Убить Ангела — страница 3 из 6

[20]

Ранее – 1986

Максим удрал вместе со всеми – со всеми, кому это удалось. Около пятисот километров до Брянска он прошел пешком, почти сразу оставив позади сослуживцев и гражданских, которые пытались улизнуть той же дорогой. Последнему из них, зеленому новобранцу, ему пришлось даже пригрозить камнем.

«Если не отстанешь, я тебе башку проломлю», – сказал он мальчишке. Слова Максима не были пустой угрозой. Его побег, хоть и вызванный беспрецедентными обстоятельствами, был почти равносилен дезертирству, а дезертировать куда проще в одиночку. Новобранец убежал, и Максим был уверен, что видел в его глазах слезы. Это его не разжалобило. Будь он сердобольным добряком, ему бы не досталось такое дерьмовое назначение. Начальство об этом никогда не упоминало, но он не сомневался, что его завербовали по веской причине. Теперь он желал командованию только одного – пускай пропадут пропадом. По пути он украл с бельевой веревки сушившуюся гражданскую одежду, в другой раз – немного еды, а однажды даже разжился деньгами, пробравшись среди ночи в какой-то дом, но ни разу не рискнул попросить кого-то помочь ему или подвезти.

Когда к нему обращались, он отворачивался и продолжал идти. К счастью, в Брянске жил его троюродный брат. Максим не видел его со школы, но кровь не вода, и брат взял его под кров, кормил и обрабатывал его раны. Когда он спросил, что произошло, Максим набрехал, что его с позором вышвырнули из армии за пьянство на вахте и что с тех пор он крутился как мог и у него теперь нелады с законом. Ничего серьезного, но он предпочитает не попадаться на глаза каким-нибудь чересчур рьяным омоновцам. Максима позабавило, что ему приходится притворяться, будто его разыскивает милиция, чтобы скрыть правду, но брат купился. И потом, когда начался весь этот бардак, людям и своих забот хватало – например, где бы достать кусок хлеба.

Но брат тоже святостью не отличался. Несколько раз он подхалтуривал на местного вора в законе, и тот в долг раздобыл Максиму фальшивые документы, без которых он не смог бы спокойно ходить по улице. В Советском Союзе, пребывавшем в неведении, что его годы сочтены, без внутреннего паспорта нельзя было даже переехать в другой город, а Максим хотел оказаться как можно дальше от источника своих кошмаров. Стоило ему заполучить паспорт, и он скрылся под покровом ночи, угнав у брата машину, которую потом бросил в сотне километров от Москвы. До города он добрался на попутной фуре с картошкой.

Там ему стало поспокойней, хотя он все еще понятия не имел, как свести концы с концами. Пожалуй, можно было бы устроиться тургидом или поваром в какой-нибудь номенклатурный ресторан. До сих пор знание английского ему ни разу не пригодилось, но разве Горбачев не обещал оживить экономику?

На последние рубли Максим снял у какой-то старухи комнатушку в Советском районе, где и провел первую ночь в Москве. Он хорошенько отмок в ванной, умял включенный в цену ужин, а потом нырнул в свою новую кровать и впервые за долгое время как следует выспался. Такая удача выпала ему в последний раз: проснувшись, он обнаружил в своей комнате двух жутких мордоворотов, которые изрядно смахивали на ментов. Они были шестерками еще более жуткого мордоворота, которого Максим надеялся никогда больше не увидеть. У этого человека не было ни имени, ни должности, ни звания. Начальника Коробки звали просто Белый.

Максим выскочил из постели и в одних трусах рванулся к окну – никаких реальных надежд сбежать он не питал, но из принципа решил хотя бы попытаться. Как и ожидалось, менты скрутили его и охаживали пинками, пока Белый не приказал им остановиться.

– Ладно, – сказал Максим. – А какого хрена я должен был делать? Остаться там и отбросить коньки?

– Я полагал, что вашей с товарищами задачей было обеспечение безопасности комплекса. Или я ошибаюсь? – сказал Белый, закуривая сигарету с картонным фильтром, какие курили только коммунисты старой закалки.

– Нашим делом было отражать возможные нападения и предотвращать побеги заключенных. Но такой заварухи никто не предвидел. Может, вы и придумали бы что-то получше, но я не так умен.

Белый подтянул к себе стул и сел перед Максимом, который потирал почки, лежа на полу.

– Ты умен, – сказал Белый. – Интеллект у тебя выше среднего. Ты обладаешь неплохими способностями к выживанию и талантом к импровизации и в Афганистане сполна это доказал. А еще ты беспринципен – это всегда кстати. Ты справился куда лучше других сбежавших солдат и, по крайней мере, не додумался спрятаться у родителей.

Максим вспомнил паренька, которого прогнал, закидав камнями. Если и был такой дурак, то это, конечно, он.

– И что теперь? Что со мной будет?

– Мы недосчитались семидесяти пяти сотрудников и заключенных. Найти некоторых из них будет чрезвычайно сложно, особенно сейчас. А что до будущего… – Белый пожал плечами. – Столько новых идей витает в воздухе. Кто знает, что будет дальше? Моей команде не хватает охотничьего пса, который понимал бы ценность дичи. Что скажешь? Не в тебе ли я нуждаюсь?

Максим много раз смотрел фильм «Крестный отец» – разумеется, по-английски – и прекрасно знал, что такое предложение, от которого невозможно отказаться. Так что он его принял, и менты, не дав ему даже поссать, запихнули его в одну из своих черных гробовозок. На сиденье он нашел досье с печатью, означающей высшую степень секретности. В папке лежала фотография тринадцатилетней девчонки. Максим подумал, что, учитывая обстоятельства, дешево отделался: эту заблудшую овцу будет несложно вернуть в стадо.

Он ошибался.

Сильно ошибался.

1

Коломба ушла в спальню, чтобы переодеться, а главное – выгадать время и собраться с мыслями. Мысли собираться не желали, и она вернулась на кухню в надежде, что Данте испарился. Но тот по-прежнему сидел за столом с чашкой омерзительного кофе и байками о литовских призраках.

– А вот и ты, – сказал он при виде ее. – Я начал рассказывать тебе о Гильтине. Это имя происходит от слова «жалить» на старом индоевропейском диалекте. Согласно поверью, Гильтине принимает обличье старухи или прекрасной девушки с жалом скорпиона вместо языка. Еще в десятом – одиннадцатом веках верующие приносили ей в дар черных петухов и желтые цветы.

– Ты правда думаешь, что людей убивает сверхъестественное существо? – устало вздохнула Коломба.

Данте с укором воззрился на нее:

– Я не верю в загробную жизнь, КоКа. Наша земная жизнь и без того достаточно сложна. Я лишь считаю, что существует женщина, которая называет себя этим именем и отличается пристрастием к природным наркотикам.

– Цианид не наркотик.

– Зато псилоцибин – наркотик. Муста был накачан им под завязку.

– Откуда ты знаешь? – изумленно спросила Коломба.

– Барт рассказала. Ради тебя. Она думает, что, если мы раскопаем что-то новое, тебя восстановят на службе.

Глаза Коломбы превратились в гневные воронки. Она сжала кулаки:

– Лучше тебе уйти. Прямо сейчас.

Поняв, что играет с огнем, Данте поднял руки и попятился:

– Сначала дослушай. Я не мог с уверенностью утверждать, что его накачала наркотиками Гильтине. Возможно, Муста сам закинулся галлюциногенными грибами, хотя их следов не нашли ни в его желудке, ни в глотке. – Коломба шагнула к нему, и Данте отпрыгнул в сторону. – Зато я нашел место, где Гильтине держала Мусту, дожидаясь, пока наркотик подействует, – торопливо сказал он. – Сильно, да?

Коломба остановилась. Ее охватило дурное предчувствие.

– И как ты его нашел?

– Я обыскал район вместе с Альберти.

Коломба развернулась, вышла в гостиную и упала в кресло. Данте последовал за ней, прихватив старую ручную кофемолку, которая шумела, как засорившаяся стиральная машина.

– Я очень зла на Альберти. На тебя-то и злиться бесполезно, – мрачно сказала Коломба.

– Вот и не злись. Он нам очень помог.

– Нам? Ну да!

Данте рассказал об их прогулке к Динозаврам. Коломба слушала с недоверием и ужасом: не хватало только взлома с проникновением.

– Муста, несомненно, верил, что Гильтине – настоящая, потому и назвал ее Ангелом.

Коломба полностью сосредоточилась на дыхании, как перед выстрелом из винтовки с оптическим прицелом.

– Откуда Муста узнал, как ее зовут? – Ей не нравилось вспоминать о Мусте. Особенно о том, как он погиб. О хлюпанье гнилого фрукта, с которым взорвалась его голова, о горячей крови на своем лице.

– Она сама ему сказала, и Муста узнал имя, – объяснил Данте. – Они с Юссефом играли в «Варкрафт», и Гильтине там – один из персонажей, хотя и весьма отличается от традиционной версии.

– Сколько всего персонажей в этой игре?

– Не знаю, сотни. А что?

– Откуда ты знаешь, что он говорил именно о Гильтине? – спросила Коломба.

– Потому что Гильтине убивает не впервые. Секундочку. – Данте сбегал в кухню за сумкой, достал оттуда стопку бумаги и принялся выкладывать по полу извилистые дорожки из листов. Это помогало ему привести в порядок мысли. – Сперва я не знал, с чего начать, – сказал он. – Я искал что-то общее между ритуалами и наркотиками, убийствами и терактами… И вдруг – раз! – и нашел зацепку. – Положив листок у двери, Данте развернулся и двинулся в обратном направлении. – На Фридрихштрассе в Берлине дотла сгорел ночной клуб «Абсент». – Он поднял один из листов. – В августе позапрошлого года, около шести утра. Семеро погибших, включая владельца. В крови всех жертв найдены следы псилоцибина. Перед смертью одному из посетителей удалось рассказать, что его толкнула в огонь женщина, назвавшаяся Гильтине. И если бы твои коллеги так не торопились спустить курок, Муста, конечно, назвал бы то же имя.

Коломба вспомнила безумные глаза паренька. И сразу заново увидела, как он умирает. Шлёп.

– А тут у нас и другие случаи. – Данте продолжал раскладывать по полу бумаги. Его улыбка становилась все неестественнее. – Полтора года назад принадлежавшая мелкому судовладельцу яхта, на которой плыли двенадцать человек команды и пассажиров, наткнулась на риф недалеко от греческого острова Закинф и пошла ко дну. Из-за неполадки в двигателе огонь переметнулся в трюм. Спасти никого не удалось. Хотя на яхте была и шлюпка, и спасательные жилеты, а многие из тех, кто находился на борту, прекрасно плавали, все до одного погибли. В крови рулевого нашли псилоцибин и гриб Claviceps Purpurea.

– Там тоже была женщина? – спросила Коломба.

– Похоже на то. Ее личность не удалось установить, а тело так и не нашли, однако о ее присутствии на яхте упоминают как минимум три свидетеля. Странно, тебе не кажется? – Данте подвесил на ручку балконной двери ксерокопию газетной страницы. – Это крупнейшая шведская газета «Афтонбладет». Три года назад, Стокгольм, древнейшая часть города Гамла-Стан. Фургон доставки еды въехал в наблюдавшую за уличным представлением толпу. Десять погибших, водитель покончил с собой до приезда полиции, перерезав горло канцелярским ножом. Представь себе, он, как и Муста, был накачан псилоцибином и псилоцином. По словам его родных и друзей, он никогда раньше не употреблял наркотики.

– Дай угадаю. На пассажирском сиденье находилась женщина? – с сарказмом спросила Коломба.

– Нет. Но накануне вечером он кого-то подцепил. В последнем сообщении, отправленном другу, водитель радостно предвкушал будущий секс, а на следующий день закинулся наркотой и устроил массовое кровопролитие.

– Ты не можешь знать, что стукнет в голову людям.

– Я-то как раз обычно это знаю, да и Гильтине, судя по всему, тоже. Но пойдем дальше. – Данте помахал перед Коломбой еще каким-то листком, после чего добавил его в свою бесконечную бумажную спираль. – Валенсия, Испания. Неудавшееся ограбление. Четыре года назад. Погибли отец, мать, привратник и двое детей. Когда приехала полиция, грабитель покончил с собой, выбросившись из окна. В крови Claviceps Purpurea. По словам его невесты, она не сомневалась, что он встречался с другой женщиной. Личность предполагаемой любовницы установлена так и не была.

Коломба терялась в потоке слов.

– Данте… Твою мать, да постой ты! Я уже ничего не соображаю.

Он ее даже не услышал.

– Марсель. Три года назад. Двадцать погибших. Дом взорвался из-за утечки газа. Незадолго до взрыва кое-кто из соседей видел, как из дома выходила женщина. И разумеется, хозяева квартиры, где произошла утечка, были накачаны ЛСД. А еще…

Коломба вскочила и во весь голос закричала:

– Данте! Сядь!

Он замер с очередной бумажкой в руке:

– КоКа?

– Сядь, я сказала. – Она подтолкнула его к креслу, в котором сидела всего секунду назад. – Туда. Дыши спокойно.

Он повиновался.

– Что такое?

– Ты вот-вот сорвешься. Ты сегодня спал?

– Нет. Но…

Коломба вышла в кухню и вернулась со стаканом холодной воды.

– Пей.

– Ладно тебе… Что ты со мной как с неполноценным.

– Пей!

Данте повиновался.

– Ты видишь то, чего нет, Данте.

Он схватил ее за плечо обжигающе горячей рукой:

– Ты шутишь? Разве ты не понимаешь, что все происходит по одной непреложной схеме?

– Схему видишь ты один. Сколько преступлений совершается под воздействием наркотиков?

– Обычно людей толкают на преступления алкоголь и кокаин, а не галлюциногены.

– Ошибаешься. В некоторых частях света грибы куда доступней кокаина. И потом, откуда ты берешь информацию? – Вырвав у него бумажки, Коломба увидела, что это почти сплошь распечатки веб-страниц с самыми дикими и невероятными названиями. Логотипом одной из них служил вооруженный трезубцем дьявол в маске. – Не хватает только статеек о химтрассах и зеленых человечках.

