Убить Ангела — страница 2 из 6

[6]

Ранее – 1987

Человек, который когда-то был полицейским, смотрит архивные съемки на крохотном кухонном телевизоре. Всякий раз, как рядом с обветшалым домишком в Полтаве проходит грузовик, черно-белое изображение на старом переносном телеприемнике прерывается помехами. И все же мужчина узнает на снятых с вертолета кадрах дороги, ведущие к Коробке. Ему даже удается различить вдали стены, прежде чем камеру затягивает густой черный дым и передача обрывается.

«Это случайность, – говорит он себе. – Несчастное стечение обстоятельств, усугубленное человеческой глупостью». Никто не желал подобного кровопролития.

От расстройства бывший полицейский снова начинает слышать голоса и видеть танцующие цветные пятна. Он закрывает глаза и затыкает уши руками. Он знает, что все бесполезно, но это приносит хоть немного облегчения. В голове кипит водоворот огней и звуков, шепота, ослепительных цветов, фрагментов воспоминаний и образов никогда не виданных краев. Тяжело втянув в себя воздух, он прячет лицо в ладони и падает на колени.

Таким его и находит Девочка.

– Вставай, – говорит она, положив руку ему на плечо.

Как всегда рядом с Девочкой, вспышки перед глазами мужчины бледнеют, а голоса умолкают. Бывший полицейский поднимается на ноги и улыбается. Девочка, как всегда, не отвечает на улыбку, а только пристально глядит на него своими огромными глазами. Ее бледное лицо с обескровленными губами обрамляют отросшие волосы.

– Вот, поешь, – говорит она, протягивая ему бумажный пакет. В пакете лежат хлеб, две банки с мясными консервами и несколько сморщенных яблок.

– А ты? – спрашивает он.

Девочка пожимает плечами. Она не голодна. Она никогда не бывает голодна.

– По телевизору показывали взрыв. Столько смертей…

– Не думай об этом, – не меняясь в лице, говорит она и снимает пальто. Ее худенькое тело сильнее стального прута. Кроме волос, со времен Коробки в ней ничего не изменилось: та же скованность, та же бесполая фигурка. Она по-прежнему молчалива и не произносит ни одного лишнего слова. Когда башмачник перерезал себе горло, она сказала лишь, что не каждой птице удается выжить, вылетев из клетки. «Но ты выживешь, – добавила она тогда. – Потому что ты мне нужен».

Девочка аккуратно складывает пальто и кладет на край стула, а затем поднимает с пола и ставит на стол ящик с инструментами. Осмотрев содержимое, она мягким, выверенным движением достает плоскогубцы. У полицейского сводит живот. Хлеб становится ему поперек горла. Ему стыдно за свое трусливое молчание, но он знает, что все равно не смог бы ее остановить. Да и потом, им нужны деньги, а на другую работу, кроме той, что нашла Девочка, они, беглецы, не устроятся.

Девочка открывает дверь в чулан, и ее тень падает на лицо запертого там человека. На привязанном скотчем к стулу мужчине нет ничего, кроме трусов. Его рот туго зажат обмотанной в несколько оборотов вокруг затылка клейкой лентой. На месте одного глаза зияет покрытая кровавыми струпьями пустая глазница, другой распахнут от ужаса. Его мочевой пузырь самопроизвольно опорожняется, и на трусах расплывается мокрое пятно.

Равнодушная к смраду пота и мочи, Девочка хватает его за левую руку. Связанный мужчина пытается вырваться, но ему это не удается. Он невнятно мычит. Оставшийся на кухне бывший полицейский догадывается, что означает бормотание пленника: он спрашивает за что. Спрашивает, чего они от него хотят.

«Еще рано для вопросов, – объясняла бывшему полицейскому Девочка. – Он пока не готов отвечать».

«Мне он кажется вполне готовым, – возражал полицейский. – Может, хотя бы попытаемся?»

«Рано». Девочка никогда не меняет тона, даже когда говорит с ним. Даже когда ей приходится разжевывать ему очевидные истины – например, как сломить волю человека.

Бывший полицейский не знает, где она этому научилась. Не знает он и того, каким образом она пережила казнь в Коробке и освободила его. Главное, что ей это удалось, и бывшему полицейскому остается только верить в нее. Повиноваться ей и надеяться на ее милосердие.

Девочка прижимает плоскогубцами левый мизинец связанного мужчины. Тот начинает мычать еще громче, невразумительно умоляя о пощаде. Девочка медленно качает головой.

– Рано, – говорит она, смыкает плоскогубцы и готовится к долгой ночи.

1

Мужик был конченым кретином, – одевался как кретин: брюки с отворотами и мокасины на босу ногу, – у него была кретинская, да вдобавок еще и загорелая физиономия, и, словно этого было мало, разговаривал он тоже как кретин. Данте Торре с трудом удержался, чтобы не сообщить кретину его диагноз, и с деланым энтузиазмом вошел за ним в портик университета Сапиенца. За внушительным фасадом ректората скрывались гораздо более древние корпуса, где размещались факультеты. Он задерживал дыхание, пока снова не оказался под открытым небом. Попав в центральный двор, он набрал полные легкие воздуха, и Кретин, также известный как доцент Франческо Дельи Уберти с кафедры новейшей истории, обернулся к нему:

– Все хорошо, господин Торре?

– Конечно. Так о чем вы говорили, профессор?

– Я говорил, что ребята будут счастливы с вами познакомиться.

К ним, смеясь и толкаясь, направлялась группа студентов. Данте повернулся боком к молодежи и вскинул руки, вовремя избежав столкновения. Из его папки на булыжную мостовую посыпались бумаги и ручки. Кретин нагнулся:

– Позвольте вам помочь.

Данте поспешно подобрал один из листков, пока тот не успел к нему прикоснуться.

– Не беспокойтесь, я сам.

– Что вы, это такие пустяки.

– Я сам, – не допускающим возражений тоном повторил Данте.

Кретин резко выпрямился:

– Простите.

Данте попытался улыбнуться.

– Просто у меня тут… как бы своя система, – на ходу придумал он. Господи, до чего ему было паршиво.

Всю ночь Данте проворочался, размышляя о предстоящей встрече, и каждые двадцать минут вставал то за кофе, то за таблетками, то за водкой, водой и сигаретами. Заснуть ему удалось только на рассвете. Во сне он шел по сужающейся пещере, пока свод не стал настолько низким, что двигаться дальше было невозможно, – в жизни он не осилил бы такой подвиг даже под транквилизаторами, – а повернув назад, обнаружил, что выход завален огромным валуном. В этот момент по пещере прокатился голос Отца, приказывающий Данте отрезать его больную руку. Он проснулся, и его вывернуло провонявшей спиртом желчью прямо на себя.

Не вставая, он закурил сигарету. Могло быть и хуже: он мог захлебнуться собственной рвотой во сне, как Джон Белуши. Сорвав с кровати постельное белье, Данте сунул его в ванну своего люкса и попытался отстирать пятна, чтобы горничная не поняла, что с ним стряслось. Его потуги привели к самым плачевным результатам – пришлось вывесить сырые, вонючие простыни на балкон и надеяться, что они высохнут. К счастью, стоял прекрасный солнечный день, и солнце слепило Данте даже сквозь зеркальные очки.

Только теперь он заметил, что Кретин, похоже, о чем-то спросил и дожидается ответа. Данте нащупал в слуховой памяти его последние слова: доцент спрашивал о его образовании.

«Какой же ты зануда».

– Я даже школу толком не окончил, – сказал он вслух.

– Правда? Судя по вашей речи, никогда бы не подумал. Я в том смысле, что вы производите впечатление глубоко образованного человека, – пояснил Кретин.

Данте продолжал вертеть головой, прикидывая периметр двора и ширину проходов и пожарных выходов. Стены казались до тошноты близкими, гомон во дворе резал уши. Он уже взмок от пота.

– Я самоучка. Но официального образования не получил.

– Должно быть, из-за похищения?

«Должно быть, из-за похищения? – мысленно передразнил Данте. – А из-за чего же еще? Кретин».

– Да. Когда я сбежал, мне было уже почти восемнадцать, и мне пришлось получать свидетельства об окончании младшей и средней школы. Это оказалось довольно сложно. Помимо меня, в вечернюю школу ходили только дети и неграмотные старики.

– То есть вы сбежали из силосной башни, где вас держал Отец?

– Браво. А вы, вероятно, из династии профессоров?

Кретин улыбнулся:

– Мой дядя возглавляет факультет политологии, а отец преподает в Лозаннском университете. Вы узнали фамилию?

«Нет, я узнал, что без протекции ты бы унитазы драил, а не в доцентах ходил».

– Да. Прославленная фамилия, – с натянутой улыбкой сказал Данте.

Ему нестерпимо хотелось удрать. Капли пота уже стекали по икрам. Оставалось лишь надеяться, что доцент ничего не замечает. Данте был одет в черный костюм, а на черном обычно не видно мокрых пятен. Помимо костюма, на нем были белая панама, из-под которой виднелись светлые волосы до плеч, и шипованные криперы со стальными носами. Он смахивал на Дэвида Боуи времен «Let’s Dance», правда изрядно вытянувшегося и похудевшего.

– Вот мы и пришли, – сказал Кретин, показывая ему на полсотни раскладных стульев, расставленных прямо во дворе. Напротив них стояли стол, стул и микрофон, а позади стола – похожий на гигантский блокнот флипчарт, со шнура которого свисал синий маркер. – Согласно вашим пожеланиям, мы устроились на свежем воздухе. В свете недавних событий мы можем лишь надеяться, что кто-то придет…

– Мы далеко от станции, – сухо произнес Данте.

– Кто знает, не подложат ли эти сумасшедшие новую бомбу.

– В таком случае одно место ничем не хуже другого, верно?

Кретин не нашелся с ответом и сменил тему:

– Как вы намерены провести лекцию?

– Я… собирался начать с некоторых наиболее неоднозначных исторических случаев, – принялся импровизировать Данте.

– Золотая коллекция конспирологических теорий, – сказал Уберти.

– Да, и городских легенд. – Данте прервался, потому что в третьем ряду уселась парочка студентов, которые махали еще двум приятелям. Кто-то и правда пришел его послушать. При этой мысли он похолодел и как вкопанный застыл посреди двора.

– А потом? – допытывался Кретин.

– Мне нужно в уборную, – сказал Данте.

– Вам туда. – Кретин махнул на дверь в главное здание.

Вход показался Данте пещерой из его сна, распахнутой голодной пастью.

– Мне просто захотелось выпить глоток воды.

– Там есть и торговый автомат.

Данте уставился на него. На лбу у доцента было написано: «Кретин».

– У меня клаустрофобия. Потому я и провожу лекцию под открытым небом.

Кретин Дельи Уберти виновато улыбнулся:

– Да, конечно. Простите. Я думал, что ненадолго вы можете…

– Бывает по-разному. Сейчас не могу.

Один из психиатров, наблюдавших Данте в детстве, научил его оценивать выраженность своих симптомов по шкале от одного до десяти, и сейчас столбик его внутреннего термометра приближался к седьмой отметке. Еще чуть-чуть, и придется сбежать домой. Тем временем на стульях расположились еще восемь студентов. Он говорил себе, что, если не явится и десяти человек, не станет даже начинать, но студентов пришло уже больше.

– Извините. Давайте я сам схожу. Вам без газа?

– Главное, жидкую.

Как только Кретин исчез, Данте пошарил в папке и извлек упаковку прегабалина. Это обезболивающее обладало сильным анксиолитическим действием, и, хотя обычно его прописывали эпилептикам, он обнаружил, что в его случае лекарство было неплохой чрезвычайной терапией. Однако, поскольку в стенки желудка оно всасывалось слишком медленно, Данте повернулся лицом к колонне, разломил две капсулы и, притворяясь, будто потирает нос, вдохнул порошок. Через сосуды слизистой препарат попадал в системный кровоток быстрее и должен был подействовать всего за пару минут.

– Господин Торре? – раздался чей-то юный голос за его спиной.

Данте вытер нос рукавом («Клянусь, это не кокс») и обернулся. Перед ним стояли двое улыбающихся студентов – парень и девушка лет двадцати. Невзрачный, сутулый паренек казался типичным зубрилой, а его подружка в розовой футболке, натянувшейся на груди четвертого размера, выглядела более чем привлекательно. Стараясь не опускать взгляд ниже ее ключиц, Данте быстро пожал обоим руки и незаметно вытер ладонь о брюки. Он терпеть не мог, когда к нему прикасались незнакомцы. Впрочем, по большей части он не слишком жаловал и прикосновения близких людей.

– Мы пришли послушать вашу лекцию, господин Торре, – сказал паренек.

– Мы уверены, что будет очень интересно, – добавила девушка.

– А, спасибо, – ответил Данте, не зная, что сказать.

Девушка наградила его соблазнительной улыбкой:

– Мы много о вас читали.

– Надеюсь, только хорошее.

– Плохое гораздо интереснее, – рассмеялась она. – А правда, что вы никогда не выходите из дому?

«Девчонка, ты вдвое меня моложе. Не делай из меня старого извращенца», – подумал Данте.

– Это преувеличение, – солгал он.

– А то, что вы живете в отеле?

– Правда.

По крайней мере, пока. Через пару недель ему останется либо съехать, либо заплатить по счету. Оба варианта казались Данте одинаково непрактичными. Ему и так пришлось отказаться от услуг гостиничной прачечной и таскать вещи в ближайший прачечный автомат, где его рубашки превратились в лохмотья. Сегодня он вынужден был надеть сорочку в здоровенных светлых пятнах от стирального порошка, но под пиджаком их было незаметно.

Паренек встрял в разговор, буквально протиснувшись между ними:

– Мы считаем, что нужна большая смелость, чтобы совершить то, что совершили вы. Вы не побоялись власть имущих, чтобы добиться правды о вашем деле.

«Власть имущих? Кто так разговаривает?»

Не успел Данте произнести эти слова вслух, как девушка обернулась: какая-то подружка махала ей, подзывая к себе.

– Пойду сяду, – сказала она и исчезла.

Парень так и остался стоять с ее жакетом в руках и приклеенной улыбкой.

Данте стало его жаль.

– У тебя нет шансов, сам-то понимаешь?

– Простите?

– Она не видит в тебе потенциального сексуального партнера. Пожалуй, ты можешь надавить на жалость, но я бы на твоем месте поискал другую.

Лицо парня вытянулось.

– Вы ошибаетесь. Мы просто друзья.

«Не пытайся обмануть обманщика, сынок».

– Ты таскаешь за ней жакет, как горжетку королевы, ходишь за ней по пятам, а когда ты к ней прикасаешься, у тебя расширяются зрачки. Пока она со мной щебетала, ты пронзал меня ненавидящим взглядом и даже попытался вклиниться между нами. Я понимаю, ты влюблен, но она стерва.

– Она не стерва, – выдохнул паренек, уже не пытаясь отрицать очевидное.

– Ты заезжаешь за ней в дождь? Даешь ей списывать? Ночами шлешь сообщения с сердечками?

Парень молчал.

– Только вот она на твои ухаживания не отвечает, рассказывает тебе о своих парнях и притворяется, будто не замечает, что ты по ней сохнешь. Но поверь, она прекрасно об этом знает и обсуждает тебя с подружками. Без сомнения, добавляя, что ты очень милый, или как там сейчас выражаются подростки. Она манипуляторша и будет манипулировать, пока это сходит ей с рук. Возможно, через несколько лет она поймет, что не стоит так поступать с людьми, но я в этом сильно сомневаюсь.

Глаза парня наполнились слезами.

– Нет. Вы ошибаетесь.

– Уверен, что и кулончик у нее на шее – твой подарок. Спорим, ты долго его выбирал. Боялся, что подарок будет выглядеть слишком недвусмысленно, и в то же время надеялся, что она поймет его скрытое значение. Она стесняется этого кулона, носит только при тебе и прячет под блузкой. – Данте закурил. – Вот тебе мой совет: уноси ноги. Это твой единственный шанс. Может, ей и захочется тебя удержать.

– Вы ублюдок! – выпалил парень и повернулся, чтобы уйти. – И здесь нельзя курить!

– Под открытым небом?

– Да! Потому что здесь вам университет, а не паноптикум!

Мальчишка быстро зашагал прочь. Данте покачал головой.

«Что ж, я хотя бы попытался тебя предостеречь. Да что толку». Влюбленное сердце глухо к доводам разума: с ним самим подобное случалось чаще, чем ему хотелось вспоминать.

В этот момент вернулся Кретин.

– Здесь нельзя… – начал он, протягивая ему бутылку воды и стаканчик кофе.

– …курить. Да, мне уже сказали. – Данте в последний раз затянулся и бросил окурок в решетку канализации.

– Пассивное курение…

– Понимаю.

– Вы уже познакомились с кем-то из студентов?

– Да. – Данте отпил из бутылки, проглотив приторный, мучнистый комок в горле. Прегабалин начинал действовать. – Перекинулись парой дружелюбных слов.

Он заметил в другом конце двора своих новых знакомых. Те горячо спорили о чем-то на повышенных тонах. Он опустил глаза на свой стаканчик – бледный призрак настоящего кофе. Что останется, если вскипятить молотый блендированный кофе, выпарить и снова растворить получившийся порошок в наперстке воды при совершенно неподходящей температуре? Зловонные помои. Принюхавшись, Данте уловил нотки джута, прогорклость, душок риато, пластик и, пожалуй, шлейфовый запах машинного масла. Он бы не смог влить в себя эту гадость, даже умирая от жажды посреди пустыни.

– Я сегодня уже выпил пару чашек, – сказал он. Строго говоря, десять, и до заката намеревался выпить еще вдвое больше.

Кретин показал ему на стулья. Все они были заняты, а между рядами даже стояли непоместившиеся слушатели.

– Думаю, мы готовы. Я только скажу пару слов по случаю траура.

«Сегодня просто спасу нет от этого поезда», – подумал Данте.

– Спасибо.

Кретин Дельи Уберти минут десять распинался о погибших в поезде и необходимости сплотиться перед угрозой терроризма в таких выспренних выражениях, что Данте то и дело содрогался. Когда настал его черед, он несколько секунд помолчал. Упертые в него глаза студентов, казалось, готовы были поглотить его с потрохами. Многие ли пришли, чтобы его послушать? Возможно, большинство привлекла его скандальная репутация и они надеются стать свидетелями какой-нибудь его дикой выходки? Данте испытывал большое искушение смыться, вырубить телефон и затаиться, игнорируя оскорбленную реакцию собравшейся на его лекцию публики. Раньше он не стал бы стоять столбом, подыскивая нужные слова, а именно так бы и поступил, но сейчас попросту не мог уйти.

Он сделал глубокий вдох. Наполнивший легкие воздух приглушил гомон голосов и вывел его из столбняка.

– Всем добрый день. Спасибо, что пришли. Прошу вас на время забыть о печальном событии и освободить разум, иначе мы так всю лекцию и проговорим о поезде. Кто-то из вас может дать определение теории заговора? Нет? Предупреждаю, если вы мне не поможете, это займет целую вечность…

«Отличная хохма, продолжай в том же духе», – с досадой подумал он.

Свинцовую тишину нарушила пара вежливых смешков.

– О’кей, тогда это сделаю я. Теория заговора – пластырь, заклеивающий рану в нарративе мира, в котором мы живем. Нравится? Ладно, эту херню я только что придумал на ходу.

На этот раз кое-кто и правда засмеялся. Ругательства действуют безотказно.

Данте слегка приободрился.

– Конспирологические теории представляют собой неуклюжие попытки дать ответы, способные приглушить тревогу, которую вызывают у нас необъяснимые или шокирующие события. Такие события выбивают у нас почву из-под ног, как, например, одиннадцатое сентября или сегодняшний поезд, приносят боль, как смерть какого-нибудь общественного деятеля, или заставляют мечтать о лучшем мире – такова гипотеза об автомобилях на водяном топливе, существование которых скрывают лоббисты нефтяников. Теории заговора почти никогда не дают правдоподобных ответов, зато указывают на дыры в официальном нарративе, намеренно и тщательно покрывающем злоупотребления и ложь. Однако и так случается не всегда. Иногда речь идет о полной бессмыслице вроде химиотрасс, но очень часто… – Слова лились свободным потоком, и постепенно Данте начал отдавать себе отчет, что публика заинтересованно слушает и даже забывает поглядывать на его изуродованную руку, затянутую в черную перчатку, – в наказание Отец заставлял его бить себя розгой по руке.

К концу лекции Данте приберег свой коронный номер и нарисовал на доске довольно примитивные карикатуры на Элвиса и Джона Кеннеди. Техника у него была неплохая, и, когда он закончил, студенты разразились аплодисментами.

– Вам ведь известно, – сказал Данте, показывая на карикатуры, – что Элвис приложил руку к убийству Кеннеди?

Слушатели снова захихикали.

– Нет-нет, я не шучу, – продолжал он. – Как и все конспирологические теории, эта версия опирается на факты или их правдоподобные интерпретации. Факт: Элвис крутил роман с актрисой Энн-Маргрет, известной по роли в фильме «Да здравствует Лас-Вегас!». Факт: Энн-Маргрет дружила с Мэрилин Монро. Факт: у Мэрилин Монро перед смертью был роман с президентом Кеннеди. Факт: в последние годы жизни Элвис был одержим «красной угрозой». Факт: личный врач Кеннеди Макс Якобсон был связан с Элвисом. Он снабжал их обоих амфетаминами и стимуляторами, за что его и прозвали доктор Кайф. – Данте улыбнулся. – Когда надо, в наше время таких докторов днем с огнем не сыщешь.

Послышались новые смешки, и он довольно ухмыльнулся: несмотря на патологическую стеснительность, он обожал купаться во внимании.

– Как видите, – снова заговорил он, – этих людей разделяет всего одно рукопожатие, однако для внедрения теории заговора требуются дополнительные элементы. Зрелищная, полная неясностей смерть – такая, как убийство Кеннеди. Действительно ли Освальд был таким метким стрелком, что сделал все три выстрела в одиночку и дважды попал в находившегося в движущемся автомобиле президента? Почему перед больничной палатой Кеннеди выставили вооруженную охрану, которая не пускала внутрь даже его супругу? Действительно ли Кеннеди вышибло мозги выстрелом, или же мозг извлекли позже? Каким образом Джеку Руби удалось приблизиться к Освальду и застрелить его на глазах у полицейских? Можно и дальше продолжать в том же духе.

Данте отпил из бутылки.

– Даже этого могло не хватить для зарождения легенды, но Кеннеди знали и любили во всем мире. На него почти молились. Впрочем, как и на Элвиса. – Он показал на карикатуры больной рукой. – Давайте добавим еще кое-какие детали, которые так и не удалось ни доказать, ни окончательно опровергнуть. Элвис владел редкой копией фильма Запрудера, который запечатлел смертельный выстрел в Кеннеди, и хранил пленку как зеницу ока; один из телохранителей Элвиса служил в спецслужбах; один из любовников Энн-Маргрет работал на КГБ… И вот у нас на руках все необходимые ингредиенты для торта. – Данте снова улыбнулся. – А вот и сам тортик. От врача, который был близок к Кеннеди, Элвис узнает, что президент распорядился убить Мэрилин, накачав ее барбитуратами. Он рассказывает об этом Энн-Маргрет, которая убеждает его отомстить за подругу. Элвис задействует свои связи с ЦРУ и мафиози из Лас-Вегаса, а те и рады оказать ему услугу. По другим версиям, Энн-Маргрет уговаривала его поквитаться с Кеннеди с подачи своего приятеля из КГБ и на спусковой крючок нажал сам Элвис.

Данте подождал, пока хохот немного стихнет.

– Разумеется, это всего лишь сказка, цель которой – помочь нам преодолеть ужас перед лицом немыслимого. Похожие легенды зародились и после самоубийства секс-иконы Мэрилин, которую все считали счастливицей, и после исчезновения Элвиса – самого знаменитого певца в мире. Как вы знаете, существует множество теорий и относительно его смерти. Главная из них, конечно, состоит в том, что он до сих пор жив и находится в доме престарелых для неимущих артистов, как писал в своем романе Джо Лансдейл. Вторая – что его убил Джон Леннон из зависти к его успеху. Но не волнуйтесь, за его смерть отомстил Майкл Джексон. А кто-то еще – пока не знаю кто – в свою очередь отомстил за Леннона.

Слушатели снова разразились смехом и аплодисментами. Довольный Данте предложил перейти к вопросам. Руку подняла студентка с пышной копной рыжих волос.

– Согласно вашим словам, профессор…

– Я не профессор, а лишь страстный почитатель конспирологии, – не упустил случая порисоваться Данте. Уж очень хорошенькой показалась ему девушка.

– Извините. Согласно вашим же словам, господин Торре, предполагаемая связь ЦРУ с вашим похищением – тоже теория заговора. Ваша версия не подтверждена никакими достоверными доказательствами.

Данте ожидал этого вопроса – без него не обходилось никогда.

– Факт: Данте Торре – не мое настоящее имя, но за время моего заточения Отец стер всю мою память о прошлом и внедрил мне новые воспоминания. Я даже не знаю, действительно ли родился в Кремоне. Факт: у Отца были спонсоры, которых так и не удалось отследить, и связи в армейских кругах. Факт: оказалось невозможным установить личность сообщника Отца, который сейчас отбывает тюремное заключение и до сих пор известен нам только под прозвищем Немец. Факт: у ЦРУ был исследовательский проект «МК Ультра», изучающий манипулирование сознанием посредством экспериментов над людьми. Все остальное – вопрос дедукции.

– Ребенком вы попали в руки психопата, который много лет продержал вас в заключении, – сказал другой студент. – Разве это не достаточное объяснение?

– На мой взгляд, нет. Но я уже много раз говорил об этом, и мои слова ничего не изменили.

– Эксперименты «МК Ультра» закончились еще в семидесятые, – сказала рыжеволосая студентка. – И ЦРУ никогда не проводило их на территории Италии. Трудно представить, каким образом мог быть с ними связан Отец.

– Да, насколько нам известно, так и есть. Но знаем ли мы все? В тысяча девятьсот семьдесят третьем году директор ЦРУ Хелмс приказал уничтожить все документы, касавшиеся «МК Ультра». По мнению осведомленных лиц, то, что нам удалось узнать исходя из немногих сохранившихся бумаг и свидетельств, – лишь верхушка айсберга.

– Однако вы так ничего и не доказали, и магистраты, расследовавшие гипотезу о связях Отца с какой-либо организацией, закрыли дело, – сказал еще один парень.

Данте поднял руки, показывая, что сдается:

– О’кей, о’кей. Вы правы. В том-то и проблема. – Он самоуничижительно наморщил нос. – Как в моем случае, так и в случае Кеннеди доказательств нет, а значит, и говорить не о чем. Сегодня я не пытался убедить вас верить всему или не верить ничему. Я лишь хотел, чтобы вы научились всегда задаваться вопросами. Если кто-то старается скормить вам готовую истину, откройте упаковку и загляните внутрь. И не важно, кто пытается кормить вас с рук – политики, пресса, полиция или такой, как я. Проверяйте. И всегда ищите собственные ответы. Это я и постарался сделать сегодня вместе с вами.

Целью последнего высказывания было заслужить аплодисменты, и лекция действительно закончилась громовыми рукоплесканиями. Отойдя в угол двора, Данте обменялся парой слов со студентами, подходившими, чтобы пожать ему руку, и с притворным недовольством раздал желающим автографы. Явился и Кретин Дельи Уберти с оговоренной оплатой за лекцию. Капля в море. Придется снова разыскивать пропавших деток. Пока Данте мечтал о приличном кофе, который, по его мнению, умел варить только он сам, его взгляд упал на троих вошедших во двор мужчин. В одном из них он узнал Альберти, который в момент их знакомства был всего лишь новичком-патрульным, а двое его спутников, разумеется, также принадлежали к команде Коломбы.

При мысли о ней Данте охватили самые противоречивые чувства, но, когда троица подошла к нему, прочесть что-либо по его лицу было невозможно.

– Стоит позвонить своему адвокату? – спросил он.

– Спокойно, господин Торре, – сказал Альберти, подавая ему руку. – Как вы?

Данте посмотрел на его ладонь, не изъявляя никакого желания ее пожать.

– Зачем бы вы ни явились, мне это неинтересно.

– Госпоже Каселли нужна ваша помощь, – сказал Альберти.

Данте постарался сохранить невозмутимость.

– В полицейских делах?

– Ну да.

– Это не по моей части, так что, если позволите….

