Ладно. Вот так примерно я и прокатился в большой город. Впервые из округа. С самолета — в гостиницу. Из гостиницы — на поезд. Затем долгий ночной путь домой, и за окном нечего разглядывать — в тесном купе один на один с плачущим пьянчугой.
Где-то около полуночи, незадолго до того, как Боб уснул, у него, видать, слегка потек чердак. Ибо ни с того ни с сего кулак его шатко вознесся и ткнул меня в грудь.
— Эй, — сказал я. — Давай потише, Боб.
— Шам… сам давай потише, — пробурчал он. — Хватит людей веселить, улыбка дорогого… хватит, снявши голову, и прочее. Ты зачем это все вообще, а?
— Ай, — сказал я, — да я же просто пошутил, Боб.
— В-вот чего тебе скажу, — произнес он. — Так-кое, про чего ты, спорим, не подумал.
— Ну?
— Всег…да светлеет п-перед самой темнотой.
Хоть я и устал, но рассмеялся.
— Ты перепутал, Боб, — сказал я. — Ты хотел сказать…
— Не-а, — ответил он. — Это ты перепутал.
10
В Сентрал-Сити мы прибыли около шести утра, и Боб на такси сразу поехал домой. Он заболел — на самом деле заболел, не просто мучился с бодуна. Он слишком старый, чтоб такую ношу держать.
Я заехал в контору, но все было довольно тихо, если верить ночному дежурному, поэтому я тоже отправился домой. На службе я провел гораздо больше часов, нежели мне оплачивали. Возьми я неделю отгулов, мне и слова бы никто не сказал. Хотя ничего я, само собой, брать не собирался.
Я переоделся в чистое и сделал себе омлет и кофе. Только сел есть, как зазвонил телефон.
Может, из конторы, решил я, а то Эми проверяет — ей приходится звонить пораньше или ждать до четырех, когда уроки закончатся. Я шел к телефону и думал, как уклониться от встречи с ней, поэтому даже вздрогнул, услышав голос Джо Ротмана.
— Узнал меня, Лу? — спросил он. — Помнишь наш поздний разговор?
— Еще бы! — ответил я. — Про… э-э… положение в строительстве.
— Я бы тебя попросил ко мне вечерком заскочить, но мне надо смотаться в Сан-Анджело. Не против, если я к тебе заеду на пару минуток?
— Ну, — сказал я, — наверно, можно. Что-то важное?
— Мелочь, но да, важная, Лу. На пару слов спокойствия ради.
— Так, может, я бы…
— Не сомневаюсь, что ты бы, да только, по-моему, лучше, если мы с тобой лично, — сказал он.
И в телефоне щелкнуло.
Я повесил трубку и вернулся за стол доедать завтрак. Еще было рано. Скорее всего, Джо никто не увидит. Да и как ни крути, он не преступник, что бы про него ни думали некоторые.
Явился он минут через пять. Я предложил ему завтрак, хоть и довольно прохладно, — не хотелось, чтоб он долго здесь торчал. Он отказался, но сел со мной за стол.
— Ну что, Лу, — сказал он, сворачивая сигаретку. — Ты, я прикидываю, знаешь, чего я хочу услышать.
— Думаю, да, — ответил я. — Считай, сказано.
— Самые осмотрительные газетчики правильно намекают? Он пытался задать кому-то жару и схлопотал по морде?
— Похоже на то. Других объяснений у меня нет.
— Меня вот какая мысль не отпускает, — сказал он, смачивая папиросную бумажку. — Я все думаю: как баба с проломленной головой и сломанной шеей могла засадить шесть пуль точняком в мужика — даже такого большого, как наш покойный Элмер Конуэй, которому туда и дорога.
И он медленно поднял голову, пока мы не встретились взглядами. Я пожал плечами:
— Может, она не сразу все пули в него выпустила. Стреляла, пока он ее бил. Черт, ну вряд ли она стояла безропотно, а только потом взялась палить.
— Маловероятно, правда? — покивал он. — Однако, судя по тем крохам данных, которые мне удалось собрать, сделала она именно так. Он умер, она еще жива; а почти что любая пуля — ну две, по крайней мере, — что она в него всадила, была бы смертельна. Стало быть, сначала ей сломали шею и так далее, а потом она давай палить.
Я покачал головой. Надо перестать смотреть ему в глаза.
— Ты сказал, тебе надо что-то спокойствия ради, — произнес я. — Ты… тебе…
— Не подделку, Лу. Только подлинный товар. И я его пока не дождался.
— Не знаю, чего ты добьешься таким допросом, — сказал я. — Шериф и окружной прокурор удовлетворены. Больше меня ничего не интересует.
— Ты вот так, значит?
— Да, я вот так, значит.
— Ну а я тебе тогда скажу, как, значит, я. Допрашивать больше не буду, потому что повязан в этом деле. Не прямо, быть может, но…
— Но и не косвенно, так?
— Именно. Я знал, что у тебя на Конуэев зуб; вообще-то я лично приложил все силы, чтобы стравить тебя со стариком. Нравственно — а может, и по закону — я тоже несу ответственность за любые предосудительные действия, которые ты можешь предпринять. Скажем так: с какой стороны ни взгляни, я и союзы, которые я возглавляю, могут выступить в очень неблагоприятном свете.
— Ты сам это сказал, — заметил я. — Это твое заявление.
— Только ты эту лошадь слишком уж не погоняй, Лу. При обвинении в убийстве я буду рыпаться. Кстати, каков нынче счет? Один или два?
