— Так какая я? — спросила Мария.
— Нормальная, — сказал Барро очень жестко, будто поставил диагноз. И добавил непонятно и сурово: — Значит, будете жить…
Выдержал паузу и закончил:
— Долго и счастливо.
Он протянул ей руку. Крошечный чип лежал на ладони, и Мария осторожно взяла его.
— Конечно, надо учесть, что вы патологически везучи, — сказал Барро. — Все обычно бывает именно так, как вам хочется, верно? Но это, на ваше счастье, ненаказуемо. Просто удача. Некоторым, знаете ли, везет. А остальным — не очень.
Мария крепко зажала чип в кулаке. Наваждение прошло, страхи отступили, все опять было просто и ясно. И Барро уже не пугал ее совершенно. Хотя по морде она ему съездила бы — за все хорошее. А потом поцеловала бы. И они стали бы друзьями. Но можно дружить и так, без церемоний. Обойдется без поцелуя, не развалится, пижон лохматый.
— Пойдемте со мной, — сказала она. — Я налью вам выпить. Потом мы сядем у камина, и я буду читать, что тут записано. А вы мне расскажете все остальное.
Барро нерешительно почесал в затылке.
— Спасибо, конечно, — сказал он. — Но тут поблизости есть заведение, где прекрасно готовят французский луковый суп. Знаете таверну у развилки? Вот я лучше там посижу часок-другой. А вы если решитесь — приходите, тогда и поговорим. Не хочу лишний раз встречаться с Давидом.
— Потому что он скучный человек?
— Нет, это я еще могу вынести. Но Давид когда увидел меня сегодня, то с ходу предложил десять миллионов и долю в бизнесе. Десять миллионов он давал за то, что я вас, извините, не пристрелю. А долю — если пойду к нему советником. Давид упорный, просто так не отступит. Если он снова будет звать меня на работу, я наверняка сорвусь и покажу ему свой коронный удар в горло. А удар этот у меня получается все лучше и лучше, некоторых приходится лечить… Я понятно излагаю?
— Но вы не убили меня бесплатно, — сказала Мария, поражаясь тому, как легко говорит такие дикие вещи.
Барро кивнул.
— И служить у Ландау не хотите… Как-то это не вяжется с заявлением, что вы работаете за деньги!
— Я ведь не просто художник, а свободный художник, — сказал Барро. — Тот, кто решает сам, кого защищать и кому служить. Что, богатая невеста, завидно?
— Да ну вас! — Мария рассмеялась и подумала — а ведь он прав, очень прав. Что-то он знает о жизни такое, чему бы стоило научиться.
— Значит, Мария, два часа я жду в таверне. Приходите. Если, конечно, не боитесь услышать, как я из-за вас потерял близкого друга и как ваш отец убил близкого друга — тоже из-за вас. И как Абрам Ландау, рискуя жизнью, спасал маленькую девочку, пока ваша мама отбивалась в одиночку в окружении, и мы не могли ей ничем помочь… Я расскажу, почему у вас стерта память. И почему Шестую Миротворческую Бригаду зовут Истребительной. Добро пожаловать во взрослый мир… Элеонора-Мария Де Леон Кнехт.
— Такое имя… Трудно будет запомнить… — прошептала Мария.
— Еще труднее будет поверить, — пообещал Барро.
Он повернулся и, не прощаясь, ушел вдаль по набережной.
Мария глядела ему вслед и думала — интересно, что он скажет, если она сейчас уронит чип и разотрет в пыль каблуком. Просто уронит и наступит. Потом надо будет сильно нажать и повернуться. И все.
Истребительная Бригада убивала мутантов. Вот такие яркие и красивые люди, как этот Барро, — убивали. Искали, преследовали, загоняли, убивали. А скучный дядя Давид всю жизнь выручал несчастных. Спасал. И на чьей стороне были ее родители, тоже яркие и красивые люди, — непонятно. Пока непонятно.
Мария разжала кулак. Маленький чип скрывал большую тайну. Не станет его — не станет и тайны, Барро ничего не сумеет доказать. И он не заставит ее слушать.
Мария стояла, Барро уходил. Как он ее назвал? Одна фамилия похожа на испанскую, другая на немецкую. И никаких Ландау в помине.
Она незаметно опустила чип в карман и представила, как роняет его и топчет. Представила так ясно, что совершила это движение — рукой, потом ногой и всем телом. Стальная подковка звонко клацнула… Матерь божья, неужели она и правда сделала это?!
Барро уходил все дальше.
Мария шарила в кармане. Ох, ну конечно, чип на месте. А Барро знай себе вышагивает. Не попался. Не проймешь его такими фокусами. Убила бы.
— Да стойте же! — закричала она. — Погодите!
Его надо удержать. Вдруг он обманет и не пойдет в таверну? И плевать, что он грозился показать дяде Давиду какой-то там удар. Дядя сам может врезать. Пускай отдубасят друг друга, обоим будет полезно.
Крепко вцепившись в чип и размахивая свободной рукой, Мария бежала по набережной.
Далеко впереди Барро, продолжая идти, читал ее простенькие мысли и думал: а ведь мог бы взять десять миллионов — уйма денег! — растоптать чип прямо у Давида в кабинете и уйти. Исполнить мечту Розы — все забыть. И девки этой, совсем не склонной к полноте, в глаза не видеть. И никаких проблем с совестью.
