— Новый, — подтвердил Клем. — Когда мистер Пул принял здание, тут все отремонтировали. Как следует. И замки везде заменили. Старые все были ржавые.
— Газовую систему тоже ремонтировали?
— А как же.
— А две гримерные объединили и сделали артистическую?
— Да.
— Теперь в гримерных есть вентиляция?
Клем кивнул.
— Я полагаю, поэтому ему и потребовалось накрыться пальто.
— Похоже, что так, — согласился Аллейн. — Он торопился поскорее все закончить. Ладно, мистер Смит, спасибо. Скажите актерам, что я приду, как только мы закончим здесь осмотр. Потом вам надо будет подписать протокол.
— Дело кажется проще простого, мистер Аллейн, — сказал Фокс, проводив Клема Смита в коридор.
Инспектор пожал плечами.
— Внешне все выглядит именно так. Но делать выводы пока рано. Гибсон, вы участвовали в расследовании случая в театре «Юпитер»?
Сержант Гибсон посмотрел на инспектора.
— Нет, сэр. Тогда, я слышал, убийство было закамуфлировано под самоубийство.
— Да, именно так. Потерпевший находился неподалеку отсюда, в гримерной, где сейчас артистическая. Замки тогда были такие, что проникнуть в комнату было проще простого. Так вот убийца вошел и открыл кран газовой горелки. Разумеется, не зажигая. Хозяин в это время валялся на диване мертвецки пьяный. Трюк сработал, он отправился к праотцам. Все тогда выглядело как самоубийство, но мы уличили преступника по следам волос с бороды и частицам грима, которые он оставил на трубе.
— Надо же какой глупец! — удивился Фокс.
— Театр потом был закрыт года на три или четыре, — продолжил Аллейн. — Пока не появился Адам Пул. Он дал театру новое название, «Вулкан», и сделал тут серьезный ремонт. Кажется, это его второй спектакль после открытия.
— Возможно, этот Беннингтон решил свести счеты с жизнью подобным образом, — принялся размышлять Фокс. — Но чтобы все выглядело похожим на тот случай, то есть на убийство.
— Вот именно, — поддержал его Аллейн. — Чтобы подозрение пало на кого-нибудь из его коллег-актеров. С газовой горелкой много всего можно напридумывать.
— Вы серьезно так думаете?
— А почему нет, Фокс? Что делает Беннингтон? Он имитирует убийство с помощью отравления газом. А чтобы у нас не возникло мысли, что это он сам себя прикончил, не оставляет предсмертной записки и вообще никакого намека на подобные намерения. И кто будет первым подозреваемым, Фокс? Правильно, тот, кто занимает соседнюю гримерку. Кто это?
— Перри Персиваль.
— Замечательно. Беннингтон отправляется в мир иной, оставляя нас разбираться с мистером Перри Персивалем по схеме происшествия в театре «Юпитер». Довольно гнусный способ самоубийства, должен вам сказать.
— Но пока еще точно ничего не известно, — возразил Фокс.
— Вот нам и предстоит до всего докопаться. — Аллейн повернулся к сержанту. — Гибсон, что у вас?
Тот раскрыл блокнот и принялся читать:
— Трюмо. Отдельно на подставке высокое зеркало. Один картонный ящик с париками, румянами, субстанцией, обозначенной как «крем для носа», семь палочек грима и одна нераспечатанная коробка пудры.
Полка с расстеленным полотенцем, которое служит чем-то вроде скатерти. На нем один поднос с шестью палочками грима. Справа от подноса бутылочка со спиртовым клеем для париков, фальшивых усов и бород. Еще бутылочка с жидкой пудрой. Открытая коробочка с пудрой. Перевернута. Позади нее набросаны ватные тампоны. — Он поднял взгляд на инспектора. — Они, видимо, предназначены для припудривания, мистер Аллейн.
— Погодите. — Аллейн нагнулся, вглядываясь в пол под трюмо. — Тут ничего. Продолжайте.
— Слева от подноса портсигар с тремя сигаретами и открытая пачка. Коробка спичек. Пепельница. Полотенце с пятнами грима. За зеркалом фляжка, заполненная на одну шестую, и рюмка без ножки, пахнущая спиртным.
Аллейн заглянул за гримировочное зеркало.
— Там у него целый склад. Продолжайте.
— На полке и под ней на полу рассыпано значительное количество пудры. Левая стена. Шкаф с одеждой. В карманах я еще не смотрел, мистер Аллейн. На полу пудра и пепел от сожженной бумаги. Что это было, определить невозможно.
— Ладно, дальше.
Аллейн присел на корточки у пальто.
— Ну и запах! — Он осторожно потрогал пальто. — Ничего не понимаю. Оно все в пудре. Где висело это пальто? Видимо, на вешалке рядом с дверью. Странно. Фокс, поговорите с костюмером и срочно вызовите сюда дактилоскописта Бейли и фотографа Томпсона.
Детектив вышел звонить в Скотленд-Ярд.
Аллейн осмотрел в лупу кран на газовой горелке.
— Тут отчетливо видны отпечатки пальцев. И пудра тоже.
— Мне кажется, она до сих не осела и летает в воздухе, — заметил Гибсон.
— Да, вы правы. Подождем, пока здесь поработают дактилоскопист и фотограф. Вы закончили, Гибсон?
— Да, мистер Аллейн. В карманах ничего особенного. Банкноты. Старая программа скачек. Чековая книжка. Свежий носовой платок.
— Тогда уходим. Мне надоел этот мерзкий запах.
Аллейн остановился у двери и, негромко насвистывая, внимательно оглядел комнату.
