— Двадцать лет, — кивнул Джеко, заканчивая возню с самокруткой. — Двадцать лет я исполняю роль шута. Стыдно признаваться, но таково мое амплуа. Так чем я могу быть вам полезен?
— Вы по-прежнему полагаете, что Беннингтон совершил самоубийство?
Джеко прикурил самокрутку.
— Конечно. Думаю, вы просто теряете время.
— Он был тщеславен?
— Невероятно. И сознавал, что как артист закончился.
— А внешность для него имела значение?
— О да, — сказал Джеко и внимательно посмотрел на Аллейна. — А при чем тут внешность?
— Беннингтон не возражал против такого грима в спектакле? Мне он в нем не показался особенно симпатичным.
— Да, это ему не нравилось. Одно из проявлений актера-неудачника — всегда выглядеть привлекательным. К счастью, Адам настоял на таком гриме.
— Помню вы говорили, что, когда он в последний раз ушел со сцены, его лицо блестело от пота.
— Да.
— И вы посоветовали ему припудриться. Даже заглянули в гримерную, чтобы убедиться.
— Да, — согласился Джеко после паузы. — Я к нему заглянул.
— То есть вы оставили его сидящим перед трюмо, тщательно припудривающимся, чтобы выйти на поклоны в достойном виде. А затем он вдруг взял и отравился газом?
— Возможно, это был какой-то импульс, на него неожиданно нашло озарение? — Джеко полуприкрыл глаза и выдохнул дым. — Я представляю это так: он в этом гриме посмотрел на себя и вдруг увидел, что от него остались одни руины. А ведь он когда-то был красавцем. Но теперь вот мешки под глазами, морщины, вены, желтоватые глазные белки. Грим лишь все это подчеркнул. «Вот, значит, каким я стал, — подумал он. — Именно тем персонажем, которого играл в пьесе». И его сердце сжалось. Начало метаться сознание. Надо было что-то делать. Через пару минут его вызовут на поклоны. И он поспешно ложится на пол, дрожащими руками набрасывает на голову пальто, вставляет в рот конец газовой трубки. Мне Клем рассказал, в каком виде его нашел. Я это себе хорошо представляю.
— Настолько хорошо, — заметил Аллейн, — как будто сами при этом присутствовали. Значит, по-вашему, внешность была его единственным мотивом расстаться с жизнью? А как-же почти непрерывные скандалы? Как быть с тем, что его племянницу в самый последний момент сняли с роли? Говорят, это его сильно расстроило.
Джеко пошевелился на своем табурете.
— Ну передали роль другой, ну и что? Он с этим в конце концов согласился. И даже сделал благородный жест. Нет, к самоубийству его толкнуло осознание, что он кончился как актер. Все остальное для него было не так важно.
— Вот тут мы расходимся. — Аллейн твердо посмотрел ему в глаза. — Я полагаю, что именно это остальное и привело к его смерти.
— Извините, но не могу с вами согласиться. — Джеко пожал плечами.
Аллейн помолчал, прежде чем задать свой коронный вопрос.
— Вам известен человек по имени Отто Брод?
Наступила долгая тишина.
— Я слышал о нем, — произнес наконец Джеко.
— Вы были знакомы?
— Нет. Я его никогда не встречал.
— Может быть, вы читали что-то из его произведений?
Джеко молчал.
— Konnen Sie Deutsch lesen?[††††††††] — неожиданно спросил Аллейн.
Фокс удивленно оторвал взгляд от блокнота. Было слышно, как с улицы в переулок свернул автомобиль. Остановился, хлопнула дверца.
— Jawohl[‡‡‡‡‡‡‡‡], — прошептал Джеко.
Дверь склада декораций откатилась вбок со звуком, похожим на сценический гром. Затем на сцене появился констебль Лемпри.
— Фургон прибыл, сэр.
— Хорошо. Пусть забирают.
Констебль удалился. Прозвучали голоса, прошаркали по бетонному полу ботинки. Из-за кулис пахнуло холодным ночным воздухом. Затем скрипнули половицы. Дверь склада встала на место. Снаружи завелся двигатель, и Беннингтон в последний раз отбыл из театра, в котором вновь стало тихо.
Сигарета Джеко начала обжигать ему губы. Он осторожно загасил окурок и медленно поднялся на ноги.
— Инспектор, вы очень проницательны.
— Беннингтон говорил вам, как при необходимости намерен использовать свой козырь?
— Да. Но только после того, как решил его использовать.
— Однако вы знали, что такая возможность существует?
— Да.
Аллейн кивнул Фоксу. Тот закрыл блокнот, снял очки и вышел.
— Что теперь? — спросил Джеко.
— Объявляем общий сбор, мистер Доре, — сказал инспектор. — Я собираюсь произнести монолог под занавес.
IV
Лемпри созвал актеров на сцену, и они машинально заняли свои прежние места. Елена снова погрузилась в глубокое кресло, Джеко примостился у ее ног на полу. Она коснулась рукой его щеки, и он припал к ней губами. Затем глянул на Мартину и состроил шутовскую гримасу. Наверное, он устал, как и все, но это заметно не было. Дарси и Габи Гейнсфорд устроились рядом на небольшой кушетке, а Перри Персиваль за ними на стуле с прямой спинкой. Позади всех доктор Разерфорд разлегся на диване, накрыв лицо газетой. Мартина вернулась на свое место недалеко от суфлерской будки. Пул сел в кресло в центре лицом к актерам.
