— Меня зовут Герберт Шенгейт фон Фогельсанг. Вы хотите обратиться ко мне со своей печалью, сэр? Милостиво прошу сообщить мне свое имя и адрес на тот случай, если нас по ошибке разъединят.
Хозяин моратория производил впечатление человека абсолютно невозмутимого.
— Произошел несчастный случай, — объяснил Джо.
— То, что мы считаем случайностью, — возразил фон Фогельсанг, — есть лишь проявление воли Господней. В некотором смысле и жизнь можно назвать случайностью. И однако…
— Я не собираюсь заниматься теологическими дискуссиями, — заявил Джо. — По крайней мере, не сейчас.
— И тем не менее в такую минуту, более чем когда-либо, утешение, которое приносит религия, дает наибольшее облегчение. Умерший был вашим родственником?
— Моим начальником, — ответил Джо. — Это Глен Ранкитер, президент «Корпорации Ранкитера» из Нью-Йорка. Его жена — Элла — уже содержится у вас. Через восемь— десять минут мы совершим посадку. Не могли бы вы прислать один из ваших грузовиков-рефрижераторов?
— А сейчас он пребывает в холодильнике?
— Нет. В настоящее время он загорает на пляже «Тампа» во Флориде.
— По вашему тону я понял, что вы ответили утвердительно.
— Ваша машина должна встречать нас в космопорту. — И Джо отключился.
«Теперь придется работать при посредничестве такого типа», — подумал он.
— Мы доберемся до Холлиса, — сказал он собравшимся инерциалам.
— Это как? Пригласим его занять место Глена? — спросил Сэмми Мандо.
— Отыщем его, а потом прикончим, — сказал Джо. — За все, что он сделал…
«Глен, — думал он. — Замороженный, помещенный в прозрачный пластиковый саркофаг, разукрашенный пластиковыми цветочками и оживляемый раз в месяц на один час. Истончающийся, слабнущий, слышимый все с большим трудом. Боже, почему из всех людей на свете это выпало именно ему? Ведь в нем было столько жизни и столько энергии!»
— Все-таки он будет рядом с Эллой, — сказала Венда.
— В определенном смысле, — согласился Джо. — Надеюсь, что мы дотащили его до холодильника не слишком поздно… Не люблю я моратории и их владельцев. Я не выношу этого Герберта Шенгейта фон Фогельсанга. Почему Глену так нравились швейцарские моратории? Чем его не устраивал тот, который находится в Нью-Йорке?
— Моратории — швейцарское изобретение, — сказала Эдди Дорн. — Согласно статистическим исследованиям, проведенным нейтральными фирмами, там длительность полужизни на два часа больше, чем в любом другом месте.
— ООН должна запретить содержание людей в состоянии полужизни, — сказал Джо. — Это нарушает природный цикл рождений и смертей.
— Если бы Господь Бог был сторонником полужизни, — саркастически заметил Эд Хэммонд, — мы все рождались бы сразу в гробу. Вместе с сухим льдом.
— Мы входим в зону радиовидимости посадочной системы цюрихского космопорта, — сказал Дон Денни, сидящий за пультом управления корабля. — Она доведет нас автоматически.
С хмурым выражением он подошел к остальным.
— Хватит ныть, Денни, — сказала Эдди Дорн. — Я скажу тебе прямо: нам всем повезло. Мы могли бы уже давно быть мертвыми — от взрыва или потом, от лазерных ружей людей Холлиса. Когда мы приземлимся, тебе станет легче. Там мы будем практически в полной безопасности.
— Уже сам факт, что нужно было отправляться на Луну, — проговорил задумчиво Джо, — должен был вызвать у Глена подозрения. Законы этой планетки слишком скользки, и он всегда предупреждал, чтобы мы относились с недоверием к клиентам, предлагающим работу за пределами Земли. Причем особую осторожность он советовал соблюдать в отношении клиентов с Луны. Слишком много профилактических фирм обожглось на таких контрактах.
«Если он в моратории вернется к жизни, — подумал Джо, — то первое, что он скажет, будет примерно следующее: «Я всегда с подозрением относился ко всем этим делам, связанным с Луной». Но его осторожности оказалось недостаточно, чтобы уберечься самому. Слишком лакомым куском был этот контракт, и он не смог отказаться. Его поймали именно так, как он и предсказывал».
Загрохотали тормозные двигатели, приведенные в действие наводящей системой цюрихского космопорта. Ракетоплан завибрировал.
— Джо, — заговорил Тито Апостос, — тебе придется сообщить Элле о том, что случилось с Ранкитером.
— Да, — согласился Джо. — С момента нашего отлета с Луны я размышляю о том, как это лучше сделать.
Корабль ощутимо сбросил скорость и, управляемый автопилотом, пошел на посадку.
— Кроме того, — сообщил Джо, — я проинформирую о случившемся Объединение. Они непременно закатят нам скандал — сразу заявят, что мы сами сунули голову в петлю.
— Но ведь Объединение хорошо к нам относится, — сказал Сэмми Мандо.
— После такого с нами вообще не будут считаться.
На краю посадочной площадки в Цюрихе их ждал геликоптер с питанием от солнечных батарей. На боку его виднелась надпись «Мораторий Возлюбленных Собратьев». Рядом с ним стояла личность, напоминающая жука и одетая по европейской моде: твидовая тога, удобные спортивные мокасины, алый шарф и пурпурная шапочка в форме самолётного винта. Как только Джо спустился по трапу ракетоплана на ровную поверхность посадочного поля, к нему подбежал владелец моратория, протягивая обтянутую перчаткой руку.