– Твой сарказм неуместен.

– А фото администраторов этих сайтов у тебя нет? Наверняка какие-то жирные дрочилы, живущие с мамочками!

Данте закатил глаза:

– Когда на тебя находит, ты становишься просто невыносима. КоКа, я годами изучал и систематизировал информацию о конспирологах! Поверь, я в состоянии определить, где есть зерно правды. Между прочим, все эти сведения подтверждаются статьями в местных газетах.

– Представляю себе, что это за газеты…

– Ну почему ты такая узколобая! – вышел из себя Данте. – Думаешь, все это совпадения?

– Какие там совпадения! Все твои умозаключения выеденного яйца не стоят, – сказала Коломба. – Смешиваешь мух с котлетами – и вот уже готова стройная теория. Давай поговорим о мотивах этой женщины. То есть этого монстра. Есть соображения?

Данте замялся:

– Возможно, кому-то на руку, чтобы она убивала именно таким образом. Может быть, она дорогостоящая наемная убийца, которая работает на всемогущую транснациональную организацию.

– Ты серьезно?

– А может, у нее вообще нет рационального мотива. Например, она исполняет ритуал, чтобы вызвать инкарнацию Смерти.

– То есть она что-то типа серийного убийцы?

– Именно.

Коломба принялась загибать пальцы:

– Во-первых, женщины становятся серийными убийцами чрезвычайно редко. Во-вторых, почти все они – безмозглые животные. Поверь, я знавала парочку таких баб, и они далеко не так обворожительны, как в кино. Хорошо, если они вообще хоть изредка моются. В-третьих, не бывает серийных убийц, которые не любили бы наблюдать за смертью своих жертв, а твоей Гильтине в большинстве случаев даже не было на месте событий. В-четвертых, никаких сложных маневров серийные убийцы не предпринимают. Они пыряют тебя ножом, а потом трахают твой труп. Или разрезают тебя на кусочки, как Флорентийский монстр[21].

У Данте пересохло в горле.

– Ладно, не будем вдаваться в детали. О мотивах нам ничего не известно, но все остальное сходится.

– Докажи.

– Как раз доказательства нам с тобой и предстоит найти. Но ты сама знаешь, что официальная версия непоследовательна. Ты знаешь, что Ангел существует.

«Конечно знаю, – подумала Коломба. – Потому и хочу держаться подальше от всей этой истории».

– Меня отстранили, – заметила она. – Если я полезу в расследование самостоятельно, то могу навсегда попрощаться со своей работой.

– Ну и отлично! Ты слишком умна, чтобы носить полицейскую форму.

– Позволь мне самой это решать! Ты понятия не имеешь, что такое жить нормальной жизнью.

– Думаешь, я не хочу нормально жить? – с горечью сказал Данте и скрылся на кухне.

Коломба услышала щелчок зажигалки.

«Отправь его домой, – подумала она. – Покончи с этим».

Вместо этого она дождалась, пока схлынет адреналин, и подошла к нему. Данте курил у открытого окна, глядя на облака, которые в тот день приобрели оттенок индиго.

– Уже вызвала санитаров со смирительной рубашкой? – не оборачиваясь, спросил он.

– Пока нет. Сначала сделай мне приличный кофе, пожалуйста.

– Помимо моего, осталась только твоя растворимая отрава, которую приличной никак не назовешь, – пробормотал он.

– А мне нравится.

Продолжая держаться к ней спиной, Данте поставил на огонь кастрюлю.

– Я рассуждаю иначе, чем ищейка, и не могу тебя убедить, – сказал он.

– Никто из моих знакомых не рассуждает так, как ты.

– Знаю-знаю, я пария. – Улыбка Данте нисколько не походила на его обычную саркастическую усмешку. – Но быть изгоем не так уж и плохо. Летая в стае, ты никогда не узнаешь, какой чудесный след оставляешь в небесах, и не увидишь ничего, кроме парящих перед тобой задниц. Проблема в том, что, когда ты пытаешься рассказать об увиденном, никто тебе не верит. – Он налил в кружку горячей воды, размешал комки растворимого кофе и протянул ее Коломбе.

Она смаковала каждый глоток. Каким бы поганым ни был ее кофе, все лучше, чем гудрон, сваренный Данте.

– Даже если ты прав… Я понятия не имею, с чего начать погоню за призраком.

– Очень жаль, КоКа. Потому что если мы ей не помешаем, то не знаю как и когда, но она убьет снова.

2

Гильтине слышала песнь мертвых. Такое случалось с ней только в открытом море: тогда-то и просыпались погребенные на дне души. Она глядела на темные воды и прислушивалась, определяя, кому принадлежат голоса. Моряки, иммигранты, жертвы, убийцы, мужчины и женщины, дети и старики – каждый рассказывал свою историю, которую Гильтине должна была уважить, запомнить и унести с собой в будущее. То был ее долг и почетное право.

Только после восхода солнца песни стихали, и Гильтине могла позволить себе немного отдохнуть. В эти короткие часы она включала автопилот и растягивалась на одной из коек. Гильтине покинула порт Чивитавеккья в своей двенадцатиметровой яхте «Grand Sturdy», с запасом хода более полутора тысяч морских миль и тремя двойными каютами, ночью, когда погиб Муста, и с тех пор держалась в шести милях от берега, неуклонно приближаясь к цели. К счастью, море было неизменно спокойным, а ветер умеренным.

До пункта назначения оставалось три мили, и в поле ее зрения все чаще попадали отплывающие и прибывающие в порт суда, крупные тихоходные паромы, поднимающие на море крупную рябь, и барки рыбаков. Не хватало только яхт, которые в это время года уходили к берегам потеплее. В воздухе уже веяло резкими запахами водорослей и соли, кухонной готовки и копошащейся в домах жизни.

Гильтине вырубила двигатели, встала на якорь и спустилась на нижнюю палубу, где находилась каюта, служившая ей гардеробом. На голом матрасе широкой двуспальной кровати лежал кожаный чемодан «Луи Вюиттон» из той же коллекции, что и другие сложенные в углу багажные сумки. На комоде стоял полуметровый металлический кофр с ручкой, похожий на кейсы профессиональных визажистов. Гильтине открыла крышку: помимо склянок с разноцветными кремами, кисточек и спонжей, внутри хранились стерильные бинты, скальпели, флаконы с антисептиком и шприцы. Сбросив с себя одежду, она взяла скальпель и принялась срезать покрывающие ее руки и ноги бинты. Боль обжигала кожу при первом же контакте с воздухом, а когда конечности окончательно обнажались, становилась только сильнее.

Но боль не имела никакого значения.

Не реже раза в день бинты требовалось снимать, чтобы помыться и нанести мазь. В эти моменты Гильтине старалась не смотреть на свое тело, но сейчас была вынуждена это сделать. Как она и предполагала, инфекция усугубилась. В язвах просвечивала белизна костей, запах гнили стал еще ощутимее.

Гильтине протерла тело антисептиком, поменяла бинты и достала из чемодана на кровати несколько банок с густой склизкой субстанцией всевозможных телесных оттенков, от бледного до загорелого. Выбрав один из самых темных тонов, она зачерпнула из баночки щедрую порцию крема и смешала с фиксирующим средством, после чего нанесла получившийся состав на каждый не закрытый бинтами сантиметр своего тела. Язвы исчезли под слоем подобия загорелой кожи, и боль отступила, хотя и не до конца. Тупая боль была постоянной спутницей Гильтине.

Когда грим подсох, она надела спортивное белье, платье от «Гуччи» лимонного цвета с цветочным узором на подоле и плотные чулки.

Оставалось самое сложное. Присев на край кровати, Гильтине отцепила от затылка маску. Свет упал на щеки, и она крепко стиснула зубы. Даже не видя волдырей, она слышала, как они вздуваются и лопаются с негромким, но различимым потрескиванием кипящего масла. Она равномерно распределила по лицу и шее плотный белый консилер, потушив шипение, а сверху наложила бронзирующее тональное средство. Затем она нанесла макияж и достала из другого кофра, вдвое превосходящего размером предыдущий, стриженный под «боб» светлый парик и зеленые контактные линзы. Только теперь она взглянула в зеркало, пристально изучая незнакомку, в которую превратилась, – близняшку женщины, улыбающейся с французского паспорта на имя Сандрин Пупан и работающей хирургом в швейцарской гуманитарной организации ОНГ. Организация существовала только на бумаге, но обладала и штаб-квартирой, и банковским счетом, через который Гильтине проводила часть своих средств. Помимо прочего, ОНГ принадлежала и яхта, на борту которой она сейчас находилась: ее передал ей в дар некий греческий судовладелец для осуществления гуманитарных миссий. В прошлом году греческий судовладелец утонул, что можно было объяснить лишь печальным совпадением.

Проверив напоследок макияж, Гильтине вернулась за штурвал, подвела яхту к портовому причалу и по рации доложила о своем местоположении. Никто из тех, кто ей встретился, включая портового чиновника, поднявшегося на борт, чтобы проверить документы и обыскать судно на предмет контрабанды, не заподозрил, что под широкополой шляпой и темными очками может скрываться кто-то, кроме женщины, которая прибыла с представительским визитом от имени ОНГ в один из самых пленительных городов мира – Венецию.

3

Сделав ей кофе, Данте обессилел. Видя, с каким трудом он держится на ногах и ворочает языком, можно было предположить, что он перебрал со своими каплями и пилюлями, однако в действительности на нем сказывалось крайнее переутомление. Чтобы уговорить Данте прилечь на диван, Коломбе пришлось разрешить ему курить в квартире. Уже через несколько минут она вынула окурок из пальцев его болтавшейся над полом больной руки. Но оказалось, что он еще не уснул.

– С каким парнем ты ужинала вчера вечером? – с закрытыми глазами промямлил Данте.

– Почему сразу «с парнем»? Может, ко мне женщина заходила.

– Короткие каштановые волосы, на бумажных салфетках ни помады, ни тональника, бутылка вина… – пробормотал он.

Коломбе стало смешно.

– Ты когда-нибудь перестанешь везде совать свой нос?

– Я не специально.

– Отличное оправдание. Это был Энрико.

– Ублюдок?

Коломба вспомнила, сколько раз жаловалась на него Данте.

– Он самый.

– Хорошо хоть он здесь не спал. Значит, ты еще не совсем пропащая, – почти неслышно сказал Данте и начал тихонько похрапывать.

В окно задувал влажный ветер, так что Коломба накрыла его пледом и сняла с него ботинки. Оба носка оказались дырявыми. Странно – хотя Данте частенько выглядел так, будто только что вышел из лондонского клуба восьмидесятых, он всегда тщательно ухаживал за своей одеждой. Взгляд Коломбы упал на потертый ворот его рубашки.

«Что с тобой, Человек из силосной башни?» – подумала она.

Стараясь не шуметь, Коломба подхватила рюкзачок, заменявший ей сумку, и вышла из квартиры. Через полчаса она заскочила в бар «Розати» на площади Пополо, купила сэндвич с креветками и майонезом и умяла его, сидя на ступенях у египетского обелиска. Этим поздним утром площадь выглядела не слишком оживленной: сотрудник расположенного на углу пункта проката сигвеев неторопливо курил в ожидании клиентов, а под бледными лучами солнца неподвижно стоял длинный ряд белых такси.

Коломба заставила себя подняться, выбросила обертку в переполненный мусорный бак и быстро прошла несколько сот метров, отделяющих ее от конторы адвоката Минутилло. Как и все в Риме, величавое старинное здание, где находился его офис, давно нуждалось в ремонте – особенно скрипучий сетчатый лифт, натужно взбиравшийся на верхний этаж.

Ей открыла Эмануэла, секретарь Минутилло. Эта женщина с пирсингом была ровесницей Коломбы.

– Госпожа Каселли, как приятно вас видеть! – воскликнула она. – Господин адвокат вас ожидает?

– Нет, но я надеюсь, что он сможет уделить мне минутку.

– Я сейчас же сообщу, что вы здесь, а пока устраивайтесь поудобнее. Я принесу вам кофе. Но предупреждаю, что с кофе господина Торре ему не сравниться.

Коломба улыбнулась: Эмануэла всегда поднимала ей настроение.

– Спасибо, но на сегодня с меня хватит кофеина, – сказала она и села в приемной.

Через десять минут к ней вышел мужчина, похожий на помолодевшего лет на двадцать Джереми Айронса. Они обменялись рукопожатием.

– Госпожа Каселли, прошу, – сказал Минутилло и провел ее в отделанный темным деревом кабинет, заставленный книгами и юридическими томами. Устроившись за ореховым столом, он знаком пригласил ее присесть. – Чем могу быть полезен?

– Нам нужно поговорить о Данте, – сказала Коломба, моментально решив, что прямой подход будет самым эффективным.

– Есть повод?

– Я хочу знать, что с ним случилось.

– Не понимаю, о чем вы, – нейтральным тоном произнес Минутилло.

– Господин адвокат… Не могли бы мы опустить прелюдию, во время которой вы будете отрицать, что вам что-либо известно?

Минутилло невозмутимо смотрел на нее.

– Как пожелаете. Посмотрим… Он глотает психотропные средства, как карамельки, или вдыхает, чтобы они побыстрее подействовали, и врывается ко мне домой в семь утра. А ведь раньше его было пинками не выгнать из отеля.

– Как любопытно, – тем же тоном сказал Минутилло.

– Вы в курсе, что он въехал в стальные рольставни на полицейском автомобиле? И что он запросто мог погибнуть?

– И вы за него волнуетесь.

– Конечно. Он же мой друг.

– Друг, которому вы не звоните месяцами? У вас странное представление о дружбе, госпожа Каселли.

Коломба заставила себя не краснеть. Неожиданно из отдаленного уголка ее мозга всплыло неприятное воспоминание: как-то вечером через пару недель после их ссоры она выглянула из окна кабинета и заметила, что Данте с отсутствующим видом бродит туда-сюда по улице перед участком. Она смутилась, поняв, что он надеется столкнуться с ней, будто подросток, который дежурит возле дома девушки своей мечты в ожидании «случайной» встречи. «Позвоню ему, когда вернусь домой», – подумала она, зная, что не позвонит. От удобной лжи самой себе на душе остался неприятный осадок, и теперь, поняв, что совершенно стерла тот случай из памяти, Коломба почувствовала себя еще грязнее.