Собравшись уходить, Данте потянулся за своим мобильником, оставшимся на скамье, где он раздавал автографы, но Эспозито оказался быстрее. Полицейский выхватил телефон и помахал им в сантиметре от его лица:

– Не позволим. Звоните ей, или я наберу ее номер вашим носом.

Данте презрительно взглянул на него:

– С каких пор горилл принимают в полицию?

Гварнери опустил руку сослуживца:

– Прошу прощения, господин Торре. В отличие от меня мой товарищ воспитывался не в монастырском пансионе. Но дело срочное.

Данте заметил, что все трое выглядят не только изможденными после участия в каких-то жестоких и кровавых событиях, но и сильно обеспокоенными. Его досада тут же сменилась любопытством, и он, вопреки запрету, закурил.

– Сначала выкладывайте, – сказал он.

2

Через два часа после перестрелки исламский центр в Ченточелле попал под осаду. Улицу перекрывали бронефургоны, здание оцепили полицейские в защитном снаряжении. Около ста демонстрантов собралось на тротуаре через дорогу, дюжина очутилась в больнице, а еще полсотни – в наручниках. Не говоря уже о том, сколько народу шаталось по кварталу, поджигая мусорные контейнеры и разбивая витрины. Коломба не знала, от кого исходила утечка – возможно, язык распустил один из полицейских или медиков, – но новость о гибели имама произвела среди демонстрантов эффект разорвавшейся бомбы, вызвав крики и рыдания.

И вспышку насилия.

Беспорядки начались неожиданно, и Коломбе, как и всем присутствующим полицейским, пришлось отражать нападение в шлеме и с дубинкой в руках. Ничего подобного не случалось с ней с первых лет службы, когда она отвечала за восстановление общественного порядка на стадионах. Но если в те времена она без колебаний раскраивала головы футбольным фанатам, вооруженным ломами и коктейлями Молотова, то сейчас перед ней были отчаявшиеся люди, которые винили полицию в безнаказанном преступлении, и противостоять им оказалось гораздо сложнее.

Когда демонстранты отступили, Коломба насквозь промокла от пота. Бросив окровавленную дубинку на землю, она укрылась в безалкогольном баре, где вещал старый радиоприемник. Партизанская война, вызванная полицейскими рейдами по исламским центрам и мечетям, развязалась не только в Ченточелле, но и во многих других итальянских городах. Раненых было не перечесть, а количество арестованных уже достигло трехзначных чисел. Появились и бригады самозваных патриотов, нападавших на каждого, кто не мог похвастать светлой кожей, и стайки беженцев, отбивающихся палками и стальными прутами. Коломба подумала, что, если террористы намеревались разжечь гражданскую войну, то им это удалось, и в очередной раз поняла, как сильно ей не хватает Альфредо Ровере. Ровере, возглавлявший мобильное подразделение до Курчо, умел создавать порядок из хаоса и придавал ей уверенности даже в самые тяжелые минуты. К несчастью, Ровере убил Отец, а перед смертью бывший начальник обманом заставил ее привлечь к расследованию Данте. Правильно ли он поступил? Оправдала ли цель средства? Коломбе до сих пор не удалось ответить себе на этот вопрос. В том-то и проблема с усопшими – объясниться с ними начистоту невозможно. Оставалось лишь примириться с прошлым внутри себя, а ей такие подвиги духа давались нелегко.

Чувствуя растущую потребность в добром слове или стаканчике спиртного, Коломба увидела, что через кордон проходит все полицейское начальство во главе с магистратом Спинелли. Она встала и собралась было поздороваться со старой знакомой, когда находившийся в числе новоприбывших Сантини без единого слова оттащил ее в подсобку, заставленную ящиками с напитками и коробками восточных сладостей. Он закрыл дверь и прислонился к ней, словно ожидая, что Коломба бросится бежать.

– Твою мать! Я же просил тебя не напортачить! – побагровев от злости, прошипел он.

Коломба вызывающе посмотрела на него. Витающие в воздухе ароматы глутомата и кориандра казались ей запахом пороха.

– И как же я напортачила?

– Ты еще спрашиваешь? Обращалась с Инфанти как с недоумком, выделывалась перед спецназовцами! – Сантини сшиб со стола старенький калькулятор. Корпус раскололся надвое, и по полу покатились батарейки. – Благодаря твоему гениальному вмешательству у Инфанти дырка в лице, а у нас на руках двое покойников, которых мы даже вынести отсюда не можем без помощи спецназа!

На секунду Коломба отключилась. Только что она разглядывала трещину в кафельной плитке, а в следующий миг уже трясла Сантини за лацканы плаща.

– Да! – заорала она ему в лицо. – У нас двое покойников, на месте одного из которых могла оказаться я!

– Убери руки!

Но Коломба словно не слышала. Она уже не могла перестать кричать.

– Мне пришлось убить человека, понял?! Я убила двадцатилетнего паренька! А ты являешься сюда и орешь? Какое же ты дерьмо!

Сантини оттолкнул ее, и она приземлилась на картонные коробки со спагетти.

– Убери руки, замначальника Каселли! – ледяным тоном сказал он. – И убавь громкость. Меньше всего я хочу, чтобы все поняли, что ты свихнулась.

Коломба вскочила как напружиненная и бросилась бы на него снова, если бы ее не удержала последняя искорка разума. Она остановилась, со сжатыми кулаками глядя на Сантини и порывисто дыша сквозь стиснутые зубы.

– В подвале прятался преступник с ружьем. По-твоему, это моя вина?

– Знаешь, почему он прятался? – спросил Сантини таким тоном, будто говорил с умалишенной. – Потому что вступил в силу приговор суда. Хоссейна осудили за торговлю наркотиками, на которой поймали еще шесть лет назад! Если бы ты не сунулась куда не надо, парень до сих пор был бы в бегах и, возможно, снова наделал бы глупостей. Но не расстрелял бы Инфанти и имама. А нам бы не пришлось подавлять целый мятеж.

– Столкновения с полицией происходят сейчас по всей Италии, – сказала Коломба. – Волнения вызываю не я, а операция «Решето».

Сантини фыркнул:

– Я тебя умоляю! Хочешь сделать мир лучше? Подайся в миссионеры. В полиции существуют правила.

– Сам-то ты не больно их придерживаешься, – пробормотала Коломба, когда ее бешенство уступило место чувству вины.

– Каселли, я ни разу не отступал от правил с тех пор, как меня перевели в мобильное подразделение. Я учусь на своих ошибках. – Сантини закурил. – А ты постоянно совершаешь новые. – Он выпустил дым из ноздрей, напомнив Коломбе сказочного дракона. Костлявого, усатого дракона. – Какого черта на тебя нашло, могу я узнать? Ты всегда была занозой в заднице, но раньше хотя бы умела вовремя остановиться, иначе не сделала бы карьеру. А сейчас превратилась в посмешище.

Сгорая от ненависти к самой себе, Коломба почувствовала, что краснеет.

– Ты все сказал?

– И последнее: никто не захочет взять на себя ответственность за случившееся. Тем более те, кто нас сюда послал. Смерть Хоссейна никого не волнует, но гибель имама может вызвать дипломатический скандал во всем мусульманском сообществе. Если бы Инфанти не подстрелили, отчитываться пришлось бы ему, но теперь начальство пойдет на все, чтобы выставить его жертвой, а не идиотом.

– Значит, я в полном дерьме.

– Браво! И выбирай слова, когда будешь говорить со Спинелли. Если ты не готова поклясться, что Хоссейн и имам бредили священной войной и напали на тебя с именем халифа на устах, лучше притворись, что ничего не помнишь от потрясения.

– Я скажу правду, и точка. – Коломба закусила губу. В голове отдавались слова имама: «Все это обман». – Мы можем быть уверены, что в смертях в поезде виноваты мусульманские террористы?

– А ты разве ролик не видела?

– Кто угодно может объявить себя воином ислама, но это еще не значит, что так и есть.

– Ради бога, не пори чепуху! – вышел из себя Сантини. – Саперы нашли в других поездах еще три баллона с газом. Кому такое под силу, кроме гребаных игиловцев?

– Но почему никто не погиб? – растерянно спросила Коломба.

– Потому что мы вовремя остановили железнодорожное сообщение. Вероятно, они подложили все баллоны прошлой или позапрошлой ночью, когда составы стояли в депо на миланской станции Чентрале. Но пока это только гипотеза.

– Записи с камер наблюдения что-то показали?

– Нет. За станциями наблюдают через пень-колоду. От камер только и пользы, что они отваживают бомжей. Но с чего ты засомневалась, что это ИГИЛ?

Прежде чем Коломба придумала правдоподобный ответ, на экране ее мобильника появилось желтое привидение «Снэпчата», уведомляющее о звонке. Этим приложением пользовался только один ее знакомый. Он же без разрешения установил его на ее телефоне. «Снэпчат» шифровал звонки, за что был горячо любим барыгами и тинейджерами, увлекающимися сексом по телефону.

– Это личный звонок, – сказала она Сантини. – Ты не мог бы оставить меня на минутку?

Сантини всплеснул руками.

– Что ты, что ты, разумеется! – раздраженно сказал он. – Но помни, что я тебе сказал.

Полицейский вышел, и Коломба вдруг поняла, что он по-своему за нее волнуется. Это открытие застигло ее как гром среди ясного неба. Снова закрыв дверь, она уселась на один из ящиков с напитками.

– Спасибо, что позвонил, Данте, – сказала она в трубку.

– Твои люди не оставили мне выбора, – холодно ответил тот. – В следующий раз звони мне напрямую.

– И ты возьмешь трубку?

– Не обещаю.

– Значит, ты понимаешь, почему я так поступила.

На несколько секунд повисла неловкая тишина.

– Ты в порядке? – наконец спросил он, внезапно вспомнив о манерах.

«Нет».

– Да-да, все о’кей. Но мне нужна твоя помощь.

Данте сидел на капоте припаркованного перед университетом полицейского автомобиля. В нескольких метрах от него три амиго разглядывали проходящих мимо студенток и оценивали их в зависимости от размера груди.

– Да, об этом я догадался, КоКа. – Этим ласковым прозвищем называл ее только Данте. В его устах оно звучало естественно.

Они снова помолчали.

– Видел ролик, где террористы берут на себя ответственность за трагедию в поезде? – спросила Коломба.

– Пока нет.

– Похоже, ты такой один на всю страну. Можешь посмотреть? Пожалуйста.

– Прямо сейчас?

– Да.

– Не хочешь объяснить зачем?

– Они рассказали тебе про имама?

– Да.

– Его слова меня встревожили. Только и всего. Пожалуйста, посмотри видео и перезвони.

Данте фыркнул.

– Рад стараться, – сказал он и положил трубку.

В дверь постучали.

– Входите, – сказала Коломба.

Один из полицейских пришел сообщить ей, что ее ждет магистрат. Коломба сказала, что ей нужно еще несколько минут. Увидев ее мокрые от слез щеки, агент без лишних вопросов ретировался.

Тем временем Данте сел в позу лотоса и достал из папки ноутбук.

– Какого черта вы исполняете? – спросил Эспозито, на секунду оторвавшись от созерцания девушек. – Ритуал вуду?

– Тсс… Не мешай ему работать, – сказал Альберти, который был великим почитателем Данте.

Его кумир надел наушники и запустил ролик. Через несколько секунд он понял, почему Коломба попросила его посмотреть видео, а через минуту пожалел, что согласился. Он прогнал его дважды, а потом и в третий раз – уже на медленном воспроизведении и без звука.

– Дай мне свой ответ, – сказала Коломба, когда Данте ей перезвонил.

– Это лишь предварительный анализ… Да и качество картинки оставляет желать лучшего…

У Коломбы сжались легкие.

– Да говори же!

– О’кей. Что-то тут нечисто.

Коломба тоскливо вздохнула.

«Вот дерьмо», – подумала она.

– Что?

– Эти двое. Они плохо говорят по-арабски. Это понятно уже по тому, как они произносят имена своих богов-покровителей. Судя по ногтям, мозолям и форме рук, парни занимаются тяжелым низкоквалифицированным трудом. Они недостаточно образованны, чтобы изготовить такой газ.

– Может, газом их кто-то обеспечил, – предположила Коломба.

– Газ был изготовлен в домашней лаборатории, а значит, скорее всего, на территории нашей страны. Если бы они купили его на черном рынке, то выбрали бы более сильное и стабильное вещество, например нервно-паралитический газ или С-четыре.

– Барт говорит то же самое. Она занималась экспертизой тел погибших в поезде.

– Значит, сомневаться не приходится. – Авторитет Бартоне был для Данте непререкаем. – Как видно по их одежде и дешевой простыне, они малограмотны и малообеспеченны, что роднит их со многими шахидами и камикадзе. Но не с подпольщиками, которые намерены оставаться в деле надолго. Подпольщики обычно имеют высшее образование и являются выходцами из привилегированных классов. Среди них много инженеров. Зато бедняки вроде этих двоих идут на пушечное мясо.

– Значит, у них есть главарь, который изготовил газ и научил их, как себя вести.

– Странный главарь. Главарь, который доверил им сделать публичное заявление, вместо того чтобы заняться этим самому. Одно дело – мученические ролики, а другое – программный манифест. Их всегда оглашают главари. Есть вопрос и поважнее, – с необычной для себя сдержанностью произнес Данте. – У каждой религии имеются свои отличительные особенности, но многие, в том числе ислам, предусматривают поясные и земные поклоны. Основой намаза является ракаат – последовательность строго определенных движений. Ты поднимаешься на ноги, садишься на пятки, про…

– Данте, пожалуйста, я, вообще-то, тороплюсь…

– О’кей, о’кей. Верующий не должен задумываться, как вести себя во время молитвы, его движения машинальны. Машинальные движения человек обычно воспроизводит и в других обстоятельствах. Когда люди, воспитанные в католических традициях, произносят: «Умоляю», то часто сводят ладони вместе, как будто и правда молятся. При мысли о Всемогущем мусульмане обычно наклоняются. Глубина поклона зависит от набожности, но нужно понимать, что речь идет о микродвижениях. – Данте прикурил сигарету от окурка предыдущей. – Восхваляя Аллаха, пророка и халифа, ребята из видеоролика стояли прямо, словно кол проглотили. Они фальшивые, как деньги из «Монополии». Не знаю, за какие достоинства их мог выбрать главарь, но уж точно не за веру. А это заставляет усомниться и в вере главаря.

– Может, их завербовали второпях. Как того типа в Ницце.

– От того парня требовалось умение водить грузовик, а не подключать газовый баллон к вентиляционной системе. Чувствуешь разницу в уровне подготовки?

Коломба закрыла глаза:

– По словам имама, все это обман.

– Возможно, он кого-то покрывал.

– В последнюю минуту жизни? Имам сказал, что Хоссейн… Парень, которого… – Она беспомощно запнулась.

– Который погиб, – выручил ее Данте. – И раз уж мы об этом заговорили, это не твоя вина.

– Спасибо за понимание, – отрезала Коломба. – Он сказал, что Хоссейн испугался, потому что знал их и боялся, что его тоже во все это впутают.

– Допустим, так и есть. Зачем тогда они убили этих людей? Они совершенно точно родом с Ближнего Востока. Зачем им развязывать охоту на арабов?

– Не знаю… Мало ли психов, – сказала Коломба.

– Около семидесяти процентов мирового населения – психи, и большинство из них носит форму.

Прежде чем ответить, Коломба мысленно посчитала до десяти. Сейчас ей было не до споров.

– Данте…

– Я не тебя имел в виду. Поговори с магистратом, расскажи ей, что знаешь. Если надо, я дословно повторю свои выводы полицейским.

– Это ни к чему не приведет. В наших кругах ты пользуешься дурной славой. Твое мнение не примут, даже если ты скажешь им, который час.

– Я уже доказал, что мне можно верить, – оскорбился Данте.

– Это было до того, как ты объявил, что правительство и все государственные организации кишат цэрэушниками.

– Мои слова извратили. – (Интервью, опубликованное в одном из популярнейших новостных изданий, вызвало немалый скандал и даже несколько парламентских запросов, которые окончились ничем.) – По крайней мере, отчасти.

– Во-вторых, я и сама пользуюсь не слишком большим доверием.

– Разве ты не любимица шефа?

Коломба посчитала до двадцати.

– Нет, Данте. Не любимица. Мне было нелегко вернуться на службу, и многие из моих сослуживцев не очень-то довольны моим возращением.

– А ведь я тебя предупреждал.

– Пожалуйста… Я не хочу ссориться. Не сейчас.

Данте немного расслабился:

– Прости, ты права. Уверена, что тебя не послушают, если будешь настаивать?

– Может быть, в конце концов ко мне и прислушаются. Но я не знаю, сколько времени на это уйдет. По сути, расследованием теракта занимается целевая группа, без одобрения которой не пройдет ни одна операция. Представляешь, чего стоит убедить этих болванов из спецслужб, что они ошибаются? А без согласования с ними магистрат не сможет принять ни единого решения.

– Да уж, – протянул Данте.

– Не говоря уже о том, что, если ошибаемся мы, я не только подставлюсь сама, но и подставлю шефа и все мобильное подразделение.

– О’кей, понял. Но я не вижу проблемы. Этих двоих вы все равно рано или поздно найдете. За плохими парнями охотятся сотни копов.

– Если построить все расследование на неверной предпосылке, можно потерять очень много времени, – сказала Коломба. – Если эти двое не связаны с исламскими радикалами, к тому времени, как мы на них выйдем, их и след простынет. Или они убьют кого-нибудь еще. Я должна предоставить магистрату неопровержимые доказательства.

– Удачи.

– Я здесь застряла.

Поняв, что от него требуется, Данте почувствовал, что ему срочно необходимо пропустить стаканчик, и, пожалуй, не один.

– КоКа… Ты серьезно просишь, чтобы я стал ищейкой вместо тебя?

– Нет, я только прошу, чтобы ты занялся тем, что умеешь лучше всего, – розыском пропавших.

– Пропавших, а не террористов.

– Только ты можешь их найти с теми крупицами информации, которые у нас есть.

– Ты меня подмазываешь?

– Есть немного, – признала Коломба. – Но поверь мне, если я обратилась к тебе после всего, что произошло, значит у меня не было другого выхода.

Данте усмехнулся и еще немного оттаял.

– Не очень-то приятно такое слышать.

– Честно говоря, ты также мой лучший кандидат. Бывают и такие совпадения.

Раздираемый противоречивыми чувствами, Данте на несколько секунд задумался.

– Ну, я мог бы взглянуть на друзей Хоссейна, – неохотно сказал он. – На тех, что сейчас не под микроскопом у твоих коллег, то есть на умеренных мусульман и атеистов. Судя по произношению, оба парня выросли в Риме. Но я ничего не смогу сказать с уверенностью, пока не познакомлюсь с ними лично. Ну а что до доказательств, посмотрим, не всплывет ли что.

– О’кей, спасибо. Правда.

– Да-да, хорошо. И как мы это сделаем?

– Моя команда останется с тобой. Ребята помогут тебе в поисках и будут тебя защищать. Но если запахнет жареным, мы тебя вытащим, хорошо? Не хочу подвергать тебя опасности.

Данте покосился на трех амиго: олуха, который только и мечтал отличиться, депрессивного зануду и вояку, который распускал руки.

«А кто защитит меня от них?» – подумал он.

– Ладно, раз уж иначе никак. Я предпочел бы иметь дело с тобой.

– Не знаю, насколько я бы тебе сейчас пригодилась. – Коломба потерла глаза. – Я тут недавно психанула.

Стоило Данте услышать, как дрогнул ее голос, и его броня окончательно треснула.

– Приступ паники? – мягко спросил он.

– У меня их не было с тех пор, как умер Отец. Я надеялась… что поправилась. Но я снова начала задыхаться… и у меня опять появились галлюцинации.

Данте решил оставить свое мнение при себе. Он считал, что Коломба никогда не поправится. Урон нанесен, течь открылась, и задраить ее уже невозможно. По крайней мере, так случилось с ним самим. Он останется порченым товаром на всю жизнь.

– КоКа, кончай со всем этим, – сказал он. – Жизнь тебе задолжала, обналичь чек.

– Не могу. Представь, каково мне будет, если я все брошу, а потом что-то случится, – еле слышно сказала Коломба. – Позови Эспозито, я сообщу ему, о чем мы договорились.

– Попроси его, пожалуйста, чтобы не стрелял во все, что движется.

– Дай ему трубку.

Данте передал телефон Эспозито и улегся на капот, глядя в ясное небо.

«Почему я все время ведусь?» – спросил он себя. Вопрос был риторическим, и ответ на него он прекрасно знал.

После разговора с Коломбой три амиго минут десять совещались между собой и наконец подошли к нему.

– Не то чтобы мы вам не доверяли, – сказал Гварнери. – Но мы не совсем поняли, чем вы можете помочь. Эксперты анализируют ролик целый день, а вы посмотрели его в течение пяти минут.

– Госпожа Каселли вам не сказала? Я волшебник.

Троица без выражения уставилась на него.

«Какая неблагодарная публика», – подумал Данте.

– Я хорошо узнаю людей. И умею их находить, – сказал он.

– Это даже я знаю, – сказал Эспозито. – Но у тех парней были закрыты лица… Не слишком ли много вы на себя берете?

– Открою вам секрет: лица не мой конек. Я даже с трудом их различаю. – Это заявление не совсем соответствовало истине, по крайней мере с тех пор, как Данте повзрослел, но так история лучше звучала. – Вы же знаете, что меня похитили? На протяжении тринадцати лет единственным человеком, которого я видел, был Отец. Он всегда прятал лицо. Приходилось определять его настроение по телодвижениям, и я неплохо разобрался в языке тела. И научился видеть то, чего остальные обычно не замечают.

– Например? – спросил Эспозито.

– У вас змея на шее, – сказал ему Данте.

– Чушь собачья!

– Да, чушь, но вам тут же захотелось проверить. Ваше сознание блокировало это действие – иначе вы бы выглядели глупо. Но у тела есть собственный мозг, распределенный между тысячами километров нервных волокон. На наши жесты и движения оказывают влияние самые разные факторы, например образование, среда и возраст, но они не менее уникальны чем отпечатки пальцев. Если завтра я встречу вас с закрытым капюшоном лицом, будьте уверены, я вас узнаю. В том числе и благодаря тому, что, играя в футбол, вы порвали мениск.

У Эспозито отвисла челюсть.

– Как вы узнали?

– Это видно по походке. А что до футбола… По вам не скажешь, что вы увлекаетесь художественной гимнастикой.

Эспозито невольно расхохотался и повернулся к Альберти:

– Он всегда такой?

– Всегда, – ответил молодой человек, гордясь своим знакомством с Данте.

– О’кей. У нас есть три-четыре часа, прежде чем господин Сантини заметит наше отсутствие и вызовет нас в участок, – сказал Гварнери. – Успеете совершить чудо?

«Как бы не так», – подумал Данте. Но разочаровывать публику он не привык.

– Вот увидите, – сказал он.

3

Следующий час Данте провел, запершись в машине трех амиго: несмотря на боязнь замкнутых пространств, пребывание в автомобиле он вполне мог выносить, если только тот не находился в движении. Он разлегся на заднем сиденье, упираясь одной, обутой в шипованный крипер ногой в подголовник переднего, а другой – в заднее стекло, и лихорадочно стучал здоровой рукой по клавиатуре ноутбука, проклиная черепашье интернет-соединение через модем мобильника.

Не обращая никакого внимания на дым, ставший таким густым, что слезились глаза, Данте курил одну сигарету за другой. Он блуждал по соцсетям, проверяя немногие имена, которые трое амиго выудили из полицейских отчетов о знакомых и сообщниках Хоссейна в период торговли наркотой, когда тот еще не обратился к религии и не начал посещать мечеть в Ченточелле.

Никто из них не походил на парочку из видеоролика. Тогда Данте занялся самим Хоссейном, прибегнув к помощи слегка нелегального программного обеспечения, которое хранил в зашифрованном разделе жесткого диска.

Первым делом он обратился к всемирной телефонной книге – «Фейсбуку». Ни один из шестидесяти друзей погибшего не напоминал телосложением самопровозглашенных воинов джихада, и Данте начал листать и анализировать все посты Хоссейна. Его страница явно принадлежала истинно верующему – ни голых задниц, ни приколов, ни игр, ни ссылок на порнографические сообщества и группы знакомств. Только снимки в компании друзей, невинно развлекавшихся купанием или курением кальяна, и женщин в паранджах – очевидно, пожилых родственниц. Табуны скачущих коней. Цветы. Закаты. Мечети. Безобидные стихи из Корана, в которых не содержалось призывов карать неверных.

Прокрутив ленту вниз, Данте нашел переписку двухлетней давности, в которой кузен Хоссейна, помимо прочего, спрашивал, почему тот больше не обновляет свой сайт, и прилагал к сообщению гиперссылку. Данте скопировал ее в браузер и попал на веб-страницу, которая отсутствовала на первых страницах результатов поиска в крупных поисковиках. То была заброшенная три года назад личная страница на сайте с агрессивной рекламой, тоже под завязку набитая лошадьми и закатами. Не обошлось и без очередной суры из Корана о чудесах природы. Ничего стоящего. Придется копнуть поглубже.

Альберти открыл дверцу со стороны водителя, и его тут же окутало облако дыма. Разогнав дым руками, он сел за руль:

– Все хорошо, господин Торре?

Данте досадливо поднял взгляд:

– Ты что, вытянул короткую спичку?

– Простите?

Данте возвел очи к небу и мягко, как ребенку, пояснил:

– Твои товарищи отправили тебя на разведку?

– Н-нет, что вы… – солгал Альберти. – Можно спросить, чем вы занимаетесь?

– Я ищу кого-то, с кем перестал общаться Хоссейн. Большое преимущество Интернета в том, что здесь сохраняется все.

– Возможно, они не дружили.

– Если верить предсмертным словам имама, Хоссейн узнал этих двоих по видеоролику, а значит, был их близким другом.

– Или таким, как вы.

– А ты изменился к лучшему за время моего отсутствия.

На зарумянившихся щеках Альберти проявились веснушки.

– Нашли что-нибудь?

Данте повернул к нему ноутбук и продемонстрировал страницу Хоссейна.

– Знаешь, что такое исходный код веб-страницы?

– Инструкции относительно ее оформления, цвета и так далее.

Данте одобрительно кивнул:

– А ты сегодня в ударе! Исходный код содержит информацию, не визуализированную на экране. Например, имя разработчика и название программы для веб-дизайна…

– И там есть что-то полезное?

Глаза Данте заблестели.

– В нашем случае это старый адрес электронной почты Хоссейна. Провайдер давно загнулся. Я не могу просмотреть содержимое ящика без помощи почтовой полиции, но, если забить адрес в поисковики соцсетей, возможно, всплывет его аккаунт.

Одна из его не совсем легальных программок позволяла проверить сразу все соцсети, включая те, что закрылись или дышали на ладан.

Полученный через несколько секунд результат оказался для Данте неожиданностью.

– Смотри-ка, «MySpace», – сказал он. «MySpace» был одной из первых соцсетей «Веб 1.0», которой до сих пор пользовались некоторые особенно страстные любители музыки.

– Вот так совпадение! – отозвался Альберти. – У меня тоже там аккаунт.

Данте передал ему ноутбук:

– Тогда зайди через свой аккаунт, чтобы мне не пришлось создавать новый. Хоть рука пока передохнет.

Альберти повиновался. Страница, заведенная им под псевдонимом Руки Блу, содержала сотню музыкальных сэмплов, которые он сочинял по ночам. Он не терял веры, что служит в полиции временно и однажды сможет целиком посвятить себя сочинению музыки. Сочинению, а не исполнению – сцены Альберти боялся. Молодой человек кликнул на одну из композиций, и салон наполнила электронная музыка.

– Нравится?

Данте пришел в ужас:

– Разве мы не торопимся?

– Могу сделать потише.

– Нет.

Альберти выключил музыку и зашел на страницу Хоссейна.

– Он не заходил сюда четыре года, – прочел он.

Данте задумался: выходит, Хоссейн не посещал сайт с тех пор, как выложил аватарку, на которой красовался в берете «Черных пантер».

– Его старая жизнь, – сказал он.

– Но почему он не удалился? – спросил Альберти.

– Скорее всего, просто забыл. Аккаунт привязан к старой почте, и Хоссейн не видел уведомлений. Что еще тут есть?

