— А я кое-что знаю…
— Что, детка?
— О той ваз… о той операции.
— И что, — спросил я, — по-твоему, ты знаешь?
— Это было после того… как Майк…
— При чем тут Майк?
— Дорогой, — она поцеловала меня в плечо, — мне наплевать. Мне безразлично. Но это действительно было тогда, да? Твой отец… забеспокоился и?..
Я заставил себя медленно выдохнуть. В любую другую ночь я бы с радостью свернул ей шею, но только не в эту.
— Кажется, тогда, если я правильно помню, — ответил я. — Однако я не понимаю, какая между этим связь.
— Дорогой…
— Да?
— Почему ты думаешь, что люди?..
— Это выше моего понимания, — сказал я. — Никогда не мог понять.
— Разве некоторые женщины… Спорим, ты бы ужаснулся, если бы…
— Если бы что?
Она прижалась ко мне, и я почувствовал, как она горяча. Она заплакала.
— Н-не надо, Лу. Не заставляй меня спрашивать. П-просто…
Я и не стал заставлять.
Позже, когда она все еще плакала, но уже по-другому, зазвонил телефон. Это был Говард Хендрикс.
— Лу, дружище, вам все удалось! Вы действительно привели его в чувство!
— Он подписал признание? — поинтересовался я.
— Более того! Он повесился! На собственном ремне! Это доказывает его виновность, и нам не придется попусту тратить время на судебное разбирательство и понапрасну тратить деньги налогоплательщиков! Черт побери, Лу, жаль, что я не с вами, а то пожал бы вам руку! — Он помолчал и заговорил менее злорадным тоном: — А теперь, Лу, я хочу, чтобы вы пообещали мне, что все воспримете правильно. Вы не должны расстраиваться из-за этого. Такие выродки не заслуживают того, чтобы жить. Мертвый он значительно лучше, чем живой.
— Да, — сказал я. — Возможно, вы правы.
Я отдалился от него и повесил трубку. И тут же телефон зазвонил снова. Это был Честер Конвей. Он звонил из Форт-Уорта.
— Отличная работа, Лу Отличная! Надеюсь, ты догадываешься, что это значит для меня. Наверное, я сделал ошибку…
— Да? — сказал я.
— Ничего. Теперь это не имеет значения… До встречи.
Я снова повесил трубку, и телефон зазвонил в третий раз. Боб Мейплз. Его голос был слабым и дрожал.
— Я знаю, Лу, как ты заботился об этом парнишке. Я знаю, что ты воспринимаешь это так же, как если бы это случилось с тобой.
Так же?
— Да, Боб, — сказал я. — Так же.
— Хочешь развеяться, Лу? Приезжай к нам, сыграем в шашки, а? Мне запрещают вставать, иначе я бы сам к тебе приехал.
— Вряд ли, Боб, — ответил я. — Но все равно спасибо, огромное спасибо.
— Не бери в голову, сынок. Если передумаешь, приезжай. В любое время.
Эми буквально впитывала все телефонные разговоры. Ее мучило нетерпение и любопытство. Я повесил трубку и развалился на кровати. Она села рядом со мной.
— Господи боже мой! В чем дело, Лу?
Я рассказал ей. Не правду, естественно, а то, как все это должно выглядеть. Она захлопала в ладоши.
— О дорогой! Это же замечательно! Мой Лу раскрыл дело!.. Тебя наградят?
— С какой стати? — удивился я. — С меня достаточно всеобщего признания.
— Да, но… — Она немного отстранилась, и я решил, что она собирается уйти. Уверен, что она хотела уйти. Однако она хотела что-то еще, похуже. — Прости, Лу. Ты вправе сердиться на меня.
Она легла рядом со мной на живот, раскинула руки и ноги. И замерла в ожидании, а потом прошептала:
— Очень-очень сердиться…
Естественно. Без тебя знаю. Надо же, новость! Все равно что сказать наркоману, что нельзя колоться. Предупредить, что наркотик убьет его, и проверить, прекратит он колоться или нет.
Она получит сполна.
И она получила то, что заслуживала. Верный Лу — это я — трахнул ее от всей души.
14
Думаю, я сильно вспотел от наших физических упражнений, а потом ходил раздетый и простудился. Не сильно, не настолько, чтобы слечь, но слабость я чувствовал. И решил вылежаться с недельку. Можно сказать, я получил передышку.
Мне не надо было разговаривать с кучей народу, отвечать на дурацкие вопросы и терпеть, как все хлопают меня по спине. Мне не надо было идти на похороны Джонни Папаса и звонить его родителям — что я просто обязан был бы сделать, будь я здоров.
Меня навестили двое ребят из департамента, пару раз заехал Боб Мейплз. Он все еще выглядел неважно. Мне показалось, что он постарел на десять лет. Он всячески старался не упоминать историю с Джонни — разговаривал на общие темы, — и его визит прошел спокойно. Только одно вызвало у меня легкое беспокойство. Это было в его первый — нет, ошибаюсь, в его второй визит ко мне.
— Лу, — спросил он, — какого черта ты не уедешь из этого города?
— Уехать? — удивился я. Мы сидели с ним, курили и изредка обменивались замечаниями. И вдруг на тебе! — А зачем?
— Почему ты остался здесь так надолго? — продолжал он. — Почему тебе захотелось надеть шерифскую бляху? Почему ты не стал врачом, как твой отец, почему ты вообще не стал кем-то?
Я замотал головой и тупо уставился на одеяло.
— Не знаю, Боб. Наверное, я ленив.