– Я была очень занята, – сказала она.

– Данте тоже. Он пытался выжить, – ответил Минутилло. – И ему не повредило бы ваше участие. А теперь, если позволите, у меня встреча с клиентом.

Минутилло поднялся, но Коломба не шевельнулась.

– Вы правы, господин адвокат. Я вела себя как стерва. Но сейчас я здесь.

Он пристально посмотрел на нее, а потом, как будто приняв решение, вернулся за стол.

– Почему Данте пришел к вам сегодня утром? – спросил он.

– Он убежден, что теракт в поезде – дело рук женщины, которая убивает людей по всему миру.

– И вы хотите знать, можете ли по-прежнему ему доверять.

– Я доверяю ему. Но не знаю, стоит ли верить тому, что он рассказывает.

– Я мог бы сказать вам, что все превосходно.

– Это было бы на вас не похоже, господин адвокат.

Минутилло раздраженно поморщился:

– Четыре месяца назад Данте было плохо.

Коломба вздрогнула:

– В каком смысле?

– Он забаррикадировался в номере и не впускал горничную. Он чувствовал, что за ним следят, как во времена Отца.

– Отец мертв.

– Зато брат Данте живее всех живых.

«Черт возьми, – подумала Коломба. – Так вот в чем дело».

– Он все так же зациклен на брате, – мрачно заметила она.

– Данте был уверен, что брат существует и следит за ним, он лишился сна и в какой-то момент совершенно себя запустил. Все готовился поймать брата, если тот вдруг окажется рядом.

– И как он поправился? Сейчас он, конечно, не в лучшем состоянии, но все не настолько плохо.

– Мы нашли приличную клинику на берегу озера Комо. Он осознал ситуацию и согласился полечиться там несколько недель. Бóльшую часть времени он отсыпался в саду или в походной палатке.

– Я понятия не имела… – с тяжелым сердцем сказала Коломба.

– Когда доза лекарств стабилизировалась, – продолжал Минутилло, – Данте постепенно снова нащупал связь с реальностью. Похоже, сейчас он занимается самолечением, но наблюдавший его психиатр советовал ему не участвовать в расследованиях дел, связанных с насилием. По крайней мере, временно. Данте боялся напортачить с клиентами и последовал его совету.

– Так вот почему он читает лекции в университете!

– Он пытается переквалифицироваться в эксперта по мифам и фольклору. Мало кто в мире разбирается в этой сфере лучше, чем он. В настоящий момент он зарабатывает недостаточно, чтобы поддерживать привычный уровень жизни, но это только начало.

– Хорошо хоть он живет в гостинице бесплатно, – сказала Коломба.

– Бесплатно только проживание, но счета за дополнительные услуги уже достигли неподъемной суммы. Учитывая его состояние, я не стал рекомендовать Данте вернуться в его квартиру в Сан-Лоренцо. Но рано или поздно ему придется это сделать.

– А Валле не может помочь?

– Гордость не позволяет Данте просить помощи у приемного отца. Он даже настоял на том, чтобы заплатить за клинику из собственного кармана, и остался на мели. – Минутилло с неудовольствием поморщился. – Однако в последнее время он чувствовал себя лучше. Отдых от уголовных дел пошел ему на пользу. Он стал деятельным, здравомыслящим, жизнерадостным и даже рассудительным – конечно, по своим личным стандартам, которые всем нам хорошо знакомы.

– А потом объявилась я… – пробормотала Коломба, – и он опять начал бредить.

– Возможно. – Минутилло улыбнулся. – Или же с вашим возвращением к нему вернулась трезвость мысли. Вам виднее.

Когда Коломба вышла из юридической конторы, ее чувство вины разрослось до немыслимых пределов, а сомнения только усилились. Как всегда в моменты подавленности и замешательства, она решила сбросить напряжение с помощью физической нагрузки.

Ее спортзал находился недалеко от конторы, в любимом нотариусами и киношниками районе Прати. Там у нее был собственный шкафчик, где всегда хранилась чистая спортивная форма. Коломба направилась прямо туда и переоделась, но так и не заставила себя войти в полный старлеток и моделей тренажерный зал. Выйдя на улицу, она побежала по проспекту Маццини, миновала огромного бронзового коня, украшающего офис телерадиокомпании «RAI», и неработающий фонтан в форме огромного лица на углу той же улицы и наконец спустилась по вонючей каменной лестнице на набережную Лунготевере.

На этом участке Лунготевере находилась новенькая дорожка для велосипедистов, которой пользовались и бегуны, и Коломба, разогреваясь, медленной трусцой двинулась за потоком в направлении центра. Дорожка почти сразу же закончилась, сменившись растрескавшимся бетоном. Коломбе показалось, что она передвигается по городу, опустошенному ядерной войной. Слева стояли на якоре старые, разбитые, заваленные мусором лодки, а справа регулярно мелькали узкие огороженные проходы с надписью «Вход воспрещен». Они вели к клубам гребного спорта, попасть в которые можно было с верхней улицы, однако почти все клубы были заброшены и постепенно приходили в упадок. Бетонные стены покрывали граффити и матерщина.

Коломба разогрелась, разогналась до своей обычной скорости и с наслаждением ощутила, как расслабляются мышцы и становится размеренным пульс. Понемногу образ запертого в клинике Данте, навеянный черно-белыми готическими хоррорами, побледнел и исчез из ее сознания.

Однако ненадолго. На чем бы она ни остановила взгляд, в памяти всплывали самые болезненные эпизоды прошлого. Наступив на валяющийся на дороге старый башмак, она вспомнила, как Данте разбил своим ботинком окно больницы, где она лежала, и спас ей жизнь; грязная вилка напомнила, как часто Данте угощал ее ужином в гостинице «Имперо», с которой теперь не мог расплатиться; груда песка перед стройкой, которая должна была закончиться три года назад, вызвала воспоминание о том, как она нашла Данте в полузасыпанном песком трейлере и они, раненые и изнемогающие от боли, обнялись, ведь им удалось пережить человека, который хотел их убить.

Коломба побежала еще быстрее. Она снова поднялась на улицу по изгаженному подземному переходу, обогнула двух чаек, дерущихся за дохлую крысу, и двинулась в обратном направлении. Добравшись до моста Риссорджименто, она снова спустилась на набережную и начала новый круг – велосипедная дорожка, бетон, подземный переход, – но вспышки памяти становились все более путаными и молниеносными. Данте прыгает по ее гостиной. Залитое кровью лицо Данте перед разбитой витриной магазина, где жил Юссеф. Голос Данте, говорящий об ангелах и серийных убийцах.

Коломба еще быстрее рванулась вперед и повторила маршрут с самого начала, перепрыгивая через неровные ступени превратившейся в общественный туалет лестницы. В боку закололо, заныла сломанная когда-то челюсть. Легкие словно пытались втянуть весь космический вакуум, сердце глухо колотилось, ноги налились свинцом. Ей пришлось остановиться, согнувшись пополам и отдуваясь, как старуха. Тогда-то ее и посетило сатори. Она вдруг поняла, что стояло за ее гневом и отрицанием…

Она боялась. Боялась того, что может случиться. Потому что, когда они с Данте были вместе, что-то обязательно происходило. Почти всегда – страшные несчастья. И она сомневалась, что переживет встречу еще с одним чудовищем.

Коломба вернулась в зал, протерла подошвы кроссовок и немного побоксировала с грушей, игнорируя женщину за тренажером для вертикальной тяги, которая разглагольствовала о депортации иммигрантов и смертной казни. Когда она пришла домой, мышцы приятно побаливали. На сердце полегчало – трудное и тягостное решение было наконец-то принято.

Но не успела она переступить порог, как ее настроение испортилось. Данте сидел на диване в гостиной и курил мятую, вонючую самокрутку.

– С ума сошел? – закричала Коломба, захлопнув дверь. – Куришь косяк у меня дома?

– Боже, какая трагедия, – затягиваясь, сказал Данте. Он держал косяк в сложенной ковшом здоровой руке и втягивал дым с ладони. На памяти Коломбы так поступали только прожженные старые нарколыги.

Она вырвала у него самокрутку и затушила в пепельнице.

– Где ты купил наркотик?

Данте усмехнулся:

– Наркотик? Это конопля, мамуля. И я ее не покупал. Она принадлежала Мусте.

– Ребята сказали, что ты выкинул ее в окно.

– Пакетик я и правда выкинул.

Коломба протянула руку:

– Дай сюда.

– Это для личного пользования, – заявил Данте, но, увидев, как в глазах Коломбы сверкнули изумрудные черепа, достал из кармана сверток фольги. Вытряхнув его в туалет вместе с содержимым пепельницы, она опрыскала весь дом омерзительным освежителем воздуха с запахом хвои. Освежитель подарила ей мать, по мнению которой ее квартира «попахивала нечистоплотностью». Коломба тут же вспомнила, что обещала с ней пообедать, и ее настроение окончательно упало.

– Ну-ну, – сказал наблюдавший за ее маневрами Данте. – Позволь напомнить, что конопля не так вредна, как алкоголь.

– Позволь напомнить, что алкоголь легально разрешен. А марихуана – нет. – Она обнюхала свою одежду. – Знаешь, что будет, если меня вдруг проверят на наркотики?

– Ты не курила.

– Вообще-то, есть такое понятие, как пассивное курение.

– Да ладно, КоКа…

– Это правда! А ТГК выводится из мочи только через сорок дней.

– Тогда я перейду на кокаин, который выводится всего за пять.

Она встала перед ним, уперев кулаки в бока:

– Только попробуй.

– Да шучу я. Никогда не нуждался в стимуляторах.

– Зато в транквилизаторах нуждался. И в реабилитационных центрах.

Данте опустил взгляд:

– Ты явно побывала у Роберто.

– Почему ты мне не рассказал?

– Ты и так никогда мне не веришь. Как бы ты поступила на моем месте? – по-детски пристыженно сказал он.

– Посмотри на меня.

Он поднял глаза.

– Я тебя знаю, о’кей? Я видела тебя и с худшей, и с лучшей стороны.

– И сбежала.

– Не от тебя, Данте. От нас. От того, что еще может произойти. – Коломба пыталась подобрать верные слова, но это было непросто. Она села на диван рядом с ним. – До нашей встречи в моей жизни был порядок. Я знала, что делать. А теперь всякий раз шагаю в неизвестность.

– Так было всегда. Раньше ты просто этого не осознавала.

– Возможно, но это ничего не меняет. Сам видел, как мне тяжело сходить с проторенной дорожки. Знаешь, каково ощущать, как тебе сдавливает легкие? Мне всякий раз кажется, что я умираю. И я вижу то, чего нет.

Данте принадлежал к редкой породе людей, способных держать рот на замке, когда сказать нечего, и, хотя такое с ним случалось очень редко, на сей раз он слушал Коломбу в полном молчании.

– Никаких тайн, – сказала она. – Я должна тебе доверять, должна знать, что ты ничего не скрываешь. Никакой полуправды. Никаких недомолвок.

– Ладно, – сказал Данте. Он давно не чувствовал себя таким счастливым. – И никаких побегов. Я должен знать, что ты не бросишь меня на полпути.

Коломба кивнула:

– Я тебя не брошу. Ты мой друг, и я тебя люблю. Мне жаль, что ты считал иначе.

Он растянулся на диване, подложив руки под затылок.

– На самом деле я никогда всерьез так не считал. Значит, ты веришь мне насчет Гильтине?

– Я готова копнуть поглубже. Но если мы не раскопаем ни одного убедительного по моим стандартам подтверждения твоей версии, ты примешь мое решение, забудешь обо всем и мы будем жить дальше.

– А если раскопаем?

– Найдем железобетонные доказательства и спустим с цепи Интерпол и коллег из ОБТ.

Данте, казалось, взвесил ее предложение, а потом торжественно протянул ей правую руку. Они обменялись рукопожатием.

Обоим захотелось и плакать, и смеяться, но они не сделали ни того ни другого.

4

Мертвецы тихо шептали в Гранд-канале, но Гильтине удавалось не впускать их в свой разум. Это было нелегко, и она невольно корила себя за неуважение к покойникам. Она предпочла бы поселиться подальше от воды, но нужную ей приватность и анонимность могло обеспечить только дорогостоящее жилье, а подобные дома предполагали соответствующий вид.

В полдень, сразу по приезде, она сняла остатки грима и нанесла свежую мазь. День выдался необыкновенно жаркий и влажный, и макияж оказался менее стойким, чем она рассчитывала. Незадолго до прибытия на улицу Сант-Антонио Гильтине заметила, что под стершимся тоном на руке показались язвы, и водитель водного такси бросил на нее подозрительный взгляд. Понял ли он, кто она? Если да, придется умертвить его в арендованном доме – на вилле площадью двести квадратных метров с просторной террасой и изысканной мебелью в венецианском стиле – и там же избавиться от тела, а потом сменить место жительства и личность. Но такие осложнения были бы совершенно некстати, потому что в деле, которое занимало Гильтине, на счету была каждая минута.

Она прикрыла руку шелковым платком и тут же увидела, как по нему расползается зловонное пятно. Таксист оставил ее багаж в кабинете с эркером и без единого слова пошел прочь. Выглянув в окно, она увидела, как он с видимой нерешительностью обернулся. Гильтине тоже пребывала в нерешительности. Ей не хотелось ставить все под угрозу, когда она подобралась так близко к цели.

Когда пробило полночь, ропот душ стал настойчивей. Гильтине включила стереосистему, подключенную к похожему на летающую тарелку усилителю от «Бэнг и Олуфсен», и настроила радио на свободную частоту. Голову заполнил белый шум. Если не считать бинтов, Гильтине была полностью обнажена. Она раскинула руки и почувствовала, как исчезает в звуковой волне, становится бесплотной, нематериальной. Потом ее сердце замерло, и она очнулась на полу. Кожу обжигал ледяной мрамор. Заглушив зов мертвецов, опустошив и наэлектризовав разум, Гильтине подошла к лежащему на столе в кабинете ноутбуку. Она подсоединилась к Wi-Fi, подключилась через американский VPN, скрывающий ее реальное месторасположение и личность, и призвала своих аватаров.

