Мама сидела в своем любимом уголке гостиной — свернулась калачиком в кресле у окна и читала. В камине горел огонь, и комната источала уют. Я сняла дорожное пальто.
Мама посмотрела на меня с таким удовольствием, радостно улыбаясь. Отметила страницу закладкой, положила книгу и встала.
— Уверена, тебе было бы лучше приехать на трамвае, чем вести машину. Когда-нибудь ты подхватишь сильную простуду.
— У трамвая слишком много остановок. Это меня бесит.
Мама села на диван, похлопала по сиденью рядом с собой.
— Иди садись, расскажи, как у тебя дела.
Я бросила пальто на спинку дивана.
— Лучше не бывает.
— А как там Берта?
— Тетя Берта в наилучшей форме. Она шлет тебе тот шарф, который ты приглядела у «Дерри энд Томса».
— Как мило!
Любование шарфом оттянет момент, когда мне придется объявить о Мэри Джейн и миссис Уитекер, не говоря уже о том, что я воспользовалась родительским адресом в качестве почтового ящика для клуба одиноких сердец.
Мама достала из коробки с принадлежностями для шитья маленькие ножнички. Разрезала бечевку на свертке из магазина «Дерри энд Томс» и встряхнула цветастый шелковый шарф.
— Великолепно. Он идеально подойдет к наряду, который я шью к лету. Потом тебе покажу. А теперь расскажи, как ты съездила в Лондон. И почему этот приятный инспектор Чарлз снова едет в наши края?
— Теперь он старший инспектор. Его направили расследовать какие-то события в районе Отли. И отчасти поэтому я приехала с тобой поговорить.
Мы сидели бок о бок на диване, и мама слушала мой рассказ о том, как ранним утром в понедельник ко мне явилась Мэри Джейн, о событиях последних трех дней, об исчезновении Этана Армстронга и о смерти мисс Тримбл.
— Боже милостивый! А я-то всего лишь перечитала несколько глав из этой книги, в которой совершенно ничего не понимаю.
Мы обе вели себя так, будто не придаем большого значения моему знакомству с Мэри Джейн, но притворяться было бесполезно.
— Мама, на самом деле я хотела тебе рассказать именно о визите Мэри Джейн, потому что он привел меня к миссис Уитекер в Уайт-Свон-ярде.
— Ох!
Мама откинулась на подушки, словно лишилась энергии, помогавшей сидеть прямо. На меня она не смотрела. Наконец она произнесла:
— Я чувствовала: что-то происходит. Когда Деннис говорил, что обедал вчера с тобой и ты вернулась на станцию, он сказал, что скоро ты приедешь и сама обо всем мне расскажешь. Надеюсь, у него лучше получается скрытничать с преступниками. Я всегда вижу, когда он что-то утаивает. Какая же я глупая. Я-то думала, это связано с твоим отношением к Маркусу Чарлзу. Он показался мне таким обаятельным, когда мы повстречались с ним в Харрогейте в прошлом году. Но дело, оказывается, совсем не в этом. А в твоей… твоей матери.
Я положила ладонь на ее руку.
— Ты — моя мать. И никто другой. Сколько мне было, когда папа принес меня от Уитекеров?
— Думаю, восемь недель. Котята с кошкой остаются дольше, но я хотела быть уверена, что она…
— Была рада от меня избавиться.
— Нет! Совсем нет. Ты не должна даже думать так. Но если нужно что-то сделать, лучше делать это быстро.
Минуту мы обе молчали.
— Мама, нам с миссис Уитекер почти нечего было сказать друг другу. Я отвезла ее к Мэри Джейн. Я к той семье не принадлежу.
Она улыбнулась:
— Все нормально. Это должно было случиться. Что ж, полагаю, тебе не обязательно было знакомиться с ней, но когда человек становится старше, появляются разные сожаления — не о том, что ты что-то сделал, а о том, чего не сделал. И кто знает, может, вы познакомитесь поближе и понравитесь друг другу.
— Полагаю, все возможно. — Я помолчала. — Папа сказал, что из дома Уитекеров меня унес он, а ты сидела в машине.
Она посмотрела на свои руки.
— Даже в последний момент я боялась, что она передумает. — Мама повернулась ко мне, улыбнулась с бесконечной теплотой и взяла меня за руку. — Но я каждый день благодарю Бога, что она не передумала и ты приехала с нами домой.
Позднее, когда мама разлила по чашкам чай и мы принялись за сандвичи с консервированной говядиной, она спросила о моей поездке в Лондон на прошлой неделе.
Она отмахнулась, когда я начала повествование о походах по магазинам и званом ужине, устроенном тетей Бертой.
— О хождении по магазинам и меню Берта мне рассказала. В последний день ты пошла на экскурсию по Скотленд-Ярду. Расскажи мне об этом и о твоих отношениях с Маркусом Чарлзом. Если он едет сюда и, вероятно, навестит нас, мне нужно знать, как обстоят или не обстоят дела.
Я не спеша трудилась над сандвичем.
— Это было немыслимо здорово и полная катастрофа, если хочешь знать.
— Звучит интересно. Что к чему относится?
— Мы очень хорошо поладили. Он взял выходной, который мы провели вместе.
Я не упомянула, что мы провели вместе и ночь и она тоже была великолепной.
Мама очень хорошо умеет слышать не произнесенное «но».