– Посмотрим… – Альберти начал прокручивать страницу вниз, а Данте еще привольнее разлегся на сиденье и закурил последнюю сигарету в пачке: неплохо, когда у тебя есть личный помощник. – Помимо фото, Хоссейн выложил три танцевальных микса. Хотите послушать?

– Ни за что на свете.

– У него в друзьях несколько диджеев. Арабы, американцы… Проверить их?

– Только если совсем отчаемся. Есть среди них итальянцы или резиденты Италии?

– Мм… Человека три-четыре.

– Вот их и посмотрим.

– Двоих диджеев я знаю. Они не очень знамениты, но неплохо сводят. Хотите…

– Нет. Дальше?

– А вот какой-то дилетант. Не выложил ни одного трека, кроме единственного прошлогоднего видеоролика. Живет в Риме.

– Посмотрим, – выпрямился Данте.

Альберти щелкнул по ролику, снятому на мобильник чьей-то трясущейся рукой. Человек десять танцевали под техно на квартирной вечеринке. Перед объективом извивался худощавый паренек в диджейских наушниках и с бутылкой явно не халяльного пива в руке. Данте перевел воспроизведение в замедленный режим, сосредоточившись на движениях его рук и головы.

– Возможно, это он.

Альберти выпрямился так быстро, что стукнулся головой о крышу машины.

– И вы так запросто это говорите?

– Я сказал «возможно». Попробуйте выяснить, кто он такой.

Альберти выскочил из автомобиля, и три амиго схватились за телефоны, упрашивая об одолжении всех знакомых коллег. Как выяснилось, подавшимся в балет диджеем, зарегистрированным в «MySpace» под ником Муста, был Мохаммед Фауци – итальянский гражданин, рожденный в Риме в семье Хамзы Фауци и Марии Аддолораты Пьомбини. Двадцатипятилетний Муста имел судимости за пьяную драку и хранение наркотических средств с целью сбыта, а однажды был оштрафован за вандализм: парень оставил свой тэг на стене муниципального здания. Ни о каких подозрительных связях Фауци – ни с преступниками, ни тем более с исламскими экстремистами – полиции не было известно.

Данте изучил его фотографии, сделанные при задержаниях, на своем айпаде.

– Теперь вы убедились? – спросил Эспозито.

– Пока я знаю не больше, чем раньше, – ответил Данте.

Социальные службы сообщили им, где работал Муста, а отдел по борьбе с наркотиками – где его взяли за торговлю гашишем. Оба места находились на окраине, в квартале под названием Малаволья. Все четверо набились в провонявший табаком автомобиль и со включенной сиреной поехали по римским улицам. Хотя погода испортилась, стекла пришлось опустить: Данте желал, чтобы его обдувал ветер. Он ехал, зажмурившись и ухватившись обеими руками за ремень безопасности, и принимался стонать всякий раз, как машина разгонялась больше чем до сорока километров в час. Через каждые пару километров он требовал остановиться и выходил, чтобы успокоиться и размять ноги, а во время остановок изучал социальные сети Мусты: скорее всего, мальчишке и в голову не приходило кого-нибудь прикончить. Данте не умел читать мысли, тем более по фотографиям в «Фейсбуке», и все-таки не мог представить, как этот паренек нажимает на кнопку, активируя баллон с цианидом.

– По-вашему, он похож на террориста? – словно угадав, о чем он думает, спросил Гварнери. – Этот барыга и пьяница?

– Религия может воспламенить кого угодно, – ответил Данте.

Только вот Муста нисколько не походил на фанатика, и раскопанная им информация вовсе не заставляла подозревать парня в неуравновешенности. И все же Данте был уверен, что не ошибается. Осанка у Мусты была точь-в-точь как у одного из террористов – того, что был пониже ростом и хуже говорил по-арабски.

Расспросы в транспортно-экспедиционной компании, где Муста работал грузчиком, и в иммигрантском баре, где его задержали с гашишем, ничего не дали, но моложавому Альберти удалось выдать себя за его приятеля и, не вызвав подозрений, разузнать, что Мусту не видели уже пару дней. Оставалось навестить его по месту жительства – в муниципальном доме на двести тесных, как соты, квартир, большинство жильцов которых занимали их нелегально. С ним проживали брат Марио Нассим и мать – служащая машиностроительной компании. Его отец вернулся в Марокко, когда Муста был ребенком, и с тех пор семья его не видела.

Они припарковались недалеко от дома, похожего на обожженный солнцем бетонный холм. Перед заставленным велосипедами входом в подъезд, дожидаясь ужина, с адским гвалтом играла ватага детей всех народов. На улице, идущей вдоль заросшей сорняками пустоши, стояло еще шесть почти неотличимых домов. В радиусе километра не горело ни одной вывески магазина или бара, и зрелище напомнило Данте местную версию антиутопии «Побег из Нью-Йорка».

Эспозито взял его под локоть и оттащил на несколько шагов от остальных.

– Нам с вами нужно кое-что прояснить. Фауци может быть вооружен, и нам необходимо соблюдать осторожность. Согласны?

Данте кивнул.

– Здесь живут в основном негры и цыгане. Совать нос в чужие дела не в их интересах, – продолжал Эспозито. – Но если они увидят, как мы вышибаем дверь, то могут и вызвать полицию. Ясно?

– Вы хотите быть уверенным, что риск оправдан.

– Если Фауци – тот, кто нам нужен, нам и слова никто не скажет, но, если он ни в чем не виноват, у нас будут проблемы.

Данте замялся. Еще не поздно было прекратить это безумие и избавить их всех от уймы неприятностей. Но он уже взялся за дело, и гордость не позволяла ему отступить.

– Я вполне уверен в своей правоте, – наконец сказал он. – Но если бы я никогда не ошибался, давно стал бы богатым человеком.

Эспозито хитро прищурился:

– Говорят, вы немало дерете за консультации.

– Недостаточно, – ответил Данте. Не говоря уже о том, что он не работал несколько месяцев.

Эспозито закурил и, не сводя глаз с подъезда, предложил ему сигарету. Данте на миг увидел его таким, каким тот был в молодости, прежде чем собственные недостатки пустили жизнь инспектора под откос.

– Что будем делать, если Фауци нет дома? – спросил он.

– Нам хана, если не найдем в квартире ничего стоящего.

– Например, баллон с цианидом?

– Было бы идеально.

Эспозито подошел к сослуживцам. Альберти уже успел поболтать с соседскими детьми и выяснил номер нужной квартиры.

– Тринадцатый этаж, первая дверь от лифта.

Вынув из кобуры пистолет, Эспозито передернул затвор и спрятал пушку во внешний карман куртки.

– Пошли.

Двое его товарищей тоже зарядили пистолеты. У Альберти тряслись руки.

– Так и пойдем без бронежилетов? – спросил он.

– Хочешь спалиться прежде, чем войдешь в дверь? – спросил Эспозито.

– А вдруг он поджидает нас с «калашниковым»? – спросил Гварнери.

– Вот именно. Если мы явимся в жилетах, он будет целиться в голову.

– Я все равно надену, – заявил Альберти, направившись к автомобилю, и товарищи тут же решили последовать его примеру.

Когда Гварнери и Эспозито вошли в подъезд, Данте придержал Альберти за локоть.

– Уверен, что готов? – спросил он молодого человека. – Ты и так через многое прошел.

Альберти поморщился.

– Вот именно. Я хочу видеть, чем все закончится, – сказал он и исчез в подъезде.

«А я – нет», – подумал Данте. У него сложилось стойкое впечатление, что концовка ему не понравится.

4

Три амиго поднялись на лифте на двенадцатый этаж и, стараясь двигаться как можно тише, преодолели последний пролет пешком. На пропахшей готовкой лестнице дети не играли, и покой нарушал только гулко отдающийся в шахте шум телевизоров и стереосистем.

На площадке Эспозито достал оружие и, держа его в обеих руках, нацелил на дверь, а Гварнери подпрыгнул и ударил ногами по двери рядом с замком. Дверь с треском распахнулась. Гварнери приземлился на ноги и, выставив перед собой пистолет, вбежал в квартиру. Сослуживцы бросились за ним.

– Стоять! Руки вверх! – хором закричали они тем, кто, возможно, находился внутри.

Из комнаты на неверных ногах вышел окутанный облаком гашиша двадцатилетний растаман в майке и трусах, весящий раза в два больше подозреваемого.

– Э? – успел сказать он, прежде чем Эспозито одним ударом сшиб его на пол.

Прошло десять минут с тех пор, как полицейские вломились в квартиру. Данте, до колик нервничая, дожидался у подъезда. Наконец лифт зашумел, и во двор вышел Альберти. От бронежилета он уже избавился.

– Его нет дома, – сообщил молодой человек.

– Столько трудов понапрасну. А как насчет подозрительных баллонов?

– Пока ничего не нашли. Но там его брат. Говорит, ему ничего не известно. Будем благодарны, если вы сможете подняться и помочь. Если можно, поскорее.

Данте заглянул в разинутую пасть темного подъезда.

«Господи, а я-то надеялся этого избежать», – подумал он.

– Включи везде свет.

– В квартире?

– В здании. Поднимемся на своих двоих.

– На тринадцать этажей?

– Если ты думаешь, что я могу подняться туда в подвешенной на тросы железной коробке, ты сильно ошибаешься. – Достав пару таблеток ксанакса, Данте раздавил их между двумя монетками и под негодующим взглядом Альберти втянул в себя порошок. – Так быстрее подействует.

– Ну, раз вы так говорите… – неуверенно произнес парень.

Препарат словно пыльным мешком прибил Данте уже на втором этаже. Тело будто очутилось в свинцовом скафандре, а мысли ползли как улитки. Шевелить ногами становилось все тяжелее, и следующие двадцать маршей Альберти пришлось протащить зажмурившегося, бессвязно мямлящего Данте на себе.

Когда они с ноющими ногами ввалились в квартиру Фауци – двухкомнатную каморку площадью пятьдесят квадратных метров с развешенными по стенам дешевыми картинами и фотографиями, – им показалось, что там пронесся ураган. Повсюду были разбросаны одежда, книги и грошовые безделушки.

– А вы не больно-то торопились, – сказал Эспозито, заметив их на пороге.

Он разрезал кухонным ножом обивку дивана. Их с Гварнери бронежилеты валялись в куче разобранной мебели. На полу в коридоре со скованными за спиной руками лежал брат Мусты Марио Нассим. Из носа у него шла кровь, а все тело покрывали псевдоблатные татуировки, которые наделали бы ему немало проблем в тюрьме.

Оглядевшись по сторонам в надежде, что у него ксанаксные галлюцинации, Данте вошел в комнату, которую делили братья. Спальня превратилась в свалку распотрошенных матрасов и разобранных спортивных тренажеров, которые были свалены в углу вместе с DVD-дисками, фигурками супергероев и какими-то объедками. Там же лежала явно не подлежащая восстановлению приставка «Плэйстейшн-3».

– Вы всегда проводите обыск таким образом? – спросил он, еле шевеля картонным языком.

– Да, если торопимся, – отозвался Гварнери, вытряхивая содержимое из последнего ящика шкафа. – Вы чем-то недовольны?

Данте был недоволен многим – прежде всего самим собой.

– Что-нибудь нашли?

– Только пыль и микробы.

В комнату с мрачной физиономией вошел Эспозито:

– Такая же фигня. А значит, нам должен помочь наш новый приятель. – Эспозито наклонился над мальчишкой в наручниках, который распластался по полу, как стопятидесятикилограммовый шмат салями. Из-под его сползших трусов торчали огромные волосатые ягодицы. – Ты мусульманин, Марио?

– А что, похож на харе-кришну? – отозвался тот.

Эспозито отвесил ему подзатыльник:

– Не умничай и отвечай на вопросы. Ты мусульманин?

– Да.

– А как насчет твоих дружков, которые убили столько народу в поезде?

– Они мне не дружки.

– А твой брат? Он тоже мусульманин?

– Он иногда молится.

– Где он?

– Говорю же, не знаю. Он уехал на работу и еще не возвращался.

– На работу он не ходил, умник.

– Мне он ничего об этом не сказал.

Эспозито выпрямился и подозвал Гварнери:

– Помоги отнести его в ванную.

Глаза парнишки расширились от ужаса.

– Что вы хотите со мной сделать?

– Искупаем тебя. Может, побелеешь. – Эспозито и Гварнери подхватили его под руки. Мальчишка попытался вырваться, но Эспозито двинул ему локтем под дых, и тот упал бы, если бы его не поймал Гварнери.

– Вздумаешь брыкаться, только хуже будет, – сказал ему полицейский.

Часть Данте советовала ему не вмешиваться. Если брат террориста отказывается сотрудничать, легкая трепка – самое малое, что может с ним случиться. Но то была лишь крошечная его часть.

– Отпустите его, – сказал он.

– Не волнуйтесь, это наша работа, – откликнулся Эспозито.

– Я сказал, отпустите его. Я не шучу.

Эспозито бросил мальчишку и подошел к Данте вплотную:

– Этот урод узнает, что мы его навещали. Либо берем его сейчас, либо прости-прощай.

Данте спрятал руки в карманах, чтобы скрыть дрожь.

– Вы правы. Но ваши методы неприемлемы.

– Если вам не нравятся наши методы, можете проваливать, откуда пришли.

Поняв, что необходимо сменить тактику, Данте обратился напрямую к парню:

– Господин Фауци… У меня есть очень толковый и въедливый адвокат. Я помогу вам составить заявление о жестоком обращении со стороны полиции. И буду свидетельствовать в вашу пользу. – Он уставился на полицейских; Гварнери и Альберти выглядели смущенными, а Эспозито пришел в ярость. – Трое против двоих – численное преимущество на вашей стороне. Но что-то подсказывает мне, что в суде победим мы, – сказал он.

– Вы сумасшедший? – спросил Гварнери.

– Вообще-то, да, но не сегодня. И я не собираюсь допускать издевательства и пытки водой. Если вам непонятно почему, то и объяснять бесполезно.

– Может, он и прав… – нерешительно сказал Альберти.

Эспозито толкнул его в грудь:

– Тебя забыли спросить, пингвин. Ты и так меня уже достал сегодня. – Он шагнул еще ближе к Данте. – Госпожа Каселли вас очень уважает, Торре. Но если будете вставлять нам палки в колеса, ничем хорошим это для вас не закончится.

– Ладно, Эспозито, не делай из мухи слона, – пробормотал Гварнери.

Данте знаком показал ему, чтобы не вмешивался. Он не нуждался в защитниках.

– Вы готовы меня убить, инспектор Эспозито?

– Что за хрень вы несете?

Данте снял с изуродованной руки перчатку, и Эспозито передернуло от отвращения.

– Меня пытали на протяжении тринадцати лет жизни. Пытали холодом и жарой, голодом и жаждой. Меня калечили. Если хотите меня остановить, вам придется изобрести что-то похуже. Думаете, у вас получится?

– Вы отдаете себе отчет, что, если этот кусок дерьма не найдется, всех собак спустят на нас? – спросил пристыженный Эспозито.

– Да. Поэтому мне нужно провести десять минут с его братом. – Данте не был уверен, что продержится так долго. Как бы он ни старался удерживать взгляд на небе за открытым окном, в четырех стенах он задыхался.

– Хотите испробовать на нем свои фокусы? – спросил Гварнери.

– Я не показываю фокусы. Но да, хочу.

– Тогда поторапливайтесь, – сказал Эспозито и вышел из комнаты.

Остальные полицейские последовали за ним. Альберти, шедший последним, заговорщически подмигнул. Данте склонился над парнем, помог ему подняться и усадил на остов кровати, а сам сел рядом и предложил ему сигарету.

– Хороший полицейский, плохой полицейский? – спросил Марио.

– Я не коп, но идею ты ухватил. – Данте прикурил обе сигареты.

– Мать с ума сойдет, когда увидит, во что вы превратили квартиру.

– Мне очень жаль, – искренне сказал Данте. – Но у твоего брата неприятности.

– Что он натворил?

– А сам как думаешь?

Голос Марио стал выше на октаву.

– Поезд?

– Похоже на то.

– Мой брат не террорист. Какие там убийства, он и драться-то не умеет.

– Когда ты в последний раз его видел?

– Рано утром. По телику показывали новости про теракт. Мама спала.

– И как он отреагировал?

– Не знаю… Он выглядел встревоженным. Напуганным. А потом начал пить. – Мальчишка наклонился к Данте. – Он ничего не знал! Клянусь.

Данте пристально посмотрел на парня и понял, что тот говорит правду.

«Ну и дела», – подумал он.

– Жди меня здесь.

– А куда, по-вашему, я денусь? – грустно отозвался Марио.

Данте присоединился к трем амиго, которые как раз заканчивали потрошить кухню.

– Уже добыли признание? – с сарказмом спросил Эспозито. – А может, дымящийся баллончик?

– Мне нужно поговорить с Коломбой. Вы знаете, как продвигаются ее дела?

– Без изменений, – ответил Альберти.

– Но нам пора двигать отсюда, – сказал Гварнери. – Уже звонили из участка. Мы должны вернуться. Нас тоже допросят о случившемся.

– Прямо сейчас?

– Мы постарались выгадать время. Но у нас максимум пара часов.

«Ситуация продолжает усложняться», – подумал Данте, удалившись на балкон в ванной. На свежем воздухе ему полегчало, но он старался не смотреть вниз, чтобы не закружилась голова. Он позвонил Коломбе в «Снэпчат», и через пару секунд она взяла трубку.

Коломба стояла на лестнице в спортзал: ей пришлось проводить туда Спинелли и криминалистов, чтобы объяснить им обстоятельства перестрелки.

– Скажи, что у тебя есть новости.

– Думаю, я нашел одного из двоих.

У Коломбы перехватило дыхание. В глубине души она не верила, что Данте это удастся – уж точно не так быстро.

– Ты уверен?

– Я ведь тебе позвонил…

– Кто он?

– Муста Фауци, двадцать пять лет. Ни на психа, ни на фундаменталиста не похож. Проблемы с законом у него были, но незначительные.

Изумленная Коломба поднялась в безалкогольный бар, перескакивая через ступеньки.

– На моей памяти самые уважаемые люди творили ужасные вещи.

– У Мусты нет никаких признаков одержимости. Он в нормальных отношениях с братом и матерью и, как большинство его сверстников, пьет и принимает наркотики. КоКа, что-то не сходится.

На несколько секунд Коломба перестала слушать.

– Вы что, вломились к нему домой? – упавшим голосом спросила она.

– Да.

– А меня не подумали предупредить?

– Ты доверила мне эту работу, и я справляюсь с ней, как умею, – обиженно ответил Данте.

Коломба вытерла вспотевший лоб:

– Я поговорю с магистратом и попробую достать ордер на обыск.

– Без доказательств? Ты сама сказала, что тебе никто не поверит.

Коломба стиснула телефон с такой силой, что затрещал корпус.

– Я думала, ты хотел свалить при первой же возможности. Что случилось? Внезапно развилось чувство гражданского долга? – спросила она и немедленно пожалела о своих словах. Ведь она сама к нему обратилась. – Прости.

– Не извиняйся. Я понимаю, у тебя есть причины волноваться. Но прежде чем выбрасывать белый флаг, дай мне попробовать разобраться. – Начав допрашивать брата Мусты, Данте почувствовал, что внутри у него нарастает странное возбуждение. Это ощущение возникало у него всякий раз, когда загадка начинала распутываться на глазах. Он чувствовал, что в сумраке прячется что-то темное, пугающее и влекущее. – Через два часа твои люди должны предстать перед магистратом. Дай мне эти два часа. Ты бы потратила больше времени, пытаясь переубедить свое упрямое начальство.

В этот момент по ступеням грузно поднялась Спинелли.

– Госпожа Каселли, можем начинать? – спросила она.

Коломба лихорадочно соображала.

– О’кей. Но больше никаких рейдов и обысков без меня, ясно? Два часа, и закругляемся, – вполголоса сказала она и отключилась, не дав Данте попрощаться.

Коломба последовала за Спинелли в безалкогольный бар, и они, прогнав двух оперативников, сели за столик.

Данте с закрытыми глазами прислонился к перилам балкона и закурил очередную сигарету.

«Два часа – не так уж много», – сказал себе он. Но если он прав насчет Мусты, двух часов им хватит за глаза. Как известно, мелкие рыбешки всегда попадают на сковородку.

5

Мусту предупредил ребенок – пятилетний сын соседей. Мальчик, возившийся с игрушечным пластиковым телефоном возле гаража, где Муста пристегнул мопед, пробормотал ему что-то вроде «дяденьки».

– Что ты сказал, малявка? – спросил Муста, стараясь вернуться на планету Земля. От страха его котелок совсем перестал варить.

– Тебя дяденьки ищут.

Со дна желудка поднялась отдающая пивом изжога.

– Какие дяденьки? – промямлил Муста.

– Не знаю. У них штуки на животе.

Мальчик описал мужчин, и Муста понял, что тот говорит о бронежилетах.

– Они еще здесь?

– Не знаю.

– Никому не говори, что видел меня, – велел Муста и отправился туда же, откуда приехал, но уже пешком. На мопеде стояли номера, хотя он и был зарегистрирован на имя его матери.

Он пробежал через двор, не сомневаясь, что конец его страданиям положит град пуль. Но этого не случилось, и он оказался на улице. Муста старался убедить себя, что мальчик все придумал, но в глубине души знал, что это правда.

Он в розыске. Случилось самое худшее.

«Allahumma inni ‘a’udhu bika mina lkhubthi wa lkhaba’ith. Аллах, убереги меня от скверны». Этой присказке научил его отец. В детстве Муста должен был произносить ее всякий раз, как заходил в общественный туалет, но теперь посчитал, что более подходящей молитвы и быть не может. Хотя было слишком поздно.

Скверну он уже сотворил.

Муста скрепя сердце выбросил мобильник и, надвинув на нос капюшон толстовки, пошел по улице, ведущей от многоквартирных домов в другой конец квартала. Он думал о своем отце, где бы сейчас ни находился этот ублюдок. Отец был непоколебимо убежден, что после смерти каждый получит воздаяние по делам своим. Мусте тоже хотелось верить в существование высшего существа, способного его спасти. Утром он даже попытался молиться, но его движения показались ему самому холодными и неискренними. Он был не похож на брата, который даже соблюдал Рамадан. Муста хотел получить прощение, но не верил, что это возможно.

Он продолжал идти по самым безлюдным улицам, избегая взглядов прохожих, пока не оказался перед Динозаврами. Разумеется, динозавры были не настоящие – так Муста с друзьями называли необъятные скелеты двух брошенных недостроенных домов. Ночами ребята приводили туда своих девушек, чтобы немного потискаться, а то и потрахаться, если повезет. Недалеко от Динозавров жил Фарид.

Его друг.

Человек, который втянул его в этот кошмар.

Он поселился в здании разорившегося магазина мебели для ванной после смерти его владельца и обставил свое логово скрипучим диваном из «ИКЕА», старым телевизором и магнитолой, которая вечно заедала диски.

«Куплю себе все новое, – всего два дня назад говорил ему Фарид. – Хочу шестидесятидюймовый телик, изогнутый такой, типа „Трони“, и беспроводные колонки, которые подключаются через Интернет».

«У тебя дома нет Интернета», – ответил ему Муста.

Фарид подмигнул: «Ничего, установлю на заработанные деньги».

Работа. Точно. Всего лишь видеоролик, говорил Фарид. Будет весело. Отличный прикол.

Как он мог не почуять кидалово?

«Что скажет мать, когда узнает? – думал Муста. – Что скажут люди?» Кто-то, конечно, посчитает его героем. Но он просто трус, которому суждено плохо кончить.

«Allahumma inni ‘a’udhu bika mina lkhubthi wa lkhaba’ith».

Мебельный магазин находился в старом, построенном еще в шестидесятые здании с раздувшимися от сырости стенами, которое выходило на площадь с пестрящей граффити колоннадой. Муста вошел в ветхую деревянную дверь сбоку от закрашенной черной краской витрины и оказался в бетонном коридоре, ведущем во внутренний двор. В середине коридора находилась задняя дверь магазина – попасть к Фариду можно было только через нее, поскольку переднюю он наглухо запер рольставнями.

Муста постучал. Лампочки во дворе перегорели много лет назад, и он был уверен, что в темноте никто из немногих жильцов дома его не увидит. В магазине было тихо, и он отошел, чтобы заглянуть в витрину, зная, что, если потрет затемненное стекло слюной, сможет разглядеть комнату, как в линзу «рыбий глаз». Сквозь закрашенную витрину проникали отблески закатного солнца, и ему показалось, что внутри никого нет. Прижав нос к стеклу, чтобы расширить поле обзора, он различил затылок Фарида над спинкой старого тяжеленного офисного кресла, которое они вместе притащили со свалки. Теперь кресло было придвинуто к стене, и Фарид сидел, как наказанный. Он не мог не слышать стук.

«Сукин сын, – подумал Муста. – Хочет бросить меня в этом дерьме одного».

Со злостью, пришедшей на смену страху, он вошел внутрь и закрыл за собой дверь. Фарид продолжал не шевелясь смотреть в стену.

– Какого хрена ты делаешь? Почему не открываешь? – спросил Муста.

Голова Фарида дернулась. Не добившись ответа, Муста испугался, что его друг настолько обдолбан, что не может говорить. Он подошел к нему и резко толкнул спинку кресла:

– Понимаешь ты, что копы нас нашли? Скажи что-нибудь, твою мать!

Кресло повернулось на гидравлической ножке, и Муста оказался лицом к лицу с Фаридом. Парень плакал навзрыд, его рот перекосился от ужаса.

– Прости… не хотел… прости… – всхлипывал он. Его запястья были примотаны к подлокотникам скотчем.

Не успел Муста опомниться, как кто-то с силой схватил его за горло.

– Молодец, что зашел. Избавил меня от труда тебя разыскивать, – прошептал женский голос, а в следующее мгновение его череп взорвался болью. В глазах помутилось, и он успел только подумать, что ему так и не удалось попрощаться с братом.

6

Марио отвел глаза от айпада, не досмотрев ролик до конца.

– Выключите, пожалуйста, – прошептал он.

– Твой брат – тот, что слева, но ты уже и сам это понял, – не останавливая видео, сказал Данте. Время было на исходе – как для Мусты, так и для него самого. Его лоб покрылся капельками пота, а стены сдвигались все ближе.

– Я не верю. Должно найтись какое-то объяснение.

– Единственный, кто может все объяснить, – сам Муста. Поэтому мы должны его найти.

Как всегда в минуты волнения, голос парня стал визгливым.

– Вы хотите его убить!

– Если он сдастся, с его головы и волоса не упадет.

– Для таких, как мы, все всегда заканчивается дерьмово… И всем насрать. Сегодня уже застрелили имама.

«Поэтому мы и здесь, дорогуша», – подумал Данте. Выключив ролик, он бережно приподнял парню подбородок и заглянул ему в глаза:

– Марио, обещаю, я сделаю все, чтобы помочь твоему брату. Но ты должен помочь мне.

Мальчишка как будто решился что-то сказать, но затем плотно сжал губы и потупился.

– Любая мелочь может оказаться полезной. Прошу тебя.

Взгляд парня метнулся к открытому окну, выходящему на засаженную антеннами крышу соседнего дома. Движение было мимолетным и непроизвольным, но Данте его вполне хватило. Он позвал Альберти.

– Проверь окно, пожалуйста, – сказал он молодому полицейскому.

– Его уже осмотрел Гварнери.

– Не изнутри. Снаружи.

Альберти оцепенел:

– А вдруг я упаду?

– Ну попроси кого-то из товарищей. Надеюсь, хоть из одного из вас выйдет скалолаз.

Альберти не упал. Он по пояс высунулся из окна, держась за батарею, но ничего не нашел, пока Данте не заставил его вылезти на карниз. Под расшатанным облицовочным кирпичом лежал пластиковый пакетик с травой и свернутые в трубочку пятидесятиевровые купюры на общую сумму в две тысячи евро.

Альберти взвесил пакетик в руке.

– Минимум десять граммов. Достаточно, чтобы отправить тебя за решетку, – сказал он, повернувшись к Марио.

– Дай-ка на секунду, – попросил Данте, и как только пакетик оказался у него в руке, вышвырнул его в окно.

– Эй! – возмущенно закричал Альберти.

– Только глупый закон запрещает зелень, – сказал Данте. – Мы с Марио пытаемся сотрудничать. Правда?

Парень неуверенно кивнул.

– Это для личного пользования, – пробормотал он.

– А деньги? – спросил Альберти. – Тоже для личного пользования?

– Это не мои. Это Мусты.

