— Значит, мы можем позволить им разойтись по своим комнатам. И будем опрашивать по очереди. Они могут переодеться. Мисс Гейнсфорд уже это сделала. Так что с нее и начнем. Пусть Лемпри приведет ее в артистическую. А вы идите на сцену, скажите актерам, что они могут отправляться в свои гримерные, поболтайте немного и проследите, чтобы расходились поодиночке. Будем вытрясать сведения о Беннингтоне. Что произошло с ним необычного в последние несколько дней? Может быть, что-то его особенно огорчило или взволновало?
— Похоже, сэр, что взволновать его было несложно.
— Наверное, но точно нам ничего не известно. Я не верю, Фокс, что это было самоубийство, но пока из того, что мы раскопали, мотив не просматривается. Так что вперед, мой друг. Будем стараться.
Детектив степенно вышел. Аллейн направился в гримерную Беннингтона. Там был сержант Гибсон, склонившийся над выключенной газовой горелкой.
— Есть что-нибудь? — поинтересовался инспектор.
— Да, сэр, небольшое пятно. Как будто что-то горело.
— Я видел.
— Ватные тампоны, которые выбросил костюмер, нашлись там, где он сказал. В мусорной корзине на сцене. Тут на полу пепел от сожженной бумаги.
— Ладно, Гибсон. Когда закончите, опечатайте комнату. И без моего разрешения машину с покойным в морг не отпускайте.
— Хорошо, сэр.
Не успел Аллейн вернуться в артистическую, как в коридоре послышался голос мисс Гейнсфорд, которую сопровождал констебль Лемпри. Она явно играла субретку из комедии двадцатых годов.
— Как приятно сознавать, что тебя опекает настоящий джентльмен.
— Инспектор Аллейн ждет вас в артистической, мисс, — торжественно объявил констебль.
— Боже, как элегантно вы это сказали. У вас несомненный талант. Вам надо играть на сцене.
Лемпри открыл дверь.
— Мисс Гейнсфорд, сэр.
— Пусть заходит, Майк. И останьтесь, будете записывать.
— Прошу сюда, мисс.
Габи вошла, сразу сменив образ и став галантной обитательницей фешенебельного района Мейфэр.
— Вы мне польстили, инспектор, вызвав надопрос первой. — Она улыбнулась. — Или это зловещий намек, что я стою во главе списка подозреваемых?
— Я решил повидаться с вами раньше остальных, мисс Гейнсфорд, потому что вам не нужно переодеваться, — сказал Аллейн. — Прошу вас, садитесь.
Она села, затем картинно достала сигарету и повернулась к констеблю Лемпри:
— Могу я попросить представителя власти дать мне прикурить? Или это против правил?
Аллейн дал ей прикурить, но она не успокоилась.
— Он что, собирается записывать за мной, и это потом будет использовано против меня? Насколько мне известно, в таких случаях людей предупреждают.
— Да, в полицейской практике принято предупреждать, но в более серьезных случаях, — спокойно ответил инспектор. — А сейчас Лемпри просто будет записывать наш разговор, и в случае необходимости я попрошу вас ознакомиться с показаниями и подписать их. А теперь, мисс Гейнсфорд, позвольте перейти к делу.
— Пожалуйста.
— Все время, пока длился спектакль, вы находились здесь, в артистической. В последний антракт вас навестили мистер Дарси и ваш дядя. Вы подтверждаете, что мистер Дарси ударил его по лицу в ответ на какие-то сказанные им слова?
Она смущенно потупилась.
— Извините, но я не совсем понимаю, о чем идет речь.
— Речь идет о том, что мистер Дарси ударил мистера Беннингтона. Вы этот факт подтверждаете?
— Да, он его ударил, — неохотно согласилась Габи. — И очень сильно. Я сидела, не проронив ни слова. А что тут можно было сказать?
— Мне бы хотелось услышать, что говорил мистер Беннингтон перед этим, — произнес инспектор, не поворачивая головы. Он в этот момент рассматривал портрет Адама Пула работы Джеко.
Габи, видимо, решила вернуться к образу субретки.
— Возможно, вы подумали, что я совсем лишена чувств? — проговорила она. — Уверяю вас, это не так.
— Помилуйте, у меня и мысли такой не было, — отозвался Аллейн, по-прежнему занятый портретом. — Я всего лишь спросил, что из сказанного вашим дядей так разозлило мистера Дарси?
Габи помрачнела.
— Дядя был расстроен. Из-за того, что мне нездоровилось и я не смогла выйти на сцену.
— Едва ли это послужило поводом для таких действий со стороны мистера Дарси.
— Джей-Джи очень нежно ко мне относится.
— Но с вашим дядей он обошелся весьма бесцеремонно.
— Дядя Бен был груб. — Мисс Гейнсфорд, похоже, решила вернуться в своему первоначальному образу скромной чувствительной барышни. — К тому же от него ужасно несло спиртным.
— Вы хотите сказать, он был пьян?
— Да.
— И ругался?
— Возможно. Но я ему сочувствовала.
— Он говорил о мисс Гамильтон?
— Очевидно, Джей-Джи вам уже все рассказал. Так зачем вы меня спрашиваете?
— Нам желательно, чтобы вы подтвердили его слова.
— Хорошо, тогда скажите, что он говорил, а я подумаю, подтверждать это или нет.
Аллейн наконец повернулся и пристально посмотрел на нее.
