— Ты помнишь дантистов? — спросил он Эла.
— Не знаю, но примерно знаю, чем они занимались.
— Раньше у людей портились зубы.
— Знаю, — ответил Эл.
— Отец мне рассказывал, как он переживал, сидя в приемной у дантиста. Каждый раз, когда медсестра открывала дверь, он думал: ну, вот, теперь моя очередь. Это у него осталось на всю жизнь.
— И ты чувствуешь сейчас то же? — спросил Эл.
— Сейчас я думаю: «Господи, почему этот глупый болван, здешний директор, не придет наконец и не скажет, что он жив. Что жив. Или — что мертв. Одно из двух. Да или нет».
— Ответ почти всегда положителен. Как говорил Фогельсанг, согласно статистике…
— На этот раз он будет отрицательным.
— Ты не можешь этого знать.
— Я тут прикидываю, — сказал Джо, — есть ли у Рэя Холлиса в Цюрихе свое отделение.
— Конечно. Но прежде чем ясновидящий будет здесь, мы и так все узнаем.
— Нет, все-таки я позвоню ясновидящему, — решил Джо, — и сразу с кем-нибудь из них поговорю. — Он поднялся, припоминая, где тут может быть видеофон. — Дай двадцать пять центов.
Эл отрицательно покачал головой.
— В некотором смысле, — сообщил ему Джо, — ты — мой сотрудник. И должен делать то, что я тебе велел, иначе тебя уволят. Сейчас, после смерти Ранкитера, я принял на себя управление фирмой. Я руковожу ею с момента взрыва бомбы; это я решил, что его необходимо доставить сюда, и я решил нанять на несколько минут ясновидящего. С тебя двадцать пять центов, — закончил он, протягивая руку.
— Подумать только, что «Корпорацией Ранкитера» управляет человек, у которого в кармане никогда не бывает даже пятидесяти центов, — сказал Эл. — На, держи. — Он отыскал в кармане монетку и протянул ее Джо. — Приплюсуй эту сумму к моей ближайшей получке.
Джо вышел из гостиной и потащился по коридору, задумчиво потирая лоб. «Нет, что ни говори, это все-таки странное место, — думал он, — остановка на полпути между жизнью и смертью. Теперь я и в самом деле шеф „Корпорации Ранкитера“, если не считать Эллы, которой нет в живых и голос которой можно учитывать, лишь когда я распоряжусь разбудить ее. Я знаю подробности завещания Глена Ранкитера, которое теперь автоматически стало основой наших действий: я должен управлять фирмой до тех пор, пока Элла или они вместе не назовут воспреемника Глена. Они оба должны выразить согласие — это отмечено в их завещаниях как необходимое условие. И не исключено, — подумал он, — что они придут к выводу, что ему следует остаться в этой должности навсегда. Надеюсь, до этого никогда не дойдет, — оборвал он себя, — человек, не способный привести в порядок собственные финансовые дела, не может занимать такое место. Ясновидящий Холлиса должен знать и это, — пришло ему в голову. — От него я и узнаю, стану ли я на какое-то время директором фирмы или нет. Хорошо бы знать об этом точно. Тем более что ясновидящий мне все равно требуется».
— Где здесь видеофон общего пользования? — спросил он одного из работников моратория, одетого в мундир. — Благодарю, — сказал Джо, когда тот указал ему нужное направление. Наконец он отыскал аппарат, поднял трубку, услышал сигнал и бросил полученную от Эла монетку.
— Извините, сэр, но я не могу принимать деньги, вышедшие из обращения, — сообщило устройство. Монета выскочила из прорези на корпусе и упала к ногам Джо, словно с отвращением вам швырнули ее.
— В чем дело? — спросил он, неловко нагибаясь, чтобы поднять монету. — С каких это пор двадцатипятицентовики Североамериканской Федерации вышли из обращения?
— Мне очень жаль, сэр, но то, что вы в меня опустили, это не двадцатипятицентовик Североамериканской Федерации, а старая монета Соединенных Штатов Америки, отштампованная в Филадельфии. Сейчас она обладает ценностью лишь для нумизматов.
Джо присмотрелся к монете. На ее потемневшей поверхности виднелся профиль Джорджа Вашингтона. Монете было больше сорока лет. И как проинформировал видеофон, она уже давно вышла из обращения.
— У вас какие-то сложности, сэр? — вежливо спросил работник моратория, подходя к Джо. — Я видел, что автомат выбросил вашу монету. Не мог бы я взглянуть на нее?
Он протянул руку, и Джо вручил ему два двадцатипятицентовика Соединенных Штатов.
— Я вам могу предложить за нее современную монету стоимостью в десять швейцарских франков, которой вы сможете заплатить за разговор.
— Договорились, — сказал Джо. Совершив обмен, он бросил десятифунтовик в щель автомата и набрал номер международной централи фирмы Холлиса.
— Фирма «Тэленти Холлиса», — отозвался приятный женский голос. На экране появилось лицо молоденькой девушки, несколько подправленное новейшими косметическими средствами. — А, это вы, мистер Чип, — сказала девушка, узнав его. — Мистер Холлис сообщил нам, что вы должны позвонить. Мы ждали вас весь день.
«Ясновидящие», — подумал Джо.
— Мистер Холлис, — продолжала девушка, — поручил нам соединить вас с ним, он хочет лично заняться вашим делом. Не мОгли бы вы минуточку подождать, сейчас я соединю вас, и, если Господь позволит, вы услышите голос самого мистера Холлиса.
