Он протянул книжечку Джо.
— Поедем в Дес-Мойнс. Эта книжечка служит доказательством связи между обоими местами.
«Интересно, — подумал Эл, — почему именно Дес-Мойнс?»
— Слушай, Джо, — спросил он, — могло что-нибудь связывать Ранкитера с Дес-Мойнсом?
— Он там родился, — сказал Джо, — и провел первые пятнадцать лет своей жизни. Время от времени он вспоминал об этом.
— Значит, после смерти он вернулся туда.
«Теперь Глен находится в Цюрихе и Дес-Мойнсе одновременно, — думал Эл. — В Цюрихе происходит обнаруженный при помощи аппаратуры моратория метаболизм мозга, тело его помещено в холодильник, но контакт с ним установить не удается. В Дес-Мойнсе все наоборот — в физическом смысле его там нет, и тем не менее там, с наибольшей вероятностью, можно наладить с ним контакт. По сути дела, при помощи таких средств, как эта инструкция, контакт уже налажен — по крайней мере, односторонний.
Тем временем наш мир откатывается в прошлое, демонстрируя реалии прошлых лет своего развития. Быть может, проснувшись в конце недели, мы увидим, как по Пятой авеню проезжают, трезвоня, трамваи «Троллей Доджерс». Он пытался понять, что означает это название. Оно появилось в его сознании как туманное воспоминание, вытесняющее реальную действительность. Под воздействием этого неясного внутреннего ощущения он почувствовал себя не в своей тарелке — никогда испытанное здесь не становилось таким реальным».
— «Троллей Доджерс», — произнес он вслух. Этому названию было по меньшей мере сто лет, и тем не менее оно каким-то образом отпечаталось в его сознании.
— Откуда вы знаете это название? — спросил его начальник мастерской. — Его уже никто не помнит. Так когда-то называлась команда «Бруклин Доджерс». — Он подозрительно уставился на Эла.
— Пойдем-ка лучше наверх, — сказал Джо. — Посмотрим — надо убедиться, что ни с кем ничего не случилось. В Дес-Мойнс мы поедем чуть позже.
— Если мы не отправимся туда немедленно, — ответил Эл, — то может оказаться, что путешествие займет у нас день или два, ведь средства сообщения будут становиться все более примитивными.
«Ракеты сменятся реактивными самолетами, которые, в свою очередь, уступят место поршневым двигателям и винтовым аппаратам. Дальше будет поезд, который тащит с собой вагон с углем, потом конные экипажи… Нет, невозможно, чтобы нас забросило так далеко, — сказал он сам себе. — Хотя у меня в руках магнитофон сорокалетней давности, значит, все может быть таким же старым…»
Вместе с Джо они направились к лифту, и Джо нажал кнопку вызова. Они молча ждали прибытия кабины.
Лифт появился с грохотом, оторвавшим Хэммонда от печальных размышлений. Он машинально взялся за ручку и распахнул железную раздвижную дверь.
И обнаружил, что стоит перед открытой кабиной, висящей на стальном канате и разукрашенной коваными деталями из латуни. Скучающий лифтер в ливрее сидел на стульчике, держа руку на кнопке и безразлично поглядывал на них.
Эл испуганно вздрогнул.
— Не входи в нее, — сказал Эл, придерживая Джо. — Посмотри повнимательнее: сегодня, совсем недавно был гидравлический привод, автоматика, полная бесшумность…
Внезапно он замолчал. Грохочущая машина исчезла, и на ее месте появился знакомый ему лифт. Однако он продолжал ощущать присутствие старой кабины, она притаилась где-то в уголке его зрения, готовая выпрыгнуть, как только он и Джо займутся чем-нибудь другим.
«Она вернется, — думал Эл. — Она намерена снова появиться.
Мы можем задержать этот момент на какое-то время, самое большее, вероятно, на несколько часов. Процесс смещения во времени уже набрал скорость — архаические объекты врываются в наш мир быстрее, чем нам кажется. Теперь каждый скачок равен веку — лифту, который мы видели, никак не меньше ста лет.
И все же, — продолжал размышлять он, — мне кажется, что мы можем в определенной степени контролировать это явление. Мы только что выдумали привычный лифт — и он немедленно появился. Если бы мы держались вместе, действовали, как одно существо, состоящее из двенадцати личностей, а не только двоих…»
— Что ты там такое увидел? — спросил Джо. — Почему ты не пустил меня в лифт?
— Ты не заметил старого лифта? Открытой кабины с латунной отделкой и лифтера, сидящего на стульчике? Кажется, это был лифт образца примерно 1910 года.
— Нет, — ответил Джо.
— Но что-нибудь ты видел?
— Да, — ответил Джо. — Нормальный лифт, который я вижу каждый день, приходя на работу. То же, что и всегда.
Он вошел в кабину, повернулся и посмотрел на Хэммонда.
— Значит, наше восприятие начало различаться, — сказал Эл. Он прикинул, что бы это могло означать.
Это представлялось ему чем-то зловещим. Это была наиболее катастрофическая перемена из всех происшедших с момента смерти Глена. Получалось, что их смещает во времени с различными скоростями. Он не мог избавиться от ощущения, что именно это испытывала перед смертью Венда Райт. Он попытался сообразить, сколько же времени осталось ему самому.
