Джим ТомпсонУбийца внутри меня
1
Я увидел его, когда уже доел пирог и пил вторую чашку кофе. Только что прибыл полуночный товарняк, и мужик заглядывал в окно ресторана с того конца, что ближе к сортировке, прикрывая глаза ладонью и щурясь от света. Заметил, что я за ним наблюдаю, и лицо его растворилось в тенях. Но я все равно знал, что он там. Ждет. Бродяги всегда меня держат за лоха.
Я закурил сигару и слез с табурета. Официантка, новенькая из Далласа, смотрела, как я застегиваю пиджак.
— Ой, а у вас и пистолета нету! — сказала она; тоже мне, новость.
— Нет, — улыбнулся я. — Ни пистолета, ни дубинки, ничего такого нет. А зачем?
— Но вы же полицейский — то есть помощник шерифа. А если какой-нибудь жулик попробует вас пристрелить?
— У нас в Сентрал-Сити, мэм, жуликов — кот наплакал, — ответил я. — Да и как ни верти, люди есть люди, пусть они даже немного сбились с пути. Их не мучишь — и они тебя не мучат. Прислушиваются к голосу разума.
Она покачала головой, благоговейно распахнув глаза, а я направился к выходу. Хозяин толкнул мои деньги обратно по стойке, а сверху положил две сигары. Еще раз сказал спасибо за то, что я прибрал его сына к рукам.
— Мальчик совсем другой стал, Лу, — произнес он; слова у него, как у всех иностранцев, во рту сливались. — По ночам никуда не ходит. В школе старается. И вечно про тебя говорит — какой хороший человек Лу Форд.
— Я ничего не сделал, — сказал я. — Только поговорил с ним. Дал понять, что мне про него интересно. Всякий бы на моем месте так поступил.
— Но поступил так только ты, — сказал он. — Потому что добрый, и другие с тобой добреют.
Он счел, будто уже все сказал, а я — нет. Я облокотился на стойку, завел ногу за ногу и медленно затянулся. Этот мужик мне нравился — ну, насколько мне вообще нравятся люди, — но он слишком уж хорош, я его так просто с крючка не спущу. Вежливый, неглупый: я на таких падок.
— Я тебе вот что скажу, — протянул я. — Я тебе скажу, как я на это смотрю: что посеешь — то и пожнешь.
— Э-э… — промямлил он нервно. — Наверное, ты прав, Лу.
— Я тут как-то раз думал, Макс, и вдруг мне в голову мысль пришла. Чертовски правильная мысль. Просто как гром средь ясного неба: всякий бык теленком был. Только и всего. Всякий бык теленком был.
Улыбка у него на лице застыла. Он переминался с ноги на ногу, и у него скрипели ботинки. Если и бывает кто хуже зануды, это зануда банальный. Но как отмахнешься от приятного и дружелюбного знакомца, который для тебя последнюю рубаху снимет, если надо?
— Я вот смекаю — мне, наверно, в колледж надо было пойти преподавать или еще куда, — продолжал я. — Я даже когда сплю, задачки решаю. Вот взять жарищу пару недель назад: многие же думают, что жарко от этой жары. А это совсем не так, Макс. Жарко не от жары, а от влажности. А ты и не знал, точно?
Он прокашлялся и бормотнул, мол, на кухне ждут. Я сделал вид, что не расслышал.
— И вот еще про погоду, — сказал я. — Про нее все только говорят, а никто и пальцем не шевельнет. Но оно, может, и к лучшему. Нет худа без добра, — по крайней мере, мне так кажется. То есть, не будь дождя, у нас и радуг бы не было, точно?
— Лу…
— Ладно, — сказал я. — Наверно, двину я дальше. Мне еще тут ездить, а спешить не хочется. Поспешишь — людей насмешишь, вот мое мнение. Я предпочитаю семь раз отмерить, а уж потом резать.
Тут я, конечно, переиграл, но не давить же в себе. Эдак с людьми поступать — почти так же приятно, как поступать с ними иначе, по-настоящему. Я очень старался об этом забыть — и почти забыл, — пока не встретил ее.
О ней я думал, когда вышел в прохладную ночь Западного Техаса и увидел, что меня поджидает бродяга.
2
Сентрал-Сити заложили в 1870-м, но городом-то он стал только лет десять-двенадцать назад. Из него вывозили много скота и мало хлопка; а Честер Конуэй, здешний уроженец, устроил тут штаб-квартиру своей «Строительной компании Конуэя». Но все равно городок оставался просто перекрестком техасских дорог. А потом случился нефтяной бум, и население в одночасье подскочило до сорока восьми тысяч.
В общем, городок лежал в долинке среди холмов. Для новоприбывших места, считайте, не оставалось, поэтому свои дома и предприятия они раскидали повсюду и теперь расползлись на треть округа. Там, где случается нефтяной бум, это не редкость; если бывали в наших краях, знаете, что таких городков тут много. Регулярной полиции нет — так, констебль-другой. Контора шерифа поддерживает порядок и в городе, и в округе.
И у нас это хорошо получается, — по крайней мере, мы сами так считаем. Но время от времени люди отбиваются от рук, и мы устраиваем чистку. И с этой женщиной я столкнулся три месяца назад при такой вот чистке.
— Звать Джойс Лейкленд, — сообщил мне шериф, старина Боб Мейплз. — Проживает по Деррик-роуд в четырех-пяти милях отсюда, возле старой фермы Бранчей. У нее там славный домишко сразу за дубовой рощицей.