Лицо исчезло. Перед ним остался серый, скучный экран. Однако через мгновение на нем появилось солидное бледное лицо с глубоко посаженными глазами — таинственный лик без шеи и всего остального. Глаза напоминали драгоценности со скрытым дефектом: они отражали свет, рассеивая его неровными пучками.
— Привет, Чип.
«Значит, вот как он выглядит», — подумал Джо. Он не был похож на свои изображения. Фотографии не передавали неровностей плоскостей и поверхностей. Как если бы вся конструкция ударилась о землю, деформировалась и была воссоздана заново, но так и не приобрела первоначального вида. Вот так он выглядел.
— Объединение получит полный отчет об убийстве, — заявил Джо, — жертвой которого стал Глен Ранкитер. У них полно способных адвокатов, так что остаток жизни вы проведете в заключении. — Он напрасно ждал хоть какой-то реакции со стороны хозяина этого необычного лица. — Мы знаем, это ваши делишки, — добавил он, понимая бессмысленность и бездоказательность своих слов.
— Если вы хотите поговорить со мной о существе дела, с которым решили обратиться, — сказал Холлис голосом, который напомнил Джо шелест трущихся друг о друга змей, — то мистер Ранкитер не будет…
Дрожащей рукой Джо повесил трубку.
Он прошел по тому же самому коридору, по которому только что шел, и вновь оказался в гостиной. Там сидел печальный Эл Хэммонд и крошил на мелкие кусочки нечто, бывшее недавно сигаретой. Какое-то мгновение стояла тишина, потом Эл поднял глаза на Джо.
— Ответ будет отрицательным, — сказал Чип.
— Тут был Фогельсанг и спрашивал о тебе, — сообщил Эл. — Держался он как-то странно, видно было, что-то у них там не то. Ставлю восемь против шести, что он боится сказать правду и начнет ходить вокруг да около, прежде чем сообщит то, что ты уже сказал: нет. И что теперь? — Он ждал ответа.
— Теперь мы прикончим Холлиса.
— Нам его не прикончить.
— Объединение… — начал Джо и замолчал.
В гостиную проскользнул владелец моратория. Было видно, что ему не по себе, однако он изо всех сил пытался произвести впечатление мужественного человека, который встречает свою судьбу спокойно и равнодушно.
— Мы сделали все, что в наших силах. При низких температурах течение токов осуществляется, в принципе, без помех: при минус 1500С не наблюдается никакого сопротивления. Мы должны были получить сильный и чистый сигнал, но усилитель воспроизвел лишь шум с частотой 60 герц. Однако прошу принять во внимание, что мы никак не могли следить за работой холодильной установки, в которой мистер Ранкитер пребывал до этого. Прошу вас не забывать об этом.
— Мы и не забываем, — сказал Эл и тяжело поднялся. — Вроде бы все? — спросил он у Джо.
— Я поговорю с Эллой, — заявил Чип.
— Сейчас? — спросил Эл. — Лучше подожди, прикинь, что ты ей скажешь. Поговори с ней утром. Езжай домой и поспи немного.
— Ехать домой — это значит ехать к Пат Конли, — сообщил Джо. — А в моем состоянии у меня просто нет сил с ней разговаривать.
— Ну так сними комнату в отеле, тут, в Цюрихе, — посоветовал Эл. — А я вернусь на корабль, расскажу все нашим и подготовлю сообщение для Объединения. Ты можешь письменно уполномочить меня на это. — Он повернулся в сторону фон Фогельсанга: — У вас не найдется бумаги и ручки?
— Знаешь, с кем бы я охотно поговорил? — спросил Джо, когда хозяин моратория удалился в поисках письменных принадлежностей. — С Вендой Райт. Она наверняка знает, что надо делать. Я всегда считаюсь с ее мнением. Мне даже самому интересно — почему? Ведь я ее почти не знаю. — Он заметил, что гостиную наполнила тихая, нежная мелодия. Та же, что и на борту геликоптера. «Dies irae, dies ilia, — трогательно выводил хор. — Solvet saeclum in favilla, teste David cum Sibilla»[2]. «Реквием Верди», — понял он. Наверное, фон Фогельсанг, появляясь на работе, собственноручно включал музыку.
— Когда у тебя будет комната в отеле, — заявил Эл, — мне, скорее всего, удастся уговорить Венду Райт, чтобы она навестила тебя.
— Что было бы неприлично, — заявил Джо.
— Что? — Эл воззрился на него с изумлением. — В такую минуту? Да от всей организации не останется и воспоминания, если ты не соберешь их вместе! Все, что поможет тебе действовать, желательно, даже необходимо. Иди к видеофону, договорись с отелем, потом возвращайся, скажешь мне название отеля и…
— Все наши деньги ничего не стоят, — сказал Джо. — Я не могу воспользоваться видеофоном, разве что отыщу нумизмата, чтобы раздобыть еще одну десятифранковую монету, которая находится сейчас в обращении.
— Боже мой! — воскликнул Эл и, громко вздохнув, покачал головой.
— А по-твоему, это я виноват? — сердито спросил Джо. — Я, что ли, сделал так, что твой двадцатипенсовик оказался ненужным старьем?
— Это очень странно, — ответил Эл, — но виноват именно ты. Но не знаю, в чем тут дело. Может, когда-нибудь я с этим разберусь. Хорошо, пошли на корабль. Оттуда вместе с Вендой Райт можете отправиться в отель.