– Наварил на торговле наркотой?

– Нет.

Данте пристально посмотрел на Марио.

«Правда», – решил он.

– При его роде занятий много не скопишь, – сказал Данте.

– Он нашел халтуру, – неохотно пояснил Марио.

«Правда».

– Какую?

– Не знаю. Он отказался рассказывать.

«Правда».

– Ты знаешь, кто его нанял?

– Нет.

– Врешь, – выдохнул Данте. Ему ощутимо не хватало кислорода. – Ты знаешь, кто это, но не хочешь говорить. Либо это твой друг, либо ты боишься причинить брату еще бóльшие неприятности, – продолжил он, не отрывая взгляда от парня. – Давай сыграем в игру. Можешь не называть его имя. Просто подумай, как его зовут.

– Я не знаю…

– Тсс… – перебил Данте. – Подумай, и все. Я знаю, ты стараешься. А теперь слушай. Его имя начинается с буквы «А»? С «Б»? – Данте перечислял буквы алфавита, пока не остановился на «Ф». – О’кей, имя начинается с «Ф». Проверь знакомых Мусты, – велел он ошеломленному Альберти. Гварнери зачарованно, как за заклинателем змей, следил за Данте из коридора.

– Не надо проверять, – сдался Марио. – Его зовут Фарид. Но он мне не друг.

– Он тебе не нравится.

– Послушать брата, так Фарид сам земной мессия, но он обыкновенный придурок. – Парень помотал головой. Его дреды закачались из стороны в сторону. – Вбил Мусте в голову всякое дерьмо. Раньше брат не пил и не ел свинину. А теперь ему на все плевать.

– Значит, этот Фарид не слишком хороший парень.

– Да, но Муста поклялся мне, что работа чистая.

«Правда. По крайней мере, сам он в это верит», – подумал Данте.

– У тебя есть его фото? – спросил он.

– На телефоне. Ваши коллеги его у меня забрали.

Данте распорядился, чтобы парню вернули телефон и сняли с него наручники. Никто из полицейских не попытался ни протестовать, ни возмущаться, и Данте понял, что угроза пыток позади.

Покопавшись среди селфи, Марио показал ему снимок, на котором между ними с братом стоял кудрявый парень со светлыми глазами. Выглядел он на несколько сантиметров выше и на несколько лет старше Мусты, да и кожа у него была потемнее.

Через минуту Данте с полными слез глазами побежит вниз по лестнице на свежий воздух, спотыкаясь и чертыхаясь на каждой ступеньке, а через пять растянется на плешивой лужайке, глядя в черное небо. Но сейчас его окатило волной возбуждения, смывшей все страхи и тревоги.

Вторым мужчиной из видеоролика был Фарид.

7

Коломба дожидалась, пока магистрат закончит строчить в своем блокноте. Анджела Спинелли, склонившая голову с бело-голубыми волосами над столом безалкогольного бара, писала невыносимо медленно.

– Кажется, я рассказала вам все, – нетерпеливо сказала Коломба.

Магистрат откинулась назад, скрипнув спинкой стула.

– Госпожа Каселли, с тех пор как вы вернулись на службу, мне хотелось задать вам один вопрос. Он не имеет прямого отношения к настоящему расследованию, но мне нужно кое-что понимать.

«Да, только поторопись. У меня дел по горло». Коломба не могла не думать о Данте и трех амиго. Неизвестно, что еще они могут натворить.

– Спрашивайте.

– Почему вы до сих пор при исполнении?

Лицо Коломбы осталось невозмутимым.

– Я пропустила конец смены.

– Не притворяйтесь, что не понимаете. Я старше вас.

– Это моя работа. Обстоятельства чрезвычайные. Что тут еще скажешь?

– Сказать можно многое. Вы проводили осмотр поезда, заваленного трупами, рисковали погибнуть от отравления газом, а потом, вместо того чтобы передохнуть, снова вышли на службу. Вам не кажется, что вы чересчур надрываетесь?

– Хотите сказать, что я трудоголик?

– Не совсем, – уклончиво сказала Спинелли. – Вы не впервые применяете оружие.

– Да, не впервые.

– Сколько раз вы участвовали в вооруженных конфликтах до перевода в Рим?

Коломба поджала губы:

– Всего однажды. Во время службы в палермском отделе по борьбе с наркотиками я застрелила грабителя.

– Затем за один год вы успели пережить два взрыва, один из которых закончился гибелью начальника мобильного подразделения Ровере, и поучаствовать в перестрелке при освобождении Данте Торре, во время которой лишились жизни двое преступников и был ранен их сообщник. И это не считая сегодняшних событий.

Глаза Коломбы потемнели, как болотная вода.

– К чему вы клоните, госпожа Спинелли?

– В вашей жизни произошел водораздел – дело Отца. И теперь служительница закона, которой вы были ранее, вынуждена иметь дело со служительницей закона, которой вы стали сейчас. Я думаю, что никому не под силу пережить столь суровые испытания, не понеся бремя последствий. Бремя, на которое вы, похоже, старательно закрываете глаза.

– Я не закрываю на него глаза. Но оно никак не повлияло на мою способность к здравому суждению. Меня осмотрели и оценили.

– Невозможно лишить жизни даже одного человека, не получив тяжелой травмы. В римской полиции работают первоклассные психологи, но вы даже не подумали обратиться к ним за помощью.

«Чтобы все мои сослуживцы решили, что я сумасшедшая. Только этого мне не хватало».

– Потому что я в ней не нуждалась.

Спинелли разочарованно поморщилась:

– Вы знаете, откуда человек, которого вы убили, достал свое ружье?

Резкая перемена темы застала Коломбу врасплох.

– Нет.

– Около полугода назад посетитель этого центра убил жену. Он признался и после ускоренного разбирательства был осужден за предумышленное убийство. Ружье принадлежало ему. Оно зарегистрировано на его имя.

Коломба вздрогнула:

– Это я его арестовала. Но я не знала…

– Вы проводили обыск в квартире, где было совершено убийство? – перебила ее магистрат.

– Да. Оружия там не было, иначе я бы его конфисковала.

– Все это время ружье было спрятано в тайнике мечети. Вы отдавали распоряжение его разыскать?

Коломба порылась в памяти. Приказывала ли она найти ружье? Этот человек задушил свою жену. Неужели ей не пришло в голову проверить, владеет ли он оружием?

– Я не помню. Нужно свериться с отчетом.

– Прошло всего шесть месяцев.

– Я же сказала, не помню! – Коломба повысила голос и попыталась взять себя в руки. – Я тогда только вернулась на службу, мне было… – Она запнулась.

– Тяжело?

Коломба вонзила ногти в ладони: не хватало только поругаться с магистратом.

– Я должна была заново освоиться.

– Но вы, возможно, совершили ошибку. Именно потому, что должны были заново освоиться.

– Не исключено, – сказала Коломба. – Это была бы не первая и не последняя моя ошибка. Но сегодня я не ошибалась.

Окинув ее долгим взглядом, Спинелли надела на ручку колпачок.

– Увидимся завтра в прокуратуре. Я распоряжусь распечатать ваши показания, чтобы вы их подписали.

– Когда я смогу вернуться к работе?

– Боюсь, не раньше, чем закончится расследование. Используйте это время, чтобы поразмыслить над тем, что в полиции есть должности, которые не требуют применения насилия.

Коломба почувствовала, что у нее горят щеки.

– Хотите перевести меня в архив?

Улыбка Спинелли не предвещала ничего хорошего.

– Я прошу вас только подумать над этим, по крайней мере до тех пор, пока судья предварительного слушания не огласит вердикт. – Магистрат встала и протянула ей руку. – Отдохните.

«Иди на хрен», – подумала Коломба и молча обменялась с ней рукопожатием. Прежде чем уходить, она подождала, пока магистрат и прочие шишки покинут здание, но в ту же минуту в центр вошел начальник полиции, за которым, как цыплята за курицей, следовала группа арабов в штатском. Они направились к лестнице, ведущей в мечеть, и заинтригованная Коломба пошла за ними. С порога спортзала она увидела, как начальник полиции объясняет арабам, как происходила перестрелка. Его голос эхом отскакивал от бетонных стен. Гости кивали, не произнося ни слова.

Коломба развернулась, чтобы уйти, и столкнулась лицом к лицу с сослуживцем в синей боевой униформе. Этот атлетически сложенный мужчина лет сорока запросто прошел бы кастинг для рекламы бритвы.

– Простите, – сказала она и попыталась его обойти.

– Как ты? – спросил мужчина.

Только услышав его голос, Коломба поняла, что перед ней тот самый симпатяга-оперативник, но уже без маски и снаряжения. Она остановилась.

– Я тебя не узнала, – сказала она.

– Поэтому мы и носим балаклавы. Но я сейчас не при исполнении. Ну или почти. Кстати, – он протянул ей руку, – комиссар Лео Бонаккорсо. Твое имя мне, конечно, известно… Коломба, да?

– Точно. Они и тебя допросили?

– Да, я только что пообщался с одним из помощников Спинелли.

– Ты сказал, что я облажалась?

– Нет. Я сказал, что ты заметила то, что должны были заметить мы. – Лео покачал головой. – Ума не приложу, как это случилось. А ведь мы находили мафиози, которые скрывались в самых невероятных местах.

Коломба пожала плечами:

– От мафиози знаешь, чего ждать. У нас же совсем другой случай.

«А ведь схрон уже существовал, когда я приходила сюда в прошлый раз. Еще одна ошибка, в которой меня обвинят».

Она показала на гражданских:

– А это кто такие?

– Делегаты из нескольких умеренных мечетей в провинции, – ответил Лео.

– Операция «Прозрачность»…

– Тебе это даже на руку. Так они поймут, что у тебя не было выбора…

Коломба опустила голову. Наступила неловкая тишина.

– Ты собиралась поговорить с криминалистами? – нарушил молчание Лео.

– Я уже с ними говорила. Я только хотела… понять, что происходит. – Она попыталась улыбнуться. – Мне пора.

– Оставишь мне визитку? Я бы хотел позвонить тебе, узнать, как дела.

– Я оставила визитки дома. Прости, но мне правда надо…

Лео, кивнув, отступил в сторону, и Коломбе удалось ускользнуть, не попавшись на глаза Сантини, который мрачно мерил шагами помещение. Только на улице она вспомнила, что на служебной машине укатили три амиго. Просить кого-то из патрульных подвезти ее до дому было бы неуместно, и она пошла в направлении главной улицы, стараясь держаться подальше от журналистов и демонстрантов. Уже стемнело, и она не слишком походила на собственные фотографии, которые крутили в выпусках новостей. И все-таки осторожность никогда не помешает. По пути Коломба позвонила в «Снэпчат» Данте.

– Просвети меня, – сказала она.

– О’кей… Мы разминулись с пареньком буквально на несколько минут. По словам соседей, он припарковал свой мопед час назад, но в квартиру так и не поднялся. Должно быть, понял, что мы у него. И прежде чем ты снова начнешь отчитывать меня за взлом, хочу напомнить, что нам было некогда сидеть в засаде.

– Знаю. Есть идеи, куда он пошел?

– Поищем дома у его друга.

– Какого друга?

– Приятеля, который подогнал ему какую-то загадочную халтуру. На мой взгляд, эта халтура связана с поездом.

У Коломбы подкосились ноги.

– Ты уверен?

– В данный момент я уверен только в одном: если Альберти сейчас же не научится водить, меня вывернет наизнанку.

– Без меня ничего не предпринимайте, – сухо сказала Коломба. – И дай мне знать, где встретимся.

– Я пришлю тебе «снэп».

Пока три амиго осаждали его вопросами и возражениями, Данте написал у себя на ладони адрес, сфотографировал и отправил Коломбе. Он не знал, прослушиваются ли их разговоры, но, учитывая, сколько раз он уже нарушил закон, не стоило пренебрегать мерами предосторожности.

Увидев на экране мобильника привычное желтое привидение, Коломба открыла фотографию и назвала адрес водителю такси, которое каким-то чудом поймала на дороге. Сразу после этого сообщение удалилось – Данте установил таймер самоуничтожения. На мгновение Коломба почувствовала себя героиней фильма «Миссия невыполнима». Она никогда не понимала, за что Данте так обожает этот боевик. Впрочем, она многого в нем не понимала.

Такси высадило ее на полной заколоченных магазинов площади, в центре которой возвышался самый уродливый фонтан, который Коломба когда-либо видела. Чаша фонтана, расписанного непристойностями и тэгами, была завалена мусором, а освещался он единственным тусклым фонарем. На одной из прилегающих улиц, рядом с мусорными контейнерами и баром с опущенными рольставнями, дожидались три амиго. Огоньки их сигарет мерцали в темноте, как светлячки.

– Итак? – спросила она, подойдя к ним.

Они вкратце ввели Коломбу в курс дел, прежде всего относительно друга Мусты – некоего Фарида. Фарид Юссеф родился в Тунисе, приехал в Италию с семьей в возрасте четырех лет, со временем получил итальянское гражданство, а также судимости за незаконное владение оружием, мошенничество и кражу. Его осудили на шесть лет за изнасилование, и приговору предстояло вскоре вступить в силу. Ни на одной работе Юссеф не задерживался и регулярно обвинялся в незначительных правонарушениях – по большей части в мелком мошенничестве. Солидный послужной список для парня, которому не исполнилось еще и тридцати.

– Он живет вон там. – Эспозито показал ей на один из закрытых магазинов за галереей. – Неплохо для нелегального жилья. Но мы не знаем, дома ли он.

– Рольставни заперты, – сказал Гварнери.

– Сразу за главным входом в здание находится служебный вход в магазин, – добавил Альберти. – Если мы войдем с той стороны, никто не увидит нас изнутри, а главное, не сможет сбежать.

Коломба еще раз оглядела магазин. Закрашенная витрина вызывала у нее смутную тревогу.

– Где Данте? – спросила она.

Эспозито показал на машину, припаркованную в десятке метров от них. Коломба подошла к автомобилю и заглянула внутрь. Данте ссутулился на заднем сиденье. Его здоровая рука порхала над ноутбуком, на экране которого сменяли друг друга фотографии терактов. Одновременно он весело трепался с одетым как рэпер пареньком, который был пристегнут наручником к рулю. Коломба поняла, что это брат разыскиваемого. Ей показалось, что Данте выглядит еще более худым и изможденным, чем в их последнюю встречу, однако прежнего лихорадочного блеска в глазах он не утратил.

В последний раз они встречались в феврале в баснословно дорогом пятизвездочном отеле «Имперо», где Данте занимал номер люкс. Она тогда занесла ему результаты ДНК-тестов родственников пропавших в Италии детей. Точнее, отсутствие результатов: ни один из образцов не совпал с ДНК Данте.

– Не расстраивайся, – сказала ему Коломба. – Возможно, твои родители объявили тебя пропавшим, но умерли раньше, чем смогли предоставить образец ДНК. С твоего похищения прошло больше тридцати пяти лет, и не исключено, что у них не осталось других родственников. Я еще проверю, не упустили ли чего мои коллеги.

Данте на нее даже не взглянул. Растянувшись на диване у холодного камина в черной косухе и военных ботинках, он напоминал панка-переростка. За ужином он не притронулся ни к чему, кроме вина, и едва удостоил ее парой фраз.

– Можешь хоть двадцать раз перепроверить, ничего не изменится, – мрачно ответил он, не отрывая взгляда от неба за стеклом террасы. Даже в комнатах с мансардными и панорамными окнами Данте иногда чувствовал, что задыхается. – Я никогда не узнаю, кто я такой, – сказал он. – Отец хорошо потрудился, уничтожая все следы моей истинной личности. Почти хорошо, учитывая, что я, в отличие от него, остался жив.

– А ты никогда не допускал возможности, что ты не итальянец? – спросила Коломба.

– Когда брат мне позвонил, в его речи не было ни намека на иностранный акцент. А я замечаю даже самые легкие особенности произношения. Даже когда люди говорят шепотом, как это делал он.

Поняв, что Данте оседлал любимого конька, Коломба постаралась сдержать раздражение. Так называемый брат позвонил ему на мобильник сразу после того, как закончилось расследование по делу Отца. Поскольку звонил он из телефонной будки, отследить его оказалось невозможно. И Коломба, и магистрат сделали вывод, что это был просто глупый розыгрыш. К тому же выводу пришли все, кроме Данте.

– Мы говорим об акценте человека, чей голос ты слышал всего две минуты, да и то по телефону. И ты ни разу не общался с ним ни до, ни после этого.

– Звонил мой брат. И у него есть все ответы, которые мне необходимы, – с отсутствующим взглядом ответил Данте.

– В тот момент Отец только что умер и ты сам едва не погиб, – сказала Коломба. – Ты бы поверил, даже представься он Санта-Клаусом.

– Я не настолько внушаем.

– Тогда объясни, зачем он позвонил столько лет спустя. И не сказал ничего, кроме того, что существует и рад, что ты жив.

– Чтобы меня предупредить.

– О чем?

– Не знаю.

– Может быть, у тебя нет никакого брата.

– Он не лгал. Я умею распознавать ложь.

– Но ты тоже можешь ошибаться! Иногда ты зацикливаешься на какой-нибудь идее и никаких доводов слушать не хочешь.

– И часто оказываюсь прав. Я бы даже сказал, почти всегда по сравнению с моими собеседниками.

– То есть со мной, – набравшись терпения, вздохнула Коломба.

Данте посмотрел на нее со своей фирменной усмешкой, которая на сей раз была невеселой и жестокой.

– Особенно с тобой, КоКа.

Коломба отчаянно старалась не выйти из себя. Данте был одним из самых умных людей, которых она когда-либо встречала, но постоянно балансировал на грани психотического срыва.

– Данте, я знаю, что я тупица, – сказала она.

– Тупица? Мы спасли десять ребят, которых годами держали взаперти в контейнерах! Люди должны бы выстраиваться в очередь, чтобы помочь мне узнать, кто я такой. А вместо этого ко мне рвутся одни хозяева пропавших кошек. Я не могу даже вернуться в собственную квартиру.

– Хочешь, чтобы тебя увенчали лаврами и нарекли героем?

– Почему бы и нет? Разве мы этого не заслуживаем?

– Мы были героями целый месяц. Пора и честь знать.

В те несколько недель телефон Коломбы разрывался круглые сутки. Сотрудницу полиции, потратившую отпуск на спасение детей, наперебой приглашали во все популярные ток-шоу. Она неизменно отказывалась. Точно так же отказывалась она и от скидок в магазинах, и от кофе, которым ее пытались угощать незнакомцы. Ей хотелось жить дальше, но Данте так и застрял в прошлом.

– КоКа, я не знаю, какой жизнью должен теперь жить. Не знаю, почему брат больше со мной не связывался, не знаю, почему моя ДНК не совпадает ни с кем из пропавших детей. Знаю только, что это не случайность. Кто-то заметает следы Отца.

Вне себя от раздражения, Коломба так резко вскочила, что сломала каблук на единственной элегантной паре туфель, которые надевала всякий раз, как Данте приглашал ее на ужин в своей гостинице.

– Данте, не нашлось ничего, что подтвердило бы твои теории. Ни-че-го! Тебя похитили еще в семидесятые, какой смысл хранить эту тайну сегодня?

– Тогда почему никто до сих пор не признался в убийстве Джимми Хоффы?[7] Прошло сорок лет. И его тело так и не нашли. Или самолет на Устике[8]. Кто его подстрелил? Почему нам ничего не говорят? – самым несносным тоном парировал Данте.

– Это разные вещи.

– Конечно, ведь дело касается меня. – Он посмотрел на Коломбу с выражением, которое появлялось на его лице перед тем, как он накачивался таблетками, чтобы заснуть или не смыкать глаз всю ночь. – Не знаю, почему они это делают, и не знаю, почему моя личность так важна. Знаю, что прав. Но не знаю, как это доказать.

– Может быть, ты просто хочешь быть правым, Данте.

– Почему? Чтобы придать случившемуся смысл?

– Да хоть бы и так.

Данте покачал головой:

– Грошовая психология. Правда в том, что ты бы со мной согласилась, если бы не мечтала поскорее нацепить полицейскую форму.

«Черт, он знает», – подумала Коломба.

– Кто тебе рассказал?

Данте презрительно взмахнул больной рукой:

– Думаешь, я нуждаюсь в чужих подсказках? Намекну: твои аперитивы с Курчо слишком участились. Когда ты собиралась мне сообщить?

– Сегодня вечером, но ты уже был не в настроении.

– И ты знала, что я буду против.

– Данте! Это моя. Долбаная. Жизнь. Я не нуждаюсь в твоем разрешении, – не сдержавшись, выпалила Коломба. Но за ее раздражением стояло чувство вины. Она знала, что Данте посчитает ее решение предательством. – Что, по-твоему, я должна делать? Стать домохозяйкой?

– Ну так иди принимай приказы от тех же людей, которые пытались утаить мою историю.

– Это не те же люди.

– В верхах сидят те же. Решения принимают грязные коррумпированные мерзавцы.

– Нет никаких верхов, Данте.

Данте поднялся, чтобы сварить себе эспрессо. Процесс приготовления был для него настоящим ритуалом: он вручную отбирал нужное количество зерен и всякий раз чистил кофемашину. Кофе ему присылали со всех концов планеты, и в любом его жилище пахло, как в кофейне.

– Когда я был уверен, что Отец еще жив, а весь остальной мир – что он мертв, знаешь, сколько раз мне говорили, что я параноик?

– Даже параноик может оказаться прав. Один раз.

Данте поджал губы.

– Ты хочешь верить, что все в порядке, потому что слишком труслива, чтобы поставить под сомнение всю свою жизнь, – с необычной злостью сказал он. – Ты такая же безмозглая, как все копы.

Подобрав сломанный каблук, Коломба выскочила из номера. Позже она выбросила туфли из машины в первую попавшуюся мусорку и поехала домой босиком. В следующие несколько дней они обменялись несколькими примирительными сообщениями, но преодолеть выросшую между ними стену им не удалось. У Коломбы и без того было полно забот с возвращением на службу, да и отношения с коллегами оставляли желать лучшего.

Она словно победила смертельную болезнь и ворвалась в жизнь близких, которые давно ее оплакали и смирились с потерей. Когда ей становилось одиноко, а это случалось нередко, она подумывала позвонить Данте или даже заявиться к нему в отель, но так и не решилась – слишком боялась, что он ее не поймет. Так пролетело несколько месяцев, и раны загноились.

Заметив ее из окна, Данте выпрыгнул из машины проворно, как черт из табакерки. Казалось, все старые ссоры позабыты.

– КоКа! – закричал он. – У тебя волосы отросли… И ты набрала килограмма полтора?

– Одежда полнит, – солгала Коломба. Вернувшись на службу, она питалась как попало. – Зато ты худой как щепка.

– Я живу искусством и любовью. Обнимемся, пожмем руки? Саданем друг другу в нос?

Коломба порывисто обвила его руками. Ей показалось, будто она сжимает в объятиях электрический провод.

– Рада тебя видеть, – пробормотала она.

Данте почувствовал, что воздух стал легче, а сам он словно высвободился из тисков, которых прежде не замечал.

– Я тебя тоже. Я скучал, – искренне сказал он.

Коломба не смогла признаться, что тоже ужасно соскучилась.

– Что ты смотрел? – спросила она.

– Да так, знакомился с темой международного терроризма. Как выяснилось, мне слишком мало о нем известно. Ты знала, что наше видео – коллаж? – взволнованно спросил Данте.

– Коллаж?

– Компиляция из роликов последних лет с заявлениями шахидов и всевозможных террористов. А фраза о женщинах и крестах – из пропагандистского ролика ИГИЛ.

– Может, они просто вдохновлялись мудростью своих кумиров.

– Или кто-то решил скрыть свои истинные намерения и позаботился о том, чтобы все выглядело максимально правдоподобно.

– Данте, давай спустимся с небес на землю. Мы здесь, чтобы повязать двоих убийц. Они сами расскажут, как и зачем совершили то, что совершили.

– О’кей. Готова к нелегальному обыску?

Коломба прикусила нижнюю губу.

– Боюсь, что нет.

– Почему? – изумленно спросил Данте.

– Я не знаю, что сейчас происходит в магазине. Возможно, они поджидают нас, держа палец на спусковом крючке. Без силовиков нам не обойтись.

– То есть ты готова отказаться от возможности поговорить с подозреваемыми?

– Мне будет довольно и того, что я посажу их за решетку. Ведь мы достаточно уверены, что они те, кого мы ищем?

– КоКа… Позволь хотя бы попытаться проверить, что путь чист.

– Каким образом?

Вместо ответа Данте постучал в окно со стороны водителя. Марио опустил стекло.

– У Фарида есть компьютер?

– Да. Он скачивает фильмы и играет в «Варкрафт»[9].

– Значит, у него есть Интернет.

– Он подсоединяется к соседскому.

– Спасибо. Дай мне айпад.

Парень покорно передал ему планшет.

– Можно узнать, что ты задумал? – начиная раздражаться, спросила Коломба.

Данте ухмыльнулся:

– Тебе это не понравится.

8

У всех не совсем легальных программок, с помощью которых Данте всюду совал нос, был единственный источник – Сантьяго. В прошлой жизни Сантьяго был членом кукиллос – банды выходцев из Южной Америки, связанной с итальянским отделением печально известной группировки «мара сальватруча». Он торговал наркотой, пускал в ход нож и пистолет и успел побывать в тюрьме: однажды за торговлю наркотиками, а в другой раз – за убийство. Во второй раз Данте спас его шкуру, найдя свидетелей, которые подтвердили его алиби, и в благодарность мог рассчитывать на его услуги.

В новой жизни почти тридцатилетний Сантьяго и горстка бывших членов банды торговали не кокаином, а данными. Воровал информацию он не всегда. Бывало, другие преступники нанимали его для установки защищенных компьютеров, телефонов, которые невозможно прослушать, и прочих устройств, но бóльшую часть времени он пытался проникнуть в чужие системы безопасности таким образом, чтобы взлом остался необнаруженным.

Получив «снэп» Данте, Сантьяго сразу же установил с ним безопасное скайп-соединение, и Данте принял звонок со своего айпада, подключившись к той же сети, которой незаконно пользовался Юссеф. Чтобы поймать сигнал, ему пришлось подойти поближе к магазину, но разглядеть его в темноте было невозможно.

– В чем дело, hermano?[10] Чего такая спешка? – мрачно спросил с бездарным южноамериканским акцентом появившийся на экране Сантьяго: хотя его бабка и дед были колумбийцами, и его родители, и он сам родились и выросли в Риме.

За его спиной еще двое бандюг вдыхали из пластиковой бутылки молочный дым – вероятно, крэк. Над головой татуированных парней в куртках с кровожадными принтами мерцали отсветы гирлянды с разноцветными лампочками. Они находились на крыше дома Сантьяго, где тот устроил что-то вроде офиса со спутниковым соединением. На лестницах здания дежурили местные мальчишки, предупреждавшие хакеров о полицейских проверках, во время которых те моментально исчезали вместе с оборудованием.

– Мне нужна быстрая работа, – тихо сказал Данте в микрофон наушника. – Я бы не стал тебя беспокоить, если бы не срочность.

– Знаю я твою срочность. No gracias, amigo[11].

– Делов-то на десять минут. Ты видишь, к какой сети я подключен?

Сантьяго несколько секунд щелкал по клавиатуре.

– О’кей. «Wi-Fi Дом». – Так называлась соседская сеть, трафик которой воровал Юссеф.

– Возможно, к этой сети подключены и другие устройства, но их я увидеть не могу. Максимум, что мне удалось, – это подобрать пароль к Wi-Fi: я не такой мастер, как ты.

– Таких, как я, больше нет, hermano, – чуть подобрев, сказал Сантьяго. Какое-то время он с молниеносной скоростью стучал по клавиатуре. Щелчки клавиш походили на пулеметный обстрел. – Старый «мак» под названием «Дом» и ПК под названием «Нага».

– Меня интересует второй, – уверенно сказал Данте. Нагами называлась эльфийская раса из «Варкрафта». – Мне нужно, чтобы ты взломал его и активировал веб-камеру. Хочу там оглядеться.

– Зачем?

– Помогаю КоКе, – сказал Данте.

– Вы снова общаетесь?

– С недавних пор.

Сантьяго замялся:

– В последний раз, как я с ней связался, попал за решетку.

– Обещаю, это не повторится, – сказал Данте, надеясь, что это правда.