Аллейн с подчиненными задержался у двери склада декораций.
— Все в сборе?
— Все, сэр, — ответил Фокс.
— Вы полагаете, я затеял рискованное дело, мой друг?
Детектив смутился.
— Да, сэр. Это необычная процедура.
— Так ведь и дело у нас необычное. Будем его заканчивать.
Он вышел на сцену и встал перед актерами спиной к занавесу, как будто собирался подвести итоги репетиции. Фокс занял свой прежний стул у служебного входа.
Пул развернулся в кресле. Все смотрели на инспектора, за исключением Джеко, который сворачивал самокрутку. Доктор снял с лица газету, сел, вгляделся в Аллейна, хмыкнул и вернулся в прежнее положение.
Мартине показалось, что Аллейн оглядел актеров с сочувствием.
— Я попросил вас собраться, — произнес он, осторожно подбирая слова, — хотя этого можно было и не делать. Правильно я поступил или нет, станет известно, когда вы сможете разойтись по домам. Думаю, это произойдет через несколько минут. Объявляю официально, что ваш коллега был убит. Я с самого начала не скрывал, что склонен придерживаться этой версии, основываясь на его поведении во время последнего возвращения в гримерную. Он приводил в порядок свой грим. Подобное действие никак не совместимо с намерением человека лишить себя жизни. На убийство указывали и некоторые другие обстоятельства. Позвольте я расскажу. Его костюмер перед уходом убрал использованные тампоны и положил свежие. Но после смерти мистера Беннингтона ни одного использованного тампона в гримерной не оказалось. Зато рядом с газовой горелкой есть пятно, оставшееся от сожжения, видимо, тампона. Анализ, естественно, еще не проводили, но он, несомненно, покажет, что это так. На полке перевернута коробка с пудрой, ее следы также повсюду в комнате. Как вы знаете, его голова и плечи были накрыты пальто, образуя миниатюрный шатер. Так вот, на этом пальто и сверху на отпечатках его пальцев на газовой горелке та же пудра. Пальто висело у двери, и пудра не могла попасть на него, пока он был там. Выходит, пудру рассыпали после того, как Беннингтон отравился газом. Если он вообще умер от отравления.
Актеры слушали в полном недоумении. Только доктор посапывал, прикрывшись газетой.
— Конечно, вскрытие покажет, — продолжил Аллейн, — так это или нет. Но нам точно известно, что костюмер ушел до того, как в гримерной в последний раз появился мистер Беннингтон, и он оставил там все полном порядке. Ватные тампоны для припудривания, развешанная одежда, работающий обогреватель, незапертая дверь. Также совершенно точно известно, что те, кто вытаскивал Беннингтона, коробку с пудрой не переворачивали. Это сделал убийца. Остается вопрос, как ему удалось повалить Беннингтона на пол, успеть закрыть газовый кран, отсоединить шланг, вставить ему в рот, затем открыть кран и набросить на него пальто. При этом в бутылке осталась примерно одна шестая бренди. Иными словами, Беннингтон был, конечно, пьян, но не до беспамятства. Занимался своим гримом, достаточно внятно разговаривал с мисс Тарн как раз перед тем, как идти в свою гримерную. Во время второго антракта мистер Дарси ударил его по лицу. Если убийце потребовалось сбить мистера Беннингтона с ног, то он ударил его точно в то же самое место, потому что других ссадин на его лице нет. Так ли это, опять же станет ясно после тщательного осмотра судмедэксперта. Итак, согласно первой версии убийца вошел в гримерную мистера Беннингтона за несколько минут до конца спектакля, оглушил его, после чего инсценировал самоубийство. Но есть вторая версия: он был отравлен подмешанным в бренди ядом.
— Я не могу в это поверить! — воскликнула Елена Гамильтон. — Нет, мистер Аллейн, я не в том смысле, что вы ошибаетесь. Наверное, все так и было. Просто для меня это нереально, как сообщение в криминальной хронике. Извините, что перебила.
— А вот это пожалуйста, — сказал Аллейн. — Вы можете прерывать меня, когда и сколько пожелаете. Насчет яда: если он был подмешан в бренди, то мы это, конечно, выясним. Его можно было подсыпать, когда мистер Беннингтон играл финальную сцену. Все, чем он пользовался, будет подвергнуто тщательному химическому анализу. Сам бренди, рюмка, сигареты, грим, в том числе и тот, что был у него на лице. Посмотрим, что получится.
Фокс кашлянул, и все перевели взгляды на него, но детектив не отрывался от своего блокнота, внимание присутствующих вернулось к Аллейну.
— Если придерживаться второй версии, — продолжил он, — то гримерную покойного должны были посетить дважды. Первый раз, когда он играл свою заключительную сцену в последнем акте, и второй — после того, как он ее закончил, но прежде, чем запах газа в первый раз почувствовал мистер Персиваль.
— Я знал, что в конце концов вспомнят и меня, — произнес Перри высоким голосом. Поймав злой взгляд Габи Гейнсфорд, он добавил: — И пожалуйста, Габи, не надо фантазировать.