Их у Гильтине было несколько сот. Сейчас все они заскользили в окнах стольких же чатов, веб-страниц и почтовых браузеров, которые при каждом прикосновении курсора открывались и закрывались, подобно мыльным пузырям. Это были мужчины и женщины со всего света – старые и молодые, обольстительные и безобразные. Кто-то из них посещал сайты знакомств для одиноких сердец, кто-то – секс-чаты и страницы агентств эскорт-услуг. Другие общались на форумах, посвященных самым разным темам, от кулинарии до спорта. Некоторые умирали, исчерпав свою полезность или не сумев привлечь намеченную жертву.

Гильтине управляла ими, лавировала от одного к другому, вела одновременно несколько диалогов, давала советы, делилась сексуальными фантазиями и предсказывала будущее. На педофильском сайте она была обменивающимся фотографиями шестидесятилетним мужчиной; на черном рынке нового Шелкового пути покупала оружие и продавала наркотики; в мессенджере была подругой девочки с пониженной обучаемостью и сексуальной студенткой в поисках зрелого и щедрого мужчины. В БДСМ-сообществе она была финансовой доминатрикс французского брокера и немецкого доктора, рабыней японца, сучкой зоофила, на «Фейсбуке» шутила, спорила, соблазняла, отправляла видеоролики и забавные гифки. Всюду она предлагала услуги и одолжения, теплые слова и психологическую поддержку. Она бывала щедрым другом и прилипалой, троллем и утешительницей.

Особое внимание Гильтине уделяла трем жертвам, уже готовым заглотить наживку. С ними она, вместо того чтобы отправить пару личных сообщений и перейти к следующему пользователю, переписывалась по нескольку минут. Первой жертвой был пятидесятилетний девственник в поисках понимающей женщины, которая направила бы его и научила любовной науке. Второй – тридцатилетний игрок в онлайн-покер, проигравший собственный дом. Третьей – проститутка, которая никак не могла бросить поколачивающего ее парня. Гильтине могла уладить все их беды, однако ее дар они получат в надлежащий момент, когда смогут ей пригодиться. И если тем временем эти трое решат свои проблемы самостоятельно, их место займут другие. Ее обширные рыболовные угодья включали в себя каждую страну и каждый город, где был доступ в Интернет.

Гильтине оставалась онлайн до рассвета. В зависимости от часового пояса она желала доброго дня и доброй ночи, предлагала консультации и минеты, отправляла собеседникам фотографии живого котика и мертвого старика. Наконец она потянулась, и бинты с треском отклеились от сиденья, оставив на стуле липкие пятна. Она закрыла все диалоги, кроме одного – с жертвой, которая болталась на крючке уже не один день и мечтала угодить женщине, казавшейся идеальным воплощением эротических фантазий. Гильтине отправила ей пространное, тщательно продуманное сообщение и приложила к нему коротенький, снятый на мобильник видеоролик с настоящим изнасилованием. Она знала, что ее жертва оценит его по достоинству.

Скоро настанет момент привести ее в действие. Затем она открыла один из своих чемоданов и сняла второе дно. Пришло время расширить свой арсенал.

5

На следующее утро Коломба села в видавший виды «фиат-пунто» и отправилась в отель «Имперо», чтобы захватить Данте. Номер она открыла магнитным ключом, который он дал ей больше года назад. К ее удивлению, с ее прошлого визита там ничего не изменилось. Аромат кофе; заклеенный скотчем датчик дыма; десяток брикетов из спрессованных опилок, которые старательные горничные выложили ровной стопкой перед камином; бумаги, книги, компьютеры и планшеты, занимающие каждый свободный сантиметр, включая ковры; широкие белоснежные диваны и панорамные окна без штор, выходящие на пасмурный Рим.

Напротив входа находилась спальня Данте с черной лакированной мебелью и огромной круглой кроватью, а справа от гостиной – дверь, ведущая в не столь просторную, но уютную гостевую, где так часто спала Коломба.

Вдоль одной из стен высился неизменный ряд ящиков и коробок – так называемых «капсул времени», которые Данте копил, прежде чем перевезти в битком набитый арендованный бокс на складе. В коробках хранились пережитки тех лет, когда Данте был отрезан от мира стенами силосной башни, – в том числе записи низкопробных телепередач, которые он бережно изучал в надежде уловить дух утраченного времени. Заглянув в одну из открытых коробок, Коломба обнаружила уродливый ремень с гигантской позолоченной пряжкой, украшенной монограммой «EL».

– А ремень-то этот что здесь делает? – спросила она.

– Это бесценный винтаж, который мне удалось добыть с большим трудом! – прокричал Данте из ванной в своей комнате, где вытирался после бритья. Его щетина росла такой редкой и светлой, что ему достаточно было бриться всего пару раз в неделю. – Ремень «F302 Cult» от «Эль Карро». Мечта всех маменькиных сынков восьмидесятых.

– Они их пронумеровали?

– Шутишь? – Данте предстал перед ней в обернутом вокруг талии полотенце. – Это важнейшая реликвия прежней, куда более беззаботной эпохи. Он чрезвычайно популярен у коллекционеров.

Коломба окинула его критическим взглядом.

– Какого хрена ты такой худой? Почему бы тебе не сходить к диетологу и не набрать пару килограммов?

– Обычно они либо пытаются заставить меня поедать животных, либо приходят в ужас от количества принимаемых мной лекарств. – Данте открыл пузырек и проглотил пару таблеток. – А вот эти мне прописали.

– В клинике?

– Ага.

– И каково там было?

Он пожал плечами:

– Приятного мало. Никогда не сходился с людьми, которые воображают, будто знают о моем мозге больше меня самого.

– Думаю, они тоже были не в восторге. Ты кошмарный пациент.

– Знаю, но в конце концов мы пришли к компромиссу. Они выдали мне психотропные средства, которые не превращали меня в овощ…

– А ты перестал думать о своем мнимом брате.

Данте покачал головой, обдав стену брызгами с мокрых волос:

– Компромисс состоит в том, чтобы я думал о нем меньше и не позволял брату стать своей навязчивой идеей. Я действительно слегка перегибал палку, хотя довольно плохо помню, чем занимался перед тем, как попал в клинику.

– Может, тебе необходимо более радикальное лечение?

– Я не отметаю эту возможность. – Данте не терпелось сменить тему. Он скользнул за барную стойку. – Но ты еще не видела мое новое приобретение. Им я особенно горжусь.

Коломба перегнулась за стойку: рядом с эспрессо-машиной, которой не дозволялось пользоваться никому, кроме Данте, прямо из столешницы выходил стальной кран. Возле него находилась жидкокристаллическая панель с датчиками давления и температуры.

– Что это?

– «TopBrewer». – Данте нажал на сенсорный дисплей, и где-то под стойкой затарахтела кофемолка. – Обыкновенные кофемашины просто прогоняют кипящую воду через фильтр. А в этой есть вакуумная камера для всасывания. – Из крана полилась тонкая струйка. Когда чашка наполнилась светлым кофе, Данте подтолкнул ее к Коломбе. – Попробуй.

Она сделала осторожный глоток. Данте пронизывал ее тревожным взглядом.

– Похоже на кофе из гейзерной кофеварки, но не такой густой, – сказала она.

– К твоему сведению, это «Индонезия Сулавеси Тарко Тораджа»! – с притворным возмущением сказал Данте. – Нотки лимона и ванили, древесное послевкусие…

– Ясно. Несравненная амброзия из твоей машины за миллион долларов. Может, если добавить капельку молока…

– Через мой труп. – Данте сварил себе кофе и уселся на один из диванов. Коломба устроилась напротив него. Она подумала, что нечего удивляться, что Данте сидит без гроша, если он транжирит такие деньжищи на свои капризы. – С чего начнем? – спросил он. – Хоть тебя и отстранили, но ты все-таки из полиции.

– С «СРТ», – сказала Коломба. – Если Гильтине существует…

– Может, обойдешься без своего вечного предисловия? Никто тебя не слышит.

– О’кей. У Гильтине должны были быть веские причины, чтобы выбрать именно это место. Иначе Муста мог взорвать себя в сотне других, куда более доступных мест и нанести больший ущерб.

– А что гласит дебильная официальная версия?

– Что Муста познакомился с владельцем, когда работал грузчиком, и ненавидел его за еврейское происхождение.

– Это имело бы смысл, если бы Муста являлся тем, кем они его считают, но это не так. – Данте пожевал перчатку на больной руке. – Было бы интересно поболтать с сотрудниками, но это будет непросто, учитывая, что у тебя забрали удостоверение. Хочешь, раздобудем тебе фальшивое?

– Нет уж, спасибо. Кое-кому и без удостоверения известно, кто я.

Секретарша «СРТ» жила в Лабаро, на дальней окраине Рима, в окруженном полями жилом комплексе, состоящем из перестроенных под недорогие виллы бывших ферм. Добраться туда в разгар дневного часа пик было весьма нелегко, к тому же сильный ветер волок по дороге черные мусорные мешки. Коломбе отчаянно не хватало жезла и сирены.

Когда они с Данте достигли места назначения, разгулявшийся ветер поднимал облака пыли и палой листвы. Марта Белуччи подошла к двери босиком. На ней были джинсы и футболка. Бледное, ненакрашенное лицо обрамляли жесткие волосы, и вид у нее был усталый и невыспавшийся. Коломба, помнившая, как Марта убегала от Мусты на двенадцатисантиметровых шпильках, на мгновение решила, что перед ней ее мать.

Однако женщина сразу ее узнала.

– А, вы та сотрудница полиции, – недовольно сказала она. – Кастелли, верно?

– Каселли, – поправила Коломба. Столь холодный прием ее немного удивил. – Как вы?

– Чудесно. А что, не заметно? – Женщина приподняла прядь волос. – Простите, я не была у парикмахера, – с сарказмом сказала она.

– Вы не могли бы уделить мне десять минут? Если не возражаете, я предпочла бы поговорить на улице.

Женщина обернулась, и Коломба увидела в гостиной сидящего перед телевизором ребенка лет четырех-пяти.

– Мама сейчас вернется, хорошо? – сказала Белуччи и, закрыв дверь, пошла за ней к припаркованной во дворе машине.

Там с поднятым воротником дожидался Данте. Он, как всегда, был с ног до головы в черном, но на сей раз облачился в костюм от Армани с широченными плечами, должно быть тоже извлеченный из очередной «капсулы времени».

– Ваш коллега? – спросила Белуччи.

– Вроде того, – вполголоса ответила Коломба.

Данте поднял здоровую руку в знак приветствия. Белуччи не отреагировала.

– Ладно, давайте поскорее, мне нужно еду сыну готовить, – сказала она. – Я так понимаю, вы насчет теракта?

– Да. Я знаю, что мои коллеги и магистрат уже задали вам множество вопросов, но, если позволите, мне нужно прояснить пару моментов, – сказала Коломба. Она старалась дать понять, что их встреча проходит в рамках официального расследования, ничего не подтверждая напрямую.

– Что вы хотите узнать?

– Вы с господином Коэном впервые остались в офисе после окончания рабочего дня?

– Это важно? – раздраженно спросила женщина. – Почему вы спрашиваете?

– Чтобы понять, как был подготовлен теракт, госпожа Белуччи, – ответила Коломба.

– Бывало пару раз.

– В дни, непосредственно предшествовавшие теракту?

– Нет.

– Простите за настойчивость, но как часто вы задерживались допоздна?

– Пару раз в месяц, – неохотно сказала Белуччи.

– Вы не знаете, был ли господин Коэн в последние несколько дней чем-то встревожен?

– Помимо работы? Нет.

– Не получал ли он угроз или странных сообщений? Не пытался ли кто-то устроиться в компанию незадолго до теракта?

Женщина покачала головой.

– Нет. Можете хоть до завтра меня расспрашивать, но пока этот грязный араб не пришел к нам со… – ее голос дрогнул, – со своей бомбой, все было как обычно. Кровь не оттирается… Придется менять ковролин, – с отсутствующим взглядом пробормотала она.

– Как вы думаете, кто-то из ваших коллег может знать что-то еще? Возможно, господин Коэн питал к кому-либо из них особое доверие?

– Понятия не имею. Почему бы вам у них не спросить?

– Вы не могли бы помочь нам с ними связаться?

– Почему я? Потому что я чуть не погибла?

– Мне кажется, это довольно веская причина, – сказала Коломба, начиная терять терпение.

– Я благодарна за то, что вы для меня сделали, – сказала женщина тоном, который явно подразумевал обратное, – но никому помогать не собираюсь. Я и так натерпелась. Могу я идти?

Коломба уныло взглянула на Данте, но тот как завороженный наблюдал за Белуччи. Он ее читал.

– Давно вы стали любовниками? – внезапно спросил он.

Женщина побагровела и судорожно схватила ртом воздух.

– Простите… – начала Коломба.

Белуччи начала всхлипывать.

– Идите на хрен, – пробормотала она. – Провалитесь пропадом и вы, и те, кто вас сюда прислал. – Она закрыла лицо руками.

Судя по выражению лица Данте, он был близок к панике. Он бросил на Коломбу отчаянный взгляд, безмолвно умоляя ее вмешаться.

– Я соболезную вашей утрате, госпожа Белуччи, – с сочувственной улыбкой сказала Коломба. – Но главное для нас – найти виновников преступления.

– Виновник мертв, и вы сами его видели. Что еще вам надо? Окончательно разрушить мою жизнь?

– У господина Коэна были другие связи? – нерешительно спросил Данте из-за спины Коломбы.

– По-вашему, он стал бы мне докладываться? Но нет, других связей у него не было, – с презрительной гримасой сказала она. – Он психовал перед каждым нашим свиданием. Все боялся, что жена застукает. В настоящего параноика превратился. – Женщина прислонилась к машине. – Он, конечно, и вообразить не мог, что этот сумасшедший убьет его, именно когда мы будем вместе. И все прекрасно поняли, что между нами было. В том числе мой муж.

– Учитывая обстоятельства… – растерянно начала Коломба.