— По-моему, я знаю это место, — сказал я. — Дамочка с заработком, Боб?
— Ну-у, по-моему, да, но ведет себя очень пристойно. Не зарывается, рабочих с промыслов не берет, перегонщиков скота — тоже. Если б эти проповедники по всему городу меня не теребили, я б ее вообще не трогал.
Интересно, перепадает ли от нее и Бобу? Я решил, что вряд ли. Может, Боб Мейплз и не гений мышления, но мужик такой, что не придерешься.
— Так как мне с нею обойтись, с этой Джойс Лейкленд? — спросил я. — Сказать, чтоб на дно легла, или пусть валит отсюда?
— Ну-у… — Нахмурившись, он почесал голову. — Не знаю, Лу. Просто… ну, поезжай да приглядись к ней, а там сам решишь. Я знаю, ты и помягче можешь, и поприятнее. А если надо, можешь и потверже. В общем, поезжай на свое усмотрение. А я тебя поддержу, что бы ты ни решил.
Добрался я туда часам к десяти утра. Завел машину во двор, развернул так, чтобы потом легче выезжать. Номеров округа не разглядеть, но это я не специально. Так и надо было.
Я поднялся на крыльцо, постучал и шагнул назад, снимая стетсон.
Мне было как-то неловко. Я вообще не совсем понимал, что ей скажу. Может, потому, что мы какие-то старомодные, но манеры у нас — не то что, скажем, на Востоке или Среднем Западе. Тут всему, что в юбке, говоришь «да, мэм» и «нет, мэм» — если у мэм белая кожа, само собой. Если застанешь кого врасплох, извиняешься… даже если потом его придется арестовать. Тут ты мужчина, и порядочный притом, — либо ты вообще никто. И вот тогда спаси тебя Господь.
Дверь на дюйм-другой приоткрылась. Потом распахнулась совсем — женщина стояла и смотрела на меня.
— Да? — холодно произнесла она.
На ней были пижамные шортики и шерстяной пуловер; каштановые волосы лохматились, как овечий хвост, а ненакрашенное лицо заспано. Но все это было без разницы. Без разницы было бы, даже если б она вылезла из свиной купалки в одном дерюжном мешке. Вот чего в ней было.
Она бесстыдно зевнула и повторила:
— Да?
А я все равно не мог заговорить. Наверно, пялился на нее с разинутым ртом, как деревенщина. Не забывайте, это было три месяца назад, а недуг меня не трогал лет пятнадцать. Лет с четырнадцати.
Росту в ней было чуть поболе пяти футов, сотня фунтов весу, а шея и лодыжки тощенькие. Но это ничего. Меня устраивало. Добрый боженька знал, куда налепить столько мяса, чтоб от него на самом деле польза была.
— Ох, господи! — Она вдруг рассмеялась. — Заходите же. Я в такую рань не работаю, но…
Она открыла сетчатую дверь и поманила меня внутрь. Я вошел, и она за мной заперла.
— Простите, мэм, — сказал я, — только…
— Все в порядке. Но сначала я должна выпить кофе. Проходите дальше.
По коридорчику я прошел в спальню, тягостно прислушиваясь, как она для кофе наливает воду. Я чурбан чурбаном. После такого начала нелегко будет вести себя жестко, а что-то мне подсказывало — тут надо пожестче. Зачем, я не знал; и до сих пор не знаю. Но понимал с самого начала. Вот дамочка — не привыкла себе ни в чем отказывать, на ценники и не смотрит.
Да и ну его к черту, просто показалось. Повела она себя нормально, домик у нее тут славный и тихий. Я решил ее пока не прессовать — пусть порезвится. Чего бы и нет? А потом я случайно глянул в зеркало у нее на комоде и понял, чего бы и нет. Понял, что не смогу. Верхний ящик комода был слегка выдвинут, а зеркало чуть наклонено вперед. Дамочки с заработком — это одно, а дамочки с заработком и пистолетами — совсем другое.
.32-й автоматический я вынул из ящика в тот миг, когда она вошла с кофе на подносе. Глаза ее вспыхнули, и она грохнула подносом об стол.
— Чем, — рявкнула она, — вы тут занимаетесь?
Я распахнул пиджак и показал ей бляху.
— Контора шерифа, мэм. А чем вы тут занимаетесь?
Она не ответила. Только взяла с комода сумочку, открыла и вынула разрешение. Выписано в Форт-Уорте, но все равно законное. Такие штуки обычно действительны во всех городах.
— Доволен, легаш? — спросила она.
— Да вроде все в норме, мисс, — ответил я. — Кстати, меня зовут Форд, а не легаш.
И я широко ей улыбнулся, но в ответ улыбки не получил. Моя интуиция, значит, сработала железно. Еще минуту назад она готова была со мной в люльку, а если у меня вдруг ни гроша не окажется — это ей, видать, без разницы. Теперь же на что-то другое нарывается, и тут будь я полицейский или Иисус Христос — это ей тоже без разницы.
Интересно, как она столько прожила?
— Господи! — хмыкнула она. — Такой редкий в наших краях симпатяга — и тот паршивая легавая ищейка. Сколько? Я легавых не барахтаю.
Я почувствовал, что краснею.
— Дама, — сказал я, — это не очень-то вежливо. Я просто зашел побеседовать.
— Тупица ты! — заорала она. — Я спросила, чего тебе надо.
— Коль скоро вы так излагаете, — сказал я, — я вам скажу. Мне надо, чтоб вы убрались из Сентрал-Сити до заката. Если я вас тут застану после — привлеку за проституцию.