— По вашему виду я могу сказать, что ваш путь не был устлан розами, — сказал фон Фогельсанг, обменявшись с Джо коротким рукопожатием. — Могут мои люди подняться на борт?
— Да, — ответил Джо. — Поднимайтесь и заберите его.
Сунув руки в карманы, сгорбившись, он потащился в сторону кафе космопорта.
«Теперь снова пойдет обычная жизнь, — думал Джо. — Мы вернулись на Землю, Холлису опять не удалось нас прикончить — везет же нам. Все эти кошмары: ловушка на Луне, бомбы, взрывы — все позади. Началась новая фаза, на ход которой мы уже не можем оказать влияния».
— Прошу пять центов, — сказали двери кафе, не желая открываться.
Джо подождал, пока мимо него не пройдет выходящая из кафе пара, потом ловко проскочил мимо них в открытую дверь. Он прошел к столику и сел, опершись руками о его крышку.
— Кофе, — листая меню, сказал он.
— Со сливками или с сахаром? — спросил динамик, соединенный с башенкой управления, в которой располагался компьютер заведения.
— Со сливками и с сахаром.
Из небольшого окошка выдвинулась чашечка кофе, два пакетика с сахаром и сосуд со сливками в форме пробирки. Все это остановилось перед носом Джо.
— С вас один международный посткред, — сказал динамик.
— Запишите его на счет Глена Ранкитера, директора «Корпорации Ранкитера», Нью-Йорк.
— Тогда прошу вас опустить соответствующую кредитную карточку, — потребовал автомат.
— Мне уже пять лет не позволяют пользоваться кредитными карточками. Я все еще оплачиваю взятое в кредит в…
— С вас один посткред, — рявкнул динамик. Из него раздалось зловещее тиканье. — Через десять секунд я вызову полицию.
Джо неохотно бросил монету — тиканье стихло.
— Нам не нужны такие клиенты, как вы, — заявил динамик.
— Когда-нибудь, — с яростью сказал Джо, — такие люди, как я, восстанут и повыдергивают вам все провода. Это будет концом эры гомеостатических устройств. Вернутся времена, когда цениться будут человеческие качества, сердечность и сочувствие. И когда-нибудь, когда человек будет нуждаться в чашке кофе в трудную минуту, чтобы подкрепить свои силы, он получит кофе безотносительно к тому, есть ли у него этот самый проклятый посткред или нет.
Джо взял в руку крохотный сосудик со сливками, но тут же снова положил его на стол.
— Эти ваши сливки, или молоко, или что там вы мне подсунули, скисли.
Динамик молчал.
— Ну, вы собираетесь что-нибудь сделать? — спросил Джо. — Когда дело шло о деньгах, вы были разговорчивее.
Платные двери кафе открылись, и вошел Эл Хэммонд. Он подошел к Джо и сказал:
— Работники моратория уже перенесли Глена в свой вертолет. Они спрашивают, не полетите ли вы с ними.
— Посмотри-ка на эти сливки, — сказал Джо, поднимая сосуд вверх. Жидкость уже оставила на стенках налет в виде твердых крупинок. — Вот что ты получаешь в этом заведении за один посткред! И это в одном из наиболее развитых технологических городов мира! Я не двинусь с места, пока это заведение не вернет мне мои деньги или не заменит эту дрянь.
Эл Хэммонд внимательно присмотрелся к Джо.
— Что с тобой происходит?
— Сперва мои сигареты, — начал перечислять Чип. — Потом устаревшая на два года телефонная книга на корабле, теперь вот эти сливки недельной давности. Я не понимаю, что происходит, Эл.
— Ну так выпей кофе без сливок, — посоветовал Хэммонд. — И пойдем к ним, надо же когда-нибудь довезти Ранкитера до моратория. Остальные будут на корабле ждать нашего возвращения.
Джо поднял чашку и заметил, что кофе холодный, загустевший и к тому же несвежий. Поверхность чашки подернулась слоем пористой плесени. Он с отвращением отодвинул чашку.
«Что происходит? — подумал он. — Что это со мной творится?» Его растерянность перешла в странный, необъяснимый, липкий страх.
— Да идем же, Джо. — Эл сильно сжал его плечо. — Забудь о кофе, это в данный момент не главное. Сейчас важно доставить Ранкитера в мораторий.
— Знаешь, кто дал мне этот посткред? — спросил у него Джо. — Пат Конли. И я сразу же сделал с ним то, что обычно делаю с деньгами, — потратил на дерьмо. На заваренную в прошлом году чашку кофе. — Под нажимом руки Хэммонда он сдвинулся с места. — Может, ты съездил бы со мной в этот мораторий? Мне потребуется поддержка, особенно при разговоре с Эллой. Что мне ей сказать? Свалить вину на Глена? Сказать, что это он предложил нам отправиться на Луну? Хотя, в общем-то, это так и было… А может, сказать ей, что корабль попал в аварию и он умер от естественных причин?
— Через некоторое время его подключат к ней, — ответил Хэммонд. — И он расскажет ей правду. Так что и ты можешь говорить, как все было на самом деле.
Они вышли из кафе и направились в сторону геликоптера, являющегося собственностью Моратория Возлюбленных Собратьев.