеется.
Миссис Эверет он был вынужден признаться, что не удовлетворен расследованием, но не собирался оповещать об этом весь круг заинтересованных лиц, а сия независимая девица как-никак все-таки принадлежала к этому кругу. И тут мисс Динмонт наконец-то произнесла имя Ламонта.
– Он плохо выглядит, – задумчиво сказала она, явно имея в виду его физическое состояние. – Его будут наблюдать в тюрьме?
– Уж в этом можете не сомневаться.
– Они не станут применять к нему суровые меры? Имейте в виду: в его нынешнем состоянии ему этого не выдержать. Он либо серьезно заболеет, либо согласится со всеми обвинениями.
– Значит, вы в них не верите?
– Нет, не очень. Однако понимаю: мое неверие еще не говорит о том, что он этого не совершал. Просто хочу, чтобы его судили по справедливости.
Грант не преминул заметить, что там, в Карниннише, у нее не возникло сомнений в его виновности.
– Это правда. Но вы знаете обо всем деле гораздо больше моего. До вас я была знакома с ним всего три дня. Мне он понравился, но это еще не значит, что он невиновен. И потом, уж лучше казаться бессердечной, чем дурой.
Грант никак не отреагировал на столь неожиданное для него со стороны женщины замечание, и она повторила свой вопрос насчет сурового обращения с заключенными.
– Не беспокойтесь. У нас не Америка, – ответил Грант. – В любом случае он, как вы сами слышали, уже дал свои показания и навряд ли станет их менять.
– У него есть друзья?
– Только ваша тетушка, миссис Эверет.
– Кто будет оплачивать адвоката?
Грант объяснил, что в подобных случаях адвоката государство предоставляет бесплатно.
– Значит, адвокат будет не ахти какой. Это нечестно. Со стороны обвинения выступают знаменитости, а несчастным преступникам достаются те, кто похуже.
– Не волнуйтесь! Его будут судить со всей справедливостью. На процессах, связанных с убийством, больше всего терзают полицейских, – заметил с улыбкой Грант.
– Неужели никогда в течение всей вашей службы не бывало случая, когда полиция ошибалась?
– Бывало – и не однажды. Но это все были случаи, когда мы выходили не на того человека. Здесь это исключено.
– Понятно. Однако наверняка были и такие дела, где разрозненные, случайные улики образовывали некую, будто бы логичную цепь? И выглядели как подогнанные кусочки лоскутного одеяла?
В своих поисках истины она подобралась уже к тому месту, где, по правилам игры, говорится «жарко». Грант постарался разуверить ее, незаметно переменил тему разговора, но вскоре умолк. В голову ему пришла одна соблазнительная идея. Если он отправится в Истбурн один, то, как бы хитро ни обставлял он свою «случайную» встречу с миссис Рэтклиф, она может что-то заподозрить.
Иное дело – появись он с женщиной. Тогда само собой будет воспринято, что он просто приехал отдохнуть; он усыпит возможные подозрения на свой счет и застанет врасплох миссис Рэтклиф. А именно от внезапности зависел в данном случае весь успех эксперимента. Она не должна ни о чем догадаться заранее.
– Послушайте, – проговорил Грант, – у вас есть какие-нибудь определенные планы на вторую половину дня?
– Нет, а что?
– Вы совершили сегодня хоть один бескорыстный поступок?
– Нет. Как раз сегодня я руководствовалась исключительно эгоистическими интересами.
– Давайте это исправим. Поедемте со мной в Истбурн в качестве моей кузины и пробудьте ею до вечера. Ну как?
– Пожалуй, нет, – сказала она и, глядя ему прямо в глаза, спросила: – Что, опять выслеживаете какого-нибудь бедолагу?
– Не совсем. Хотя действительно намерен кое-что найти.
– Пожалуй, нет, – задумчиво повторила она. – Будь это простой розыгрыш – тут же согласилась бы. Но поскольку это может иметь серьезные последствия для незнакомого мне человека… Вы меня поняли?
– Послушайте, – с живостью отозвался Грант, – я не имею права рассказывать, в чем дело, но ручаюсь, вы не пожалеете, если доверитесь мне и согласитесь поехать.
– А почему я должна верить вам на слово? – спросила девушка невинным голосом.
Инспектор почувствовал замешательство. Совсем недавно он с одобрением воспринял ее недоверие к рассказу Ламонта, но его обескуражило, когда она прибегла к той же логике в отношении его самого.
– Не знаю, – признался он. – Вероятно, полицейский способен на ложь, как и любой другой.
– И делает это гораздо беспардоннее, чем любой другой, – сухо добавила девушка.
– Ладно. Предоставляю решать вам самой. Вы не пожалеете: могу в этом поклясться, если хотите. А что бы ни говорили про нашу бесцеремонность, к клятве полицейский относится достаточно серьезно.
Она рассмеялась и с ребяческим простодушием торжествующе воскликнула:
– Ага, наконец-то я вас достала! – Потом, немного помолчав, сказала: – Хорошо. Я поеду и с удовольствием буду играть роль вашей кузины. Мои взаправдашние родственники и вполовину не так красивы, как вы.
Явная насмешка, прозвучавшая в ее голосе, лишила Гранта удовольствия от самого комплимента.
Через зеленые луга к морю они ехали, однако, вполне мирно болтая, и Грант был застигнут врасплох, когда неожиданно за окном возникли песчаные дюны. Они занимали собою все видимое пространство и удивили его, словно неслышно вошедший в комнату человек: поднимаешь глаза – а он перед тобой! Никогда путешествие к южному побережью не пролетало для него так быстро. Кроме них, в купе никого не было, и Грант стал инструктировать мисс Динмонт:
– Значит, так. Я отдыхаю в Истбурне… Нет, так не пойдет. Мы приехали вместе на один вечер. Я заговорю с двумя женщинами, которые меня знают в связи с моей работой. Когда разговор зайдет о брошах, необходимо, чтобы вы достали из сумочки вот эту и сказали, будто только что купили ее для своей сестры. Между прочим, вас зовут Элеанор Рэймонд, а вашу сестру – Мэри. Вот и все. Просто держите брошь на виду, пока я не стану поправлять галстук. Это будет означать, что я узнал все, что хотел.
– Хорошо. Опять же между прочим: а вас как зовут?
– Алан.
– Хорошо, Алан. Я чуть не забыла узнать ваше имя. Занятно, если бы оказалось, что я, кузина, не знаю, как вас зовут. Странно устроен мир, правда? Посмотрите, столько людей страдают и мучаются.
– Не думайте об этом. Так недолго и с ума сойти. Лучше думайте о прекрасном пустом пляже, который скоро увидите.
– Вы бываете в «Олд Вик»? – спросила девушка, и, когда поезд остановился, они все еще увлеченно обсуждали непревзойденный талант мисс Бейлис.
– Пошли скорее, Элеанор! – воскликнул Грант, помогая ей сойти с подножки и таща за собой, как мальчишка, которому не терпится покопаться в песке.
Как и предвидел Грант, пляж оказался почти безлюдным, что составляет одну из самых привлекательных черт курортных мест на юге Англии до начала купального сезона. Было солнечно и очень тепло; несколько небольших компаний загорало на гальке, в аристократическом уединении, о котором и мечтать не могут те, кто приезжает сюда в разгар лета.