– Учитывая обстоятельства, он со мной распрощался. Я даже не знаю, куда он уехал. Бросил меня с малышом и хрен положил на то, что меня чуть не убили. А я уж и забыла, что он у него есть… – со злостью сказала Белуччи.

– Когда вы с Коэном решили провести тот вечер вместе? – спросила Коломба.

– Только с утра. Джордано узнал, что вечером его жены не будет дома.

– Какая разница, где будет находиться его жена, если вы виделись в офисе?

– Он хотел вернуться домой до ее прихода, чтобы принять душ. Боялся, что она унюхает на нем мои духи, а может, еще какой бред себе напридумывал. – Белуччи с горечью улыбнулась. – Теперь весь офис считает меня шлюхой и винит в его смерти. Так что у меня нет никакого желания общаться с коллегами. И вообще, в следующий раз не суйтесь куда не надо и просто дайте мне умереть.

Женщина вернулась в дом и хлопнула дверью.

– Забавная у тебя работенка, – сказал Данте. – Всегда так весело проводишь время?

– Завязывай. Посмотрим, нет ли новостей у ребят.

6

Обсуждение состоялось в гостиничном номере Данте, куда три амиго приехали в восемь вечера – сразу после смены. Коломба встретила их в вестибюле и проводила на верхний этаж. Альберти, который здесь уже бывал, вел себя как дома, зато остальные восхищенно крутили головой.

– Сортир здесь как пить дать побольше, чем у меня в квартире, – сказал Гварнери.

Обрядившийся в рубашку и галстук Данте дожидался их, нервно переминаясь с ноги на ногу посреди гостиной.

– Добро пожаловать, располагайтесь поудобнее, – с деланой непринужденностью сказал он. Он не любил принимать гостей, да еще в таком количестве, и заранее распахнул все окна. Показав им на один из двух диванов, он настоял, чтобы они сели именно туда. – Если вдруг захотите в туалет, прошу использовать ванную комнату в гостевой. В моей комнате… не прибрано.

– Хм… Сразу захотелось ее обыскать, – сказал Эспозито.

– Боюсь, как бы не закричать, – откликнулся Данте.

– Я шучу, гений.

Три амиго расположились на диване, а Эспозито даже снял ботинки.

– Прежде всего спасибо, что пришли, – немного смущаясь, поблагодарила Коломба. – Вы могли и отказаться, ведь я вам больше не начальница.

– Временно, – сказал Альберти.

– Шансов вернуться в мобильное подразделение у меня столько же, сколько сорвать джекпот в лотерею, но спасибо за поддержку. Я заказала сэндвичи и пиво, надеюсь, они всем понравятся. Прежде чем начинать, предлагаю дождаться официанта.

Данте побледнел и отвел ее в сторонку.

– Боюсь, на обслуживание в номерах можно не рассчитывать, – сказал он. – Кажется, я исчерпал свой кредитный лимит.

– Тогда будем надеяться, что нам повезет, – ответила Коломба.

– Узнаю это выражение лица. Что ты от меня скрываешь?

В дверь постучали, и официант вкатил в номер тележку, заставленную блюдами с железными крышками. В них было достаточно сэндвичей, фокаччи и панини, чтобы накормить целую армию. Три амиго накинулись на еду. Выходя, официант вручил Данте конверт, на котором было от руки написано его имя.

– От администрации, – сказал он.

Данте покрутил конверт в здоровой руке:

– О’кей, меня выселяют… Вероятно, решили угостить последней трапезой. – Он снова пристально посмотрел на Коломбу. – Нет, ты слишком спокойна. – Вскрыв конверт, он обнаружил чек за оплату всех дополнительных услуг. За последние месяцы Данте задолжал гостинице так много, что мог бы купить на эти деньги новенький автомобиль. – Твоих рук дело. Как, черт возьми, ты это провернула? – ошеломленно спросил он.

– Просто позвонила твоему приемному отцу.

– Проклятье! – закричал Данте. На несколько секунд три амиго перестали жевать, а потом зачавкали еще громче. – Мне не нужны его деньги! – взорвался он.

– Тебе не нужны, а мне нужны. Он расплатился по твоим счетам со своей кредитки и будет оплачивать их еще два месяца. Потом тебе придется выкручиваться самостоятельно.

Данте ничего не ответил и мрачно уставился на носы своих ботинок.

– Я сделала это не для того, чтобы оказать тебе услугу, – продолжала Коломба, – но раз уж мы собираемся разрабатывать версию о Гильтине, я не хочу, чтобы ты забивал себе голову проблемами с деньгами.

– Разве ты не говорила «никаких уловок»? – спросил он, стараясь не сбиться с возмущенного тона.

– Вообще-то, все, что я тебе сказала, – правда, – Коломба с победной улыбкой подошла к своей команде, схватила с тележки пару сэндвичей с лососем и опустилась на диван напротив. – Все, что мы скажем, не должно покидать стен этой комнаты, иначе я окажусь в еще большем дерьме, но и вам огласка ничего хорошего не принесет.

– Ясное дело, – сказал Гварнери. – Сегодня – благодарность, завтра – отстранение. Такова жизнь.

– Никто нас не отстранит, – сказал Эспозито, запустив в него оливкой. – Кончай с этой брехней.

– Госпожа Каселли, что конкретно мы ищем? – спросил Альберти.

– Мы с Данте подозреваем, что у Мусты и Юссефа был сообщник или даже вдохновитель, но магистрат не желает принимать подобную возможность во внимание. – Ее версия была максимально близка к истине, и Коломба не слишком мучилась угрызениями совести. – Я бы хотела развеять свои сомнения.

– Вы говорите о женщине, которая забрала Мусту у Динозавров? – снова спросил Альберти.

Эспозито и Гварнери повернулись к нему.

– Это еще что за история? – спросил Эспозито.

– Господин Торре попросил меня ему помочь. Вы тогда были на смене, – пробормотал Альберти, поняв, что оплошал.

– И ты нам ничего не сказал? Предатель! – возмутился Гварнери.

– Да ладно вам, ребята… – Веснушки выступили на его покрасневшем лице.

– Альберти проявил оправданную сдержанность, – пришла ему на выручку Коломба. – Естественно, у нас нет доказательств, что женщина, которую мы разыскиваем, существует. Только предположения, которые станут более обоснованными, если выяснится, что компания «СРТ» стала целью теракта не случайно.

– Почему? – спросил Эспозито.

– Потому что это будет означать, что теракт был осуществлен по заранее продуманному сценарию, разработать который было не под силу этим двум идиотам, – сказал Данте. – А главное, что сценарий предусматривал ликвидацию исполнителей.

– Отдел по борьбе с терроризмом и спецслужбы уже выясняют, у кого они приобрели газ, – сказал Гварнери. – Правда, ни о какой женщине речь не идет.

– И мы надеемся, что поставщика найдут. Но пока его ищут, мы с Данте хотим разрешить наши сомнения. У вас есть какие-то новости? – спросила Коломба.

– В общем-то, все уже стало достоянием общественности, – ответил Гварнери. – Игиловцы на своем сайте взяли на себя ответственность за теракт в «СРТ» и утверждают, что те двое были их солдатами и присягнули в верности халифату.

– Но брата Мусты отпустили. Против него не выдвинут никаких обвинений, – добавил Альберти.

– Отличная новость, – сказал Данте, усевшийся в самое дальнее кресло. – Что он собирается делать с телом Мусты?

– Пока ничего. Труп еще в распоряжении магистрата, – ответил Гварнери.

– На похороны съедутся все лоточники его родины, – с сарказмом сказал Эспозито.

– Его родина здесь, – раздраженно заметил Данте.

– Ребята, хватит! – вмешалась Коломба, отправив в рот последний кусочек сэндвича. – Вы нашли что-нибудь интересное в «СРТ»?

– По нулям, – сказал Гварнери. – Все замалчивают спецслужбы. Сантини надрал мне задницу только из-за того, что я взглянул на сведения о судимостях.

– Нашел что-нибудь?

– Ничего, – ответил он. – Сотрудники чисты. А Коэн более чем чист. У него ДСИ. Дали четыре года назад, и он все еще действителен.

– Что такое ДСИ? – спросил Данте, вернувшийся за стойку, чтобы смешать себе «Московский мул»[22]. Все еще злясь из-за оплаченного счета, гостям он выпить не предложил.

– Доступ к секретной информации, господин Торре, – пояснил Альберти. – Это означает, что Коэн был допущен к работе с конфиденциальными сведениями.

– Например, такой доступ нужен, чтобы заниматься строительством казарм, – сказал Гварнери.

– У «СРТ» не было контрактов с военными, – заметил Данте. – Это я проверил чуть ли не в первую очередь.

– Еще ДСИ необходимо получить, чтобы работать над проектами гражданской инфраструктуры, если они считаются объектами стратегического значения. В связи с новыми мерами по борьбе с терроризмом список таких объектов расширился.

– Это я тоже проверил. Ничего, – отозвался Данте.

– ДСИ получают также подрядчики и поставщики, – продолжал Гварнери. – Он нужен партнерам компанией, которые работают над объектами стратегического значения.

Данте схватил первый попавшийся ноутбук и поспешно открыл выложенный на сайте «СРТ» список клиентов.

– Ты сказал, четыре года назад? – спросил он.

– Да, господин Торре, – сказал Альберти.

– Хорошо иметь конкретные временные рамки… Так. Четыре года назад «СРТ» начала поставлять запчасти компании «Брем/Корр», – сказал Данте через пару минут. – Угадайте, чьим поставщиком, в свою очередь, является «Брем/Корр»? – Он оглядел присутствующих; никто не отвечал. – Государственных железных дорог Италии.

– Что они поставляли? – спросила Коломба.

– Вот эту штуковину. – Данте развернул к ним экран. На нем была фотография какой-то U-образной трубки, под изображением которой приводилась техническая спецификация. – Надо будет проверить, для чего она используется.

– Не нужно. Я знаю, что это такое, – сказала Коломба, и у нее сжались легкие. Эту штуку она уже видела на экране во время многолюдного совещания на вокзале Термини. – Это часть вентиляционной системы поезда. К ней и был подключен баллон с цианидом.

7

Взбудораженные сделанным открытием, Гварнери и Альберти говорили наперебой.

– Значит, они хотели точно знать, куда подсоединить баллон? – спросил Гварнери. – Но вы хоть представляете, скольких трудов это потребовало? Найти человека, который передаст тебе техчертежи поезда, ликвидировать его после теракта… Не проще было положить баллон под сиденье?

– Его бы кто-нибудь заметил, – сказал Альберти. – Например, уборщики. Они не хотели рисковать.

– Не слишком ли вы возбудились из-за куска трубы? – спросил Эспозито.

– То есть… по-твоему, это не важно? – удивился Гварнери.

Эспозито молча пожал плечами. С тех пор как они заговорили о «СРТ», он становился все более хмурым и несговорчивым, и от Данте это не укрылось. Он уже собирался задать Эспозито прямой вопрос, но Коломба отрицательно покачала головой: она лучше его умела управляться со своими подчиненными.

– Хорошо, парни, – сказала она, вставая. – Уже поздно. Сэндвичи и пиво кончились, и пора идти баиньки. Еще раз спасибо, что заглянули поболтать.

Она проводила троицу до двери.

– Когда вы собираетесь сообщить целевой группе о том, что мы выяснили? – с порога спросил Альберти.

– Мы ничего не выяснили, Альберти. Мы только выдвигаем спорные гипотезы. Ясно?

– Ясно, госпожа Каселли.

– Хоть у кого-то осталась крупица здравого смысла, – проворчал Эспозито.

Коломба преградила ему выход.

– Не задержишься на секундочку? – спросила она.

– Я приехал на машине Альберти… – удивленно сказал он.

– Я оплачу вам такси. На меня как раз свалились несметные богатства, – вмешался Данте. – Также могу предложить вам кое-что покрепче пива.

Эспозито вздохнул.

– Завтра увидимся, – сказал он дожидавшимся в коридоре товарищам и закрыл дверь. – Что я сделал?

– Сначала коктейль. Любите коктейли на основе водки? – спросил Данте.

– А что еще есть?

– Водка.

– О’кей.

– Давай-ка садись, – сказала Коломба.

Эспозито вернулся на диван, где к нему вскоре присоединился Данте с двумя «Московскими мулами» в гигантских коктейльных бокалах – один коктейль он смешал для себя. Коломба достала из мини-бара колу-зеро в надежде, что газировка поможет ей переварить промышленное количество проглоченных сэндвичей.

– А это что за штуки? – спросил Эспозито, показывая на зеленые кружочки в бокале. – Цукини, что ли?

– Огурец. Вот увидите, это вкусно, – сказал Данте, садясь напротив него. – Все, что вы скажете, останется между нами. Мы ведь на одной стороне, правда?

– Я и вы? Вряд ли.

– Эспозито, я не могу заставить тебя говорить, если ты сам не хочешь, – сказала Коломба. – Но когда мы обсуждали крота в «СРТ», ты явно занервничал, и, учитывая, что я там чуть не погибла, я бы хотела знать почему.

– А хотите, я попытаюсь угадать? – добавил Данте. – Как правило, если человек часто прикасается к губам или лицу, у него есть тайна, которую он боится выдать, или, наоборот, хочет ею поделиться, но считает, что делать этого не следует. Вы прикасались к лицу чаще, чем обычно.

Эспозито переводил глаза с него на нее и обратно.

– А ведь вы отличная пара. Со всем уважением, госпожа Каселли. – Он отпил из бокала. – Эта дрянь не так плоха, как я думал… – Он снова отхлебнул коктейль и решился: – Ладно. Я знал Уолтера Камприани – охранника, которому этот подонок перерезал глотку.

– Он служил в полиции? – спросил Данте.

– Да. Много лет назад мы оба начинали в патруле. Работа ему нравилась, и за пятнадцать лет он ни разу не попытался перевестись в другой отдел. Не то что нынешние пингвины, которые после месяца на улицах мечтают попасть в мобильное подразделение.

– Почему он уволился? – спросила Коломба, стараясь не вспоминать, как нашла Камприани лежащим в луже крови.