Сантьяго взялся за работу. Подобрав пароль к «Наге», он установил на нем RAT – ПО, позволяющее удаленно управлять операционной системой, – отключил лампочку, сигнализирующую о том, что веб-камера включена, и перезагрузил компьютер. Через десять минут курсор Данте задвигался сам по себе, а потом экран разделился, и на одной его половине появилось изображение внутренней обстановки магазина Юссефа.

– Твой бойфренд сделал все, что надо? – заглянула ему через плечо Коломба.

– Он мне не бойфренд…

– Ну, я-то уж точно не якшаюсь с преступниками. Итак?

Данте показал айпад Коломбе.

– Слишком темно, – сказала она.

Тусклый свет фонаря не проникал за закрашенную витрину, и на экране был виден только черный прямоугольник.

– Дождемся машины, – сказал Данте.

Прошло добрых десять минут, пока магазин не осветили фары проезжающего круговую развязку автомобиля, и еще десять минут, прежде чем мимо проехал еще один: первым результатом Данте остался недоволен. Оба раза камера передавала что-то вроде вспышки, освещающей бóльшую часть магазина. Данте выбрал и осветлил самый четкий кадр. На экране виднелось кресло и ножки кровати, а посреди комнаты – что-то похожее на два белых пластиковых бочонка. Помещение оставалось неподвижным, но на левом подлокотнике кресла угадывались очертания руки. Однако внимание Коломбы привлекла не ладонь, а контуры бочонков. Она постучала ногтем по экрану.

– Видишь? – спросила она.

– Какие-то цистерны.

– Возможно, там хранится газ.

– Если и так, они ведь все равно закрыты, разве нет? Иначе газ бы уже испарился.

– Юссеф мог заминировать дверь.

– Никаких проводов нет.

– Мы не видим провода, это не одно и то же. – Коломба повернулась к трем амиго. – Сообщите в участок, чтобы прислали команду биозащиты и спецназ. Нужно обезопасить подозрительное здание.

– Неужели мы так просто сдадимся, госпожа Каселли? – спросил Эспозито.

– У нас нет выбора. Если что найдем, я скажу, что это ваша заслуга.

– Если, – скорбно произнес Альберти. Вот и разбиты его мечты о славе. А ведь они подобрались так близко…

– Мне жаль, ребята. Но вы отлично потрудились, я вами горжусь, – сказала Коломба.

Данте взял ее под локоть и оттащил на пару метров в сторону.

– С кем ты говорила? С Курчо? С Сантини?

Коломба фыркнула:

– Не пытайся меня прочитать. Знаешь ведь, как меня это бесит.

– Я не специально. Ну так что?

– Со Спинелли, – сказала Коломба. – Она поставила мне на вид мои ошибки. И я не хочу ошибиться снова. И без того погибло слишком много людей.

– Войдя в магазин, мы сможем понять почему. – Данте показал ей на тень руки на подлокотнике. – Вот один из двоих, кто может все нам рассказать. Если ты вызовешь спецназ, они пустят пулю ему в лоб, и на этом все закончится.

– Мне жаль, Данте.

– Ты сама меня втянула! А теперь хочешь просто выкинуть!

Притворившись, что не слышала, Коломба вернулась к полицейским. Данте поник. Она устала и винила себя за убийства, поэтому ему и не удалось ее переубедить. Но он подобрался слишком близко к разгадке, чтобы отступать.

Подойдя к автомобилю трех амиго, он открыл дверь со стороны водителя. Марио безропотно взглянул на него:

– Что на этот раз?

– Выходи, – сказал Данте и вскрыл наручники выпрямленной скрепкой. Весь процесс занял не больше пары секунд: освоению навыков, которые помогли бы ему освободиться и сбежать, он посвятил всю жизнь. Он был способен открыть любой замок даже с завязанными глазами и, если бы не боялся удушья и замкнутых пространств, мог бы показывать трюки не хуже Гудини.

Парень потер запястья и расквашенный нос, который успел приобрести баклажановый оттенок.

– Спасибо.

Данте похлопал его по плечу:

– Далеко, пожалуйста, не уходи. Не хочу, чтобы эти придурки тебя пристрелили.

– Знаете, кто из них меня больше всего пугает? Женщина. Тот лысый распускает руки, но она…

– Ты прав, я и сам иногда ее боюсь. Например, сейчас. Ладно, вылезай.

Марио вышел из машины, и Данте сел за руль. До сих пор полицейские были заняты спором и его маневры оставались незамеченными, но, когда он достал оставшийся в кармане ключ и завел двигатель, Коломба бросилась к автомобилю.

Данте захлопнул дверцу и сдал назад.

– Какого хрена ты делаешь?! – крикнула в окно Коломба.

– Извини, КоКа, – задыхаясь, сказал Данте и надавил на газ.

Коломбе пришлось отпустить дверную ручку, чтобы ее не потащило вслед за машиной. Она с ужасом увидела, что автомобиль нацелился прямо на магазин Юссефа.

– Нет! Твою мать!

Данте воображал, что в последний момент кубарем выкатится из автомобиля, как какой-нибудь Брюс Уиллис, но его парализовало от ужаса, и, когда машина врезалась в стальные рольставни, он так и остался за рулем. Закрыв голову руками, он в полубессознательном состоянии соскользнул вниз по сиденью. От удара автомобиля, влетевшего в него на скорости сорок километров в час, старое ржавое полотно сорвалось с вала и, разбив витрину, рухнуло в помещение. Вдребезги расколотив заднее стекло машины, наполовину въехавшей в магазин, рольставни сшибли полку с DVD-дисками, а та упала на компьютер и расколола экран. Данте ударило подушкой безопасности и завалило осколками стекла. Крупный стальной обломок полоснул его по голове, сильно оцарапав кожу.

Открыв дверцу, он вывалился на пол и в тот же миг ощутил на себе хватку Коломбы, которая рывком подняла его на ноги. Три амиго нацелили пистолеты на сумрачное помещение, готовые при первом шорохе открыть стрельбу. Коломба такой возможности не имела – ее оружие конфисковали.

– Какого хрена ты натворил!.. – В ее зеленых глазах сменяли друг друга беспокойство и ярость.

– Взял на себя ответственность, которой ты побоялась, – пробормотал Данте, стараясь как можно меньше шевелить рассеченной и ноющей нижней губой.

– Ты взял на себя ответственность за всех! Включая людей, которые здесь живут.

– И ничего страшного не случилось. Видишь? – отозвался Данте и, не обращая внимания на дула пистолетов за своей спиной, вошел внутрь. Под подошвами хрустели осколки. В нос ударил запах какой-то химии, и на секунду он испугался, что ошибся и спровоцировал утечку газа, который мог прикончить весь квартал. Но пахло не цианидом, а кислотой.

Залитый кровью Данте, задержав дыхание, пересек комнату и подбежал к креслу, которое видел на экране айпада. Сидящий в нем человек, казалось, мирно спал, опустив голову на покоящиеся на овальном деревянном столике руки. Данте замер.

«Слишком поздно».

Коломба снова схватила его за плечо:

– Уходи. – Она подтолкнула его в направлении разбитой витрины. Три амиго закричали, приказывая сидящему мужчине поднять руки и опуститься на колени. Данте выбежал на улицу подышать, а Коломба подошла еще на шаг к неподвижному человеку и положила руку ему на плечо. Легкого прикосновения оказалось достаточно, чтобы он соскользнул на пол. Тело упало на спину, перевернув стоящий рядом таз. На полу зашипела кислота.

При свете уличного фонаря Коломба и три амиго увидели, что у мужчины больше нет лица.

9

Перед магазином собралась небольшая толпа. Сколько бы Альберти ни надрывал горло, разгоняя привлеченных грохотом разбитой витрины зевак, они настойчиво пытались заглянуть внутрь.

Коломба, Эспозито и Гварнери разглядывали лежащий перед ними труп, стараясь не наступить ни на вещдоки, ни на лужи кислоты. Сквозь разъеденное серной кислотой лицо мужчины проступал череп. Больше всего поражали превратившиеся в подобие омлетной массы глаза.

– Он умер недавно, – сказал Эспозито, который повидал немало трупов на своем веку. – Максимум пару часов назад.

– Когда брился с помощью кислоты? – спросил Гварнери.

– Эпиляция с гарантированным результатом. Почему бы тебе не попробовать?

Коломба подошла к стоящему на тротуаре Данте. Тот едва держался на ногах и был вынужден прислониться к стене магазина, прижимая к голове бумажный платок. Его элегантный костюм был изорван в лохмотья, а панама посерела от пыли.

– Который из двух? – спросила она.

– Хозяин дома. Фарид Юссеф, – уверенно сказал Данте. – Террорист погиб при изготовлении новой порции газа. Гип-гип-ура! – с сарказмом добавил он.

– Возможно, так и случилось.

– Нет. КоКа, это убийство.

– Его мог убить сообщник.

– Или Мусту ждет та же участь, что постигла его друга. Дай мне взглянуть на место преступления. Мы можем спасти этому придурку жизнь.

– Об этом позаботится целевая группа.

– Ты говорила, что, если построить расследование на неверной предпосылке, можно потерять уйму времени. Думаешь, твои гениальные коллеги встревожатся, узнав, что Муста в опасности? Или предпочтут подождать, пока его труп не найдут в канаве с Кораном под мышкой?

– Ты и сейчас недоволен? Что нужно сделать, чтобы ты наконец успокоился? – раздраженно спросила Коломба.

Данте промокнул губу, которая снова начала кровоточить.

– Мне нужна правда, и Муста может мне ее сказать. Если, конечно, доживет до разговора. Дай мне попробовать. Что ты теряешь? Мы все равно уже влипли.

Поколебавшись некоторое время, Коломба поняла, что терять ей больше нечего. Как бы абсурдно ни звучали рассуждения Данте, в них присутствовала определенная логика.

– Скоро приедет полиция. Позаботься о том, чтобы тебя не застали внутри.

Данте набрал полные легкие воздуха и, оттолкнув бросившихся ему наперерез Альберти и Гварнери, вбежал в магазин. Обведя взглядом комнату, он немедленно заметил на полке единственную во всем помещении книгу – Коран. Это шло вразрез с тем, что Данте знал о Юссефе, и он представил, как сцену подготавливает чья-то загадочная рука. Та же рука оставила здесь две пластиковые канистры с химикатами, которые, безусловно, требовались для изготовления смертельного газа. Идеальное место преступления. Кто, кроме него, усомнился бы в достоверности столь недвусмысленной картины?

Данте подошел к трупу. Чтобы не прикасаться к нему голыми руками, он достал из свалившейся на пол картонной коробки пару одноразовых перчаток и ощутил исходящий от них легкий аромат. Он принюхался: пахло апельсинами и сухой листвой. Возможно, какой-то химикат? Запах казался слишком искусственным для обыкновенной косметики. Но Данте был уверен, что ни один предмет в комнате так не пах. Может, он и дымил как паровоз, но обоняние у него было превосходное.

Проклиная спешку, Данте надел латексные перчатки и обыскал мертвеца. Осмотр не дал никаких результатов, но один из пальцев его перчатки слегка прилип к запястью покойника. Данте снова прикоснулся к его руке. Латекс отлепился от запястья с легким чмоканьем.

«Клей. Клейкая лента».

Судя по позе погибшего и отсутствию следов на теле, кто-то примотал его к креслу скотчем и освободил, прежде чем убить. Кто бы это ни совершил, он знал свое дело.

До слуха Данте донесся стремительно приближающийся вой сирен. Он торопливо огляделся. В углу валялась еще одна пара скомканных одноразовых перчаток. На подушечках перчаток темнели крупные пятна. Снова принюхавшись, он узнал под другим, более резким запахом уже знакомый аромат апельсинов.

– Проваливай, Данте! – закричала Коломба. Стоя на улице, она уже различала огни проблесковых маячков.

Схватив одну из перчаток, Данте сунул ее в карман и бросился прочь из магазина. Полицейские сирены становились оглушительными. Марио переминался с ноги на ногу на тротуаре и, казалось, готов был пуститься бежать. Данте скрепя сердце покачал головой.

«Я не могу избавить тебя от последствий. Мне жаль».

Мальчишка понял и безропотно прислонился к стене.

– Нашел что-нибудь? – спросила Коломба, не отводя взгляда от приближающихся автомобилей.

Данте показал ей перчатку:

– Вот это.

Коломба застыла от ужаса:

– Ты что, трогал что-то на месте преступления?

– Если ты забыла, я въехал в это твое место преступления на автомобиле. Как бы там ни было, я взял только одну перчатку, к тому же вот этой рукой. – Он поднял больную руку, затянутую в черную кожаную перчатку. – Так что я ничего не испортил. Если хочешь, можешь потом положить ее обратно.

– Я знала, что нельзя было тебя туда пускать…

– Посмотри! – перебил Данте. – Это машинное масло, которое, судя по расположению пятен, натекло из-под ногтей. У Мусты есть мопед, и он запросто мог перепачкаться маслом. Спорим, внутри найдут его отпечатки.

– Значит, это он убил своего друга.

– Какой дурак станет надевать перчатки перед зверским убийством, а потом бросать в метре от тела?

– Бывает и не такое, – сказала Коломба.

– КоКа… Я знаю только одно. Муста был здесь после того, как сбежал из дома, и кто-то его отсюда забрал. Вот об этом человеке нам и следует беспокоиться.

10

Муста медленно приходил в сознание. Стояла почти кромешная темнота. Спину ломило, но, попытавшись потянуться, он обнаружил, что не может пошевелиться. Муста был крепко примотан к бетонной колонне целым коконом из скотча. Издалека доносился шум автомобилей. Что-то твердое больно давило на лицо и приглушало звук, и он вдруг понял – это надетый задом наперед мотоциклетный шлем. Так вот почему он ничего не видит!

Его охватила паника. Он заметался, закричал, но крики гасила губчатая обивка. Изогнувшись, он изо всех сил рванулся вперед, с хрипом вгрызаясь зубами в губку, но добился только того, что захрустели ребра. Он напирал на скотч, пока совсем не выдохся от недостатка кислорода, и, глотая слезы, разрыдался в шлем.

На плечо ему легла чья-то рука.

– Успокойся. Тебе ничто не угрожает, – сказал женский голос, который Муста слышал, теряя сознание. Голос звучал пугающе тихо и отрешенно.

– Пожалуйста! Освободите меня! – взмолился Муста. – Я задыхаюсь.

– Это от волнения. Дыши спокойно, и станет получше.

Он снова попытался закричать, но из горла вырвался только всхлип. Под закрытыми веками заплясали огоньки гипоксии.

– Умираю! – застонал он.

Голос приблизился к его уху.

– Дыши. Медленно, – приказала женщина.

Муста понял, что должен подчиниться, и попытался вспомнить уроки дыхания, полученные от тренера по дзюдо в те пару раз, когда он являлся на занятия. Вдох через нос, выдох через рот. Он заметил, что чем медленнее дышит, тем больше воздуха пропускает губка, и целиком сосредоточился на дыхании.

Вдох, выдох. Вдох, выдох.

Одновременно он осознал, что, помимо ледяных интонаций, больше всего в голосе женщины поражало полное отсутствие акцента. Муста вырос в многонациональной среде, где итальянский часто выступал в качестве лингва франка[12]. В отличие от всех его знакомых, которые коверкали язык и уснащали его жаргонизмами и диалектальными словечками со всего мира, его тюремщица говорила по-итальянски безупречно, как телеведущая, и делала странные паузы, словно размышляя над каждым словом. Он сделал вывод, что она, возможно, не итальянка. Будто это имело хоть какое-то значение.

– Видишь, так лучше, – произнес голос. Ногти прошлись по его руке, пощекотав ладонь.

Муста покрылся гусиной кожей.

– Пожалуйста, не делайте мне больно! – заскулил он.

– Дыши. И все. Не говори.

Вдох, выдох.

Вдох, выдох.

– Мне жаль, что так вышло, Муста, – сказал голос. – Я тебя не ждала.

Вдох.

Выдох.

– Ты знаешь, кто я?

Муста покачал головой.

Вдох.

Выдох…

Внезапно ногти до крови вонзились в кожу. Муста закричал от боли.

– Подумай хорошенько. Я знаю, что ты меня видел.

– Нет!

Еще один щипок. На этот раз Мусте показалось, что ногти впились до костей. Дыхание сбилось. Он боролся со скрутившимися легкими, пока они снова не пропустили в себя немного воздуха.

– Клянусь! Нет! Пожалуйста…

– Ну а я тебя видела.

Ногти постучали по шлему и скользнули под подбородок. Сколько Муста ни крутил головой, сбросить их ему не удавалось. Подушечка пальца нажала ему под кадык, и он тут же почувствовал, как сомкнулась трахея. Он не знал, как женщина добилась этого легким прикосновением, но воздух больше не поступал. Муста беспомощно забился, как в эпилептическом припадке. Звуки стали текучими, а тело невесомым. В памяти вспорхнуло полувоспоминание-полумираж.

В тот день они с Фаридом решили промочить горло в просторном дворе бывшей скотобойни в квартале Тестаччо, где теперь пооткрывались десятки баров и ресторанов.

Захватив с собой полиэтиленовый пакет с бутылками, они устроились на лужайке, но посреди попойки Фарид вдруг поднялся.

«Подожди тут, я отойду поссать», – сказал он и исчез за деревьями.

Проводив его взглядом, полупьяный Муста заметил, как тот выходит через главный вход. Это показалось ему странным, и он последовал за ним – скорее чтобы побесить друга, чем из любопытства. Выйдя на улицу, он увидел, что Фарид склонился к окну черного «хаммера». Муста обожал эти тачки и надеялся, что однажды разбогатеет достаточно, чтобы купить такую же. Его бы и подержанная устроила. Три тонны металла и триста лошадей под капотом: от такого у кого хочешь встанет. Он представлял, как вдавит педаль газа в пол и погонит по улицам под бу́хающие в колонках песни Эминема или Питбуля, – наверное, это все равно что разогнаться на танке. Потом он тормознет на светофоре и прожжет огненным взглядом девушку в стоящей рядом малолитражке, а та бросит свою колымагу на обочине и укатит к Динозаврам вместе с ним. Но тем вечером вволю помечтать Мусте не удалось: Фарид поднял голову и увидел его, а «хаммер» с ревом унесся прочь. Прежде чем уехать, женщина за рулем обернулась и взглянула на Мусту. Необыкновенно белый овал ее лица был неразличим, но глаза блеснули в свете фонаря, как осколки металла. Он почувствовал, как они ввинчиваются ему в мозг, читая все мысли – и хорошие, и плохие. Как ни странно, у него сложилось отчетливое впечатление, что, если бы женщине что-то не понравилось, она бы направила свой танк прямо на него и раздавила, как таракана. Ни жалости, ни угрызений совести.

А потом вернулся Фарид.

«Кто это такая?» – спросил Муста.

«Никто, дорогу спрашивала», – ответил его друг. Муста понял, что Фарид темнит, но слишком нализался, чтобы волноваться. Они вернулись к выпивке и больше не упоминали о случившемся.

Собравшись с последними силами, Муста лихорадочно закивал. Женщина убрала палец, и его горло снова раскрылось. Воздух. Благословенный воздух.

– Вспомнил, – утвердительно произнес голос.

– Ты та женщина из «хаммера», – торопливо сказал Муста. – Это ты заплатила за видеоролик.

«И убила всех этих людей в поезде», – добавил он про себя, не осмелившись произнести вслух.

– Кому ты рассказывал о видеоролике?

– Никому.

– Даже брату? Не вынуждай меня спрашивать у него.

– Нет. Я никогда ему ничего не говорю.

– Здесь, рядом с твоим ухом, есть дырочка. – Женщина постучала по шлему. – Я могу насыпать туда все, что захочу. Представь, каково будет дышать в шлеме, полном песка. Или насекомых.

– Нет, пожалуйста! – залепетал Мусто. – Я ему не говорил. Клянусь!

Голос молчал. Через шлем Муста слышал спокойное дыхание. Так следовало дышать ему самому.

Вдох.

Выдох.

По руке скользнуло что-то ледяное – уже не ногти, а лезвие ножа.

– Клянусь, – повторил Муста. Он почувствовал, что задыхается, и снова сосредоточился на дыхании.

Вдох.

Выдох.

Вдох.

Пахло пóтом и кровью. Голос больше не говорил.

Выдох.

Вдох.

Выдох.

«Если она учует мой страх, она меня убьет, – подумал Муста. – Как волчица».

Вдох.

Выдох.

Лезвие остановилось на его запястье.

Вдох.

Выдох.

Вдох.

Выдох.

Кончик ножа вдавился в кожу. Выступила капелька крови.

Вдох. Выдох. Вдох… Вы…

Что-то сдавило и дернуло запястье.

«Она перерезала мне вены», – подумал Муста. Но когда он сжал мускулы, рука двинулась и отделилась от колонны: женщина перерезала только скотч.

Нож спустился вдоль его тела, окончательно освободив его от пут. Терпеть дальше было невыносимо. Муста сжал шлем и с закрытыми глазами сорвал его с головы.

– Посмотри на меня, – сказала женщина.

– Нет. Не хочу. – Зубы Мусты стучали от ужаса. – Если я тебя не увижу, тебе не придется меня убивать.

Голос приблизился к его уху. Снова ощутив аромат апельсинов, Муста понял, что он исходит от женщины.

– Если ты сейчас же не откроешь глаза, я отрежу тебе веки, – прошептал голос. – Это очень больно.

Муста сдался и открыл глаза, но на секунду решил, что уснул и видит кошмар: белесое, лишенное черт лицо с бесцветными глазами, глядящими на него с расстояния метра, не было человеческим. Оно могло принадлежать только ожившему манекену.

Женщина отстранилась, и на нее упал отблеск лампы-переноски, освещающей грубые бетонные стены. Только тогда Муста понял, что на его похитительнице плотно облегающая маска с прорезями для глаз. На месте рта было круглое отверстие, затянутое перфорированной сеткой. Это напугало его еще больше. Что скрывается под маской? Какое уродство?

Муста уже видел похожую маску на девушке, которую облил горящим бензином ревнивый жених. Но маска его тюремщицы была еще более непроницаемой. Какие шрамы она прячет? Руки женщины были обернуты латексными бинтами. Из-под повязок виднелись только длинные, накрашенные желтым лаком ногти.

– Что с тобой случилось? – пробормотал Муста.

Женщина приблизила к нему лицо, и он опять почувствовал аромат апельсинов.

– Лучше тебе не знать, – сказала она. Когда она говорила, маска вокруг ее рта морщилась, но выражение лица оставалось непостижимым.

– Прости, – отшатнулся Муста. Не зная, что предпринять, он так и остался стоять у колонны. Нападать на женщину в маске он уж точно не собирался. Даже не держи она в руке охотничий нож, которым разрезала скотч, он знал, что против нее у него нет никаких шансов, – это подсказывал ему отточенный десятками уличных драк инстинкт. Муста огляделся. Помимо них двоих, в заваленной мусором комнате никого не было. Похоже, они в каком-то строящемся здании. За голой рамой окна светил месяц. – Ты правда из ИГИЛ?

– Нет, – сказала женщина. – Но Фарид полагал, что это так. В уплату за услуги он желал получить от меня билет до Эмиратов и сексуальную рабыню.

– Не верю…

– Напрасно. Я никогда не лгу. В отличие от него. Знаешь, почему он привлек к работе тебя?

– Нет.

– Чтобы было на кого свалить вину, если события примут дурной оборот. – Женщина склонила голову набок, наблюдая за ним, как ястреб за добычей. – Он был плохим другом.

– Был? – пролепетал Муста.

– Я его убила, – все таким же спокойным, бесстрастным голосом произнесла женщина.

К горлу Мусты подкатила тошнота, и он сложился пополам, схватившись за живот.

– О господи…

Она без всяких усилий заставила его выпрямиться, взяв за плечо.

– Почему полиция приехала так быстро?

– Не знаю. Но они и у меня дома побывали.

Впервые женщина в маске как будто заколебалась.

– Ты точно никому ничего не говорил?

– Честное слово! Пожалуйста, не делайте мне больно.

– Хорошо. Я не сделаю тебе больно. Твое появление было неожиданным. Ты можешь мне пригодиться.

Женщина приблизила пластиковое лицо к лицу Мусты и вперилась в него дырами, заменяющими глаза. Он не мог оторвать от нее взгляд.

– У меня есть для тебя задание, – сказала она.

11

Курчо вел служебную машину, на пассажирском сиденье которой сидел Сантини. Колеся по ночным улицам Рима, они могли поговорить без лишних ушей. Сантини нервничал, а Курчо был вне себя от злости и спускал пар при помощи быстрой езды.

– Я же говорил тебе, чтобы ты за ней приглядывал, – повторил он. – Я надеялся, что достаточно ясно выразился.

– Я сделал все, что мог, Маурицио, – сказал Сантини. Несмотря на разницу в званиях, вне службы они были на «ты». – Но Каселли – это Каселли. Знаешь, сколько конфликтов мне пришлось разруливать с тех пор, как она вернулась на службу?

– Сплетни меня не интересуют, – отрезал Курчо.

– Это не сплетни. Она не ладит с коллегами и всегда поступает по-своему. Приходит и уходит когда заблагорассудится и взрывается, чуть что не по ней. Спроси у ее сослуживцев, каково с ней работать. Спроси Инфанти.

– Мне неприятно это говорить, но Инфанти – кретин.

– Так ведь поэтому мы и определили его в целевую группу. Никаких решений от него не требовалось. Достаточно было просто исполнять приказы, но он и с этим не справился.

Курчо покачал головой. Как ему ни хотелось вступиться за коллегу, ни одного аргумента в голову не приходило.

– Как он, кстати?

– Все еще в операционной. При лучшем раскладе лишится левого глаза и оглохнет на одно ухо. Бедный придурок.

Курчо молча продолжал гнать машину вперед.

– Могу я хоть раз отбросить дипломатию? – спросил Сантини.

– Хоть раз? – с иронией переспросил Курчо. – Да ты понятия не имеешь, что такое дипломатия и с чем ее едят.

– Я стараюсь.

– Признаю. – Курчо невольно улыбнулся. – Ну и?..

– Кому какое дело, каким образом Каселли это раскопала? Раскопала, и ладно, поздравим ее и закроем тему.

Курчо оглушил гудком неосторожного пешехода и едва не задел его крылом машины. Мужчина поспешно отпрыгнул на тротуар.

– Если бы все зависело от меня… Но на сей раз мне не позволят замести грязь под ковер. Не в ее случае.

Развернув найденную на приборной панели карамельку, Сантини покатал ее за щекой. Леденец оказался старым, и он выплюнул его в пепельницу.

– Какая еще грязь?.. Главное – результат.

– Взгляни на это с точки зрения органов безопасности. Коломба без их ведома расследовала дело о терроризме. В каком виде она их выставляет? Что бы ты сделал, работая в следственном управлении, если бы тебя так обошли?

– Устроил бы грандиозную разборку, – признал Сантини.

– Они заявят, что по нашей милости были уничтожены разведданные… что мы упустили сообщников… Старая песня.

– Если бы произошел еще один теракт, песня была бы еще печальней.

– Да, но это сейчас никто в расчет не берет. И потом, есть еще и прокуратура. Половина прокуратуры невзлюбила Коломбу еще с прошлого года, когда она ушла от ареста, а другая половина поддерживает ее, потому что она действовала без полномочий. Если бы она хотя бы поговорила со Спинелли…

– Возможно, во время допроса она еще ничего не знала, – сказал Сантини, понимая, что дело обстояло с точностью до наоборот.

– Не говори глупости, – отрезал начальник мобильного подразделения, проезжая перекресток, знаменующий собой незримую границу квартала Малаволья.

Движение регулировали дорожные полицейские. Регулировщик взмахнул жезлом, велев Курчо проезжать, и поток воздуха от пронесшейся мимо машины чуть не сбил его с ног.

– Если тебе не нравятся ее методы, зачем ты убедил ее вернуться на службу? – спросил Сантини.

– Ровере был к ней привязан. Я чувствовал, что это мой моральный долг.

– Он и сам под конец малость сбрендил, – мрачно сказал Сантини. Несмотря на взаимную неприязнь, он всегда уважал Ровере.

Курчо вздохнул:

– Ну да. – Какое-то время тишину нарушал только вой сирены на крыше. – Коломба – отличный работник, – наконец произнес Курчо. – После всего, что с ней случилось, она заслуживала второго шанса, – добавил он.

– А третий шанс будет?

