— Начнем здесь, пожалуй. У него, конечно, стол атласного дерева, терпеть такие не могу!
Он достал связку ключей, нашел нужный и вставил в замок.
— Это его ключи? — спросил Найджел.
— Его.
Замок щелкнул, Аллейн откинул крышку, и на пол полетели бумаги, которыми был туго набит стол.
— Господи! Хорошо, что вы со мной, Батгейт. Счета в одну стопку, квитанции в другую. Проспекты сюда, письма туда. Читайте все и говорите мне, когда найдете что-то интересное. Погодите, личные письма лучше отдавайте мне. Ну, начнем! Старайтесь складывать счета в хронологическом порядке, хорошо?
Счетов было видимо-невидимо, многие повторялись по несколько раз, сопровождались напоминаниями — сначала подобострастными, далее робкими, просительными, укоризненными, нетерпеливыми и, наконец, угрожающими, с переходом к требованиям немедленного погашения. Такового, впрочем, обычно не происходило.
Провозившись с полчаса, Найджел сделал первое открытие.
— Смотрите, Аллейн! Примерно год назад он оплатил все счета в ответ на угрозы поставщиков принудить его к уплате, но после этого, как я погляжу, не оплатил уже ни одного, невзирая на все угрозы! Надо полагать, старик Сейнт совал ему подачки раз в год.
— Старик Сейнт говорит, что не платил Сюрбонадье содержания. Он рассчитался за его долги в Кембридже, привел его в театр и дал понять, что дальше малыш Артур должен будет выкручиваться сам.
— Правда? Значит, он ожидал поступления средств, если судить по письмам из магазинов.
— На какую сумму он рассчитался в последний раз?
— Сейчас прикину…
Найджел предпринял попытку суммирования, чертыхаясь про себя, и после нескольких заходов торжественно отрапортовал:
— Две тысячи фунтов стерлингов! Столько он заплатил в мае месяце и примерно столько же был должен теперь.
— Что это у вас в руках?
— Его банковская расчетная книжка. Он превысил кредитный лимит. Сейчас уточню… Май прошлого года, больших поступлений не видно. Похоже, он расплачивался наличными. Вот, нашел: двадцать пятого мая выплачено две тысячи фунтов.
— Понимаю… — задумчиво проговорил Аллейн.
— Не похоже ли это на деньги, добытые шантажом?
— Похоже.
— У Сейнта. Держу пари, он шантажировал Сейнта!
— Может быть.
— Вы еще сомневаетесь?
— Есть немножко. А вот и старина Фокс!
Инспектор Фокс не обрадовался услышанному.
— Он все еще верен своему реквизитору, — объяснил Аллейн. — Но продолжим наш скорбный труд.
— Похоже, покойный хранил все до одного полученные письма, — сказал Фокс. — Вот пачка писем от некоего Стеффа.
— Стефф? — насторожился Аллейн. — Дайте взглянуть!
Он схватил письма и отошел с ними к окну, где застыл, просматривая страницу за страницей и складывая их лицом вниз на подоконник.
— Настоящая свинья! — высказался он вдруг.
— Феликс называл его так же, — напомнил Найджел.
— Да, она мне это говорила.
— Она?..
— Стефани Вон.
— Стефф?.. Понимаю! — опомнился Найджел. — Так письма от нее!
— Боже… — Аллейн разочарованно покосился на него. — Как вы рассеянны!
— Нашли что-нибудь полезное, сэр? — спросил Фокс.
— Да, и немало. Все вместе производит тяжелое впечатление. Начинается в образцовом стиле ведущей актрисы — экстаз, высокий штиль, флирт в правилах высшего общества. Но потом он, похоже, предстал перед ней в истинном свете. Она чем-то напугана, но изъясняется по-прежнему манерно и цветисто. Далее следуют две записочки. «Прошу, Артур, прекратим это. Мне очень жаль. Ничего не поделать, если я изменилась». И подпись. Это написано два дня назад. Последняя записка, совсем в другом духе, отправлена только вчера утром.
— Выглядит так, будто она флиртовала одновременно с ним и с Гарденером, — отозвался Фокс. — Не вижу, чем это может нам помочь.
— Боюсь, может, пусть и не много, — возразил Аллейн. — Но вернемся к поискам.
Наконец содержимому письменного стола пришел конец, и Аллейн повел их в запасную спальню, где утомительный обыск продолжился. Сотрудники Скотленд-Ярда проявляли удручающую въедливость. Из гардероба был извлечен старый чемодан. Найджел включил электричество и задернул занавески. Аллейн открыл чемодан. В нем хранились письма от множества женщин, ценность которых исчерпывалась тем, что они проливали дополнительный свет на отталкивающую натуру Сюрбонадье.
На дне чемодана лежали две аккуратно сложенные старые газеты. Аллейн схватил одну, развернул и свернул вверх кричащим заголовком, прочитанным Фоксом и Найджелом через его плечо: «КОКАИН!» Ниже была расшифровка: «Поразительное разоблачение незаконной наркоторговли. Призрачное счастье и его последствия».
Это был мартовский номер «Морнинг экспресс» 1929 года.
— Вот оно! — воскликнул Найджел. — Видите подпись, Аллейн? Это автограф Уэйкфорда!
— Так оформлялись все его статьи?
— Пожалуй. Разворот, специальный материал. В «Мекс» всегда так делали.
— Подпись воспроизведена весьма отчетливо, — молвил Аллейн. — Прямо лекало для копирования. Так и просится, чтобы подделать.