– Его вытурили. Якобы он получал на лапу от барыг и предупреждал их об облавах. Причем имел дело с большими шишками, а не с уличными толкачами. Начальство решило разобраться с ним по-тихому и не отдавать под суд.

– Так брал он взятки или нет? – спросил Данте.

– Я лично такого никогда не видел.

– Ну, тогда… – с сарказмом протянул Данте.

– Я сказал, что никогда ничего подобного за ним не замечал, и готов поклясться в этом хоть перед Отцом Небесным, – раздраженно сказал Эспозито. – Черт, он же погиб! Проявите немного уважения.

– Однако теперь ты засомневался, – ледяным тоном произнес Коломба. Она не слишком сочувствовала продажным полицейским – как живым, так и мертвым.

Эспозито смотрел на свои руки.

– Ему туго пришлось. За эти годы мы несколько раз встречались, но скорее случайно. Ползарплаты у него уходило на алименты бывшей, а другую половину он спускал на свою любовницу-кубинку.

– Ты не знаешь, у охранников есть постоянное расписание вахт? – спросил Данте Коломбу.

– Обычно да.

– Значит, Муста должен был убить охранника, чтобы тот не заговорил. Остальное было сопутствующим ущербом, – заключил Данте.

– Вы не можете быть в этом уверены, гений, – сказал Эспозито.

– Именно поэтому ты сейчас поедешь с нами к его вдове, – сказала Коломба. – Возможно, она согласится побеседовать со старым другом.

8

Район Монти находился всего в двадцати минутах ходьбы от отеля Данте, но Коломбе не хотелось тащить за собой недовольного Эспозито. Она снова воспользовалась своим автомобилем, хотя из-за Данте ехать пришлось медленнее обычного: его внутренний термометр снова приближался к тревожной отметке.

Охранник жил на одной из типичных для Рима двуликих улиц, где муниципальные многоквартирные дома соседствовали с роскошными палаццо. Дом Камприани, находившийся на задах крытого рынка, относился к числу наименее благополучных. Подъезд перегораживали припаркованные на тротуаре машины, а въезд на боковую улицу был перекрыт ограждением стройплощадки. Мельком взглянув на сумрачный вестибюль с неровными стенами, Данте объявил, что подождет снаружи.

– О’кей, – сказала Коломба.

– Держи мобильник включенным, чтобы я слышал ваш разговор. А еще лучше включи камеру.

– Ага, разбежался.

Дверь квартиры на пятом этаже открыла смуглая женщина лет сорока с покрасневшими от слез глазами. Йоани, прожившая с Камприани больше десяти лет, нетвердо стояла на ногах, и Коломба поняла, что та приняла какие-то успокоительные или перебрала с выпивкой. По всей вероятности, и то и другое. Тесная квартирка была завалена цветами и похоронными венками, а на стене в прихожей над печальной электрической свечкой висела фотография охранника. По работе Коломбе нередко доводилось навещать людей, которые недавно понесли утрату, но к такому не привыкаешь. Она не могла не размышлять о том, как отныне пойдет жизнь в этих домах, где привычный распорядок нарушился навсегда.

Несмотря на свое несколько помутненное состояние, первый, самый острый приступ горя Йоани, казалось, уже пережила. Она обнялась с Эспозито, который неуклюже принес ей соболезнования, после чего усадил ее на кухне и сказал, что им необходимо поговорить.

– Послушай, это наверняка пустяки, и нам жаль тебя беспокоить, но мы проверяем кое-какие детали убийства Уолтера. Есть пара моментов, которые мы хотим…

– Вас интересует та женщина, да? – заплетающимся языком спросила Йоани. Несмотря на заметный карибский акцент, по-итальянски она говорила отлично. – Так и знала, что без нее не обошлось.

Эспозито обернулся и взглянул на Коломбу.

– О какой женщине вы говорите? – спросила та.

Йоани молчала.

– Ну же, Йо. – Эспозито взял ее за руку. – Все останется между нами.

– Кому какое дело до слов кубинской шлюхи? – сказала Йоани, глядя в пустоту.

– Ты с кем-то об этом говорила? – спросил Эспозито.

– С толстушкой. Судьей.

«Спинелли», – без особого удивления подумала Коломба.

– И что вы ей сказали?

Йоани высморкалась и продолжила говорить:

– Все думают, что я была с Уолтером, потому что он меня содержал, но это не так. Я его любила. И ревновала.

Она рассказала, что в последнее время ее сожитель постепенно скатывался в депрессию. С тех пор как ему исполнилось шестьдесят, он чувствовал себя старым неудачником, впал в апатию и охладел к сексу. Но в последние две недели Камприани как будто снова стал мужчиной, в которого Йоани влюбилась на Кубе пятнадцать лет назад. Она особо подчеркнула, что на родине работала учительницей начальной школы, а вовсе не была проституткой.

– Мать всегда говорила мне, что, если мужчина ни с того ни с сего становится довольным и счастливым, значит он закрутил любовь на стороне. Он все отрицал, но я не поверила.

Поэтому Йоани решила проследить за ним и однажды увидела, как он садится в большую черную машину, в которой Коломба узнала «хаммер». За рулем сидела женщина.

– Как она выглядела? Можете ее описать? – спросила Коломба, стараясь, чтобы ее голос не выдавал тревогу. Возможно, это просто совпадение. Камприани и правда мог завести любовницу.

– Тонна штукатурки, а волосы светлые, как парик. Вроде невысокая, но она сидела, так что точно сказать не могу.

– Возраст?

– Лет тридцать-сорок… Я стояла далеко, да и под слоем тональника было не разобрать. Но одно я знаю наверняка. – Йоани на несколько секунд замялась. – Это была дурная женщина.

– Как ты это поняла, Йо? – спросил Эспозито.

– По улыбке. – Глаза Йоани снова затуманились. – Я всегда думала, что, если застану Уолтера с другой, поколочу обоих. Но тут испугалась и так и осталась как дура стоять на углу.

Коломба цеплялась за мысль, что это всего лишь совпадение, но с каждым словом женщины это становилось все сложнее.

– Вы говорили об этом с господином Камприани, когда он вернулся домой?

– Да. И он сразу сказал, что общался с ней по поводу какой-то подработки и мне не о чем беспокоиться. А потом… – Йоани посмотрела на Коломбу полными слез глазами. – Потом мы занялись любовью. В последний раз.

У Коломбы пересохло в горле, но, прежде чем она успела задать очередной вопрос, ее мобильник зазвонил. Номер был незнакомый, однако, сняв трубку, она сразу же узнала голос.

– Слушай внимательно и не называй меня по имени, – без предисловий сказал Лео. – Немедленно уходи оттуда. Они идут за тобой.

9

Не теряя ни минуты, Коломба отправила «снэп» и сказала Эспозито:

– Нам нужно идти.

У нее был такой голос, что полицейский рывком поднялся на ноги:

– Что случилось?

– Потом. – Коломба подошла к Йоани. – Возможно, кто-то будет искать нас у вас дома. Не говорите, что вы нас видели, – быстро сказала она. – И никому больше не рассказывайте о женщине на черном автомобиле. Это важно. Можете сделать это для меня?

Йоани растерянно посмотрела на Эспозито. Тот кивнул.

– Так я права? Эта женщина замешана в смерти Уолтера?

– Думаю, да, – нервно ответила Коломба. – Но если вы о ней расскажете, я не смогу больше ее искать.

Йоани медленно кивнула:

– Хорошо.

– И по телефону тоже о ней не упоминайте! – уже в дверях крикнула Коломба.

Когда они с Эспозито спустились на улицу, ее автомобиль исчез. Коломба мысленно поблагодарила Данте за то, что он без промедления выполнил ее инструкции. Они с Эспозито побежали по перекрытой из-за ремонтных работ улице и оказались на близлежащей площади Цингари, где болтались без дела около пятидесяти покуривающих травку юнцов.

«От кого же мы все-таки бежим?» – подумала Коломба. Ответ не заставил себя ждать: на соседнюю улочку, скрипя покрышками, свернул гражданский автомобиль с включенной мигалкой. За ним мгновенно последовала еще одна такая же машина. На лобовом стекле виднелось удостоверение карабинера. Эспозито изумленно вытаращился им вслед.

– Мы что, от карабинеров сбежали? – отдуваясь, выговорил он.

– Похоже на то, – сказала Коломба, начиная осознавать масштаб проблемы. – Заявившись к Йоани, мы вляпались в кучу дерьма.

– Причем в здоровенную.

Словно в подтверждение его слов, со стороны улицы, откуда пришли они сами, показались два амбала в штатском и, проталкиваясь через толпу, двинулись прямо к ним.

– Пора делать ноги, – сказала Коломба.

По роду занятий и ей, и Эспозито не раз приходилось вести преследование, и оба они умели сбросить хвост. Они петляли по переулкам, пока не оказались позади Императорских форумов. Там Коломба вынула из мобильника батарею и приказала Эспозито сделать то же самое.

– Думаете, они явятся к нам домой? – спросил он.

– Понятия не имею. Но на всякий случай поспи сегодня ночью где-нибудь еще.

– Жена будет недовольна…

– Сочувствую. Если будут новости, я дам тебе знать. Ты уже решил, куда пойдешь?

Эспозито кивнул и продиктовал ей телефон своего друга. Она запомнила его наизусть.

– Госпожа Каселли! Выходит, вы ищете ту самую женщину, о которой говорила Йоани? Неужели из-за нее произошла вся эта бойня?

– Возможно, – сказала Коломба. Она сама еще не свыклась с этой мыслью. – Позвоню тебе, как только смогу.

Они разделились, и Коломба отправилась на поиски телефонной будки. Ей повезло: хотя найденный ею таксофон был исписан граффити, а сама трубка провоняла вином, телефон все еще работал.

К счастью, Данте уже вернулся в гостиницу.

– Какого черта произошло? – От волнения он глотал слова.

– Нас чуть не сцапали, Данте.

– Ребята в форме или в штатском?

– В форме.

Данте сглотнул.

– Мне стоит ждать неприятных гостей?

– Еще не знаю. Но предупреди своего адвоката.

– Предупрежу. Хотя он сейчас на дегустации вина и жутко взбесится, если я заставлю его все пропустить… – Коломба почувствовала, что он колеблется. – КоКа… Мне не нравится, что ты совсем одна.

– Со мной ничего не случится. Скоро позвоню.

Коломба положила трубку. Несмотря на браваду, она была вовсе не уверена в своем благополучии. Достав из кошелька визитку Лео, она набрала его номер.

– Это я, – сказала она.

Не дав ей вставить больше ни слова, Лео оставил ей адрес бара «Хмельная корова» в квартале Сан-Лоренцо. Это заведение Коломба уже знала: оно находилось недалеко от старой квартиры Данте, который выпивал там, когда владельцы открывали летнюю веранду.

До бара она добралась в час ночи. К этому времени там оставалась только пожилая пара, компания молодежи и Лео. Оперативник, одетый в светлый пиджак и подчеркивающую рельефные мышцы белую футболку, сидел за столиком, откуда мог следить за входом, но тут же с улыбкой поднялся ей навстречу. Выглядел он вполне спокойным. Во всяком случае, спокойнее ее.

– Мне то же самое, – сказала Коломба, показав на его пиво.

Лео подозвал официанта, и тот моментально поставил перед ней кружку, половину которой она осушила одним глотком.

– Меня разыскивают?

– Нет, – сказал Лео.

– Слава тебе господи, – с облегчением вздохнула Коломба. – Тогда объясни мне, в чем дело.

– В том, что ты суешься в расследование теракта.

– Никуда я не суюсь.

– Коломба… Целевой группе известно, что ты была у секретарши «СРТ», а сегодня вечером – у подруги Камприани. Они обе все еще под наблюдением. Ты об этом не подумала?

– Подумала, но не верила, что они сразу же забьют тревогу. Кто отдал приказ меня задержать?

– Ди Марко из военной разведки. Он хотел поймать тебя за руку и преподать тебе урок.

Коломба хорошо знала Ди Марко. Он стал одним из главных противников Данте, когда тот попытался вытащить на свет божий связи Отца со спецслужбами, а Данте, в свою очередь, отвечал ему неменьшей неприязнью.

– И какие же обвинения он собирался мне предъявить?

– Идет расследование теракта, совершенного ИГИЛ. Думаешь, с тобой станут церемониться? Тебя могли задержать и дома, но это выглядело бы явным злоупотреблением властью, ведь ты вроде как народная героиня.

– То ли героиня, то ли назойливая стерва, – пробормотала она. – Как тебе удалось так быстро обо всем узнать?

– Двое из наряда были моими подчиненными. Это они преследовали тебя на площади.

– Они намеренно позволили мне уйти?

– Могу сказать только, что им ты тоже нравишься.

– Значит, я тебе нравлюсь? – спросила Коломба и тут же пожалела о своей несдержанности.

Лео улыбнулся:

– Ведь я здесь.

– Ты мог назначить мне встречу по самым разным причинам. Например, потому, что тоже считаешь, что с этим игиловским терактом что-то нечисто.

Лео откинулся на спинку стула и изучающе посмотрел на нее:

– Тебе никогда не говорили, что ты ужасно упрямая?

– И везде сую свой нос? Говорили, причем буквально только что.

Лео рассмеялся.

– У спецслужб свои принципы. Не в их правилах докладывать о мотивах своих действий, – наконец серьезным тоном сказал он. – Я выполняю приказы и расследованием не занимаюсь. Мое дело – вопросы безопасности и поимка преступников…

– Но?

– Они слишком торопятся. Возможно, хотят предстать в выгодном свете. Если существует вероятность, что кто-то снова распылит смертельный газ, я предпочел бы об этом знать.

– Не спеши с выводами. Я только навестила вдову.

Он погрустнел:

– Я ради тебя карьерой рискую, а ты мне не доверяешь.

Коломба молча прикончила свое пиво.

– Спасибо за помощь. Я серьезно, – наконец выговорила она, пряча глаза.

– Ладно, – сказал Лео. – Тогда пойду расплачусь.

Он уже поднимался, когда Коломба неожиданно для себя самой удержала его за руку. Не ожидала она и того, что Лео нагнется к ней и она поцелует его в губы.