Курчо не ответил. Снизив скорость, он припарковался перед площадью с безобразным фонтаном. По оцепленной оперативниками из отдела по борьбе с терроризмом площади сновали силовики в костюмах химзащиты, а вокруг стояли десятки патрульных автомобилей, бронефургоны, передвижная лаборатория команды биозащиты и машина «скорой помощи». Заметив в паре десятков метров сидящих на бордюре Коломбу и Данте, Сантини выругался.

– Она и психа втянула. Час от часу не легче…

– Иди внутрь. Я сейчас подойду, – сказал Курчо.

– Так точно.

Курчо подошел к Коломбе и Данте, и последний взял под козырек.

– О капитан! Мой капитан! – сказал он. С распухшей губой и слипшимися от крови волосами он напоминал героя зомби-версии «Общества мертвых поэтов»[13].

Курчо натянуто улыбнулся:

– Добрый вечер, господин Торре. Давно не виделись. Вам не помешало бы обратиться к врачу.

– Я боюсь иголок.

Коломба вскочила на ноги:

– Господин Курчо…

Курчо протянул ей руку:

– Коломба, на нас вот-вот выльют ушат дерьма, так что сейчас я ожидаю от вас максимальной отдачи. Как вы здесь оказались?

– Меня вызвали мои сотрудники. Пока я находилась в исламском центре, они занимались разыскной работой самостоятельно.

– Извините, но ваши сотрудники самостоятельно даже задницу подтереть не способны.

– Это был я, – вмешался Данте. – Я решил покопаться в прошлом парня, погибшего в мечети, узнав, что в деле замешана Коломба. А офицеры пожелали удостовериться, что я не выдумываю.

Курчо взглянул на Коломбу с таким видом, словно не верил своим ушам. Та, стараясь не выдавать смущения, развела руками:

– Он говорит правду.

– Понимаю. – Курчо гадал, не развалится ли их наскоро состряпанная небылица на первом же допросе. Он желал Коломбе добра, а потому надеялся, что им удастся настоять на своем. – Мне нужен полный отчет, – сказал он. – И я хочу, чтобы начиная с этого момента вы помнили, что отстранены. Вы меня поняли?

– Да, господин Курчо.

– Ждите приезда магистрата. Это и вас касается, господин Торре. Расскажете ей то же, что и мне. Возможно, более подробно. Я надеюсь, что ясно выразился.

– Спасибо, – уловив скрытый смысл его слов, сказала Коломба.

Курчо вернулся к Сантини и вместе с ним подошел к главному криминалисту, окруженному оперативниками из отдела по борьбе с терроризмом. К разочарованию Коломбы, Симпатяги среди них не было.

– Я же предупреждала тебя, чтобы ты свалил. Теперь тебя ждут все прелести бюрократической волокиты, – сказала она Данте, когда они остались вдвоем.

– Я не собираюсь никого дожидаться. Как только твой шеф о нас забудет, мы с тобой уйдем по-английски.

– Данте… Знаю, я сама тебя впутала, но мне все сложнее спокойно реагировать.

– Я хочу найти Мусту. Эти твои коллеги… – сказал Данте, указывая на толкущихся вокруг здания полицейских. – Никто из них даже с картой собственной задницы не отыщет. А ведь время не ждет.

– Мы уже это обсуждали.

– Знаю, но ты меня не разубедила. Я убедился только в одном, КоКа. Ты боишься ответов.

– Что за бред… – фыркнула она.

– Это не бред. Вся твоя жизнь основана на черно-белой картине мира. Люди делятся на хороших и плохих. Пусть даже среди добряков изредка встречаются черные овцы – какая-нибудь парочка недотеп, – по большому счету все трудятся на благо общества. Не существует ни загадок, ни теней, ни полутонов…

– Ни заговоров, – поддразнила Коломба, но ее внутренности словно затянуло ледяной коркой.

– КоКа, это один большой фарс. Мы марионетки в чужом спектакле, и наш долг – заглянуть за кулисы. Сколько лжи и недомолвок ты слышала за свою карьеру? Сколько раз обнаруживала, что твоих начальников интересует не только правосудие? Что в верхах правит ложь и всех это устраивает?

«Слишком много», – подумала Коломба, но промолчала. Ей не хотелось поощрять апокалиптические воззрения Данте.

– Завязывай, у меня голова разболелась. – У Коломбы пульсировали виски. Сколько часов она не спала? Она уже и сама не помнила. – Даже если бы я захотела заняться поисками Мусты вместе с тобой, то не знала бы, с чего начать.

– Зато я знаю.

– Ну так выкладывай.

– Я расскажу тебе только при условии, что ты пойдешь со мной сейчас, пока никто не пытается нас остановить. Иначе я уйду один.

Она поднялась.

– Клянусь, если меня арестуют, ты за это поплатишься. Жди меня здесь, – сказала Коломба, подошла к Альберти, которому поручили сдерживать толпу наряду с обычными патрульными, и взмахом руки приказала ему следовать за ней.

– Мне нужен твой пистолет, – сказала она, когда они свернули за угол и скрылись от посторонних глаз.

Альберти покраснел:

– Госпожа Каселли… Сами знаете, я не могу…

– Скажешь, что я потребовала показать мне пистолет под каким-нибудь предлогом – например, чтобы проверить, что он вычищен, – а потом просто забрала. Но объясняться придется, только если я буду вынуждена им воспользоваться, а я надеюсь, что этого не случится. В противном случае я верну тебе пушку, и никто ничего не узнает. – Коломба умолчала о том, что сама в это нисколько не верит.

– А если меня спросят, почему я вас не остановил?

– Потому что я твоя начальница. – Она положила ладонь ему на плечо. – Я возьму всю вину на себя, у тебя не будет неприятностей.

– Можно спросить, что вы собираетесь предпринять?

– Нет.

Альберти знал, что без протекции Коломбы никогда не попал бы в мобильное подразделение. Выбор был очевиден. Он достал из-за ремня оружие и отдал его ей:

– Будьте осторожны.

Коломба проверила обойму и сунула пистолет в кобуру.

– Спасибо.

Она кивнула Данте, и тот подошел к ней. Они обошли пустошь и уже оказались перед скелетами Динозавров, когда мобильник Коломбы завибрировал. На экране высветился номер Эспозито. Она отключила телефон.

– Тебя ищут? – спросил Данте.

– А как же. Вытащи батарею, – сказала она, доставая из трубки аккумулятор. – Не хочу, чтобы нас отследили.

Он продемонстрировал ей свой айфон.

– К сожалению, эти девайсы не разбираются. – Данте извлек сим-карту и раздавил мобильник стальным носом ботинка. – Эта работа начинает больно бить мне по карману. – Он бросил развороченный корпус телефона в придорожный мусорный бак.

– Если бы ты не настаивал, с работой уже было бы покончено, – заметила Коломба.

Мимо пронеслись две патрульные машины. Данте с Коломбой отвернулись, притворяясь, что увлечены беседой, и продолжили идти вдоль старых муниципальных домов и заброшенных фабрик.

– Ну и как, по-твоему, нам найти Фауци? – спросила Коломба.

– Сантьяго подключился к компьютеру Юссефа и скопировал его содержимое. Криминалисты делают то же самое. Посмотрим, кто из нас первым придет к верным заключениям.

– Не факт, что на жестком диске окажется что-то полезное… – задумчиво сказала Коломба.

– Доверься мне, окажется.

– Почему?

Данте прикурил сигарету из наполовину пустой пачки, которую стащил у Гварнери.

– Нужно найти табачную лавку.

– Отвечай.

Данте подирижировал сигаретой:

– Тот, кто за этим стоит, позаботился обо всем. Он ликвидировал свидетелей и заштопал все дыры в своей инсценировке. Видеоролик, канистры, деньги в доме Мусты…

– Пока я понимаю. Если ты прав.

– После того как я увидел труп, я в этом не сомневаюсь, – сказал Данте. – Ни один поступок этих двоих не должен оставлять простора для трактовок, разве что для самых неправдоподобных. Значит, найдется объяснение и последующим действиям Мусты Фауци. Как ты сама убедилась, компьютер предоставляет немало возможностей для манипуляций.

– Как бы там ни было, нельзя исключать, что убийца – Муста. Криминалисты нашли его отпечатки. – Коломба вернула украденную перчатку на место за мгновение до того, как магазин окружили полицейские машины.

– Если бы он скрылся по собственной воле, он бы предупредил брата, чтобы тот ждал неприятных гостей. Ясно, что они друг к другу привязаны.

– А почему ты думаешь, что он этого не сделал?

– Потому что телефон Марио находится у твоих людей и он не звонил, – сказал Данте. – Но если бы убийца Юссефа хотел только от него избавиться, то просто оставил бы его труп в магазине. Таскать за собой похищенного человека – рискованная затея.

– Если ты прав, то у преступника может быть только один мотив, – сказала Коломба. – Муста ему еще нужен.

12

Муста обеими руками схватился за ремень безопасности, когда «хаммер» ускорился и пролетел перекресток за долю секунды до того, как загорелся красный. Женщина с пластиковым лицом спокойно свернула на кольцевую дорогу. Казалось, ничто не может вывести ее из равновесия. На ней была кепка с надписью «Нью-Йорк» и зеркальные очки, и с улицы заметить, что на ней маска, было невозможно.

Муста обильно потел. Его мутило.

– Зачем? – с пересохшим горлом спросил он.

Женщина искоса посмотрела на него, и он сразу отвел глаза.

– Зачем что?

– Зачем вы делаете… то, что делаете? – Мусте не удавалось подобрать слова. – Если вы не из ИГИЛ, то зачем убиваете людей?

– Потому что должна.

– Что значит «должна»? Вы не обязаны. Вы можете остановиться когда захотите.

– Ты правда думаешь, что твоя судьба в твоих руках? Это не так. И я своей судьбе тоже не хозяйка.

– Вы говорите странные вещи.

– Я не слишком красноречива. И уже сказала слишком много.

Следующие несколько минут они ехали молча. Муста чувствовал себя все хуже. Он ощутил позыв рвоты, но, когда открыл рот, у него вырвался только истерический смешок, перешедший в приступ безудержного хохота. Уронив голову на колени, он долго заходился смехом, не в силах остановиться. Женщина в маске как будто ничего не замечала.

Двигатель сбавил обороты, и «хаммер» съехал на обочину безлюдной дороги. Вдалеке серели очертания промышленных зданий.

– Приехали, – сказала женщина, разблокировала дверцы и вышла из машины.

С улицы сквозило ветром и далеким дождем. Припадок веселья оборвался, и Муста подумал было сбежать, но мысль о побеге казалась далекой и неосуществимой. На него навалились слабость, отрешенность и полное равнодушие к будущему. Выбравшись на потрескавшийся асфальт, он подошел к стоящей перед багажником женщине. Мимо в облаке пыли прогрохотала фура.

– Вот это здание, – сказала женщина, показав ему вглубь улицы. – Ближе я подъехать не могу. – Она открыла крышку. – Здесь есть все, что тебе нужно.

Муста увидел, что лежит в багажнике, и на секунду обволакивающее его неестественное спокойствие рассеялось.

– Не могу, – сказал он.

Женщина сняла темные очки и приподняла его подбородок кончиками пальцев, заставив посмотреть ей в глаза. Они казались стеклянными, как у чучела.

– Ты выполнишь свое задание. В точном соответствии с моими указаниями.

– Мне плохо. Господи… Кажется, я сейчас отключусь, – сказал Муста. Мир завертелся.

– Тсс… – не отводя взгляда, сказала она. – Сейчас все пройдет.

Сознание Мусты ухватилось за ее глаза, и в тот же миг все преобразилось. Ее голос отдавался в голове с силой средневекового органа. В ушах вибрировали сотни труб, и тело Мусты завибрировало в ритме вселенной. Он понял: они с женщиной в маске связаны навечно. Его предназначение неизбежно и прекрасно. Ничто не имеет подлинного значения, а сущее – всего лишь тень, которая растает без боли и следа. «То, что гусеница назовет концом света, остальной мир назовет бабочкой». Он вычитал эту фразу у какого-то китайского философа[14], и сейчас она показалась ему как нельзя более уместной. Страх совершенно исчез, и Муста ощутил странную эйфорию, будто сбросив тяжелый груз, который давил ему на плечи с самого рождения.

– Скоро ты переродишься, – сказала ему женщина.

Муста восторженно кивнул. Скорее бы.

– Спасибо, спасибо, – со слезами благодарности проговорил он. – Могу я узнать, кто ты?

Надев на Мусту снаряжение, женщина наклонилась к нему и нежно заговорила ему на ухо. Он вел себя хорошо и заслужил награду.

Она назвала ему свое имя.

13

Сантьяго подъехал к китайскому бару, где ему назначили встречу Коломба и Данте, и нажал на гудок. Посетители обернулись, и их взорам предстал парень с татуированными шеей и руками, сидящий за рулем морковной «BMW-33d» с белыми покрышками. С ним приехала худая как жердь девица в легинсах и с растаманской гривой до плеч. Это была Луна – проститутка, которой только недавно исполнилось восемнадцать.

Обнявшись с Данте и расцеловав его в щеки, парочка подсела к ним за стол. Сантьяго заказал себе пиво, а своей спутнице – бокал спуманте.

– Ясное дело, ты платишь, – сказал он Данте. Сантьяго – красивый парень с коричневой кожей – держался с подчеркнутым достоинством, которое плохо вязалось с его угрожающими татуировками и надписями на куртке. На ногах у него красовались золотые кроссовки.

– Как жизнь, КоКа?

– Меня не так зовут, – бросила Коломба, не отводя глаз от телевизора.

– А мой друг считает иначе.

– Ему можно. Тебе нельзя. О’кей?

– За что она на меня взъелась? – спросил Сантьяго Данте.

– Не волнуйся. Ее отстранили, и она не может тебя арестовать.

– Что она сделала? – тонким голоском спросила Луна, впервые открыв рот.

Коломба со стуком опустила на стол чашку капучино.

– Не лезь в чужие дела. Ты все принес, Сантьяго?

Парень протянул Луне сотенную бумажку:

– Иди поиграй в видеопокер.

Она наморщила носик:

– Не хочу.

– Ну так не играй, просто посмотри, поняла? – сурово сказал Сантьяго.

Девушка торопливо схватила купюру и испарилась.

Коломба сурово воззрилась на Сантьяго потемневшими зелеными глазами:

– Ты что, руки распускаешь?

Он рассмеялся:

– Днем и ночью. Когда ей не платит кто-нибудь еще.

Коломба не отводила от него пристального взгляда. Сантьяго посерьезнел:

– Я никогда ее не бил. Никогда.

– Браво. Продолжай в том же духе.

Сантьяго положил на стол сумку и достал из нее убитый ноутбук – рухлядь, от которой он мог при необходимости избавиться без лишних сожалений.

– Даже не знаю, чего я пришел сюда, чтобы меня тут дерьмом поливали? После того, что случилось в прошлый раз, надо было держаться от тебя подальше.

– Раз уж ты здесь, хватит ныть, – сказала Коломба.

Сантьяго показал на нее пальцем и повернулся к Данте:

– Что я тебе говорил? Она думает, я ее раб. Ладно, я тут прошелся по жесткому диску. Нашел фото камикадзе из Сети и карты вокзалов в Риме и Милане.

– Что еще? – спросил Данте.

Сантьяго ввел бесконечно длинный пароль, и заставка с тигром уступила место списку документов.

– Снимки поездов. Ссылки на сайты джихадистов. Инструкции по изготовлению бомб на дому… Обычное террористическое барахло.

– Он не почистил историю? – спросил Данте.

– Нет. И даже не использовал VPN для анонимного соединения. Редкостная тупость.

– Или редкостная хитрость. Что еще?

Сантьяго ухмыльнулся:

– Шикарные кадры, на которых ты разбиваешь витрину. Камера оставалась включенной. Хочешь глянуть?

– Может, позже.

– И два мейла на арабском.

– Юссеф не говорил по-арабски, – сказал Данте.

– Значит, выучился, hermano, потому что письма лежат у него на мыле. По ходу, что-то насчет поездки в Ливию в прошлом году. Но я не уверен. Сам знаешь, что такое машинный перевод.

– Можешь узнать, настоящие это письма или кто-то их туда добавил? – спросила Коломба.

– Пришлось бы влезть на сервер, с которого они отправлялись. Но прошел почти год, и вряд ли логи сохранились… – Хакер пожал плечами.

– А помимо информации о поездах, он еще что-то искал? – спросила Коломба.

– Был у него один запрос. – Сантьяго показал им карту одного из римских кварталов. – Он интересовался Тибуртинской долиной.

– То есть? – спросил Данте.

Коломба изумленно присвистнула:

– Тибуртина – это квартал на северо-востоке города. Там расположено бог знает сколько технологических компаний и фабрик. Как можно этого не знать?

– Я же не таксист, – сказал Данте. – Он искал какую-то конкретную улицу?

– Нет, – ответил Сантьяго.

– Значит, нам нужно поехать туда и оглядеть квартал.

– Как думаешь, зачем Мусте Тибуртинская долина? – спросила Коломба.

– Ему-то незачем. А вот его похититель, возможно, планирует еще один теракт. Если хочешь, можешь сообщить целевой группе, чтобы нам не пришлось ехать туда самим. Пожалуй, через пару недель тебе поверят.

Коломба со вздохом поднялась.

– Нам нужна твоя машина, – сказала она Сантьяго.

14

Коломба так сильно сжимала руль, что костяшки ее пальцев побелели почти как у схватившегося за дверную ручку Данте.

– КоКа, все хорошо? – спросил тот, когда они остановились на светофоре и он наконец смог снова открыть глаза. Его лоб блестел от пота.

– При мне чужой пистолет, коллеги меня разыскивают, и я веду автомобиль барыги. Да, все просто прекрасно.

– «Мы на Божьем задании», – сказал Данте.

– Чего?

– Ты что, никогда не видела фильм «Братья Блюз»?

– Это те мужики в черном? Нет.

– «Те мужики в черном»… КоКа, надо тебе окультуриться.

Насмешливо хмыкнув, Коломба вдавила педаль газа в пол, и Данте размазало по спинке сиденья, как астронавта при взлете. Он попытался воспроизвести в памяти спокойные моря и шелест листвы, но столбик его внутреннего термометра взлетел так высоко, что в голове забил набат. Он отключился и не приходил в себя, пока Коломба не сбросила скорость на последнем ухабистом отрезке улицы Аффиле, идущей параллельно улице Тибуртина, по которой фуры добирались до промзоны.

– Здесь сотни компаний, – сказала она. – Если, конечно, сразу отмести жилые дома, бары и магазины.

– Есть светлые полицейские идеи, как сократить круг поисков?

Коломба задумалась. Она вела медленно и оглядывалась по сторонам, словно надеясь, что из-под земли вырастет Муста.

– Возможно, – сказала она. – Мне нужно сделать пару звонков.

Вставив в мобильник батарею, она позвонила сначала на пульт централизованного наблюдения полиции, а потом на ПЦН карабинеров. И тем и другим она представилась, но истинной причины звонка не назвала, а завершив вызов, снова вдавила газ в пол.

– Десять минут назад поступил тревожный сигнал от производителя электронных компонентов «СРТ». Сигнализацию сразу же отключили, но, думаю, взглянуть стоит.

Коломба дважды пролетела на красный и за пять минут добралась до улицы Черкьяра – широкой транспортной артерии, пролегающей через сердце квартала. По сторонам улицы жилые дома чередовались с точками общепита, офисами и пустырями. Нужная им компания находилась в доме под номером двести – черно-белой двухэтажной коробке, окруженной низкими зелеными изгородями и заборами. По пути Данте попытался дозвониться до «СРТ» с телефона Коломбы, но попал на автоответчик. После музыкального проигрыша записанный на двух языках голос сообщил, что в настоящий момент офис закрыт.

Припарковавшись перед зданием, Коломба позвонила в охранное предприятие, номер которого значился на воротах. Она представилась и попросила, чтобы ее переключили на кого-то из руководства.

– Я в курсе насчет сигнализации, но ее сразу отключили. Такое случается, – сказал ей начальник охраны.

– Кто в данный момент находится в здании?

– Мой человек из ночной смены, господин Коэн и его секретарша. Они предупредили, что проводят инвентаризацию и задержатся допоздна. Думаю, они еще не уехали.

– Кто такой Коэн? – спросила встревоженная еврейской фамилией Коломба. Помимо самих мусульман, евреи были излюбленными жертвами исламских экстремистов.

– Директор.

– О’кей, позвоните своему человеку и дайте мне знать, что там происходит, – велела Коломба. Через две минуты начальник охраны перезвонил, и его голос уже не звучал столь безмятежно.

– Охранник не отвечает. Должно быть, рация сломалась. Коэн тоже не берет трубку. Сейчас кого-нибудь туда пришлю.

– Нет. Ничего не предпринимайте. Ждите моих распоряжений. – Дав отбой, Коломба достала пистолет Альберти, сняла его с предохранителя, зарядила и убрала в карман куртки.

– Мы не знаем, что происходит внутри, – взволнованно сказал Данте.

– Поэтому я туда и иду. – Она отдала ему телефон. – Позвони Сантини или Курчо. Кому-то, кто тебя знает. Вызови ОБТ.

Коломба вышла из машины. Данте выскочил на улицу и преградил ей дорогу:

– КоКа, я боюсь. Не ходи.

– Ты сам меня притащил, Данте, – хрипло от напряжения и усталости сказала Коломба.

– Я передумал.

– Я тоже, поэтому и вхожу. Ты прав, мне нужны ответы.

Данте взглянул на здание и облизнул пересохшие губы. Окна вперились в него злыми глазницами.

– Я иду с тобой.

– Нет. Ты будешь только мешаться под ногами. Делай, что я тебе сказала.

Подергав запертые ворота, она ловко перелезла через забор и исчезла в темноте.

Данте почувствовал себя так, словно послал ее под топор мясника.

15

Коломба пошла по обрамленной точечными светильниками бетонированной дорожке, настороженно присматриваясь, не движется ли что-то среди зеленых заграждений, но ничего не увидела и не услышала. Подтолкнув переднюю дверь, она вошла в пустую приемную, освещенную неоновыми софитами. За широкой красно-белой стойкой с логотипом фирмы никого не было, но на спинке стула висела темная куртка, а на столешнице стоял еще теплый термос с кофе. С другой стороны комнаты был установлен турникет с ридером для магнитных пропусков.

Всю стену за стойкой занимали фотообои с изображением системы водоснабжения. Разделенный на шесть квадратов монитор наблюдения демонстрировал различные помещения компании. Все коридоры были пусты, но на полу одного из них Коломба заметила широкую темную полосу, исчезающую за колонной. Наложенная надпись указывала на второй этаж.

Коломба перепрыгнула через турникет и, проигнорировав лифт, взбежала по лестнице. Следуя по стрелке с надписью «Дирекция и администрация», она попала в коридор, который видела на экране. Полоса оказалась не темной, а красной – свежая кровь. Стараясь дышать ровно, Коломба вынула пистолет и пошла вдоль полосы. За колонной лежал седой мужчина в форме охранника. Его тело было испещрено ножевыми ранениями, а горло расцвело широкой улыбкой. Рядом с трупом лежал пульт сигнализации, которую кто-то отключил вместо него.

«Прости, что опоздала», – подумала Коломба, борясь с тошнотой. На несколько секунд ей пришлось присесть, держась за живот и заставляя себя успокоиться. «Скоро все закончится. Так или иначе».

До ее слуха донесся женский стон, за которым последовало что-то похожее на мужской шепот. Обеими руками держа пистолет на уровне лица, она осторожно двинулась к источнику звука и оказалась перед кабинетом с надписью «Дирекция». За закрытой дверью снова застонали. Кто-то шепотом приказал женщине замолчать. Стараясь держаться под прикрытием стены, Коломба медленно открыла дверь.

Первым, что она увидела, был еще один труп – полный мужчина в темном костюме ничком лежал в луже крови. В дальнем углу комнаты Коломба заметила женщину в юбке и на высоком каблуке. С перекошенным, залитым слезами лицом она стояла на коленях возле марокканского парнишки лет двадцати, который держал нож у ее горла. Муста. Его лицо и одежда были забрызганы кровью, а с грязных кудрявых волос стекал пот.

Выставив перед собой оружие, Коломба вошла в кабинет.

– Полиция! – закричала она. – Отпустите ее!

Секретарша вскрикнула, но Муста даже не шевельнулся.

– Нет, – спокойно, чуть невнятно сказал он. – Не отпущу.

– Пожалуйста… – взмолилась секретарша.

Парень закрыл ей рот той же рукой, которой держал нож. На блузку закапала кровь.

– Тсс… – сказал он.

– Тебя зовут Муста, да? – спросила Коломба; левую руку парня загораживала секретарша.

Муста слишком резко кивнул, забрызгав паркет кровью.

«Он пьян. Или под кайфом», – подумала Коломба.

– Я не хочу в тебя стрелять, Муста. Давай придумаем, как нам всем выйти отсюда живыми.

Муста улыбнулся:

– Видите там на полу господина Коэна?

– Вижу, – сказала Коломба, не отводя взгляда от своей мишени.

– Ну вот. Для того чтобы все выжили, уже слишком поздно.

– Для женщины еще не поздно. Что она тебе сделала?

– Ничего. Она вообще не должна была тут находиться. – На лице Мусты мелькнула растерянность. Затем его черты расслабились, и он снова улыбнулся. – Но теперь она здесь.

– Позволь ей уйти, – сказала Коломба.

– Не могу.

– Почему?

– У меня есть задание. Важное задание. – Муста опять шутливо улыбнулся, но в его улыбке было что-то нездоровое. Он оттолкнул секретаршу, и та упала, выставив вперед ладони. Потом поднял левую руку. Из кулака под джинсовку тянулся какой-то провод. Муста раскрыл куртку. В обхватывающий его талию широкий ремень были вшиты две металлические плитки размером с бруски мыла. От одной из них отходил черный кабель, зажатый у Мусты в кулаке.

– Знаешь, что это? – спросил парень.

У Коломбы сжались легкие.

– Бомба.

– Мне стоит только чуть-чуть нажать. Так что, секретарша, не пытайся сбежать, иначе мы все взлетим на воздух. И ты тоже, по… – Он запнулся, безуспешно пытаясь выговорить слово «полицейская».

Секретарша отползла к стене и закрыла лицо руками. Коломба держала на мушке лоб Мусты. Успеет ли она убить его, прежде чем он приведет в действие детонатор? Ему достаточно слегка нажать на кнопку. Но с Мустой что-то происходило. Его бормотание превратилось в тремор, а улыбка – в гримасу.

– Пожалуйста, не делай этого, – сказала Коломба. – Все, что хочешь, я тебя слушаю…

– Я должен был уже… – Муста снова запнулся. – Уже должен был это сделать. Взорвать себя, как только зашел в этот… ка… ка… кабинет. – Он указал ножом на секретаршу. – Я сомневался. Из-за нее… Не должна тут быть. Охранник мертв?

– Да. – У Коломбы болели руки и плечи. Прицел на лице Мусты колебался.

– Ты не знаешь, у него были… дети… внуки?

– Не знаю, но, скорее всего, были.

– Когда мы встретимся по ту сторону, я попрошу у него прощения.

Увидев, как Муста стиснул зубы, Коломба поняла, что он готов нажать на детонатор.

– Подожди! Пожалуйста! Одну минуту.

– Все займет только миг. Потом нам всем станет лучше. Поверь. Я… всего лишь хочу отдохнуть.

– Ты не можешь знать, как все будет. – Коломба прочистила горло, стараясь не выдавать ужаса. – Я уже через это проходила. Я находилась в ресторане, где один человек взорвал бомбу крупнее и мощнее, чем твоя.

– И осталась жива…

– Мне повезло. Как и тем, кто умер на месте. – Коломба старалась встретиться с парнем взглядом, но его глаза бегали в тысяче направлений. – А вот остальным… Один из тех, кто находился ближе всего к эпицентру, выжил. Но потерял руки и ноги. Другой умирал долго и мучительно. Ему разворотило живот. Смерть не будет быстрой, Муста. Ты будешь страдать. Мы все будем страдать. Ради чего? Я знаю, что ты не террорист.

Муста наконец взглянул на нее. Его глаза были полны слез.

– Я им не был, – пробормотал он.

– Мы можем найти решение.

– Слишком поздно! Я дал слово! – Муста выронил нож и вытер слезы. – Если я этого не сделаю, она… последует за мной… даже туда. Затащит меня в ад. – Он добавил что-то по-арабски, но Коломба его не поняла.

– Мы тебя защитим, – сказала она.