— Несомненно, — проговорил Фокс медленно, — это касалось покойного даже в том случае, если он был ни при чем.
— Вот именно, — рассеянно поддакнул Аллейн, читая репортаж. — Здесь все указывает на Сейнта. А что в этой газете? Наверняка отчет о деле по обвинению в клевете.
— Вы совершенно правы, сэр.
— Да. А теперь займемся спальней нашего малыша Артура. Мы ищем маленький сейф. На что вы так смотрите, Батгейт?
— На вас, — просто ответил Найджел.
В богато украшенной спальне стоял сильный запах благовоний.
— Какая гадость! — С этими словами Аллейн распахнул окно.
Аллейн и Найджел снова взялись за дело. Фоксу была поручена ванная. Первым его открытием там стал шприц в шкафчике над раковиной. Найджел тоже нашел шприц — он хранился в прикроватной тумбочке вместе с продолговатым пакетиком.
— Опиум, — определил Аллейн. — Я так и подумал, что он по-прежнему им балуется. — Он внимательно осмотрел пакетик. — Такой же мы изъяли у Зловонного Карлоса.
При первой же попытке обмануть Как лихо мы сплетаем паутину!
— Воистину! — согласился Фокс и вернулся в ванную.
— Обожаю Фокса, — сказал Аллейн. — Он — блестящее воплощение и последнее чудеснейшее проявление грубого здравомыслия. В комоде ничего нет, в карманах костюмов мистера Сюрбонадье тоже пусто, разве что… Что это?
Он наткнулся на очередное письмо — на сей раз скромное, написанное на простой бумаге. Найджел взял у него письмо и прочел:
Дорогой мистер Сюрбонадье, пожалуйста, перестаньте обращать на меня внимание, потому что я жалею о том, что сделала, папа очень зол, что узнал, а Берт — славный парень, поэтому я ему все сказала, и он меня простил, но говорит, что если вы хотя бы еще раз на меня взглянете, то он с вами разделается, так что прошу вас, сделайте одолжение, больше на меня не смотрите. Искренне ваша Трикси. P.S. Я ничего не сказала про эти пакетики, но больше не желаю их получать. Т.
— Кто такой Берт? — спросил Найджел.
— Театрального реквизитора зовут Альберт Хиксон, — объяснил Аллейн.
— Один — ноль в пользу Фокса, — сказал Найджел.
— Верно, он так подумает. Значит, Трикси получала для него наркотики… Придется мне снова увидеться с Трикси.
Он поставил рядом с гардеробом стул, взгромоздился на него и дотянулся до верхней полки.
— Сюда!
Найджел кинулся на зов. Из-за кожаной шляпной коробки Аллейн достал прочную железную коробку.
— Вот то, что мы ищем! — провозгласил он.
Содержимое железной коробки
— Как, черт возьми, вы узнали, что он это прячет? — спросил Найджел.
Аллейн слез со стула и вынул из кармана ключик на длинной тонкой цепочке.
— Он носил это на шее. Нетрудно было предположить, что ключ отпирает что-то подобное. Такие шкатулки производит одна-единственная фирма, и ключи от них не похожи ни на какие другие. Поскорее отопрем!
Он вставил ключик в скважину и дважды повернул. Замок щелкнул и разомкнулся. Аллейн откинул крышку.
— Снова бумаги… — разочарованно протянул Найджел.
— А как же! Подождите.
Аллейн поставил коробку на стеклянную поверхность туалетного столика, достал из кармана два пинцета и с их помощью аккуратно приподнял лист голубой почтовой бумаги. Лист оказался сложенным. Он осторожно развернул его и наклонился. Найджел слышал, как он втягивает носом воздух.
— Не трогайте, — предупредил Аллейн, — только смотрите.
Найджел раскрыл глаза пошире. На бумаге были несколько раз написаны одни и те же слова: «Edward Wakeford. Edward Wakeford. Edward Wakeford».
Аллейн молча вышел из комнаты и вернулся в сопровождении Фокса. В руках у него была сложенная газета из чемодана. Он приложил заголовок статьи к бумаге на туалетном столике. Подписи были одинаковые.
— Зачем он это хранил? — шепотом спросил Найджел.
— Уместный вопрос, — молвил Фокс. — Человеческая натура — странная материя, сэр, очень странная. Скорее всего дело в суете тщеславия.
— Суета сует, — прокомментировал Аллейн. — Но не в этот раз, Фокс.
Второй бумагой в коробке оказалось письмо, подписанное H.J.M. и начинавшееся с обращения: «Дорогой мистер Сейнт…»
— Вот это да! — воскликнул Аллейн. — Из тумана сомнительной славы выплывает бывший лакей. Он говорил об этом письме от Мортлейка. «К письму приложен мой чек на пятьсот фунтов в погашение нашего небольшого долга. Товар поступит по назначению. Торговля чесучовым шелком идет безупречно, и у меня большая надежда на «Селаниз» в июне, когда прибудет наш Чарльз. Преданный вам…» Вот радость, вот восторг, не правда ли, дружище Фокс? Мортлейк собственной персоной! Пережиток нашей последней добычи. Помните, Фокс? Не смейте забывать!
— Я все прекрасно помню. Чесуча — это героин, «Селаниз» — кокаин. Мы сцапали тогда всех, кроме Мортлейка.
— А «наш Чарльз» — не кто иной, как Зловонный Карлос, упеченный на пять лет, да будет благословенна его душонка! Мортлейка ждет столько же. Вот, значит, что готовил Сюрбонадье для Джейкоба Сейнта…