— Я сказал, что скверно ощущать себя лишним. Понимаешь, скверно.
У нее бешено заколотилось сердце.
— Бен, пожалуйста.
— И еще одна деталь. Эта костюмерша, она же дублерша. Да, ты назначила меня на роль рогоносца в своей веселой комедии, не очень приятную роль, должен сказать, но зачем же так принижать мои умственные способности. Когда это было? Во время гастролей в Новой Зеландии в тридцатом?
— Что за чушь? — проговорила она тяжело дыша.
— Извини. Ну, вечер у тебя сегодня, конечно, занят. Как обычно, забронирован за Адамом.
— О чем ты, Бен?
— О том, что сейчас ты, кажется, свободна? И вынуждена будешь потерпеть меня, в виде исключения, раз в сто лет. А на вечер я даже не претендую.
Она столько раз воображала эту сцену, что узнала ее сразу. Его лицо придвинуто вплотную к ее лицу, и она лежит скованная ужасом, как бывает в кошмарном сне. На долю секунды у нее мелькнула спасительная мысль, что, может быть, она сейчас спит и если сможет вскрикнуть, то проснется. Но вскрикнуть она не могла. Не было сил.
III
В половине пятого в квартире Адама Пула зазвонил телефон. Он лег отдыхать поздно, и звонок его разбудил. Он даже не сразу узнал ее голос.
— Что случилось? Элла, в чем дело? Я тебя не слышу.
Затем все стало понятно.
IV
В шесть часов актеры начали собираться в театр. У каждого был свой способ взбодриться после отдыха. Один пил чай, другой черный кофе, кто-то съедал кусочек хлеба с маслом, кто-то глотал аспирин, а кто-то спиртное. Ничего, скоро в театре они все ощутят небывалый прилив энергии. Таков закон. Иначе не бывает. В пятнадцать минут седьмого они уже были в пути. В гримерных их ждали костюмеры, по темной сцене беспокойно бродил Джеко. В кабинет администратора ввалился доктор Разерфорд в вечернем костюме и накрахмаленной белой рубашке, украшенной крошками нюхательного табака. Костюм и рубашка у него остались с тех времен, когда он посещал ежегодные ужины Британской медицинской ассоциации. Доктор не переставал досаждать Бобу Грантли, пока тот вежливо не попросил его уйти.
В двадцать минут седьмого такси с Габи Гейнсфорд и Джей-Джи Дарси свернуло к театру. Дарси сидел в элегантной позе, примостив шляпу на коленях. В полумраке в профиль он выглядел молодым человеком.
— Как это мило, что вы за мной заехали, — проговорила Габи срывающимся голосом.
Он улыбнулся и погладил ее руку.
— Я тоже волнуюсь перед премьерами.
— В самом деле? А я думала, опытные артисты…
— Ах, молодость, молодость, — вздохнул Джей - Джи.
— Вы не можете представить, что у меня сейчас творится внутри!
— Бедное дитя.
Она повернулась и положила голову ему на плечо.
— Я его так боюсь.
С легкостью, свойственной хорошим актерам, Дарси непринужденно обнял ее за талию.
— Я вас не дам в обиду. Ей-богу, не дам. Пусть только попробует, я не посмотрю, что он автор.
— Я не о нем, — сказала она. — Не о докторе. Да, он на меня жутко нападает, но в моих бедах виноват не он.
Дарси вскинул брови:
— Не он? Тогда кто же?
— Дядя Бен. Вот кто наводит на меня ужас.
V
Перри Персивалю прибытие перед спектаклем в театр неизменно доставляло удовольствие. У входа толпится народ, спрашивают лишние билеты, некоторые узнают тебя, перешептываются. А ты приподнимаешь шляпу и проходишь к служебному входу. Это так приятно.
Да, приятно, только не сегодня. Слишком муторно было у него сейчас на душе. Бен стал совершенно невыносим. На репетициях делал все, чтобы выставить Перри идиотом. Не давал договорить, вставлял свои издевательские реплики, а затем посматривал на него и противно хихикал. А Перри весь кипел бессильной яростью. Это напоминало ему, как один злобный школьный учитель мучил его в детстве.
Горестно размышляя, Перри двигался по коридору. Дверь в гримерную Елены Гамильтон была полуоткрыта, горел свет. Он постучал, затем заглянул внутрь. Пахло гримом, свежевыглаженными платьями и цветами. Уютно гудел газовый обогреватель. Мартина обернулась.
— Добрый вечер, — напевно произнес он. — Елены еще нет?
— Нет.
Поглядывая на Мартину, он походил по комнате, потрогал фотографии.
— Я слышал, вы приехали из Новой Зеландии? В прошлом году я чуть там не оказался. Мне предложили ангажемент на гастроли, но не понравилась труппа, и я отказался. Кажется, Адам там бывал в незапамятные времена. Лет двадцать прошло, не меньше. Думаю, до вашего рождения.
— Наверное, — согласилась Мартина.
Ее ответ как будто воодушевил Перри.
— Надо же, как быстро летит время, — задумчиво проговорил он.
Мартине это начало уже надоедать.
Но Перри продолжал лениво слоняться по гримерной. Внимательно изучил цветы.
— Честно говоря, я премьеры ненавижу.
Ей сразу же стало его жаль.
— В день премьеры, наверное, каждый волнуется, — сказала она. — В любом случае я желаю вам успеха.
— Спасибо.
Перри вышел в коридор, задержался у открытой двери гримерной Пула, поздоровался с Бобом Кринглом.
— Хозяина пока нет?
— Он в пути, мистер Персиваль.
Перри кивнул и зашел в комнату. Встал спиной к трюмо в элегантной позе.
