– Она отплыла уже довольно далеко от берега. Я вошла в воду, подплыла к ней и утопила.
– Каким образом?
– Она сказала: «Привет, Джуди». Я ей ответила и легонько стукнула по подбородку – брат показал мне, куда надо бить, чтобы вывести человека из строя. Потом я поднырнула, взяла ее за пятки и потащила за собой, пока она не утонула.
– Складно у вас получается. И долго вы это обдумывали? А мотив вы тоже себе придумали?
– Просто я ее терпеть не могла. Ненавидела ее, если хотите знать. За ее успех, внешность, за ее самонадеянность. Она встала мне поперек горла, как кость: я не могла ее больше выносить.
– Понятно. А теперь объясните пожалуйста, почему, практически идеально совершив убийство, вы теперь спокойно приходите ко мне, чтобы самой сунуть голову в петлю?
– Потому что вы подозреваете другого человека.
– Скажите уж прямо – потому что мы подозреваем Роберта Тисдейла. Он и есть истинная причина. А теперь, может – в качестве компенсации за потраченное на вас мое драгоценное время и в виде оправдания, – вы расскажете мне все, что вам известно о Тисдейле?
– Ничего мне о нем не известно. Кроме одного – на убийство он не способен. При любых обстоятельствах.
– Выходит, вы его хорошо знаете?
– Нет. Едва знакома.
– И вы не были, так сказать, друзьями?
– Нет, ни друзьями, ни любовниками, если вы это имели в виду. Бобби Тисдейл представления не имеет, что я существую на свете, он только однажды передал мне коктейль.
– И тем не менее вы поставили на карту свою жизнь, чтобы его вызволить? – спросил Грант более мягко.
Она предпочла не заметить этого и угрюмо ответила:
– Если я убила, почему за меня должен пострадать невинный?
– Я думаю, это зависит от того, насколько искушена в таких делах полиция. Мне кажется, вы нас явно недооцениваете, мисс Селлерс.
– Мне кажется, вы полные идиоты. Вы собираетесь арестовать невиновного. Гоняетесь за ним, как собаки. И не желаете верить, когда вам признаются в убийстве.
– Понимаете, мисс Селлерс, в деле всегда бывают некие детали, которые известны лишь полиции и не попадают в газеты. Вы же сочинили свою историю на газетной информации. Об одной такой детали вы просто не знали. О другой забыли.
– О чем это я забыла?
– О местопребывании Кристины Клей не было известно никому.
– А убийце?
– Конечно. В этом-то все и дело. А теперь извините, я очень занят.
– Вы не поверили ни одному моему слову.
– Неправда. Поверил, и даже не одному: ночь на вторник вы провели вне дома, вы, вероятно, в тот день действительно купались, а в среду, к середине дня, вы вернулись домой. Но все это еще не преступление.
Она неохотно встала и небрежным жестом вынула из сумочки помаду.
– Что ж… – подкрашивая губы, сказала она хорошо поставленным, «сценическим» голосом. – Моя попытка хоть немного прославиться провалилась, и мне не остается ничего другого, как до конца дней своих играть безмозглых блондиночек. Хорошо, что я купила обратный билет.
– Меня вам не одурачить, – сказал на прощание Грант, несколько повеселев, и распахнул перед ней двери.
– Тут вы, может, и правы, черт вас подери. Но насчет него вы глубоко ошибаетесь. Настолько глубоко, что, помяните мое слово, еще покроете себя позором до завершения этого дела.
С этими словами она с независимым видом проследовала мимо изумленного Уильямса и двух клерков и исчезла.
– Ну вот, – заметил Уильямс, – начало положено. Прямо какой-то ненормальный народ пошел, правда, сэр? Если бы мы обнародовали факт, что ищем пальто с оторванной пуговицей, то наверняка нашлись бы такие, кто сам оторвал бы пуговицу и притащил нам свое пальто. Просто так, развлечения ради. Словно нам и без того делать нечего. А дамочка не похожа на чокнутую, ведь так?
– Не похожа. Что вы о ней думаете, Уильямс?
– Из актрисуль, что играют в мюзиклах. Хочет получить известность ради карьеры. Молоток, а не дамочка.
– Вот и неверно. Играет в театре. Ненавидит свою профессию. Мягкосердечна до того, что готова жертвовать собой ради ближнего.
Уильямс был явно обескуражен.
– Правда, я с ней почти не разговаривал, – заметил он, словно оправдываясь.
– Конечно. Если судить по внешности, то ваше заключение абсолютно точно. Хотелось бы мне так же уверенно делать свои заключения в нашем с вами деле. – Он сел и задумчиво провел руками по волосам. – Что бы вы предприняли, выбравшись из «Моряка»?
Уильямс понял: Гранту хочется, чтобы он поставил себя на место Тисдейла.
– Я бы сел в переполненный автобус. Первый попавшийся. Сошел бы вместе с остальными и двинулся так, будто знаю, куда и зачем иду. И постарался бы держаться с таким видом все время, пока я на людях.
– А потом?
– Потом, вероятнее всего, снова сел бы в автобус, чтобы выбраться за город.
– Вы хотите сказать, что покинули бы город?
– Ну да, конечно! – удивился Уильямс.
– В сельской местности городской человек всегда больше бросается в глаза.