– Ты не можешь меня защитить. – Муста разревелся. Его утративший сонные интонации голос стал казаться детским.

– Муста, пожалуйста… отпусти детонатор. – Она опустила руки, и пистолет чуть не выскользнул из ее вспотевших ладоней. – Я не застрелю тебя, обещаю.

Муста невидящим взглядом посмотрел на нее, и Коломба подумала, что ей конец.

– Подумай о Марио. Твоему брату не терпится снова тебя обнять.

Муста заколебался, и его взгляд прояснился.

– Марио… Я делаю это и для него… Не хочу, чтобы она пришла за ним.

– Мы защитим вас обоих, – поспешно сказала Коломба. – Никто не сделает вам ничего плохого.

– Это невозможно, – сказал Муста, но его рука, сжимающая детонатор, заметно дрожала.

– Давай попробуем. Что тебе терять? Дай мне возможность тебе помочь. Доверься мне.

С минуту Муста стоял неподвижно. Пот застилал Коломбе глаза, и она была уже почти не способна прицелиться. Затем он разжал кулак и выронил маленький поршневой выключатель. Коломба закричала, но детонатор повис на проводе, не долетев до пола.

– Пожалуйста. Не кричи, – сказал Муста.

– Да-да. Прости, – отозвалась Коломба. В ушах бухало сердце. – Это я от неожиданности.

Воспользовавшись тем, что Муста отвлекся, секретарша, поскуливая, как раненый зверек, на четвереньках отползла к двери и исчезла в коридоре, оставив после себя только туфлю с порванным ремешком.

– Теперь иди сюда, Муста. Дай мне посмотреть, что на тебе надето. Но держи руки подальше от тела, хорошо? – сказала Коломба.

Муста вытянул руки и шагнул к ней.

– Я не хотел… Все было как во сне… Может, я и сейчас сплю.

– Спокойно, продолжай идти. Все почти позади. Расскажи мне о женщине, которая тебя сюда послала.

Муста забормотал:

– Allahumma inni ‘a ‘udhu bika mina lkhubthi wa lkhaba’ith. Allahumma inni ‘a ‘udhu bika mina lkhubthi wa lkhaba’ith.

– Что это значит? – спросила Коломба. – Что ты сказал?

– Это молитва. Надо было молиться чаще. Тогда бы она до меня не добралась. – Он снова шагнул вперед. Теперь их разделяло меньше метра. – Она не женщина.

Коломба перехватила пистолет в левую руку, а правой потянулась к Мусте. Все ее внимание приковывал болтающийся на проводе детонатор, но она знала, что должна продолжать говорить, чтобы не оборвать установившуюся между ними эмоциональную связь.

– Если она не женщина, то кто?

Муста посмотрел на нее широко раскрытыми глазами с почти незаметными зрачками.

– Ангел, – сказал он.

Будто в подтверждение этого слова зазвенело разбитое стекло, раздался свист пули, и голова Мусты взорвалась.

Кровь брызнула Коломбе в лицо, и она застыла на месте, глядя, как его тело оседает на пол. Она сплюнула и с криком упала на колени. Так она и стояла, когда в кабинет, крича, ворвались вооруженные автоматами оперативники из отдела по борьбе с терроризмом. Коломбу скрутили и, обезоружив, бросили на пол с заломленными за спину руками в наручниках. Силовики были заняты обыском комнаты, и прошло пара минут, прежде чем один из них догадался проверить, в каком она состоянии. Догадливым оперативником оказался тот самый симпатяга Лео Бонаккорсо. Сняв маску, он нагнулся над ней и немедленно позвал на помощь.

Коломба перестала дышать.

16

Такие сильные приступы паники Коломба испытывала не чаще пары раз в жизни, и наручники, сковывавшие ее руки, когда легкие взрывались от нехватки воздуха, только обострили ее симптомы. Стоило Лео поставить Коломбу на ноги и снять с нее наручники, как она принялась молотить кулаками о стену, сдирая кожу с костяшек пальцев, и не останавливалась, пока снова не начала дышать. Ее вывели на улицу, чтобы она немного пришла в себя, и Коломба в изнеможении прислонилась к стене здания «СРТ», все подъезды к которому были заставлены автомобилями и бронефургонами. На этот раз приказ никуда не уходить был более чем серьезным, и ей оставалось лишь дожидаться, пока кто-то ею займется. Через несколько минут показался и Лео с торчащей из-под закатанной маски сигаретой.

– Позвони мне и дай знать, как ты. Я серьезно. – Он сунул Коломбе в руку визитку с гербом Итальянской Республики.

– Где Данте? – спросила она, с трудом шевеля языком.

– Твой друг? Ребята его задержали.

– Ему нельзя находиться в замкнутых помещениях, – пробормотала Коломба.

– Не волнуйся, с ним хорошо обходятся. Сейчас думай только о себе, о’кей?

Лео собрался было уйти, но Коломба, не выпуская из пальцев визитку, остановила его вопросом:

– Как вы добрались сюда так быстро?

– Анонимная наводка. Кто-то видел, как он проник в здание, и позвонил нам из телефонной будки неподалеку.

– Звонил мужчина или женщина?

– Это важно?

– Для меня – да.

– Женщина.

Коломба кивнула:

– Спасибо.

– Не потеряй мой номер, ладно? – сказал Лео и пошел прочь.

Она положила визитку в карман. Ей пришлось прождать еще полчаса, прежде чем ее посадили в служебный автомобиль и доставили в центральный участок.

К счастью, Коломба была так измучена, что большинство событий следующих двадцати четырех часов прошло мимо нее. Время изгибалось и раскалывалось, стирая из памяти немалую часть происходящего. В большинстве случаев она говорила правду, но несколько раз солгала – главным образом, чтобы выгородить своих людей и Данте, – неизменно придерживаясь версии, которую они сочинили у магазина. Ей разрешили несколько часов отдохнуть на диване мобильного подразделения, но ее мучили кошмары. Коломбе не хватало душа и собственной кровати, но о том, чтобы поехать домой, не могло быть и речи, пока из нее не выжали все, что она могла сказать.

Хуже всего был не очередной допрос у Спинелли, где при помощи назначенного полицией адвоката она почти не открывала рта, и даже не ночной дебрифинг с сотрудником спецслужб, который, казалось, хотел прибить ее всякий раз, как она отвечала на вопрос. Хуже всего была встреча с Курчо, на лице которого отражалось разочарование. Было шесть часов вечера – со смерти Мусты прошел целый день, хотя Коломба утратила всякое чувство времени. С их прошлой встречи Курчо не менял рубашку и не брился. Отросшая седая щетина старила его на много лет.

– Если вы знали, куда направлялся Фауци, почему сразу мне не сказали? – спросил ее он.

– Как я объяснила магистрату, в тот момент я ничего не знала. Я полагалась только на догадку Данте.

– Очередное наитие. Какое совпадение, – холодно сказал Курчо.

Облизнув растрескавшиеся губы, Коломба принялась импровизировать:

– До того как он разбил компьютер, въехав в него на машине, он кое-что там увидел. Карту Рима. Но все было так неопределенно, что мы поехали проверить, прежде чем забить тревогу.

– Вы отдаете себе отчет, как звучит эта история?

«Да уж, отдаю, – подумала Коломба. – Звучит как брехня». Но правда была еще невероятнее.

– Простите. Можно мне выпить кофе? У меня ужасно болит голова.

Курчо приказал принести ей кофе и упакованную булочку, которую Коломба даже не открыла.

– Это не допрос, Коломба. Я просто пытаюсь понять, что творилось в вашей голове, когда вы решили, что не стоит мне доверять, – сказал он.

Коломба мяла в руках упаковку.

– А вы бы поверили, если бы я явилась к вам с рассказом, что подозреваю, будто Фауци и Юссеф – только козлы отпущения?

– Чьи?

«Ангела».

– Перед смертью Фауци говорил о какой-то женщине. Он ее боялся.

– Возможно, она была их связной с халифатом.

– Они не были игиловцами.

Курчо пришлось напрячь всю волю, чтобы не разразиться ругательствами.

– Коломба… Сейчас принадлежность к ИГИЛ – не больше чем формальность. Достаточно объявить себя игиловцем. Это настоящая террористическая франшиза. Если, дав присягу, ты что-то натворишь, другие члены ИГИЛ примут ответственность за теракт. Не важно, были они безумцами или правоверными, завербованными после многолетних молитв. И потом, отпечатки Фауци найдены на месте убийства его сообщника. Мы конфисковали в квартире Фауци деньги подозрительного происхождения… Вы можете себе представить, чтобы кто-то подложил все эти улики?

Слушая Курчо, Коломба чувствовала, что ее поймали с поличным. Все, во что она еще недавно верила, в свете суровой реальности казалось сумасбродным заблуждением.

– Я не знаю.

– Лично мне кажется более вероятным, что террорист убил своего друга, охранника фирмы и ее владельца-еврея, который, должно быть, и был его первоначальной целью. Фауци был обвязан поясом смертника, который, к счастью – и в том числе благодаря вам, – не взорвал.

– Мусту заставили. Он сам мне сказал перед тем, как его застрелили.

– Да-да, загадочная женщина. Которая, возможно, была порождением его больного воображения.

– А как насчет женщины, которая позвонила в полицию и сообщила, что видела Фауци, ровно через две минуты после того, как его фотография появилась в Сети? – сказала Коломба.

– Случается и такое, госпожа Каселли. Бывает, даже один из нас срывается и перестает отличать реальность от фантазий. – Курчо покачал головой. – Но я сам виноват, что вернул вас на линию огня, и готов понести за это наказание.

– Спецслужбы считают меня изменницей, а вы думаете, что я потеряла рассудок, – без выражения сказала Коломба. Ее глаза были пусты, как донышки бутылок. – Никто и мысли не допускает, что я просто выполняла свой долг.

Курчо пригладил несуществующие усы:

– Я предложил объявить вашим людям благодарность. Если были совершены нарушения, то отвечают за это не они.

– А что насчет меня?

– По вашему собственному заявлению ваше отстранение превратилось в отпуск по состоянию здоровья. В отчете я подчеркну, что вы страдаете от недиагностированного посттравматического синдрома, обострившегося в результате перестрелки с Хоссейном.

Коломба стиснула зубы:

– Спасибо, у меня все в порядке с головой.

Курчо тяжело вздохнул:

– Коломба, вы понимаете, что для вас это единственная возможность не попасть под суд?

– За что? За то, что разыскала двух террористов?

– Фарида Юссефа убили максимум за час до вашего приезда. Вы уверены, что, если бы рассказали все, что знаете, целевая группа не прибыла бы на место раньше?

– Уверена.

– А как насчет смерти директора «СРТ»? Вы уверены, что мы не смогли бы его спасти?

– Да.

– Хорошо. Только Спинелли вашей уверенности не разделяет. Если бы секретарша погибла, магистрат уже выписала бы ордер на предварительное заключение вас под стражу. Но знаете, что хуже всего? Вы продолжаете настаивать, что действовали на свой страх и риск, чтобы не терять время, но я думаю, что истинная причина в другом.

Коломба молчала. Она слишком устала оправдываться.

– Вы нам не доверяете. Вы не доверяете силам правопорядка, потому что Торре запудрил вам мозги.

– Это не так, – пробормотала Коломба, зная, что по меньшей мере отчасти лжет.

– Не важно. Вас ждут шесть месяцев отпуска, по истечении которых вы предстанете перед комиссией для психической и физической оценки, после чего получите новое назначение.

– Новое назначение…

– Другого выхода нет, Коломба.

В этот момент Коломба, несмотря на окутавшую ее пелену усталости, осознала, что ее карьере пришел конец. Даже если ей позволят вернуться на службу, исполнится мечта Спинелли: ей придется просиживать задницу, перебирая бумажки и штампуя паспорта. Или – почему бы и нет? – учить каких-нибудь новичков-пингвинов, как снимать цифровые отпечатки пальцев.

– Коломба… – сказал Курчо, и она поняла, что, погрузившись в мысли, даже не заметила, как начальник протянул ей руку на прощание; она торопливо, даже испуганно обменялась с ним рукопожатием. – Прежде чем уехать домой, загляните в отдел персонала, чтобы уладить этот вопрос. Бумаги уже готовы. И верните, пожалуйста, удостоверение, – сказал Курчо.

– Боитесь, что я стану им злоупотреблять?

– Я бы сказал, что не хочу рисковать.

Коломба положила удостоверение на стол.

Не запустить им в стену и не хлопнуть за собой дверью стоило ей невероятных усилий.

17

Для Данте все прошло гораздо более гладко. Его тоже допрашивали и магистрат, и сотрудники спецслужб, однако в немалой степени благодаря его адвокату и другу Роберто Минутилло с ним обходились вежливо и держали на одном из балконов прокуратуры.

Несмотря на усталость, давая показания, он не отступал от разработанной ими с Коломбой версии событий, которой никто ни на секунду не поверил. Минутилло горячо противился даже его задержанию, ведь его клиент всего лишь «исполнял долг добропорядочного гражданина». В три часа ночи Данте отпустили и отвезли в гостиницу «Имперо». Поспав несколько часов, он купил новый мобильник, заявился в офис мобильного подразделения за новостями о Коломбе и скандалил с охранником, пока к нему не вышли Эспозито и Гварнери. Данте отвели во внутренний двор, куда выходили покурить полицейские, и усадили за стоящий неподалеку от переполненных пепельниц стол, где он и оставался до конца смены двух амиго, которые по очереди спускались, чтобы его проведать.

– Что с Коломбой? – спросил Данте ближе к вечеру, когда оба полицейских наконец смогли подсесть к нему и поговорить. – Ее уволят?

– Ее не могут уволить, не предъявив серьезных обвинений, – ответил Эспозито.

– Жаль, – сказал Данте. – На этой работе она растрачивает себя попусту.

Эспозито достал из пачки Данте сигарету.

– Вы правда думаете, что эти сукины дети невиновны?

– Один из них был насильником, а значит, точно не воплощением невинности, а другой убил двоих. Но они были не террористами, а орудием в чужих руках.

– Это вам ясновидение подсказало?

– Нет, всего лишь глубокое знание человеческой природы.

Гварнери покачал головой:

– Я признаю, что вы отлично читаете эти… как их?

– Микродвижения.

– Но людей нельзя свести к примитивной схеме. Они непредсказуемы.

– Не настолько, как вам кажется, – ухмыльнулся Данте. – Я попадаю в яблочко в девяноста процентах случаев.

– Бум! – сказал Эспозито.

Данте пожал плечами:

– Могу продемонстрировать.

– Один из ваших фокусов? – Глаза Гварнери блеснули.

– Найдется колода карт?

– Кажется, у меня есть колода из тех, что распространяли американские войска в Ираке[15], – сказал Эспозито.

– Подойдет.

Эспозито исчез, а через десять минут вернулся с упакованной в пластик покерной колодой.

– Пришлось перевернуть ящик стола вверх дном. Я даже нашел потерянные ключи от дома.

– Вот видите. Значит, уже недаром потратили время. – Данте разорвал упаковку и бросил колоду на стол. – Новенькие. Прекрасно.

– Причем настоящие, а не итальянские подделки, – сказал Эспозито. – Вы с ними поаккуратней.

– Вы могли бы продать их на eBay. Уйму денег бы заработали. Сколько получает инспектор?

– Мы вам не скажем, а то плакать будете, – сказал Гварнери.

Данте снял с больной руки перчатку:

– Мне понадобятся обе руки. Вы ведь уже привыкли?

– Никаких проблем, – сказал Гварнери.

Дома у Мусты ему не представился случай хорошенько разглядеть руку Данте, зато теперь он смотрел во все глаза. Вопреки его предположениям все пальцы Торре были на месте, но они были искривлены, прижаты к ладони и вдвое меньше, чем у взрослого человека. Почти нормальными выглядели только большой и указательный пальцы Данте, и он даже мог ими шевелить, но ногти на них отсутствовали. Всю его руку покрывала частая сетка шрамов.

Гварнери покачал головой:

– Позвольте спросить, почему Отец бил вас только по левой руке?

– Потому что я правша, а значит, она была менее полезной. И он никогда меня не бил. – Данте обеими руками выбрал две карты: пикового туза с Саддамом Хусейном и червового туза с Кусеем Хусейном – его младшим сыном и руководителем службы безопасности. – Я предпочел бы красивую женщину, но будем довольствоваться тем, что имеем, – сказал он, отложив карту с червовой дамой – командующим Специальной республиканской гвардией Барзаном аль-Гафуром Сулейманом аль-Маджидом. – Да, мрачновато: все трое мертвы. Не то чтобы я по ним слезы лил.

– Разве вы не говорили, что Отец вас пытал? – настойчиво спросил Эспозито.

– Я сам наказывал себя розгой по его приказу, но Отец никогда ко мне не прикасался. По крайней мере, мне так кажется, потому что мои воспоминания о силосной башне немного недостоверны. – Данте выложил три карты в ряд и закурил. – Готово.

Эспозито презрительно взмахнул рукой:

– Только не говорите, что будете показывать фокус с тремя картами.

– Именно. Вот тузы, а вот да-а-а-ма, – заключил Данте тоном ярмарочного зазывалы и, перевернув карты рубашкой кверху, ловко перебросил из одной руки в другую. – Кто из вас двоих желает попытать удачу?

– Я, – сказал Эспозито и дотронулся до центральной карты; он угадал. – Неужто вы правда думаете одурачить меня этим трюком?

– Мы просто разминались, а теперь будем играть всерьез, – сказал Данте. На этот раз он тасовал карты гораздо быстрее, и увечье ему нисколько не мешало. Однако Эспозито заметил, что угол дамы испачкан упавшим с сигареты Данте пеплом. – Надо определить ставку.

– Десять евро? – от души развлекаясь, предложил Гварнери.

– Пфф! Я приближаюсь к черте бедности, но еще не настолько обнищал. – Данте улыбнулся уголками рта. – Стимулирующие препараты, конфискованные на таможне?

– Вы и без того на взводе, – сказал Эспозито. Пятнышко пепла было почти неразличимо, но с его места метку было прекрасно видно. – Как насчет вопроса?

Данте разложил карты лицом вниз.

– Вопроса?

– Если я угадаю, ответите правду.

– Любопытно. О’кей. Где?

– Первая слева, с моей стороны.

Данте перевернул карту: Эспозито угадал. Он растерянно вскинул брови:

– Как вы это сделали?

Эспозито торжествующе улыбнулся:

– Знали бы вы, сколько шулеров я повязал.

– Выкладывайте свой вопрос.

– Что у вас с госпожой Каселли?

– Эспозито, ну ты и шельма! – расхохотался Гварнери.

– Договор есть договор. – Данте почесал в затылке здоровой рукой. – Ничего. Скажем так: мы хорошие друзья. Хотя в последнее время виделись редко.

– Не врете?

– Я человек слова. Дайте мне отыграться. – Он снова перетасовал карты. Теперь его руки двигались еще быстрее. – Интересный вопрос. Уж не питаете ли вы романтические надежды в отношении начальницы?

– Я женат, – смутился Эспозито.

– И правда, где это видано, чтобы женатый человек поглядывал на сторону, – с иронией сказал Данте. – Валяйте.

Эспозито поискал глазами меченый край:

– Опять левая.

Снова верно. Данте удрученно покачал головой:

– Что за черт… Выставил себя на посмешище. Пожалуй, надо было попробовать что-нибудь другое.

– У меня еще один вопрос.

– О’кей.

– Что за история с каким-то звонившим вам родственником? Я знаю, что госпожа Каселли приказывала его разыскать.

– Несколько месяцев назад какой-то тип позвонил мне, назвался моим братом и дал понять, что знает, кто я такой. Какое-то время я забавлялся идеей, что это правда. Я даже надеялся, что это так, – беззаботным тоном сказал Данте.

– А на самом деле? – спросил Гварнери.

Лицо Данте оставалось непроницаемым.

– Похоже, очередной обман. Я ошибался. Как и сейчас, когда решил испробовать на вас свой фокус.

Эспозито рассмеялся:

– Вы обещали доказать мне, что безошибочно разбираетесь в людях. Но кажется, пока все наоборот.

Молниеносно перемешав карты, Данте снова разложил их на столе. Карта с испачканным краем оказалась посередине.

– Да ладно вам, хватит. Мне уже совестно, что я так легко вас обыгрываю, – сказал Эспозито.

– Тогда я повышу ставку. Сто евро.

Эспозито жадно улыбнулся:

– Только учтите, я вам должок не спущу.

– Если проиграю, то расплачусь сполна.

– Гварнери, ты свидетель. – Эспозито перевернул центральную карту. Это был пиковый туз – Саддам Хусейн. – Какого…

– Взгляните и на остальные.

Эспозито перевернул карты. Дамы среди них не было.

– Он тебя сделал, – сложившись пополам от смеха, заявил Гварнери.

Данте вытащил даму из-под лежащей на краю стола перчатки.

– Я стер пятно с загаданной карты и испачкал другую. Да и помечена она была не случайно.

– Надувательство! – раздраженно проворчал Эспозито.

– А промолчать о том, что карта крапленая, – не надувательство? – спросил Данте, закуривая очередную сигарету. – Вы хотели покрасоваться, но не слишком присматривались, потому что стеснялись глазеть на мою руку. Я лишь предположил, что вы считаете меня более неуклюжим, чем на самом деле, и не преминул этим воспользоваться. – Данте раскрыл веер из карт больной рукой и снова надел перчатку. – Видите? Человеческие существа гораздо менее сложны, чем принято считать. Их поведение можно с достаточной уверенностью предугадать.

– Вы тоже человек, – сердито сказал Эспозито.

– Но не всегда себя им ощущаю. – Данте сложил карты в стопку и вернул ему. – С вас сто евро.

– Разбежались.

– Так и знал… Что такое? – спросил он: какой-то полицейский подошел к Эспозито и зашептал ему на ухо.

– Госпожа Каселли выходит, – ответил инспектор.

Данте вскочил:

– Вы позволите мне с ней поговорить?

– Пожалуйста.

Данте побежал к главному входу. Несколько мгновений спустя через проходную, устало помахав охраннику, прошла Коломба. На ней была вчерашняя одежда, и Данте понял, что его подруге даже не разрешили заехать домой, чтобы переодеться. Она чуть не столкнулась с ним лоб в лоб.

– Данте… Что ты здесь делаешь?

– Тебя ждал. Как с тобой обращались? Тебя хоть кормили?

– Все хорошо, я просто устала. Иду домой, – без выражения сказала она.

Данте пятился перед Коломбой, заглядывая ей в лицо:

– Скажи только, когда мы снова увидимся. Как ты знаешь, следы имеют свойство остывать.

Коломба остановилась:

– Ты о чем вообще?

– О расследовании. Мы проиграли бой, а не войну.

– Совсем с ума сошел? Нет никакого расследования, можешь ты это понять?

– А как же ангельская дамочка? Мы что, позволим ей и дальше весело порхать? И может, убить кого-нибудь еще?

– Тебе что, дали прочитать мои показания?

– Только спросили, что я думаю на этот счет. Я ответил, что, по-моему, она существует.

– Поздравляю.

– КоКа… Это не шутки. Твои начальники слишком тупы или продажны, чтобы это понять. Но ты не такая.

– Очень жаль. В противном случае жить мне было бы гораздо легче. – Коломба оттолкнула его с дороги. – Я иду спать. Обсудим в другой раз.

Она исчезла вдали, а Данте так и остался стоять на тротуаре, закипая от сочувствия и разочарования. К нему подошел Гварнери:

– Все хорошо?

Данте опомнился:

– Конечно. Коломба сказала, что я могу у вас кое о чем спросить. Что вы точно можете помочь, – солгал он.

– Что вы хотите знать?

– Все просто. Кто занимается трупом Мусты?

18

Такси высадило Данте на площади Верано, в двух шагах от одноименного кладбища, полного памятников Наполеоновской эпохи и могил выдающихся людей.

Не так давно старое здание морга закрывали из соображений гигиены: некоторые трупы оставались невостребованными еще с девяностых, а многие тела лежали прямо в коридорах. С тех пор в покойницкой навели порядок, но атмосфера была по-прежнему угрюмой и гнетущей. Данте набрал на мобильнике номер, и через пару минут в дверях показалась одетая в несвежий белый халат Барт.

– Великое светило! – воскликнул он.

– Да уж конечно, – отозвалась Барт. – Какими судьбами?

– Я приехал поговорить с тобой о парне, которого ты только что препарировала. Ну помнишь, ему еще голову отстрелили.

– Понятия не имею, о чем ты.

– Ты не умеешь врать. Поверь мне, это комплимент.

Барт огляделась по сторонам:

– Данте… Ты мне нравишься, но я не имею права раскрывать информацию о текущих расследованиях. Особенно об этом расследовании, в которое ты вовлечен.

– А если я скажу, что виновника еще не поймали?

– Я отвечу, что тебе стоит пообщаться со своим психиатром.

Данте закатил глаза. День клонился к вечеру, и небо затягивали черные тучи. А может, у него просто разыгралось воображение.

– Барт, у Коломбы неприятности, – сказал он.

– И ты считаешь, что результаты аутопсии ей помогут? Каким образом?

– Чем больше нам известно, тем лучше мы сможем подготовить ее защиту. Например, она была вынуждена действовать правильно…

Данте стыдился прикрываться именем Коломбы, но знал, что Барт не останется равнодушной к ее благополучию. Роберта огляделась и вздохнула:

– Заходи.

– Не могу. Я слишком устал.

Так оно и было. Столбик его термометра, сигнализирующий о выраженности симптомов фобий, приближался к семерке. В таком состоянии зайти в незнакомое здание Данте был не способен.

– Но пройтись-то хотя бы можешь?

– Это пожалуйста.

– Подожди здесь. Я переоденусь и попрощаюсь с коллегами.

Через десять минут Барт вышла из морга в джинсах и куртке, и они пошли в направлении базилики Сан-Лоренцо, площадь перед которой украшала колонна с бронзовой статуей святого. Они остановились на ступенях, и Данте предложил Барт сигарету, прикурив для обоих.

– Приятно покурить в хорошей компании, – сказал он. – В последнее время можно подумать, что вокруг одни зожники[16].

– К твоему сведению, Сантини дымит как паровоз.

– Он последний, с кем я хотел бы разделить свой порок.

Барт изумленно посмотрела на него:

– Он немного грубоват, но мне всегда казался отличным полицейским. Что ты имеешь против него?

– В прошлом году он запер меня в туалете и угрожал убить.

– Ясно… Ты написал заявление?

– Нет. Но Коломба пнула его в лицо. Я вполне удовлетворен.

Барт рассмеялась и тут же посерьезнела:

– Как она?

– Вся издергалась.

– Она не заслужила такого отношения… – Барт со злостью бросила окурок в мусорный бак. – Мужчина, которого я препарировала, находился под действием наркотиков. Поэтому предсказать, как он себя поведет, было невозможно, и, какие бы меры ни приняла Коломба для его задержания, ее действия оправданны.

– Каких наркотиков?

– Проще сказать, какие он не принимал… Я нашла следы дронабинола, алкоголя, псилоцина и псилоцибина. Знаешь, что это?

– Активные вещества галлюциногенных грибов. Он накачался наркотой перед тем, как обвязаться поясом смертника? Вот идиот!

Данте заметил, что Барт кажется смущенной.

– В чем дело?

– Его кровь и метаболиты указывают на то, что он принял грибы за пару часов до смерти.

– В какой форме?

– Ну ты и педант. Я не знаю.

– Прости?

– Я не нашла следов в желудке.

– Возможно, он покурил или сделал отвар… – сказал Данте. В юности он пробовал волшебные грибы и нашел их воздействие весьма любопытным.

– Я бы обнаружила следы отвара. Их не было. Следы курева остались бы в гортани. Но там тоже ничего.

– Кто-то накачал его наркотиками против воли.

Барт закатила глаза.

– Так я и знала. Ты меня обманул. – Она пристально посмотрела на него. – Плевать тебе на Коломбу. У тебя есть своя версия теракта.

– Уверяю тебя, я здесь по обеим причинам.

Барт покачала головой:

– Я идиотка. Если ты растреплешь то, что я тебе рассказала, клянусь, я привяжу тебя к секционному столу и проведу вскрытие.

– Да ладно тебе. Я никогда не раскрываю свои источники.

– Я тебе не источник!

– Теперь тебе нет смысла останавливаться. Следы анестетика?

– Нет, – пробормотала Барт.

– Повреждения, следы от инъекций?