И понял вдруг, что испытывает жуткий, пронзительный холод, который уже давно начал пронизывать его тело. Холод охватил весь мир — это напоминало последние минуты, проведенные на Луне. Холод искажал очертания предметов, проявлялся в форме раздувшихся пещер, лопавшихся с ужасным треском, мороз проникал во все щели, пролезал в сердцевину предметов, в стержень их жизни. Эл видел теперь что-то вроде оледеневшей пустыни, из которой выпирали обнаженные скалы. Окружающая его действительность превратилась в плоскую равнину, выдуваемую ледяным ветром. Ледовый покров становился все толще, а размеры скал постепенно становились какими-то неопределенными. На границе его поля зрения скапливалась тьма.
«Прочь! — приказал он себе. — Все это существует лишь в моем воображении, и мир вовсе не исчез под воздействием холода и тьмы; все это происходит только внутри меня. Странно, неужели весь мир заключен во мне? Когда же это началось? Должно быть, это предвестие смерти. Эта неуверенность, заторможенность всех функций, ведущая к полной энтропии, и есть тот самый процесс, а лед — это символ этого процесса. Когда я сомкну глаза, весь мир исчезнет. Однако где же те новые миры, ведь я должен их посетить! Те, что ведут к новому лону? Где тот мерцающий красный свет, означающий нечистоту? И свет темный, красный, означающий стремление к животной искренности? Я чувствую лишь полное исчезновение тепла, вижу подступающую тьму, замерзающую равнину под погасшим солнцем…
Это не может быть обычной смертью, — продолжал думать Эл. — Это нечто неестественное. Естественный процесс умирания оказался нарушенным под действием какого-то фактора. Может быть, я соображу все, если лягу и отдохну. Мне нужно набраться сил, чтобы заняться этим…»
— Что случилось? — спросил Джо, взглянув на Эла, когда они поднимались в лифте.
— Ничего, — коротко ответил Хэммонд и подумал: «Им еще может повезти, а мне уже нет».
Лифт в полной тишине продолжал свой подъем.
Входя в конференц-зал, Джо заметил, что Эл исчез. Обернувшись и выглянув в коридор, он увидел, что Эл стоит, не трогаясь с места.
— Что-нибудь случилось? — снова спросил он. Эл не шевельнулся. — Что-то произошло? — Он направился в его сторону.
— Я устал, — сказал Эл.
— Ты нехорошо выглядишь, — тревожно сказал Джо.
— Я пойду в туалет, — сказал Эл. — Ты сходи к ним, проверь, все ли в порядке. Я сейчас приду… — Он неуверенно пошел вперед, словно плохо ориентировался, где он находится.
— Я с тобой, — заявил Джо. — Я хочу убедиться, что ты доберешься.
— Может, если я ополосну лицо теплой водой… — сказал Эл.
Он отыскал бесплатную дверь в туалет и исчез внутри. Джо остался в коридоре.
«Что с ним такое? — недоумевал Джо. — Он переменился, увидев этот старый лифт».
Эл вышел и поманил его.
— В чем дело? — спросил Джо, увидев, какое у того выражение лица.
— Посмотри-ка, — сказал Эл, втаскивая его в туалет следом за собой и показывая на противоположную стену. — Сортирная лирика. Прочитай.
Надпись, начертанная то ли цветным мелком, то ли красным фломастером, гласила:
«ЗАЛЕЗЬТЕ В СОРТИР, ПОДНИМИТЕ РУКИ, Я ЖИВ, А ВЫ ВСЕ МЕРТВЫ, СУКИ!»
— Разве это не почерк Ранкитера? — спросил Эл. — Узнаешь?
— Да, — кивнул Джо, — это его почерк.
— Значит, теперь мы знаем правду.
— Но разве это правда?
— Конечно, — сказал Хэммонд. — Теперь это очевидно.
— И мы узнаём это таким вот противоестественным образом, читая изречения на стенах мужского туалета.
— Эта надпись однозначна. Мы могли бы месяцами, до конца жизни, пялиться в телевизор, листать домашние газеты, слушать видеофоны и ни о чем не догадаться, если бы не этот выразительный способ.
— Но мы же не умерли, — сказал Джо. — Никто, кроме Венды.
— Мы все — в состоянии полужизни. Мы, вероятно, еще находимся на борту ракетоплана после взрыва на Луне, который убил нас, а не Ранкитера. А он пытается уловить от нас потоки протофазонов. Видимо, до сих пор это ему не удавалось — из нашего мира ничто не проникает туда, где он находится, но ему удалось войти с нами в контакт. Как символы мы существуем везде, даже в тех местах, которые выбираем наугад, и на каждом шагу мы сталкиваемся с его присутствием. С ним, и только с ним, потому что только он пытается…
— Ты плохо говоришь, — сказал Джо.
— Мне нехорошо, — ответил Хэммонд.
Он отвернул кран и стал ополаскивать лицо теплой водой. Однако вода не была теплой, Джо заметил, как в ней со звоном рассыпались кристаллики льда.
— Иди к ним, — попросил Эл. — Я приду туда, как только мне станет лучше.
«Если это вообще случится», — подумал он про себя.
— Я думаю, мне стоит остаться с тобой, — сказал Джо.
— Нет, черт побери! Убирайся отсюда! — Эл толкнул его в направлении двери. На его лице явственно проступала растерянность. — Иди к ним, посмотри, ничего с ними не произошло? — Полусогнутый, он вернулся в туалет и закрыл глаза ладонями. Дверь с треском захлопнулась за Джо.