— У тебя забавные способы демонстрировать это, Лу Ты никогда не ленишься работать сверхурочно. Ты проводишь в департаменте больше времени, чем любой из моих подчиненных. А ты, если я правильно тебя понимаю, не любишь работать. И никогда не любил.
Он был не совсем прав, однако я знал, что он имеет в виду. Была другая работа, которая понравилась бы мне гораздо сильнее.
— Не знаю, Боб, — сказал я, — очевидно, есть два типа лени. «Не-хочу-ничего-делать» и «не-сходить-с-накатанного-пути». Устраиваешься на место, думаешь, что поработаешь немного и уйдешь, а работа все держит и держит. То нужно подзаработать деньжат, чтобы прыгнуть. То не можешь решить, куда хочется прыгнуть. Предпринимаешь попытку, рассылаешь несколько писем. А там желают знать, какой у тебя опыт работы, чем занимаешься. Вполне вероятно, что им просто не хочется возиться с тобой, а если они все же берутся за тебя, то предлагают место в самом низу, потому что ты ничего не знаешь. Вот и остаешься там, где ты есть, и работаешь изо всех сил, потому что знаешь свою работу. А годы идут. Оглядываешься и видишь, что это все, что у тебя есть.
Боб медленно кивнул.
— Да-а… наверное, я понимаю, что это такое. Но с тобой-то, Лу, все могло бы быть по-другому! Твои отец мог бы отдать тебя в школу. Сейчас ты был бы практикующим врачом.
— Ну, — я на мгновение заколебался, — была та проблема с Майком, отец остался бы совсем один, и… думаю, мои мозги. Боб, не предназначены для медицины. Чтобы стать врачом, нужно чертовски много учиться.
— Ты мог бы заняться чем-нибудь другим. И у тебя есть на что жить, сынок. Продав этот дом, ты бы получил небольшое состояние.
— Да, но… — Я замолчал. — Признаться, Боб, я подумывал о том, чтобы уехать, но…
— Эми не хочет?
— Я ее не спрашивал. Просто речь об этом не заходила. И я сомневаюсь, что она согласится.
— Гм, — медленно произнес он, — плохо. Вряд ли ты… Нет, ты бы этого не сделал. Уверен, что ни один здравомыслящий человек не бросил бы Эми.
Я кивнул, давая понять, что мне приятен его комплимент и что Эми я не брошу. Если учесть, что в тот момент я испытывал к Эми, этот кивок дался мне без особого труда. На поверхности у Эми были одни плюсы. Неглупая, из хорошей семьи — у большинства второе являлось чуть ли не самым важным фактором. Но это было только начало. Когда Эми шла по улице, слегка покачивая изящной попкой, вздернув подбородок и гордо неся свою грудь, все мужики в возрасте до восьмидесяти застывали с раскрытыми ртами. Они краснели, у них захватывало дух, и можно было услышать, как они шепчут: «Черт, вот бы мне такую». Моя ненависть к ней не мешала мне гордиться ею.
— Боб, ты пытаешься избавиться от меня? — спросил я.
— Выглядит именно так, да? — усмехнулся он. — Наверное, я слишком много думал, пока болел. Все размышлял о вещах, которые меня не касаются. О том, что иногда мне приходится соглашаться на то, что мне чертовски не нравится, и я начинаю злиться. О том, что таким, как ты, должно быть, значительно тяжелее. — Он мрачно рассмеялся. — Дело в том, что именно ты навел меня на такие мысли, Лу. Ты сам поспособствовал этому.
Секунду я озадаченно смотрел на него, потом улыбнулся.
— Я не хотел тебя обидеть. Я так пошутил.
— Естественно, — сразу согласился он. — У нас у всех есть свои странности. Мне просто показалось, что тебе осточертело сидеть на одном месте, и…
— Боб, — спросил я, — что тебе сказал Конвей тогда, в Форт-Уорте?
— О, черт, — он хлопнул себя по коленям и встал, — сейчас уже и не вспомню. Ну полагаю, мне лучше…
— Он ведь что-то сказал. Сказал или сделал то, что тебе совсем не понравилось.
— Ты действительно так считаешь, а? — Его брови поползли на лоб, потом опустились на место, он засмеялся и надел шляпу. — Забудь об этом, Лу. Там не было ничего важного, а сейчас это тем более не важно.
Он ушел, а у меня, как я уже говорил, осталось странное ощущение тревоги. Однако я поразмыслил немного и пришел к выводу, что волноваться не из-за чего. Все, судя по всему, складывается как нельзя лучше.
Я и в самом деле хотел уехать из Сентрал-сити. Я давно об этом думал. Но еще я думал об Эми и не хотел идти против ее желаний. Естественно, я бы не сделал ничего, что не понравилось бы Эми.
Если же с ней что-нибудь случится — а что-нибудь обязательно случится, — я, конечно же, постараюсь поскорее покинуть родные места. Потому что для такого мягкосердечного парня, как я, это будет слишком тяжелым испытанием, а подвергать себя испытаниям резона нет. Итак, я уеду, и это будет выглядеть вполне естественно. И никто ничего не подумает.
Эми приходила ко мне каждый день — утром по дороге в школу и ночью. Она всегда приносила с собой либо торт, либо пирог, либо какую-нибудь еще дрянь, которую, думаю, даже ее собака есть бы не стала (а собачка была без претензий, жрала лошадиное дерьмо), и почти не зудела, насколько я помню. Она вообще не доставляла мне хлопот. И вела себя со всей положенной скромностью, стыдливостью и робостью.