— Но?
— Мама, он такой старомодный!
Она бросила на меня удивленный взгляд, заставив подумать, что тетя Берта проболталась о моих поздних возвращениях.
— Он не показался мне старомодным, когда мы встречались с ним в Харрогейте.
— Вы видели его пять минут. Когда он водил меня по Скотленд-Ярду, он рассказывал мне о том, как они набирали женщин-полицейских в восемнадцатом году, а потом распустили их из-за сокращения финансирования. Он сказал, что, когда женщины только начинали служить, они ходили по двое…
— Ну, да, они…
— А за ними, на расстоянии шести-десяти ярдов, шли двое крепких, проверенных полисменов. Он сожалел, что это прекратили. Сожалел, что женщинам в итоге дали власть производить аресты. Он считает ошибкой, что сейчас в Управлении уголовных расследований есть женщина.
— В самом деле?
— Да. Одна. На три тысячи мужчин. Я с ней познакомилась. Она очень решительная и здраво мыслит. Но я не понимаю, как она с этим мирится. Мы с Маркусом очень хорошо ладим, пока не доходит до любого важного дела, и тогда мы категорически расходимся во мнениях.
— Но противоположности притягиваются, посмотри на нас с твоим отцом.
— Не настолько противоположные. Мне уже слишком поздно менять свои убеждения. И теперь он едет сюда, чтобы расследовать то, чем я уже немного занималась, и с папой говорила, я уверена, что… ой, ладно.
— Возьми скон.
Я взяла скон. Сконы были немного вязкими. Я их вообще-то не люблю, но никогда раньше мне не приходило в голову, что можно отказаться, равно как остаться сидеть в церкви, когда все остальные встали или опустились на колени.
— Я не люблю сконы.
Мама налила еще чаю.
— Успокойся, дорогая. Нет ничего настолько важного, чтобы тебе расстраиваться. Я читаю книгу Елены Блаватской. Едва улавливаю смысл, но она действительно открывает необыкновенные перспективы. Есть столько других философий. Не хочешь узнать, какой я делаю из этого вывод?
— Не сейчас.
— Значит, главный вопрос заключается в следующем, — сказала мама. — Ты хочешь продолжать это дело, а твой отец и Маркус отстраняют тебя.
Я поразилась, как быстро она уловила то, о чем я промолчала.
— Да.
— Что ж, по моему скромному мнению — а я, разумеется, ничего не знаю, — мне кажется, было бы очень глупо со стороны отдела по расследованию убийств, полиции Уэст-Райдинга и…
— Специального отдела…
— …и специального отдела исключать тебя. И в конце концов, эта Мэри Джейн — твоя сестра, Кейт. Закон пока что не запрещает навещать родственников, не так ли?
— Не запрещает.
Революционная позиция моей матери по отношению к британскому истеблишменту не слишком меня удивила. Я считаю, что свою прямоту я взяла от нее, а склонность к сомнениям — от отца.
— Спасибо, мама. Именно это я и хотела услышать. И, мама, если сюда доставят письмо для П. Л. Райта, эсквайра, прочти его, пожалуйста, и немедленно мне сообщи, хорошо?
Прежде чем я успела что-то объяснить, зазвонил телефон.
— Ой, не бери, Кейт. Это Марта Грэм. Она помешана на бридже. Я говорила ей, что не играю сегодня.
— Лучше ей отвечу я. Если она услышит меня, то поймет, что ты занята. — Я сняла трубку. — Дом Худов.
— Здравствуй, Кейт. — Это был Маркус. — Я в Грейт-Эпплвике. Мы кое-что нашли. Мне интересно, захочешь ли ты сюда приехать?
Захочу ли я приехать? Попробуйте меня удержать.
— Возможно, — ответила я. Лучше не проявлять явного стремления.
— Послать за тобой машину?
Если они кое-что нашли, это кое-что может быть только телом. Телом Этана Армстронга.
Глава 3
По прибытии в Грейт-Эпплвик я не смогла бы ответить ни на один вопрос о своей поездке из Уэйкфилда — о достопримечательностях, уличных регулировщиках, других машинах, велосипедах или моем душевном состоянии. Только когда я ехала по Нижнему концу, минуя сначала один коттедж, потом другой, вписываясь в поворот, я пришла в себя, словно выведенный из транса человек. От страха у меня онемели губы, и волна тревоги разошлась по всему телу, терзая каждый нерв.
Как только показался коттедж Мэри Джейн, я заметила констебля у двери. Автомобиль я поставила на обычное теперь мое место, рядом со сложенной всухую каменной стеной напротив коттеджа сестры. Констебль наблюдал, как я вылезаю из машины. Подождал, пока я окажусь перед ним.
— Внутрь входить нельзя, мадам.
— Мне нужно поговорить с миссис Армстронг.
Он покачал головой:
— Никто не должен переступать порог.
Я глянула мимо него в окно. За столом сидела незнакомая мне женщина, спиной ко мне.
— Старший инспектор Чарлз попросил меня приехать, констебль.
— Вы не можете войти, — повторил он.
— Где старший инспектор Чарлз?
— В каменоломне. Туда вы тоже не сможете войти.
— Кто это в коттедже? И где миссис Армстронг?
— С дамой сидит миссис Шарп. — Он заглянул в окно, словно для подтверждения своих слов. — Она жена местного сержанта полиции.