— Боюсь, что играть по вашим правилам у нас не получится. Вам, мисс Гейнсфорд, наверное, не терпится уйти домой, а у нас впереди еще масса работы. Если ответите на мой вопрос, я буду рад вас выслушать. А если нет, то я отмечу, что вы отказались давать показания, и мы на этом закончим. Зачем терять время?
Она слегка опешила, забыв, какой образ сейчас играла. Поэтому на некоторое время стала самой собой.
— Зачем же, я расскажу. Почему нет? Только тут, собственно, и рассказывать нечего. Дело в том, что Элла — я привыкла ее так называть — в отношениях с мужчинами придерживается старомодных взглядов, в стиле Пинеро и Голсуорси. А тогда мой бедный дядя Бен приехал из клуба, застал ее в постели, ну и… вот, собственно, и все. Конечно, они сейчас не живут… как бы это сказать, ну, вместе, что ли, но он все равно ее муж, уже много лет, так что назвать это изнасилованием никак нельзя. Вы так не считаете? А она отнеслась к этому как к чему-то ужасному, подняла крик, расплакалась. Это, наверное, дядю сильно мучило, и когда он вошел сюда пьяный и увидел меня с Джей-Джи, то вообразил неизвестно что и рассвирепел. Рассказал о том, что случилось днем, взялся ругать Елену, потом принялся за меня, потом за женщин вообще. И все это так грубо. Вот Джей-Джи и сорвался. Ударил его. Но зачем из-за этого поднимать шум? Ничего особенного не случилось.
— Вы думаете, актеры знают об этом?
— За всех не скажу, но Адам и Джеко определенно знают, — ответила она не задумываясь. — Адаму она бы в любом случае рассказала. И Джеко тоже, ведь ему все всё рассказывают. И он ее близкий друг.
— Понятно. Благодарю вас, мисс Гейнсфорд. Вы свободны.
— В самом деле? — Она встала. — Я могу ехать домой?
Аллейн ответил ей то же, что и Дарси:
— Весьма сожалею, но пока нет.
Констебль Лемпри проводил ее до двери. Она остановилась.
— В атмосфере этого здания витает что-то зловещее. Я это почувствовала, как только вошла.
— Скажите, Майк, — проговорил Аллейн, когда за ней наконец закрылась дверь, — многие ли девушки вашего поколения похожи на нее?
— Нет, сэр. Она довольно странная, все время кого-то из себя изображает. Наверное, потому что актриса. Когда мы шли сюда, она мне рассказала, что много играла в провинции. Называла пьесы, в основном комедии. «Частная жизнь», «Вторая миссис Танкерей», «Спящие партнеры».
Инспектор Аллейн собирался что-то сказать, но из коридора донеслись возбужденные голоса. Вернее, один голос был громкий и возбужденный, а ему мягко возражал сержант Гибсон.
— Майк, пойдите посмотрите, в чем там дело, — попросил инспектор.
Но до двери Лемпри дойти не успел. Она распахнулась, и в комнату ввалился запыхавшийся Перри Персиваль, а следом за ним Гибсон.
Тень Отто Брода
I
Перри посмотрел на инспектора.
— Извините, я был настолько расстроен, что просто об этом не подумал. А теперь кое-что вспомнил. Я почувствовал запах газа еще раньше. Когда закончился мой последний эпизод на сцене, я сразу направился к себе в гримерную. И перед тем как идти на поклоны, чувствую, пахнет газом. А для нас в этом театре запах газа не шутка. К тому же в гримерной было жарко. Поэтому я закрутил кран. На всякий случай.
— Это было после того, как Беннингтон поставил вам подножку? — поинтересовался Аллейн.
— Я же сказал, это было после моего последнего эпизода на сцене. Перед поклонами. Неужели…
Он подошел и сел перед Аллейном.
— Неужели вы меня подозреваете? Меня? — Изумление на его лице сменилось печалью. — Боже, посмотрите на меня. Я маленький затравленный актер, совершенно безвредный. Не злой. Я даже не странный. Просто безвредный.
— А почему вы не рассказали об этом сразу?
— Сам не знаю. Понимаете, я был сильно расстроен. Беннингтон, а потом еще доктор… и вообще весь спектакль прошел для меня ужасно. — Он опустил голову. — Когда его выносили, у меня все внутри перевернулось. Я бывал под бомбежками и видел мертвецов. Но так и не смог привыкнуть.
— В вашей гримерной сильно пахло газом?
— Не очень. Но сразу вспомнился тот случай. Правда, я не придал этому значения, подумал, что, наверное, тут какая-то неисправность. Завернул кран горелки и вышел. Вспомнил только, когда снова ощутил этот запах во время речи доктора.
— Понимаю.
— Действительно понимаете?
— Поверьте, невиновному нечего бояться.
— А вы что, никогда не ошибаетесь?
— Ошибаемся, конечно, — ответил Аллейн. — Но не в таких случаях.
— В каких таких случаях?
— Когда все может обернуться серьезным обвинением в совершении тяжкого преступления.
— Я не могу в это поверить! — выкрикнул Перри. — Я никогда не поверю. Мы не такие. Мы совершенно бесхитростные. У нас душа нараспашку. У нас нет таких жестоких конфликтов, чтобы убивать друг друга.
— Мне вы все такими уж бесхитростными не кажетесь. — Аллейн снова улыбнулся. — У вас есть еще что рассказать?