– Полагаю, возможность продолжить вечер где-то еще исключается? – хрипло спросил он, когда они оторвались друг от друга.

– У меня есть твой номер, – сказала Коломба.

– А у меня твой, – с ослепительной улыбкой заметил он.

– С каких это пор?

– Я знал его, уже когда просил. У сотрудничества с целевой группой есть свои преимущества.

Коломба дождалась, пока он заплатит по счету и выйдет из бара, после чего, пригнувшись, прошла под приспущенными рольставнями и снова включила телефон. Поговорив с Эспозито, который разразился ликующими восклицаниями, она позвонила Данте.

– Ты на воле? – спросил тот, делая долгие паузы между словами.

Коломба поняла, что он накачался какими-то сильнодействующими препаратами.

– В тюрьме обычно отбирают телефоны. Я заскочу забрать машину.

– Хорошо. Поднимись ко мне, есть новости, – в таком же замедленном темпе сказал он.

– Что еще ты узнал?

– Ничего. Но похоже, что наша Гильтине действовала гораздо более скрупулезно, чем я предполагал. И тебе предстоит предпринять небольшую поездку, чтобы это проверить.

10

Гильтине опустошила один из глухих чуланов, не оставив ничего, кроме полок, тщательно его продезинфицировала и очистила от каждой крупицы пыли. Надев поверх бинтов хирургические перчатки, она простерилизовала на походной плитке иглу, положила споры на десять стерильных предметных стекол и немедленно их запечатала. Между всеми двойными, как птифур, стеклами лежала тонкая прослойка агар-агара. Споры принадлежали псилоцибе мексиканской – грибу, который ацтеки считали даром Шочипилли, «принца цветов» и бога любви, а агар-агар обеспечивал питательную среду для начала колонизации.

Выращивать «магические» грибы очень непросто. Мельчайшей частички грязи достаточно, чтобы загубить всю культуру, а после того как грибы распространятся по стеклам, их необходимо перенести в стерильные сосуды с рисовой мукой и вермикулитом – минералом, использующимся в качестве субстрата для террариумов, – и дождаться, пока они разрастутся. Чреватый бесконечными осложнениями процесс выращивания занимает две недели, но споры обладают важным преимуществом: их не чуют таможенные и полицейские псы. Это идеальное переносное оружие, которое пусть и не убивает жертву, но обезвреживает и делает чрезвычайно подверженной гипнотическому внушению.

Выращивала Гильтине и другую культуру – Claviceps Purpurea, гриб семейства спорыньёвых, вызывающий интоксикацию и чудесные сны. Из дистиллята спорыньи производится ЛСД, однако в естественной форме она смертельна. Помимо галлюцинаций, у отравившихся начинаются судороги и гангрена. У спорыньи есть и другое преимущество: она жароустойчива, как на собственном опыте убедились в Средние века тысячи людей, заболевших антоновым огнем, съев пораженный хлеб. Гильтине умела изготавливать и другие яды – из эфирных масел, выжатых из фруктовых косточек, и даже из некоторых видов насекомых, которые легко плодились в неволе. Насекомых она разводила в маленьком террариуме, стоящем на полке рядом со спорами, но предполагала, что в Венеции они ей не понадобятся. А потом… Возможно, «потом» никогда не наступит.

В дверь позвонили. Услышав шаги на лестнице еще до того, как гость нажал на кнопку звонка, Гильтине бесшумно подошла к двери и посмотрела в глазок. Это был уже знакомый ей водный таксист.

– Что вам угодно? – имитируя французский акцент, спросила Гильтине. На ней не было макияжа, и открыть дверь она не могла.

– Госпожа Пупан, это Пеннелли.

– Да?

– Я забыл попросить вас подписать квитанцию для агентства. Откройте, пожалуйста, это займет всего минуту.

Мужчина поднес к глазку листок бумаги, и Гильтине изучила его из-за двери. Квитанция выглядела подлинной, и, скорее всего, так и было. Но мужчина явно лгал.

– Секунду, – сказала она. – Я только что из душа.

Забежав в спальню, Гильтине надела халат и парик. Времени накраситься у нее не было, и она вынула из упаковки тканевую маску с морскими водорослями. Приложив ее к лицу, она испытала мучительную боль, но эта маска должна была сослужить ей службу. На руки она надела латексные перчатки. Иногда в таких перчатках работали косметологи, и Пеннелли должен был решить, что они требовались, чтобы равномерно распределить по коже крем. Гильтине также положила в карман халата скальпель. На всякий случай.

Когда она открыла ему дверь, таксист закинул голову и по-хозяйски осмотрелся.

– Красоту, значит, наводите, – остановив на ней взгляд, сказал он.

За безобидными словами чувствовалась плохо скрытая враждебность, но Гильтине притворилась, что ничего не заметила.

– Дайте, пожалуйста, квитанцию, я подпишу, – сказала она.

– Только если вы покажете мне документы. Ваш паспорт.

Гильтине склонила голову набок и изучающе посмотрела на таксиста. Определить выражение ее лица под маской было невозможно.

– Почему?

– Знаете, кем я работал, пока не начал водить такси?

– Меня это не интересует.

– Ну же, попробуйте угадать, – сказал таксист, удобно устраиваясь в кресле.

– Вы были военным. Полицейским, – сказала Гильтине, думая, что лучше всего будет расчленить его и сбросить в воду. С помощью профессиональной мясорубки управиться она могла бы довольно быстро. Однако риск был очень высок: возможно, Пеннелли сообщил кому-то о своих планах и, прежде чем она закончит работу, к ней заявятся его друзья или полиция. – И работа вам нравилась.

Пеннелли этого не ожидал.

– Черт, да у вас глаз-алмаз. Но я и сам приметливый. Если быть точным, я служил пограничником. Проверял, являются ли люди, желающие въехать в Италию, теми, за кого себя выдают. Я всегда их засекал, так что меня все волшебником называли. Даже когда документы были в порядке, я безошибочно чуял, если нечисто было с их предъявителем. – Он облизнул губы. – И с вами что-то нечисто. – (Пеннелли слегка преувеличил свои способности. Он и правда с рождения обладал отличной визуальной памятью, запоминал лица разыскиваемых преступников и узнавал их даже под париками и накладными усами. Но волшебником его никто не называл, и коллеги знали его как отпетого мерзавца. Никто особенно не удивился, когда его поймали на краже ценностей из багажа путешественников.) – Да и с вашими документами, которые мне дали в агентстве, явно что-то не так. Пока не знаю, что именно, но думаю, что смогу узнать. Если постараюсь.

Гильтине молчала.

– Откуда мне знать, может, вы террористка и приехали, чтобы подложить бомбу в собор Святого Марка.

– Я не террористка.

Пеннелли взглянул на нее из-под полуприкрытых ресниц:

– Пожалуй что нет. Но вам есть что скрывать. Знаете, что я подумал? Что вы в бегах. Может, натворили что-то на родине или сбежали от мужа-тирана.

Гильтине подумала, что у него и правда хороший нюх.

– Что вам нужно?

Улыбка Пеннелли стала шире. Он был доволен, что женщина не отпирается. Так они поладят куда быстрее.

– А что вы можете предложить? Только не пытайтесь подкупить меня минетом. Ваши сексуальные таланты меня не интересуют.

«По крайней мере, пока».

– Деньги?

– Сколько?

– У меня мало наличных. И они мне нужны.

– Сколько?

– Десять тысяч.

– Двадцать. Я научился не соглашаться на первое же предложение.

Гильтине подождала несколько секунд, прежде чем кивнуть. Сдайся она слишком быстро, он мог бы что-то заподозрить.

– Я вернусь через два дня. Никаких отсрочек.

– Хорошо.

Пеннелли со вздохом поднялся с кресла и, направившись к выходу, протянул руку, чтобы похлопать ее по ягодицам.

– Если бы вы сразу дали мне на чай, то избавили бы себя от многих неприятностей.

Не успел он к ней прикоснуться, как она схватила его за запястье. Таксист попытался вырваться, но освободиться от ее хватки оказалось очень непросто. Пальцы Гильтине сжимали его руку с такой силой, что перекрыли кровообращение.

– Не трогайте меня, – сказала она и отпустила его запястье.

– Гребаная шлюха, – процедил Пеннелли и ушел.

Гильтине бросилась в одну из ванных комнат и умылась, сорвав с лица эту отвратительную тряпку. Затем она снова надела свою резиновую маску, села за компьютер и нашла все, что ей требовалось знать о таксисте. В ближайшие дни она намеревалась нанести ему визит.

11

Коломба приехала на миланский вокзал Чентрале в час пополудни. Поездка в высокоскоростном поезде доставила ей немало волнений. Хотя она купила билет во второй класс, перед ее глазами продолжал стоять заваленный трупами вагон люкс. Она даже заглянула в такой вагон, обнаружив там четырех уткнувшихся в мобильники и планшеты пассажиров, которые будто и не знали, что случилось всего несколько дней назад.

«Может, это и правильно, – подумала Коломба. – Нужно продолжать жить своей обычной жизнью, не слишком задумываясь о гипотетических напастях».

Остаток путешествия, занявшего меньше трех часов, она старалась следовать их примеру, но, когда из вагона-ресторана потянуло дымной вонью подгоревшего тоста, в панике вскочила, чтобы проверить, что происходит.

От тревожных мыслей Коломбу отвлекли звонок Сантини, который она оставила неотвеченным, и его же разъяренное сообщение на автоответчике. Дальше первых трех слов: «Каселли, какого хрена!..» – прослушивать его она не стала. Зато от присланного Лео смайлика по ее телу разлилось приятное тепло. Вместо того чтобы ответить эмотиконом, она отправила ему ссылку на скачивание «Снэпчата». Если им предстояло и впредь держаться на связи, а Коломбе этого бы очень хотелось, лучше было воспользоваться военной тактикой Данте. Вряд ли спецслужбы прослушивали ее разговоры – даже такой тупица, как Ди Марко, должен был понять, что она не замешана в теракте, – но сейчас она вообще ни в чем не могла поручиться.

Из каменных желобов вокзала Чентрале – внушительного двухэтажного здания фашистской эпохи – лились потоки дождевой воды. Спустившись по ступеням главной лестницы, Коломба вышла на площадь, где среди палаток Красного Креста и кучек растерянных иммигрантов высилась скульптура – гигантское яблоко. Ливень становился все сильнее, но в этот момент к ней подошла Барт с открытым зонтом в одной руке. Другой рукой она вела на сворке двух лабрадоров. Коломба даже не пыталась уклониться от бурных приветствий насквозь мокрых собак: она чувствовала себя виноватой перед всей собачьей братией с того дня, когда ей пришлось убить напавшего на нее добермана.

– Привет! Прости за опоздание, – придерживая лабрадоров, улыбнулась Барт. – Я припарковалась в километре отсюда. Вокруг Чентрале настоящий хаос – где пешеходные зоны, где дорожные работы. Подержишь зонтик?

Коломба забрала у нее зонт и под руку с Барт направилась к уже знакомому ей «фольксвагену», припаркованному на улице Сеттембрини. Сиденья машины покрывала шерсть, а салон пропах псиной.

– Извини, надо было заехать на мойку, – сказала Барт.

– Ты еще мою машину не видела, – хмыкнула Коломба, решив, что это тоже кара за ее грехи. – Давненько я не бывала в Милане, – сказала она, разглядывая новые, построенные ко Всемирной выставке высотки. – Погода, как всегда, дерьмовая, но сам город изменился.

– Не обманывайся яркими огнями. Ндрангета[23] здесь орудует похлеще, чем в Калабрии. Это я тебе точно говорю, потому что после разборок мафиози кто-то обязательно попадает ко мне на стол.

– Как мило, – улыбнулась Коломба.

– У меня лучшее ремесло на свете.

Барт жила в бывшем фабричном здании, где теперь располагались лофты и небольшие андерграундные заведения вроде чайных лавок и студий татуажа. Среднему жителю мини-городка было около двадцати лет. Барт нравилось ее жилище: собакам было где погулять, а сама она могла, никого не побеспокоив, слушать громкую музыку даже поздней ночью. Время от времени жильцы устраивали бурные рэйвы, а Барт оказывала первую помощь тусовщикам, перебравшим с кетамином и другими синтетическими наркотиками.

В прихожей со вкусом меблированного двухэтажного лофта, где Барт жила одна, висел просторный гамак. Повсюду стояли экзотические сувениры и безделушки, привезенные из командировок: лаборатории по всему миру приглашали ее провести экспертизу старых костей. Барт прекрасно готовила и по случаю приезда Коломбы запекла огромную сковороду пасты аль форно, на которую гостья мгновенно накинулась, как стервятник. В компании Данте есть мясо становилось почти невозможно, да и блюдо в исполнении Барт вышло просто превосходным.

Женщины выпили по паре бутылок пива и немного поболтали. Коломба намеренно придерживалась отвлеченных тем и вскоре обнаружила, что безнадежно отстала от времени и даже не слышала о литературных и кинематографических новинках последних лет.

– Ты живешь как затворница. Вся твоя жизнь ограничена работой, – сказала Барт, включив гейзерную кофеварку.

Коломба плюхнулась на один из цветастых пуфов в гостиной и почувствовала, что только что набрала как минимум пару килограммов.

– Сейчас я даже не работаю, – сказала она.

– Надолго тебя отстранили?

– Думаю, на всю жизнь.

– Не говори так, – укорила ее Барт. – Для полиции ты настоящее сокровище. Ты работаешь лучше всех, кого я знаю.

Коломба покачала головой:

– После Катастрофы я даже написала заявление об уходе. Оставалось только подписать. Но Ровере убедил меня не торопиться. А потом Курчо затащил меня обратно.

– И бросил.

– Он сделал для меня все, что мог. Я сама совершила ошибку, – сказала Коломба. Она знала, что такое держать в руках бразды правления, и понимала, что не может винить в случившемся своего начальника.

– Я знаю только, что ты отлично поработала. – Барт поставила на стол поднос с кофейником, двумя стальными чашками и блюдцем с горкой печенья «кошачьи язычки». – Вот увидишь, все будет хорошо.

Коломба надкусила печенье.

– Я должна кое о чем тебя спросить.