Мог? Или нет?
Невольно Барро прибавил шагу.
С другой стороны, подумал он, девица-то на самом деле славная. Не дура, красотка и действительно богатая невеста, а у меня сын редкий симпатяга и такой же, в общем, балбес, они друг другу сразу понравятся.
Эта мысль заставила его слегка притормозить.
Хотя наследственность у Марии, признаем честно, жуткая. Мало ли, что она каким-то чудом не мутант! Но какие демоны кроются у нее внутри, помимо уникальной везучести? Мамина неуправляемость вкупе с разгильдяйством и дикой самоуверенностью. Папина упертость, агрессия и в то же время душевная ранимость. Прямо Молотов-коктейль.
Да, но мой-то взглядом уже не ложки гнет. Он такое загибает, что только держись. Весь в отца. И совсем не хочется гнать его пинками в Шестую Бригаду: ничему хорошему парня там не научат. А придется.
Как все трудно. Роза любила меня, я не любил ее. Потом она влюбилась в Эгона, но он не пошел за ней в бега — и она стерла ему память. Потому что заботилась о нем. И Марии стерла память по той же причине. А Эгон заботился обо мне. А мне придется заботиться о Марии — то есть для начала наврать ей с три короба о родителях. И жить с этой ложью до конца своих дней. Давид тоже о ней заботился и тоже врал. Надо будет все-таки показать ему мой удар в горло. Просто чтобы поменьше задирал нос.
Почему я не взял деньги, ну почему, думал Барро. Мне сорок восемь, мне все надоело до чертиков, я же не потяну такую обузу…
Мария налетела на него сзади, вцепилась в рукав и повисла.
— Хорошо, что ты выросла не толстая, — сказал ей Барро уныло. — А то бы рукав оторвала. Эх, Мария, представь только, мне сорок восемь лет! И вчера было, и завтра будет. Опять сорок восемь. Кругом сорок восемь. И самые яркие дни позади, и самые красивые дела. Ничего нового. Что бы ты мне ни сказала, я это уже слышал. Что бы ни показала — я это видел. Тоска — застрелиться в пору…
— Пить надо меньше! — посоветовала Мария, точь-в-точь воспроизводя интонации Эгона Эрвина Кнехта.
Барро глухо застонал и крепко зажмурился.
У себя в кабинете Давид Ландау выключил монитор слежения и устало откинулся на спинку кресла. Он привязался к Марии как к родной, без всяких задних мыслей, и страшно боялся, что Барро ее пристрелит. А Барро по-прежнему обожал запугивать людей и, в свою очередь, поиздевался над Давидом всласть… Но теперь дело приобретало интересный оборот. По надежной информации, у отставного нюхача очень талантливый сын, мутант. Мальчику всю жизнь нужно будет прикрытие. Самый простой вариант — Шестая Бригада, но вряд ли эта перспектива сильно радует Барро. Тем временем концерн Ландау набрал такую силу, что сможет защитить любого. И предоставить ему огромные возможности. Концерну Ландау не впервой уговаривать талантливых молодых людей. Но можно сделать проще — познакомить младшего Барро с Марией. Вдруг повезет? Девочка спит и видит, как бы избавиться от опеки. И при всей взаимной любви унесет из дома кучу денег. Но зачем ей уходить, если ее мужчина работает на Ландау? А мутанты умеют привязывать к себе партнеров. Они дружат насмерть и любят до гроба. Им это необходимо. Им ведь очень трудно жить. Оставшись наедине со своим даром, без семьи или без команды, что примерно одно и то же, одинокий мутант постепенно сходит с ума и рано или поздно начинает призывать смерть. Так погибла мать Марии. Фактически убила себя, хотя и сопротивлялась до последнего вздоха. Бедняжка родилась с душой и характером одиночки, и ее конец был предрешен, едва она попала в Богом проклятую Шестую Бригаду.
Нет, пускай у этого парня все будет хорошо. И у Марии. И у нас все будет хорошо!
Давиду казалось немного стыдным так оценивать события, но тем не менее день выдался прибыльный.
Он сэкономил десять миллионов, и намечается очень интересный гешефт.
…Не-ет, подумал Барро, ударом в горло этот пройдоха не отделается. Прямо следом я покажу ему коронный удар Эгона в глаз! Получится хороший задел для переговоров. Мне Давид предлагал три процента, а за своего парня я сдеру все пять.
Тридцать сребреников, говорите? Не-ет, ребята.
Это только ваш Иуда мог так продешевить.
Мы ведь за эти деньги — работаем.
Евгений ЛукинВремя разбрасывать камни[6]
А между тем через бездну пространства на Землю смотрели глазами, полными зависти, существа с высокоразвитым бесчувственным интеллектом, превосходящие нас настолько, насколько мы превосходим вымерших животных…
За Волгой для нас земли нет!
При виде едущей навстречу тачки (нет, не автомобиля — тачки в исконном значении этого слова) гадюка дёрнулась вправо, влево и, уразумев, что бежать некуда, поспешно свернулась в сложный пружинистый узел, изготовилась к броску. Молоденькая, полуметровая. Особенно трогательно выглядел хвостик, которым она угрожающе постукивала по утоптанной до глянца грунтовке. Честно предупреждала, что голыми руками не возьмёшь. — Ну! — сказал Георгий, останавливая тележку. — А дальше?