— Вот как? Тогда вам, наверное, известно, что мы с Беном ужасно скандалили каждый день. — Доктор сделал широкий жест. — Если вы ищете мотивы, то их целый вагон. Мы ненавидели друг друга. Но я бы сказал, что из нас двоих более склонным к убийству был он.
— Скандалы имели отношение к роли, которой лишилась его племянница?
— Не только это. По существу, наши стычки являлись яркими проявлениями взаимной антипатии. Но главным образом я был недоволен его игрой в моей пьесе и не переставал требовать, чтобы его племянницу вернули к ее убогому существованию в том жалком театрике, откуда она пришла, и поставили на роль эту девочку.
— И вы в конце концов, кажется, победили?
Доктор махнул рукой.
— Разве это победа?
Аллейн посмотрел на доктора в упор.
— Вы не возражаете, чтобы вас обыскали?
— Зачем?! — воскликнул доктор, вскакивая с кресла.
— Кстати, — сказал Аллейн, — как медик, что вы скажете относительно удара, который накануне смерти Беннингтон получил в скулу? Он мог после этого потерять сознание? Если учесть состояние алкогольного опьянения.
— А кто говорит, что он получил удар в скулу? Это, наверное, у него гипостатическое изменение цвета. — Доктор Разерфорд уставился на подошедшего к нему Фокса. — Чего вы хотите?
— Будьте добры вынуть руки из карманов, сэр.
— «Смотри не позволяй, чтобы нас, ночную гвардию, обзывали дневными грабителями»[‡‡‡‡‡‡‡].
С этими словами он послушно вынул руки из карманов, при этом их вывернув. Оттуда к его ногам полетели различные предметы: карандаши, табакерка, бумажные листки, коробочка с таблетками, программка спектакля, записная книжка и наполовину съеденная плитка шоколада. Над этой коллекцией витало облачко нюхательного табака. Фокс, наклонившийся все это собрать, вдохнул табак и начал чихать. Доктора одолел приступ беспричинного смеха, и он затопал на месте, сминая свое рассыпавшееся имущество.
— Мистер Разерфорд, — твердо произнес Аллейн, — я был бы вам безмерно благодарен, если бы вы перестали вести себя как клоун. Пожалуйста, не надо топтать свои вещи.
Доктор вернулся в кресло и с брезгливым видом очистил с подошвы ботинка прилипшую шоколадку.
— Да горите вы огнем! Из-за вас, черт побери, пропала унция лучшего рэпи, самого крепкого нюхательного табака.
Фокс собрал с пола рассыпанные вещи доктора, отложил в сторону. Затем соскреб с его подошвы частицы раздавленных таблеток и нюхательного табака. И отправил их в конверт.
— Полно стараться, Доберри[§§§§§§§], — проговорил Разерфорд, неодобрительно глядя на него.
Аллейн встал, возвышаясь над сидящим доктором.
— Думаю, вам пора с этим кончать.
Доктор промолчал, состроив нелепую гримасу.
— Мистер Разерфорд, — продолжил инспектор, — вы разыгрываете комедию, ломаетесь, но, заверяю вас, неубедительно. Это все плохо пахнет, похоже на отвлекающий маневр. Позвольте мне сказать, что Беннингтона действительно ударили по лицу. Мы знаем, кто и когда это сделал. Ссадину он потом замазал гримом. Я хочу, чтобы вы пошли со мной. Где ваш пиджак?
— «Порфиру дай, корону мне надень. Томлюсь я желанием бессмертья»[********], — возопил доктор.
Фокс вышел и вскоре вернулся с его помятым пиджаком.
— Мистер Аллейн, в карманах ничего.
Аллейн кивнул и протянул пиджак доктору Разерфорду, который перекинул его через плечо.
Они двинулись к складу декораций. Констебль Лемпри прошел вперед и открыл дверь.
Теперь уже тело Беннингтона немного окоченело. И его лицо имело выражение молчаливого согласия со всем, какое можно часто видеть у мертвых. Аллейн перочинным ножом соскреб грим с левой скулы. Фокс держал кусок картона, куда он клал частицы грима, как художник, работающий с палитрой. На коже ясно проступило пятно.
— Вот, — произнес Аллейн и отошел в сторону, чтобы доктор Разерфорд мог увидеть.
Тот хмыкнул.
— Приличный удар, если это был удар. И кто это сделал?
Аллейн не ответил. Он обошел покойника и продолжил счищать с лица грим.
— Если вы полагаете, что это могло привести к смерти, — сказал доктор, — то сильно ошибаетесь. И сознание от такого удара потерять невозможно.
Фокс принес крем и полотенце, с помощью которых Аллейн закончил свое дело. Доктор наблюдал за ним с некоторым беспокойством.
— Черт побери, зачем вы меня сюда привели?
— Хотел услышать ваше мнение по поводу ссадины. Все, Фокс. Фургон прибыл?
— Он в пути, сэр, — ответил детектив, заворачивая кусок картона в бумагу.
Аллейн посмотрел на доктора.
— Вы думаете, жена захочет его увидеть?
— Нет. Но если надо, притворится, что захочет. Она это умеет. Только зачем ее расстраивать? Что это даст?
— Наверное, все же следует у нее спросить?
— Почему, черт возьми, вы не отпустите ее домой? Это выше моего понимания. И мне жутко наскучило общество Бена. Куда вы меня теперь направите?