— Что-то здесь не так. Пока не могу сообразить что. Пойдемте, Гибсон. Поговорим с актерами.
IV
После супа все немного оживились. Джеко приправил его чем-то особенным. Дарси поинтересовался, откуда он что берет, но внятного ответа не получил. В любом случае варево Джеко было съедено с большим аппетитом.
Мартина принялась анализировать реакцию актеров на смерть Беннингтона. То ли суп подействовал, то ли она уже успокоилась; скорее всего и то и другое. Ее поразило, что никто, кажется, по-настоящему не опечалился и не взволновался. Насколько же одинок был этот человек.
Вскоре ее вывод подтвердила Елена Гамильтон. Примадонна сидела в изящной позе, подперев ладонью подбородок и глядя в пол.
— Мои дорогие, умоляю вас, ради всего святого, давайте не будем притворяться, изображая неутешное горе. Что касается меня, то вынуждена признаться — я мужа не любила. Давно. Это грустно, но это так. Разумеется, мы пытались соблюдать приличия, но толку от этого было мало. Думаю, и все остальные теплых чувств к Бену не питали.
— Я его любила, — с достоинством произнесла Габи.
— Вот как? — Елена усмехнулась. — Всего несколько часов назад вы заявляли, что его ненавидите. Да так громко, что было слышно в моей гримерной. В любом случае вам лучше держать свою скорбь при себе. Потому что ее никто здесь не разделяет.
— Но почему же, Элла? — подал голос Пул.
Не поднимая взгляда, она привычным жестом протянула руку. Он взял ее в свои.
— Я считаю, что пришла пора нам поразмыслить. Ведь каждому предстоит разговор. Непонятно только, что мы можем им рассказать.
Вошел доктор Разерфорд и плюхнулся на диван в углу.
— Они беседуют с Клемом Смитом. А мне довелось пообщаться с полицейским врачом, тусклым субъектом, но способным отличить кукушку от ястреба, если поднести их прямо к его носу. Доктор признал, что я оказал Бену квалифицированную первую помощь, что для меня чрезвычайно лестно. А как у вас дела?
— Да вот, Елена предложила обсудить ситуацию, — отозвался Пул. — Мы все с ней согласились.
— Какую ситуацию, скажите на милость? С Беном? Или с нами? Что еще можно сказать по поводу Бена? К вашему сведению, Элла, ваш супруг принимал довольно сильный анальгетик. Решив, видимо, свести счеты с жизнью, он сегодня принял лошадиную дозу, а для верности подкрепил газом. Так что его гибель не вызывает у меня удивления.
— Ради Бога, — прошептала Габи. — Не надо.
Доктор Разерфорд прищурился.
— А в чем, собственно, дело?
— Послушайте, Джон, сбавьте, пожалуйста, тон, — попросил его Пул. — Хотя бы ради приличий.
Почувствовав поддержку, Габи воспрянула духом:
— Прошу вас помнить, что он был моим дядей.
Как и следовало ожидать, доктор отозвался цитатой:
— «И слушать не хочу. Не добрый был ваш дядя»[††††††]. А от себя скажу, любезная моя: ваш дядя Бен прескверно с вами поступил. Впрочем, вам это и самой известно. Я замолкаю.
— Вот и хорошо, — примирительно проговорил Пул. — У меня есть соображения, почему Бен решил уйти из жизни. — Он посмотрел на Елену. — Ты не против, Элла, если я буду говорить без обиняков?
— Да, пожалуйста, милый, — отозвалась она.
— Мы все знаем, Бен, никогда не отличавшийся сдержанностью, в последний год перешел все границы. К тому же сильно запил. И это убило в нем актера. То, что он делал на сегодняшнем спектакле, вообще за пределами приличий. Видимо, неожиданно осознав ситуацию и ужаснувшись, он принял решение.
Перри Персиваль хотел что-то сказать, но лишь обреченно махнул рукой.
— Это должно было случиться рано или поздно, — продолжил Пул. — Так что причины трагедии ясны.
Елена устало кивнула:
— Я думаю, ты прав. Бен не выдержал одиночества.
— Я никогда не прощу себе этого! — воскликнула Габи. — Никогда.
Доктор Разерфорд глянул на нее и неодобрительно хмыкнул.
— Я его подвела, — продолжила причитать девушка. — Горько разочаровала. Возможно, стала для него последней каплей.
— «Клянусь я именами всех богов…» — начал тут же цитировать Разерфорд, на этот раз реплику Кассия из «Юлия Цезаря», но резко замолк при появлении Клема Смита.
Помощник режиссера мрачно оглядел присутствующих.
— Он в гримерной. Сказал, что не заставит вас долго ждать.
— В таком случае все в порядке? — выпалил Перри Персиваль. — Я хочу сказать, что мы скоро сможем разойтись по домам.
Клем Смит взял у Джеко чашку с супом.
— О чем он тебя спрашивал? — поинтересовался Джеко.
— Ну, кто что делал в то время.
— Что-нибудь еще?
— Да. Он хорошо помнит тот случай в «Юпитере».
— Помнит? — спросил Пул.
— Да. — Клем печально кивнул. — Он вел тогда расследование.
Актеры погрузились в долгое молчание, которое нарушил Джеко:
— Я не нахожу в этом ничего особенного. Да, история с Беном напоминает ту, что случилась в «Юпитере». И разумеется, детективы обязаны убедиться, что это не убийство. И пусть занимаются своим делом. Нам-то что беспокоиться? Ведь мы все убеждены, что Бен покончил с собой.