– А я-то надеялась, что ты явилась с дружеским визитом! – с притворным отчаянием воскликнула Барт.

– Так и есть, честное слово! Но…

– О’кей-о’кей, продолжай. Я пошутила.

– На совещании в Риме ты сказала, что террористы ошиблись, когда подключали к системе газовый баллон. Уверена, что это была ошибка?

– Вместо ста десяти пассажиров погибло всего девять, – удивленно сказала Барт. – Если это не ошибка, не знаю, что и думать… Через вентиляцию газ попал только в один вагон.

– А что, если в этом и заключался их план?

Барт посерьезнела.

– Это не просто гипотеза, верно?

– Давай считать, что я строю умозрительные догадки. Если завтра тебя вызовут в качестве свидетельницы, тебе хотя бы не придется лгать под присягой. Это всего лишь дружеская беседа.

Барт отставила чашку.

– Это связано с Данте и его вопросами о трупе?

– Не понимаю, о чем ты.

– Ты ведь знаешь, что я буду за тебя волноваться?

– Не стоит.

– А как иначе? Разве ты не беспокоишься о своих друзьях? – Вздохнув, Барт продолжила: – Итак, смертельная концентрация цианида – около пятисот миллиграммов на кубометр воздуха. В баллоне не хватало цианида на весь поезд.

– Чем больше помещение, тем сильнее рассеивается газ, – сказала Коломба.

– Вот именно. Концентрация бы снижалась от одного вагона к другому и в зависимости от циркуляции воздуха стала бы токсичной, но нелетальной либо в хвосте, либо в передних вагонах.

– А нельзя было использовать баллон побольше?

Барт быстро посчитала что-то в уме:

– Потребовался бы баллон минимум в десять раз крупнее. Такой не поместился бы за панелью. Но если бы они просто подключили его иначе, погибших было бы гораздо больше, а многие другие получили бы сильное отравление.

– Многие – это сколько?

Барт покачала головой:

– Не знаю. Существуют модели распространения газа в замкнутых пространствах, и, если хочешь, я могу произвести более точные вычисления. Но, как ты знаешь, поезд не был герметичным, а значит, необходимо учитывать дисперсию в атмосферу.

– И все-таки они не смогли бы убить всех пассажиров? – спросила Коломба. В животе стало холодно, будто она проглотила кубик льда.

– Нет. Навскидку – погибло бы меньше половины.

Холод поднялся к щекам Коломбы, и она побледнела.

– Все хорошо? – спросила Барт, обеспокоенно взглянув ей в лицо.

– Да, извини, что тебя донимала. Мне просто стало любопытно. Ясно, что они ошиблись.

Барт прищурилась:

– Я не заставляю тебя откровенничать, но не пудри мне мозги, о’кей?

Коломба опустила глаза. Они с Барт провели вместе еще пару часов, но от непринужденной атмосферы не осталось и следа. Коломба вызвала такси, чтобы вернуться на станцию, и наскоро попрощалась. С заднего сиденья она обернулась и помахала, но Барт продолжала неподвижно стоять под дождем, глядя ей вслед. Коломба занесла очередной грешок в свой и без того богатый послужной список.

Добравшись до Чентрале, она решила подождать поезда на скамье у эскалатора и отправила «снэп» Данте. Он тут же перезвонил, и она сообщила ему, что узнала.

– Я не могу быть уверена в твоей правоте, – сказала Коломба. Ее внутренний холод перекинулся на легкие. – Но есть немалая вероятность, что наша ангелица предпочла действовать наверняка и намеренно подключила баллон таким образом, чтобы убить только пассажиров вагона люкс. Возможно, она ненавидит богачей.

– В этом она была бы не одинока, однако у меня другая версия. Думаю, она хотела скрыть свою истинную цель, – сказал Данте.

Коломбе вспомнилась одна из старых книг, которые она читала, поправляясь после Катастрофы, – сборник рассказов о патере Брауне. Обычно она терпеть не могла детективы, но низенький сельский священник, раскрывавший преступления благодаря знанию человеческих душ, завоевал ее сердце.

В одном из рассказов генерал сломал шпагу при убийстве однополчанина и, чтобы сохранить преступление в тайне, отправил свой полк на верную смерть. Отец Браун разрешил загадку кровавого сражения, и использованная им метафора вдруг обрела для Коломбы вкус страшной истины: «Где умный человек прячет лист? В лесу. Если нет леса, он его сажает. И если ему надо спрятать мертвый лист, он сажает мертвый лес. А если ему надо спрятать мертвое тело, он прячет его под грудой мертвых тел»[24].

– Гильтине создала груду мертвых тел, – пробормотала она.

Данте не понял литературной отсылки Коломбы, но тотчас же догадался, что она имеет в виду.

– Ее целью был один-единственный пассажир, и она спрятала его среди мертвых тел, выдумав причину для кровопролития и избавившись от всех, кто знал правду, – сказал он. – Представляешь, какого титанического труда стоило создать этот огромный механизм?

– Ты что, восхищаешься ею? Если да, завязывай, – нервно сказала Коломба.

– Я восхищаюсь лишь ее умом, а не методами и целями. Мне интересно, что заставило ее взять на себя такой труд. От кого она прячется? Явно не от полиции и спецслужб.

– Почему?

– Потому что она знала, что, если впутает ИГИЛ, в расследовании будут задействованы все госструктуры. Если бы она опасалась связываться с силами правопорядка, то инсценировала бы несчастный случай, как в Греции и Германии.

– По-твоему, она могла таким образом избежать тщательного расследования?

– Не в этом случае. По какой-то причине она знала, что расследование все равно будет. И решила подбросить своему врагу, кем бы он ни был, громкую сенсацию, которая усыпила бы все его подозрения. Например, ИГИЛ.

– А вот еще одна гипотеза, Данте. Никто ее не преследует, и она просто сумасшедшая, – без всякого убеждения произнесла Коломба.

– КоКа, надеюсь, что ты права. Всем сердцем надеюсь. Потому что меньше всего я желал бы повстречать человека, которого боится Ангел смерти.

12

Франческо не любил свою мать. Эта многолетняя тайна донимала его, подобно зубной боли. Ребенком он, как все, ну или почти все люди, видел в матери милостивую богиню радости, но, повзрослев, стал замечать недостатки, скрывающиеся за ее высоколобой болтовней и безукоризненным неброским стилем в одежде.

Во время похорон в миланском соборе Дуомо, где собрались на проводы катафалка представители власти, оркестр карабинеров и целая толпа незнакомцев, ему не удалось выдавить из себя ни слезинки. Изобразить скорбь помогли темные очки, и он достойно выполнил обязанности, предписываемые старшему сыну. Пожимая руки и обнимая родственников, призывающих его крепиться, Франческо испытывал только странную опустошенность. Гнилой зуб вырвали, и он снова и снова проводил языком по лунке. Боли не было – только виноватое облегчение. Он поприветствовал с полдюжины клиентов агентства, которые с заученным выражением лица приносили ему соболезнования, стараясь поудачнее повернуться к телекамерам.

Франческо презирал их почти так же, как своего слабака-брата Танкреди, который накачался успокоительными до такой степени, что во время церемонии едва держался на ногах. Его мать всю жизнь попусту растрачивала ум и силы, нянчась с кучкой идиотов и пытаясь в наилучшем свете представить их перед публикой.

Он давно спрашивал себя, как она их выносила, и ответ на этот вопрос открыл ему глаза: мать и сама была такой же недалекой лицемеркой. Возможно, поэтому он и съехал из дома, как только получил степень по экономике. Правда, до сих пор еще ни одна работа не отвечала его высоким ожиданиям, и несколько раз ему волей-неволей пришлось воспользоваться поддержкой семьи.

Но настало время начать жизнь с чистого листа. Вернувшись домой после похорон, он сразу отправился в агентство матери, чтобы забрать документы, необходимые юристу для оформления перехода собственности. Агентство находилось на одиннадцатом этаже одной из двух башен возведенного к миланской Всемирной выставке вместе с остальным деловым кварталом комплекса «Вертикальный лес», на террасах которого было высажено более двух тысяч деревьев. Архитектор намеревался совместить экологический подход с безудержной роскошью – нечто вроде архитектурного оксюморона. Квартиру или офис в «Лесу» могли позволить себе не многие – по большей части иностранные банкиры, несколько модных художников и даже рэпер, призывающий бороться с системой.

Франческо отпер агентство ключами, которые вернула ему полиция. Офис открытой планировки, обставленный мебелью пастельных тонов и украшенный произведениями современного искусства, от гостиной отличала разве что пара скрытых за неприметной перегородкой письменных столов, один из которых принадлежал его матери. На лакированной столешнице цвета черного дерева еще лежали очки для чтения, забытые ею перед отъездом в Рим, и запасная зарядка для мобильника. Стояла там и старая фотография, запечатлевшая все их до глупости счастливое семейство. Снимок был сделан незадолго до того, как его отец сел за руль под мухой и разбился на объездной дороге. Теперь место его гибели было отмечено букетом искусственных цветов.

Лунка в десне Франческо становилась все глубже и болезненней, обнажив костную ткань.

Он сел за стол и взял фотографию в рамке из черненого серебра. Мать, в голубом платье и с тонкой ниткой жемчуга на шее, собственническим жестом положила руку на плечо маленькому Франческо. Ему казалось, что он еще чувствует тяжесть и теплоту ее ладони, счастье, которое приносило ее прикосновение.

Лунка стала бездонной, а боль невыносимой. Только сейчас Франческо усвоил урок, который рано или поздно постигает каждый взрослый: безболезненно порвать связь с женщиной, которая произвела тебя на свет, невозможно. Как бы далеко ты ни сбежал, боль догонит тебя и опрокинет наземь.

Высморкавшись в салфетку, Франческо взял себя в руки и открыл компактный стенной сейф, чтобы достать документы. Мать назвала ему код всего несколько месяцев назад, когда он в кои-то веки почтил своим присутствием семейный ужин.

«Почему мне? – не скрывая раздражения, спросил он. – Дай его Танкреди, он за тобой таскается, как комнатная собачонка».

«Ты старший брат», – ответила она, с необычной для себя резкостью дав понять, что разговор окончен.

Франческо ввел комбинацию и открыл дверцу. В сейфе было два отделения: в первом стояла коробка с наличными и несколько бухгалтерских книг, а второй был набит конвертами. Один из них – соломенно-желтый – привлек его внимание. В отличие от остальных конвертов, где лежали договоры, этот был выполнен из шероховатой на ощупь и явно дорогой бумаги. На водяном знаке марки был изображен стилизованный мост, над парапетом которого виднелись такие же стилизованные круглые лица. К его удивлению, конверт был запечатан сургучом, а на его оборотной стороне значилась надпись: «Для Франческо – лично».

Он повертел конверт в руках. Что это такое? Неужели завещание? Он был уверен, что мать завещания не оставляла. Что, если внутри ждет неприятный сюрприз, например распоряжение оставить все имущество его пустоголовому брату?

Еще было время все исправить. Франческо взял нож для бумаги и вскрыл конверт. Внутри лежала завернутая в два сложенных белых листка флеш-карта. Он вставил ее в стоящий на столе компьютер. На флешке хранился единственный файл под названием «COW».

«Корова?[25] И что это, черт подери, значит?» – подумал он и кликнул по иконке. Неожиданно запустилась программа диагностики, после чего на экране появилось окно с надписью: «Прежде чем получить доступ к данным, отключитесь от беспроводной Сети и выньте интернет-кабель. Отсоедините все внешние жесткие диски».

Не веря своим глазам, Франческо дважды перечитал текст. Это еще что? Система безопасности? Чем занималась его мать, что ей требовался такой высокий уровень секретности? Он озадаченно последовал инструкциям. Программа потребовала, чтобы он приложил большой палец к оптическому считывающему устройству, подключенному к клавиатуре. Сердце Франческо учащенно забилось. Какого хрена происходит?

Он снова подчинился. Похоже, отпечаток подошел, потому что на рабочем столе наконец появился десяток файлов. Первый из них содержал главным образом числа и даты. Франческо начал читать, а затем с растущим изумлением перешел ко второму. Оказалось, что стоило ему закрыть один из файлов, как тот снова возвращался на защищенную флеш-карту. Когда он ознакомился со всеми документами, была полночь. Шея сильно затекла. Он встал, поднял автоматические жалюзи, потрясенно обвел взглядом залитый огнями Милан.

Последний открытый им файл содержал только телефонный номер и письмо, написанное его матерью за несколько дней до того, как она сообщила ему код от сейфа.

Дорогой Франческо!

Если ты все прочитал, то понимаешь, что стоит на кону. Теперь выбор за тобой.

Если ты не хочешь ничего больше знать, прошу тебя, уничтожь флеш-карту и не говори о ней ни слова никому – ни брату, ни своей девушке. Танкреди не смог бы управлять семейным бизнесом, а любые слухи навредят дорогим мне людям. Я полагаю, ты уже понял, что распространяться об этом было бы неблагоразумно. Но если ты желаешь вступить в игру, просто набери номер и представься.

Знаю, решение непростое, и мне хотелось бы быть рядом и помочь тебе советом. Но если ты открыл сейф и прочитал это письмо, значит я могу только пожелать тебе удачи.

Люблю, мама.

Франческо прочитал эти слова, и его охватила глухая ярость.

– Как ты можешь о таком просить? Да как ты смеешь?! – закричал он в пустой комнате.

Глядя на Милан с высоты, он постепенно успокоился. В этот час город казался почти красивым. Он различал даже отливающую золотом Мадонну на шпиле Дуомо.

Золотой. Красивый цвет. Отныне в золото окрасится вся его жизнь, если он согласится пойти по дороге, проторенной для него покойной матерью. Пусть земля ей будет пухом. С этого момента он распрощается со своей импортно-экспортной фирмой, где занимался связями с Ближним Востоком, а также с мизерной зарплатой, кретинами-коллегами, которые не видели дальше собственного носа. И даже с невестой. Он давно от нее устал, но продолжал держаться за нее, поскольку она была из прекрасной семьи. Теперь она ему больше не понадобится.

Франческо вернулся за письменный стол и набрал номер.

Голос на другом конце провода сказал ему, что делать.

Часть вторая