– На теле полно повреждений и ссадин, но следов уколов я не видела. У него был единственный огромный синяк под затылком. Травма была получена за несколько часов до смерти.

– На высоте какого позвонка?

– Эпистофея.

– В традиционном карате есть несколько ударов в эту область, которые способны парализовать или убить противника. Шуто… Хайто… – Данте помахал руками в воздухе.

Зрелище не произвело на Барт никакого впечатления.

– С каких пор ты заделался экспертом по боевым искусствам?

– Ни с каких, но я смотрю канал «Дискавери».

– О’кей, тогда, возможно, на другом канале тебе могут объяснить, что такую гематому можно получить при падении, надорвав спину или во время занятий гимнастикой.

– Барт, ты должна еще раз осмотреть тело. Зная, что искать, ты можешь обнаружить что-то, что раньше от тебя ускользнуло.

– Ничего от меня не ускользнуло! – резко сказала она. – Мне платят потому, что от меня ничего не ускользает.

Данте понял, что допустил еще одну ошибку.

– Прости, прости, я неудачно выразился! – с напускной горячностью сказал он. – Но взгляни на него еще разок, пожалуйста. Может, сделаешь заборы с ран? Возможно, псилоцибин и псилоцин попали в кровь через них.

– Не могу.

– Достаточно найти их следы на одной из царапин, чтобы доказать, что кто-то им манипулировал. Это будет доказательством, понимаешь?

– Говорю тебе, не могу. Я завершила аутопсию. Перед твоим приездом я встретилась с магистратом и передала труп в ее распоряжение. Тело забрали и перевезли в военный морг из соображений безопасности.

– Чьей безопасности?

Барт издала мученический вздох:

– Мы закончили?

– Не совсем. Ты нашла на его коже следы клея?

– Откуда ты знаешь? – изумилась Барт. – На руках. Если он связал сообщника скотчем, это нормально.

– Нет, Муста был в перчатках. Его тоже связывали.

– Кто?

– Пока не знаю. – Данте достал из пачки последнюю сигарету и закурил. – Есть еще что-нибудь, что могло бы мне помочь? Частицы, следы на одежде…

– Это не моя компетенция, – сказала Барт. – Знаю только то, что мне сообщили, чтобы я могла провести сопоставления. Единственное, чего не было ни у него дома, ни в доме его сообщника, – это бетонная пыль. Подобный состав используется при строительстве жилых домов, в нем нет примесей гидроизоляции и краски.

– Где-то идет стройка…

– Он мог испачкаться где угодно. Пыль была у него даже в волосах. – Барт взглянула на часы. – Мне нужно успеть на поезд. К счастью, они снова ходят.

Данте сжал ее ладонь в своих:

– Спасибо. И прости, что впутал тебя.

– Не строй мне глазки, подхалим, – смягчилась Роберта. Ей было сложно злиться на Данте, ведь он просто был самим собой. – Не пропадай, ладно? Если тебя как-нибудь занесет на север, помни, что ты приглашен на ужин на мою вегетарианскую лазанью.

Данте кивнул:

– Отлично. Спасибо, Барт.

– И не делай ничего, о чем можешь пожалеть.

– Боюсь, это невозможно.

– Тогда не делай ничего, о чем я могу пожалеть.

Дождавшись, пока Барт отойдет подальше, Данте позвонил Альберти.

19

Один из углов гаража Альберти отвел своему собственному, единственно важному искусству – музыке. С помощью подключенной к компьютеру MIDI-клавиатуры он сочинял будущий шедевр, который намеревался посвятить жертвам трагедии в поезде. Трек назывался «Без десяти полночь» – час прибытия поезда на вокзал Термини – и начинался с басового риффа, который должен был имитировать движение состава, но вопреки всем его усилиям больше напоминал аккорды «Макарены».

Его мобильник завибрировал и упал на клавиатуру.

– Что-то случилось, господин Торре? – встревоженно спросил Альберти в трубку.

– Нет, но тебе улыбнулась удача. Я беру тебя на прогулку.

– Куда?

– Спорим, никогда не догадаешься. По пути не забудь купить мне пачку сигарет.

Альберти заехал за ним в район Верано и без особого удивления отвез в Малаволью. По дороге Данте в двух словах объяснил ему, что хочет найти. Площадь с фонтаном была все еще оцеплена полицией и окружена заграждениями, и они припарковались в сотне метров от нее.

– Можешь устроить мне еще одну небольшую экскурсию в магазин? – спросил Данте.

– Кажется, вы переоцениваете мое звание, – сказал Альберти.

– Ладно, обойдемся. – Данте представил, как два человека покидают магазин и садятся в стоящий на улице автомобиль. Один из них в обмороке, беззащитен. Лампочки перегорели, во дворе темно, и женщине – ангелу – удается оттащить Мусту в машину, оставшись незамеченной. Парень весил не больше шестидесяти пяти килограммов, но нужно было обладать немалой силой, чтобы унести его бесчувственное тело. – Допустим, ты припарковался там, где сейчас стоит патрульная машина, – сказал Данте. – Какой дорогой ты бы поехал, чтобы тебя не увидели?

– Можно мне посмотреть поближе?

Они подошли к самому заграждению и оглядели прилегающие улицы. Одна из них вела в окруженный высокими стенами тупик, а другая – широкий проспект – к кольцевой дороге.

– Я бы поехал по проспекту, – сказал Альберти.

– Ответ неверный: на перекрестке камера. – Данте показал на светофор в трехстах метрах от магазина.

– А, понял… – Альберти почесал подбородок, изучая окрестности. – Вон там банкомат, он тоже под видеонаблюдением, а там тупик. Отсюда невозможно уехать, не наследив, хоть ваш таинственный ангел мог этого и не понимать.

– Сомневаюсь. – Данте был уверен, что, кто бы ни стоял за инсценировкой, вряд ли он допустил бы столь элементарные оплошности.

– Ну тогда, может, эта женщина никуда его не увозила, а просто накачала наркотиками и оставила где-то неподалеку, после чего Муста отправился взрывать себя на своих двоих.

Данте покачал головой:

– С момента его побега из дому до нашего приезда сюда прошло чуть больше часа. Она бы физически не успела дать ему наркотики и подготовить к суицидальной миссии. Нет, она увезла его куда-то, чтобы обработать без помех. – Они направились к светофору. В просвете между стенами домов примерно в двухстах метрах от магазина показалась пешеходная дорожка, огибающая пустырь. – Как насчет этого маршрута?

Альберти критически оглядел тротуар:

– Высоковато, но на джипе можно и заехать.

Данте включил подсветку на мобильнике.

– Посмотрим, куда он нас приведет.

– Возьму фонарик из машины, – сказал Альберти и вспомнил, что, когда доставал его в последний раз, ничем хорошим дело не закончилось.

Освещая дорогу фонариком, Данте и Альберти вышли на пустырь. После недавних дождей земля стала сырой и вязкой, и им постоянно приходилось обходить овраги и заросли кустарника. Через пять минут огни и звуки города остались позади, и прогулка показалась им вполне приятной. Пустошь бороздили следы шин, кругом валялись упаковки от презервативов – значит они здесь не первые. Через четверть часа они, в облепленных грязью ботинках, вышли на дорогу и оказались перед забором, окружающим два недостроенных многоквартирных дома. Ворота порыжели от ржавчины, и, судя по количеству бутылок и мусора на площадке, стройку давно заморозили.

– Эти дома прозвали Динозаврами, – сказал Альберти. – Застройщик разорился и остановил работы.

– Откуда ты знаешь?

– Моя тетушка живет неподалеку.

– Как мило. Готов поспорить, она закармливает тебя пирожками.

Створки ворот были закрыты на цепь, и Данте наклонился, чтобы присмотреться к навесному замку. Замок казался таким же старым, как и все остальное, но скважина выглядела подозрительно чистой. Достав из кармана кусочек железной проволоки, Данте согнул его и вставил в замок.

Альберти счел нужным немедленно вмешаться:

– Господин Торре… Сами знаете, я всегда готов вам помочь, но это взлом с проникновением.

Данте улыбнулся:

– Знаешь, почему ты сегодня здесь?

– Потому что вам нужен вооруженный сообщник.

«Туше», – подумал Данте.

– Да, но почему именно ты? Я тебе объясню. Потому что ты хочешь отличиться перед Коломбой. Надеешься, что она поймет, какой ты молодец. И сейчас у тебя есть возможность себя показать.

Альберти понурился. Он понял, что проиграл.

– Да вы просто дьявол!

– Позже заставлю тебя подписать договор, – ухмыльнулся Данте и взломал замок.

20

Створки с легкостью раскрылись как раз настолько, чтобы Данте и Альберти протиснулись внутрь. Утрамбованная площадка вокруг двух недостроенных домов была завалена мешками с цементом и брошенным оборудованием, в числе которого была растерявшая колеса тележка.

За распахнутой подъездной дверью в один из Динозавров виднелся лестничный пролет без перил. Дверь во второй дом была заколочена.

– Качественных отпечатков мы, разумеется, не найдем, но, если эта женщина прибралась, должны остаться следы уборки. Следуй за ними и посмотри, куда они тебя приведут.

– Минуточку! Я?!

Данте запустил руку в карман Альберти и вынул оттуда телефон. Он с облегчением отметил, что модель довольно новая, и, не прерывая разговора, установил «Снэпчат».

– Если я войду туда в темноте, то живым не выйду. И потом, в отличие от меня, ты – счастливый обладатель пистолета.

– Думаете, там до сих пор кто-то есть?

– Нет. Но осторожность никогда не помешает. – Данте сделал видеозвонок с мобильника Альберти, положил трубку ему в нагрудный карман таким образом, чтобы объектив выглядывал наружу, и убедился, что изображение на его собственном телефоне предоставляет ему достаточный обзор. – Я буду следить за тобой отсюда. Только не загораживай камеру.

– Я не знаю, что искать.

– Увидишь – поймешь. Смотри под ноги.

Альберти достал пистолет и нацелил его перед собой, направляя вперед фонарик в точности как учили в полицейской академии. Проклиная себя за сумасбродство, он вошел внутрь. Динозавр пропах пылью и гнилью, и фонарь отбрасывал длинные тени.

– Ground control to Major Tom[17]. Ответьте, пожалуйста, – донесся из его кармана голос Данте.

– Я здесь, – сказал Альберти и начал подниматься по ступеням. – Пока не вижу ничего подозрительного.

– Есть следы ног?

Альберти нагнулся и направил луч фонарика горизонтально. Пыльный пол покрывали бесчисленные отпечатки подошв.

– Сколько угодно.

– Если наша незнакомая подружка кого-то тащила, ее следы должны выглядеть иначе. Например, она наверняка положила тело, как только поднялась по лестнице.

Альберти проверил первую площадку: никаких странных следов. На нее выходили четыре двери без замков, за которыми виднелись неотремонтированные квартиры с покрытыми мусором и кострищами полами.

– Кажется, ничего.

– Поднимись повыше. Второй этаж можем сразу исключить. Слишком близко к земле: если и заметишь, что кто-то поднимается, будет уже поздно.

– Как по-вашему, если эта загадочная женщина существует, то кто она такая?

– Знаю одно: что бы ни воображало твое упрямое начальство, она точно не из ИГИЛ.

Альберти поднялся на исписанный ругательствами и граффити третий этаж. Кругом лежали человеческие экскременты. В одной из квартир нашелся черный от грязи матрас, а рядом свеча и стопка газет.

– Здесь кто-то живет, – сказал он.

– Войди и осмотрись, вдруг найдем очевидца…

Альберти последовал его указаниям, вдыхая через рот и внимательно глядя под ноги: покрытые толстым слоем пыли газеты были не свежее двух лет.

– Похоже, этот парень давно переехал, – сказал Данте. – Поднимись выше, пожалуйста.

Все квартиры на четвертом этаже были заколочены. Перед одной из дверей кот грыз еще живую мышь. Альберти вскрикнул от неожиданности, и с удобством устроившийся на бортике тележки Данте рассмеялся:

– Ну же, ты почти пришел. Проверь, не отходят ли доски.

Альберти попытался выломать какую-нибудь из досок, но они были намертво приколочены кривыми ржавыми гвоздями.

– Я бы сказал, нет.

– Вперед, к новым вершинам!

Альберти поднялся по скрипучим ступеням на следующий этаж, все больше проникаясь зловещей атмосферой заброшенного дома. Ему начало казаться, что женщина, которая, по мнению Данте, похитила Мусту, превратилась в монстра, поджидающего новых жертв в центре гигантской паутины. Его рука с пистолетом слегка задрожала, и он прислонился к окну на площадке пятого этажа, чтобы отдышаться.

– Господин Торре… Такими темпами я буду разгуливать тут всю ночь.

– Ты прав, – сказал Данте. – Подожди секунду, я кое-что придумал. – Он встал с тележки и дошел до заднего фасада Динозавра, выходящего на пустырь, откуда они пришли. Дорогу скрывали от взгляда деревья. – Попробуй войти в дверь, выходящую на восток.

– А где восток?

Следуя указаниям Данте, Альберти вошел в мрачную коробку квартиры, которая ничем не отличалась от предыдущей. Две спальни и совмещенная с гостиной кухня, выдолбленные из грубого бетона. Пыльный пол, стопки журналов, пустые коробки, ящики, матрасы. Но на этот раз…

Он что-то почувствовал.

– Здесь, – порывисто сказал Альберти.

– Что ты нашел?

– Не знаю. Интуиция подсказывает…

– Прекрасно, инстинкт – лучший советчик. Дай, пожалуйста, панорамный обзор.

Альберти встал посреди комнаты и покрутился вокруг себя. Уже на втором обороте он понял, что именно его насторожило. В обход сознания мозг зарегистрировал изменившийся запах: здесь воняло не так сильно, как на других этажах.

Данте вглядывался в изображение – качество картинки оставляло желать лучшего. В самом центре комнаты без перегородок, которые должны были отделять гостиную от кухни, высилась подпирающая потолок бетонная колонна. Ну очень заманчиво.

– Дай посмотреть на колонну, пожалуйста, – попросил он.

Альберти подошел к колонне, и странное, неопределенное ощущение вернулось. На сей раз ему удалось разобраться, что не так, только через несколько секунд.

– Она чистая, – сказал он. – То есть одна сторона выглядит чище других. Но может, мне только так кажется…

– Чувствуешь какие-то запахи?

Альберти нагнулся:

– Аммиак или отбеливатель.

– Никаких органических следов. Но возможно, кое-что и осталось. Возьми горстку пыли и брось на колонну.

К счастью для Альберти, на нем были латексные перчатки и ему не пришлось прикасаться к грязи голыми руками. Когда он бросил третью горсть, часть пушистой пыли прилипла к колонне, образовав горизонтальную полоску шириной в пару сантиметров. Альберти удивленно направил на нее луч фонаря:

– Видите?

– Клейкая лента.

– Но для чего?

– Хороший способ кого-нибудь связать. На теле Мусты были следы клея.

Альберти снова взглянул на колонну. В сгущающемся сумраке она до жути походила на пыточный столб.

– Он был здесь…

– Точно.

– Может, вызвать криминалистов?

– Они больше ничего не найдут, а она узнает, что мы сюда добрались.

– Возможно, нас немного занесло, – осторожно сказал Альберти. – Может найтись тысяча объяснений.

– То же скажет и твое начальство. Дам тебе бесплатный совет: никогда не становись таким, как они.

– У меня и шанса-то не будет. Но вы уверены, что это то самое место?

– Подойди к окну слева от тебя.

Альберти повиновался.

– Что ты видишь?

– Деревья… и еще… площадь. Видно мигалки коллег.

– Таким, как она, нравится наблюдать из укрытия. Приглядывать за территорией.

– Таким, как она? И что это за люди?

Альберти не мог его видеть, но Данте ухмыльнулся.

– Хищники, – сказал он.

21

Коломба спокойно возвращалась домой пешком, хотя слово «спокойно», пожалуй, описывало ее состояние не слишком точно: глаза у нее закрывались от усталости, но она так нервничала, что ей казалось, будто она никогда их не закроет. Добил ее звонок матери, которая обвинила ее в том, что она не связывалась с ней уже несколько дней.

– Я занималась терактом в поезде, – сухо сказала Коломба. – Слышала, может? Трупы, террористы…

– А ты при чем?

– Я работаю в полиции.

– Полиция не расследует теракты.

– И кто тебе это сказал?

– Всем известно, что для этого существуют секретные службы, – возмущенно ответила мать. – Но если ты решила отговориться работой, ради бога. Прости, что иногда осмеливаюсь тебя побеспокоить. Знаешь, я ведь еще жива.

«Господи боже», – подумала Коломба. После того как мать десять минут заливалась слезами, она капитулировала и согласилась через пару дней вместе пообедать. Наконец она повесила трубку и в изнеможении уселась за стойку в баре напротив лестницы на площади Венеции. Бармен косился на нее исподлобья, пока она не достала деньги и не заказала капучино.

«Должно быть, я ужасно выгляжу», – решила Коломба.

Зеркало за стойкой подтвердило ее опасения: волосы всклокочены, одежда мятая – вылитая бомжиха. В последние несколько дней по телевизору в баре без остановки крутили новости, но на сей раз настрой ведущего был приподнятым: опасность миновала. На экране появились фотографии Фауци и Юссефа, и, когда диктор сообщил, что оба убиты, посетители разразились дружными аплодисментами.

Не упустил случая выступить с ободряющей речью и сам премьер-министр. Террористическая ячейка ликвидирована, сообщников разыскивают, однако худшее позади. Силы правопорядка действовали выше всяких похвал.

«Как же, силы правопорядка», – подумала Коломба, попивая капучино со слишком пышной пенкой. Но с чрезвычайным положением покончено. Ура.

Вернувшись домой в одиннадцатом часу, она, как обычно, пошла по лестнице. Когда до ее этажа оставался всего один пролет, на площадке послышался какой-то шорох. На миг Коломба снова перенеслась в исламский центр и потянулась за отсутствующим пистолетом, но вдруг узнала приветливое лицо человека в мотоциклетной куртке.

– Энрико?

Он вздрогнул от неожиданности. Энрико было тридцать девять лет, и, судя по его самоуверенной улыбке, он прекрасно знал, насколько привлекателен.

– Ты меня напугала….

– Я не нарочно, – все еще растерянно сказала она.

– Мне сказали, что тебя отпустили домой, но ты не отвечала на телефон. – У Энрико было много друзей из полиции, с которыми он познакомился через нее. – Я волновался и прибежал сюда сразу после работы.

– Мобильник сломался, – сказала Коломба. Ее запущенный вид вдруг приобрел для нее огромное значение.

Энрико обнял ее, а она так нуждалась в человеческом тепле, что не нашла в себе сил его оттолкнуть.

– Дай мне открыть дверь, – сказала Коломба ему в плечо.

– Конечно, прости.

Она пропустила его в квартиру:

– Хочешь выпить?

Он снял куртку, под которой оказались рубашка и галстук.

– Давай так. Я приготовлю тебе что-нибудь перекусить, пока ты сходишь в душ. А то ты похожа на приятеля Чарли Брауна, который расхаживает везде в облаке пыли[18].

Коломба рассмеялась:

– У меня в холодильнике мышь повесилась.

– Я творю чудеса даже из консервов, помнишь?

Коломба многое помнила, но в эту минуту все, что она так ненавидела в Энрико, словно испарилось из ее памяти. Она согласилась. Когда спустя полчаса она вышла из ванной в чистой футболке и спортивных штанах, кухонный стол был накрыт скатертью, которую она купила почти год назад и с тех пор ни разу не вытащила из шкафа. В центре стола стояла бутылка красного вина. Коломба медленно отпила из протянутого ей Энрико бокала.

– А это откуда?

– Я принес. Садись, я за тобой поухаживаю. – Он вернулся с ароматной сковородой. – Паста с тунцом. Пришлось выковырять остатки из десятка жестянок, чтобы наскрести на две приличных порции. Боюсь, у кое-каких продуктов вышел срок годности, но я старался не присматриваться…

Разложив еду по тарелкам, Энрико сел напротив нее. В былые времена он часто устраивал ей такие импровизированные ужины. Коломба наколола на вилку микс макарон, фузилли и пенне, которые каким-то чудом оказались идеально проварены «на зубок».

– Пальчики оближешь, – сказала она раньше, чем почувствовала вкус, но не ошиблась. На деликатес из шикарного ресторана не потянет, но после двадцати четырех часов почти полного голодания вполне сойдет. Слюнные железы почти свело.

– Мне сказали, что это ты остановила парня, который собирался взорвать принадлежавшую еврею фирму, – сказал Энрико.

– Типа того.

– Сначала поезд, потом это… Не хочешь продать свои мемуары кинопродюсерам? – с улыбкой спросил он.

– Кому они интересны?

– Мне, например. – Он подлил ей еще вина.

– У меня уже и так голова кружится, – сказала она.

– Пусть кружится. Итак, ты довольна?

Коломба покачала головой:

– Какой антоним у слова «довольна»?

– Недовольна.

– Тоже не подходит. Я бы сказала, скорее, «вне себя от ярости», но уж точно не «недовольна».

Лицо Энрико вытянулось от удивления.

– Ты остановила двух террористов.

– Скоро их место займут другие. – Коломба отодвинула тарелку. – Извини, было очень вкусно, но я больше не могу.

– Выпей хотя бы еще вина. Нет лучше способа поднять настроение. – Он снова наполнил ее бокал.

– Хочешь меня напоить?

– Если выпивка тебя взбодрит, то конечно. – Энрико тоже отодвинул тарелку. – Я скучал по тебе, ищейка.

– Правда?

Он взял ее за руку:

– Правда. Ведь я здесь.

– Ты здесь. Но тебя не было рядом, когда я в тебе нуждалась.

– Я пытался тебя поддержать. Но… Хочешь знать правду? – Энрико посерьезнел. – Я не знал, как себя вести. Я был напуган не меньше тебя, но стыдился в этом признаться, ведь это ты чуть не погибла. Так что я сбежал, а когда понял, что натворил… Было уже поздно.

От вина щеки Коломбы приятно горели, а ладонь в руке Энрико стала обжигающе горячей. Сжав ее, он словно включил нить накала, восходящую по ее руке и спускающуюся к низу живота.

– Я тоже по тебе скучала, – не удержавшись, сказала она.

– Правда? – Энрико встал и скользнул к ней за спину.

– Правда.

Она подняла лицо, и Энрико поцеловал ее. Его руки легли ей на грудь, потом оказались у нее в штанах. Коломба изогнулась, и пальцы Энрико проникли к ней внутрь. Он развернул ее на стуле и, не переставая гладить ее тело, поднял на ноги. Она расстегнула молнию на его брюках.

Не отрываясь друг от друга, они проделали путь по коридору до спальни и торопливо сорвали с себя одежду.

– Я так давно тебя хочу, – выдохнул он, входя в нее медленными толчками. – Не знаю, как я мог так долго терпеть.

Коломба обвила ногами бедра Энрико, с голодом и злостью проталкивая его еще глубже, и крепко прижалась к нему. Наслаждение разливалось по телу, становилось все острее. Ей всегда требовалось время, чтобы достигнуть оргазма, и быстрые перепихоны не приносили ей удовольствия, но сейчас она знала, что долго не протянет. Ей нужно было кончить и хоть на миг потушить окружающий мир.

– Скажи еще раз, что скучал, – сказала она.

– Я скучал, – прошептал ей на ухо Энрико. – Я пытался тебя забыть, но это невозможно.

– А как же остальные женщины, с которыми ты был все это время? – выдохнула Коломба, ускоряя ритм.

– Не было никаких женщин. Ни одной. – Он снова впился ей в губы удушающим поцелуем. Его вкус смешивался во рту Коломбы с винным послевкусием.

«Вино».

Коломба похолодела. Холод шел от головы и гасил всякое желание. Она высвободилась из его объятий:

– Перестань.

Энрико продолжал входить в нее ускоряющимися толчками.

– Расслабься, – сказал он.

Коломба согнула ноги и ударила его коленями в грудь. Он отлетел на пол. Посмешище. Теперь он казался ей жалким посмешищем.

– С ума сошла? – спросил Энрико, с трудом поднимаясь на ноги. При падении он ушиб крестец. – Ты могла мне спину сломать.

– Какая жалость. – Она встала и накинула халат, который бросила в спальне еще два дня назад.

– Можно узнать, что я сделал не так?

– Вино.

– Вино?

– Ты так за меня волновался, что со всех ног бросился ко мне домой, да? – с сарказмом спросила Коломба. – Но не забыл заскочить в магазин и купить вина. Ты знал, чем все закончится. Ты даже хотел, чтобы все так закончилось.

– И что в этом плохого?

– Ты воспользовался мной, ублюдок.

– Ты сумасшедшая! – Энрико кипел от возмущения. – И после этого ты еще говоришь, что меня не было рядом! Ты сама меня оттолкнула. Своим поганым поведением!

– И оттолкну снова. На выход! – сказала она, выталкивая его в коридор.

Он прыгал на одной ноге, пытаясь влезть в брюки.

– Дай хоть одеться, твою мать!

– Оденешься на лестнице! Пошел, пошел. – Коломба выставила его на лестничную площадку и захлопнула дверь.

– Мобильник, – сказал он из-за двери.

– Что?

– Мобильник. Я оставил его на зарядке.

Коломба нашла телефон, открыла дверь, сунула его полураздетому Энрико и снова закрылась. Потом села в свое любимое кресло и расплакалась.

«И чего ты взбесилась? – подумала она. – Могла ведь хорошенько трахнуться и распрощаться».

Но такой уж у нее был характер – ей никогда не удавалось отключить мозги. Она всегда держалась с миром настороже, готовая отразить любую опасность. Ее слезы сменились истерическим хохотом. Наконец Коломба рухнула на кровать и провалилась в тревожный сон. В семь утра она снова открыла глаза: нос щекотал странный запах. На миг ей показалось, что она еще в поезде, а может, в парижском ресторане. В конце концов она поняла, что чувствует не запах гари или крови, а легкий, приятный аромат свежесваренного кофе.

Кофе и сигарет.

Коломба окончательно проснулась и, запахнув наброшенный на голое тело халат, выпрыгнула из постели. Шторы в гостиной были раздвинуты, жалюзи подняты, и весь дом заледенел от ветра, врывающегося в открытое окно. Входная дверь тоже была настежь распахнута, и лежавшие на тумбочке в прихожей квитанции сдуло на пол. Хотя уже рассвело, по всей квартире горел свет. На кухне над кастрюлей с каким-то смоляным варевом деловито суетился Данте. На нем был черный свитер с высоким воротом и того же цвета джинсы. Криперы он сменил на военные ботинки с заклепками, которые сочетались с такой же косухой, висящей на ручке холодильника.

– Чао, КоКа, – сказал он и добавил в бурду щепотку соли, после чего выключил огонь и развернулся к ней с кастрюлей в больной руке. Перчатка заменяла ему прихватку. Коломба заметила, что глаза у Данте красные, как после бессонной ночи. – У тебя дерьмовая кофеварка, я ее выбросил. И сварил кофе по-турецки, у которого, пожалуй, есть определенные достоинства. Разумеется, зерна я принес свои. Той заплесневелой пылью, что ты хранишь в кладовке, можно разве что мышей травить.

– Что ты здесь делаешь?

– Помимо кофе? Хотел тебя проведать. Ну а раз я уже пришел, то заодно помыл тебе посуду. Не знал, что ты умеешь готовить. У тебя найдутся две чистые чашки?

Она все еще растерянно показала ему на подвесной шкаф:

– На полке…

Данте поставил кастрюлю на стол и рассмотрел чашки при солнечном свете.

– Твое понимание чистоты…

– Как ты, блин, сюда вошел? – перебила Коломба. – Если ты сломал дверь, клянусь, я тебя придушу.

– Ты сама дала мне ключи, забыла?

– На экстренный случай!

– Сейчас как раз экстренный случай. Вот, выпей.

Коломба попробовала кофе – густой, хоть ножом режь.

– Отрава.

– Просто привыкнуть нужно.

Она отставила еще полную чашку.

– Скажи мне, о каком экстренном случае ты говоришь.

– Я понял, кого мы разыскиваем.

«Я никого не разыскиваю», – подумала Коломба. Но губы почему-то отказывались произнести эти слова. Вместо этого они самостоятельно спросили:

– Кого?

– Ее зовут Гильтине[19].

– Что за имя такое?

– Литовское. Муста был прав, она действительно ангел. – Данте невесело улыбнулся из-за чашки. – Только очень особенный – Ангел смерти.

Глава 3. Oops!.. I Did It Again