– А на что лес? В этой части столько лесов, что в них человек может скрываться сколько захочет. А если он доберется до лесного массива возле Эшдауна, то и сотня полицейских не прочешет тот лес полностью.
Грант отрицательно покачал головой:
– Но надо же чем-то питаться. И где-то спать.
– Спать можно и в лесу. Погода стоит теплая.
– Прошло уже двое суток. Если он вне города, то должен бы выглядеть изможденным и грязным. Но так ли это на самом деле? Вы заметили, никто не сообщил нам, чтобы он где-нибудь покупал бритву. Все-таки есть шанс, что он укрылся у кого-нибудь из приятелей. Интересно… – Его взгляд остановился на стуле, который только что занимала Джуди Селлерс. – Нет, вряд ли она решила уж так блефовать. Будь он у нее, она бы к нам не явилась.
Уильямс подумал о том, что хорошо бы Гранту пойти в отель и хоть немного отоспаться. Он слишком близко принимает к сердцу свой промах при аресте Тисдейла. Никто не застрахован от ошибок, Грант – знаток своего дела, и это известно всем. Его репутация в Ярде достаточно прочна. И чего он себя так казнит за то, что могло случиться с каждым? Конечно, и в Ярде есть охотники занять его место, но к ним всерьез никто не относится. Все знают, чего они добиваются. Грант – профессионал, с ним все в порядке. Глупо, что он сокрушается из-за такой ерунды.
Если бы можно было предположить, что у полисмена болит за кого-то сердце, то уж точно – большое сердце Уильямса болело за начальника.
– Уберите этот отвратительный предмет, – говорил между тем Грант, показывая на пальто. – Ему по меньшей мере двадцать лет, и лет десять, как на нем нет ни одной пуговицы. Одно меня озадачивает, Уильямс: на пляже пальто было на Тисдейле, а вернулся он без него. Значит, он должен был избавиться от пальто где-то по дороге. Далеко отклоняться в сторону у него просто не хватило бы времени. Он спешил вернуться, чтобы загладить свою ошибку с паническим бегством. И, несмотря на все усилия, мы так и не обнаружили это пальто. В этом районе два пруда, оба мелкие, и оба мы обшарили. Три ручейка, в которых монеты не спрячешь, даже бумажного кораблика не пустишь. Канавы все облазили, садовые ограды осмотрели, две рощи тоже прочесали. Ничего! Что он с ним сделал? Что бы вы с ним сделали, а, Уильямс?
– Сжег.
– Времени не хватит. И потом, оно сырое, скорее даже не сырое, а мокрое.
– Скатал бы и сунул куда-нибудь на дерево. Обычно все ищут на земле.
– Уильямс! Вы прирожденный преступник! Изложите Сангеру свою идею, и пусть он сегодня же проверит ее на практике. Мне это пальто нужнее сейчас, чем сам Тисдейл. Просто позарез необходимо!
– Кстати, о бритвах, сэр. Может быть, он успел взять свою?
– Я об этом не подумал. Я не думал, что у него хватит духу на это. Правда, я вообще не предполагал, что у него хватит духу на то, чтобы дать тягу. Я думал только о попытке самоубийства. Где его вещи?
– Сангер доставил их сюда вместе с чемоданом. Здесь все, что у него было с собой.
– Посмотрите прямо сейчас, там ли бритва. Чтобы знать хотя бы, выбрит он или нет.
Бритвы в чемодане не оказалось!
– «Я обманулся в вас, инспектор», – произносит он, а тем временем спокойно кладет в карман бритву и готовится удрать под самым носом у великого детектива. Я абсолютно заблуждался по поводу этого парня, Уильямс. Абсолютно. Поначалу, когда вез его на разбирательство, я решил, что он один из импульсивных истериков. Потом, когда узнал про завещание, изменил свое мнение. Хотя по-прежнему считал его слабаком. А теперь… теперь оказывается, он планировал побег у меня под носом – и осуществил это! Это не Тисдейл слабак, а я!
– Да не убивайтесь вы так, сэр! В настоящий момент у нас полоса невезения. Но вы и я – только вы и я вдвоем, клянусь вам, – добудем этого стервеца и отправим его туда, где ему и место! – горячо проговорил Уильямс.
Произнося эту прочувствованную речь, Уильямс и не подозревал о том, что особой, которая действительно сыграет центральную роль в передаче преступника в руки правосудия, окажется глупенькая дамочка из Канзас-Сити, которая и знать не знала об их существовании.
Глава одиннадцатая
Эрика тормознула и остановила свою непрезентабельную крошечную машину. Потом она дала задний ход и остановилась снова. Она с интересом поглядела на носок мужской туфли, выглядывавшей из зарослей травы и папоротника, потом перевела взгляд на пустынный ландшафт и на белеющую, прямую как стрела дорогу, по сторонам которой посверкивали на солнце ограничители скорости.
– Можете вылезать, – сказала она, – на целые мили вокруг нет ни одной живой души.
Носок туфли исчез, и из-за кустов появилась удивленная мужская физиономия.
– Уф! Теперь я могу вздохнуть с облегчением. А то я уж думала, что вы мертвый.
– Откуда вы узнали, что это я? Вы же знали, что это я?
– Конечно знала. У вас на подошве одной туфли такая смешная загогулина – в том месте, где был ценник приклеен. Я заметила ее еще тогда, когда вы лежали на полу у отца в кабинете.