— Вы можете подождать на сцене или в какой-нибудь незанятой гримерной. Или в кабинете администратора. Я думаю, он открыт.
— Верните хотя бы мой нюхательный табак.
Аллейн повернулся к детективу:
— Фокс, передайте, пожалуйста, доктору Разерфорду его табакерку и остальные вещи.
Доктор нерешительно направился к двери. Затем оглянулся и проговорил, глядя исподлобья на Аллейна:
— Инспектор, предположим, я бы признался, что это я дал Бену по морде. Что тогда?
— Ничего, — ответил Аллейн. — Я бы вам просто не поверил.
Подведение итогов
I
Когда Аллейн зашел в гримерную Елены Гамильтон, на него пахнуло цветочным ароматом, смешанным в запахами табака и косметики. Здесь было тепло. Она уже переоделась и сидела в кресле спиной к двери. Он видел лишь ее правую руку, свисавшую к полу с сигаретой между пальцами.
— Прошу вас, мистер Аллейн, заходите.
Ее голос был теплым и почти веселым, но лицо выдавало усталость.
Как будто прочитав его мысли, Елена прикрыла глаза ладонями.
— Боже мой, что за жуткая ночь! Я так устала.
— Надеюсь, для вас это испытание близится к концу, — сказал инспектор. — Я пришел сообщить, что тело оправляют в морг.
— Вы имеете в виду, что я должна… посмотреть на него?
— Только если хотите. В принципе в этом нет никакой нужды.
— Тогда лучше не надо, — прошептала она и добавила более твердым голосом: — Это было бы притворством. Настоящего горя я не испытываю. К тому же боюсь мертвецов.
Аллейн выглянул в коридор, где ожидали Фокс с Гибсоном, и отрицательно покачал головой. Фокс ушел.
Когда инспектор вернулся, Елена подняла на него взгляд.
— Что еще?
— Только пара вопросов. Вы слышали о человеке по имени Отто Брод?
Она усмехнулась.
— Отто Брод? Я не только слышала о нем, но и знала его. Он чех или австриец. Не помню точно. Интеллектуал. Мы познакомились три года назад, когда были на гастролях в Европе. Он написал пьесу и попросил моего мужа ее оценить. Но для этого надо было прочитать пьесу, а Бен в немецком не силен. Так что он пообещал найти какого-нибудь литератора, знающего язык, и, видимо, тут же забыл. Сомневаюсь, что он показывал кому-нибудь эту пьесу.
— Вы не знаете, они поддерживали связь?
— Представляете, Бен несколько дней назад сказал, что получил от Отто письмо. Возможно, тот ему время от времени писал, спрашивал о своей пьесе, но Бен вряд ли отвечал. — Елена вновь прижала ладони к лицу. — Он носил письмо в кармане.
— В кармане пиджака или пальто? — спросил Аллейн.
— Пиджака. В последний раз, когда Бен уходил в театр, письмо лежало во внутреннем кармане. Я это знаю, потому что он покрутил им перед моим носом и сказал: «Это моя козырная карта». Странные слова, не правда ли? Причем сказал он это со злой усмешкой.
— Возможно, он имел в виду козырь, который собирался использовать против кого-то, вам так не показалось?
— Да. Скорее всего.
— А он намекнул, кто этот человек?
Она кивнула:
— О да. Думаю, это была я. Или Адам. Или мы оба. В его тоне чувствовалась угроза. Но если это убийство, у нас все равно у обоих алиби, верно?
— Что касается вас, то без всяких сомнений, — ответил Аллейн.
Он спросил ее, почему она считает письмо от Брода угрозой для нее или Пула, но она уклонилась от ответа. Сказала, что просто это почувствовала.
— Вы поехали в театр вместе с мужем?
— Нет. Мы уже давно не ездим вместе.
Аллейн помолчал.
— Я вынужден вам сказать, подчеркиваю, вынужден, так предписывает мне долг, что я знаю о произошедшем между вами вчера.
Она побледнела.
— Откуда вы знаете? Вы не можете знать! Неужели… Джеко? Нет, только не он.
— Ваш муж сам… — начал Аллейн, но она его перебила:
— Бен? Он что, похвастался перед кем-нибудь? Дарси? Или, может быть, даже Габи?
— Извините, — мягко проговорил Аллейн, — раскрывать этого я не имею права.
— Но это был не Джеко, не он…
— С мистером Доре я еще не беседовал, — успокоил ее Аллейн.
— Еще не беседовали? Слава Богу.
— Насколько хорошо вы были знакомы с Отто Бродом?
Елена слабо улыбнулась и поднялась с кресла. Ее лицо просветлело.
— Наше знакомство было коротким. Ему повезло.
— В каком смысле?
— В том, что я его любила, правда, недолго.
Аллейн понимающе кивнул.
— Да, действительно, ему улыбнулась удача.
— Вы такой деликатный, мистер Аллейн.
— Вы думаете, что тут есть какая-то связь? Я имею в виду ваши отношения с Бродом и угрозу, какую представляло это письмо.
Она отрицательно покачала головой:
— Не думаю. Вряд ли Бен знал о нашей связи. Она закончилась быстро, как летняя гроза.
— И Брод так же легко расстался с вами, как вы с ним?
— О нет. — Она мечтательно улыбнулась. — Отто был очень молод, горяч и совсем не собирался расставаться, бедняжка. Вы смотрите на меня как-то странно, мистер Аллейн. Как будто осуждаете.