— Она умерла. Скончалась вчера днем.
— Меня на кривой козе не обскачешь, Лу. Если это убийство. Твоих рук дело. Не могу тебе прямо сразу сказать, что́ я буду делать, но так ты проскачешь недолго. Иначе я просто не могу. А то ты меня во что похуже втянешь.
— Ох, черт, — сказал я. — О чем мы…
— Девка умерла, Элмер тоже. Поэтому, как бы подозрительно все ни выглядело — а в суде народ просто в истерике забьется, — никто ничего не докажет. Если б они знали то, что знаю я, — про то, что у тебя был мотив…
— Мотив убивать ее? Это еще зачем?
— Ну… — Тут он начал малость притормаживать. — Ее трогать не будем. Скажем, она послужила просто орудием, чтоб ты смог достать Конуэя. Такой декорацией.
— Знаешь, не сходятся концы, — сказал я. — Про этот самый мотив так называемый — у меня он последние шесть лет никуда не девался. Вот сколько я знаю про Майка. Чего ради мне ждать шесть лет, а потом ни с того ни с сего раз — и ага? Избить до смерти какую-то несчастную шлюху, только чтобы подставить сына Честера Конуэя. Ну вот скажи мне, логично это? Возьми, Джо, и скажи.
Ротман задумчиво нахмурился, и пальцы его забарабанили по столу.
— Нет, — медленно ответил он. — Нелогично. В этом-то и беда. Тот, кто ушел с места преступления, — если он ушел…
— Сам знаешь, что не ушел, Джо.
— Это ты так говоришь.
— Говорю, — подтвердил я. — И не только я. Ты сам это сказал бы, если б не знал, как я к Конуэям отношусь. Вот выкинь это из головы — и что останется? Да просто-напросто двойное убийство: два человека сцепились и друг друга прикончили. При непонятных обстоятельствах.
Джо скупо улыбнулся:
— Я бы назвал это оговоркой столетия, Лу.
— Я не могу тебе рассказать, что там случилось, — сказал я, — потому что меня там не было. Но мне известно, что при убийстве случается всякая небывальщина, как и где угодно. Мужику вышибают мозги, а он после этого целую милю ползет. Тетка вызывает полицию после того, как ей прострелили сердце. Человека вешают, травят, рубят на куски и пристреливают, а он живет как ни в чем не бывало. Не спрашивай меня, отчего так бывает. Я не знаю. Знаю только, что бывает. И ты это знаешь.
Ротман пристально посмотрел на меня. Потом голова его чуть дернулась — он кивнул.
— Наверное, Лу, — сказал он. — Видимо, уж ты-то здесь чист. Я тут сидел, смотрел на тебя, сопоставлял в голове все, что про тебя знаю, — и в портрет того парня никак не складывалось. Хоть оно все и подозрительно, так — еще подозрительней. Ты на эту роль не подходишь, так сказать.
— Что мне на это ответить? — спросил я.
— Ничего, Лу. Я должен сказать тебе спасибо, что снял у меня с души бремя. Однако, если не возражаешь, я тебе рану еще немножко побережу…
— Ну?
— Что в итоге-то? Ради моего собственного просвещения? Признаю́, Конуэя ты ненавидишь не настолько, чтобы убивать, но ты ведь его ненавидишь. Чего ты добиваешься?
Этого вопроса я ждал с того вечера, когда мы с ним побеседовали. И ответ у меня был готов:
— Деньгами он должен был от нее откупиться, чтоб она уехала из города. Конуэй ей платил, чтоб она оставила Элмера в покое. А на самом деле…
— …Элмер собирался уехать с ней, верно? — Ротман встал и надел шляпу. — Ну что, у меня не лежит душа бранить тебя за этот финт, хоть и завершился он неудачно. Готов жалеть, что не я сам придумал.
— Ай, — сказал я. — Да ерунда. Было бы хотение — как раз тот случай.
— Ф-фу! — выдохнул он. — А кстати, каково Конуэю?
— Думаю, не очень хорошо, — ответил я.
— Наверное, что-то не то съел, — кивнул Джо. — Как тебе кажется? Но ты это, Лу… следи за собой. Пусть лучше пташки чирикают.
Он ушел.
Я подобрал во дворе газеты — вчерашние дневные и сегодняшние утренние, — налил себе еще кофе и снова устроился за столом.
Как обычно, газеты всевозможно гладили меня по шерстке. Не выставили олухом или надоедой, как запросто могли бы, а окрестили прямо какой-то помесью Дж. Эдгара Гувера и Ломброзо:[6] «Проницательная ищейка шерифа, чье бескорыстное вмешательство в это дело не дало результата лишь из-за непредсказуемых капризов слишком уж человеческого поведения».
Я расхохотался, и кофе попал не в то горло. Хоть я и пережил много чего, сейчас меня потихоньку отпускало. Приятно. Джойс умерла. Даже Ротман меня не подозревал. А если выйдешь сухим из воды с этим мужиком, волноваться больше не о чем. Он вроде пробы на кислую реакцию, можно сказать.
Мне вдруг захотелось позвонить газетчикам и похвалить их за «точность». Я часто так делал — слегка подмасливал, знаете, — и они глотали. Можно сказать — я рассмеялся, — можно ляпнуть насчет того, что правда страннее выдумок. И может, что-нибудь добавить вроде… ну… «убийца не останется без наказания». Или про «самые хитроумные замыслы мышей и людей».[7]
Я заткнулся.