— Наша маленькая незнакомка из соседней комнаты весьма старательная.
— Согласен с вами, сэр, — отозвался Боб. — Она оказалась к месту.
— А как похожа.
— Вы имеете в виду на хозяина, сэр? — весело проговорил Боб. — Это верно. Надо же как совпало.
— Совпало? — удивился Перри. — Нет, Боб, я думаю, тут есть родство. Хотя бы дальнее. Вчера он сам сказал об этом. Вот, наверное, почему у нее тут все так удачно складывается. Скажите мне, Боб, вы когда-нибудь слышали, чтобы костюмершу вдруг взяли в труппу? Пусть даже актрисой второго состава.
— Довольно удачно получилось, сэр.
— Да уж куда удачнее, — пробормотал Перри. — Послушайте, Боб, вы, кажется, были с хозяином на гастролях в Новой Зеландии в тридцатом?
— Да, сэр, был, — спокойно ответил Боб. — В те дни он был совсем юным. А теперь позвольте мне вас побеспокоить, мистер Персиваль. Мне нужен этот стол.
— О, извините, я ухожу. Пока. — Перри взмахнул рукой и плавной походкой вышел в коридор.
— Удачи вам сегодня, сэр, — сказал Боб, захлопывая за ним дверь.
Перри двинулся дальше, к гримерной Дарси. Постучал, дождался ответа и вошел. Дарси гримировался.
— Боб оказался не очень разговорчивым, — произнес Перри после приветствия.
— Добрый вечер, мой мальчик. Вы о чем? — осведомился Джей-Джи.
— Ну, насчет гастролей в Новой Зеландии и так далее.
— И что?
Перри закурил.
— Такое удивительное сходство. Есть над чем подумать.
— Да… — протянул Джей-Джи, продолжая заниматься своим делом.
Перри нахмурился.
— Доктор и Бен совсем меня достали. Как будто сговорились. А вчера как они сцепились! Бен еще не приехал?
— Пока нет, — ответил Дарси. — Надеюсь, сегодня он будет в порядке.
VI
Костюмер Кларка Беннингтона, тощий меланхолик, помог ему надеть сценический костюм и нерешительно встал сзади.
— Вы мне больше не понадобитесь, — буркнул Беннингтон. — Пойдите к мистеру Дарси, может, ему нужна будет ваша помощь.
Костюмер кивнул и вышел.
Беннингтон не мог взять в толк, почему ему нельзя пить в присутствии костюмера. Пропустить рюмочку перед спектаклем, что в этом особенного? Адам, конечно, совсем не пьет. Не дай Бог. Мысль об Адаме Пуле немедленно подвигла Бена достать из кармана пальто фляжку и налить солидную порцию бренди.
Неожиданно вспомнилось, какое состояние у него было пятнадцать лет назад в день премьеры. О, тогда он относился ко всему очень серьезно. Каждый выход на сцену для него много значил. Он пытался сосредоточиться, зарядиться энергией. Система Станиславского и все такое. И Елена его во всем поддерживала. Затем постепенно он привык — паузы в нужных местах, соответствующие голосовые модуляции. В общем, техника, и ничего больше.
Бен быстро выпил и приступил к гриму. На лицо смотреть было противно. Для этой роли оно, конечно, годилось, а вообще…
Он печально вздохнул, вспомнив, каким красавцем был в молодости. Казалось, совсем недавно. Елена влюбилась в него всерьез, они поженились. А потом семейное счастье разрушил Адам. Скотина…
Ему не давало покоя дневное происшествие. Искаженное ужасом лицо Елены, ее одеревеневшее тело.
«Зачем мне это было нужно? — тоскливо спрашивал он себя. — Зачем? Эта женщина меня не хочет. Я ей противен».
Прошедшая неделя вспоминалась как кошмарный сон. Ни одного дня без скандала. С Джоном Разерфордом, иногда с Адамом. И все из-за Габи.
Он любил племянницу, милую, ласковую девочку, единственное родное существо на всем белом свете. И она любила его, по крайней мере до того, как он устроил ее в этот театр. Актрисой Габи была слабой, но вполне годилась на незатейливые роли субреток. Эта роль, конечно, была не для нее, но ведь не пойдешь на попятный. Слишком поздно. У Габи получалось плохо, как она ни старалась. Особенно эта сцена с Пулом. Ее изводили все — доктор, Адам и даже он сам.
Бен содрогнулся, вдруг ощутив безнадежное одиночество.
Конечно, она рассказала Адаму о случившемся. А как же иначе? Перед его глазами возникла мучительная сцена: Елена плачет в объятиях Адама, он нежно гладит ее по спине, утешает.
Бен занервничал. Надо успокоиться, впереди премьера. И что будет с Габи?
Он выпил еще и продолжил гримироваться.
На душе чуть полегчало. «Хорошо, хорошо. — Бен усмехнулся. — Этот доктор у меня еще попляшет. Мы еще посмотрим, кто кого. У меня припасено кое-что интересное, особенно для этого высокомерного драматурга. Никуда он не денется, станет как шелковый». От этой мысли в груди потеплело, как от хорошего бренди.
Левая рука скользнула к фляжке. «Еще одна, и я буду в полном порядке».
VII
Дальше по коридору в своей гримерной Габи Гейнсфорд сидела перед трюмо и наблюдала за руками Джеко, которые проворно двигались по ее лицу. Он легко касался кончиками пальцев, что-то мурлыча сквозь сжатые губы. Среди его многих дарований был и талант стилиста. Когда он гримировал Габи для генеральной репетиции, она успокаивалась, но сейчас ничего не помогало.