— Тем не менее они на ее стороне.
— Они на своей стороне, мистер Сайкс. Они в одну секунду пожертвуют моей сестрой.
— У вашего старшего инспектора нет ничего конкретного против Мэри Джейн, кроме спрятанных инструментов. Любой мог подкинуть их туда.
Сайкс уже формировал дело для защиты. Он потер подбородок.
— Вот уж посудачат сегодня в местной пивной.
Мистер Сайкс придает огромное значение сплетням в пабе, потому что это дает ему преимущество передо мной, которой недоступен такой способ сбора информации.
— Если хотите. Но будьте осторожны. Мы не знаем, скольких полицейских в штатском посетит та же идея.
Он спустился вниз.
— Я не забыл, что завтра в девять утра у меня встреча в страховой компании. Не больше пары пинт и часового подслушивания, а затем я поеду домой.
Я написала записку для Мэри Джейн и положила на середину стола, чтобы она заметила ее сразу же, как только сержант Шарп привезет ее домой; если он привезет ее домой.
— Уходите лучше первым, мистер Сайкс. Я нанесу визит соболезнования викарию.
Между смертью Этана Армстронга и смертью мисс Тримбл была связь, и я собиралась ее обнаружить.
Глава 7
Морщинистый мужчина с толстым животом поздоровался со мной голосом образованного человека. Я поняла, что викарий учился в Оксфорде, и вспомнила, как его сестра сказала, что он предпочел бы служить Богу в Брайтоне, а не в йоркширском захолустье. Он производил впечатление человека, которого замучили выражением соболезнований, и существовала возможность, что я встречу отпор. Возможно, сейчас для него не время встречаться с женщиной, которая стала свидетельницей последних мгновений жизни его сестры.
С привычной ловкостью я представилась, выложив полные сведения, включая свой статус и профессию, папину работу и мамин титул. Это сработало.
Он устало взял со стола в прихожей книгу.
— Проходите в кабинет, миссис Шеклтон. Итак, я должен благодарить вас за то, что вы нашли мою сестру.
Я произнесла несколько подобающих слов. Он открыл книгу.
— Для соболезнований, — сказал он, поворачивая ее ко мне. — Люди были очень добры. Она и не подозревала, насколько ее любили.
Я взглянула на страницы, заполненные подписями, молитвами и цветисто изложенными чувствами. Подразумевалось, что и я оставлю здесь несколько фраз.
— Мне очень жаль, но я не знала мисс Тримбл, познакомившись с ней лишь в то утро. Если вы дадите мне минутку…
Даже имея минутку, я не могла придумать, что бы такое написать.
— Бедная Аврора, в тот день она была в приподнятом настроении, — хмуро проговорил викарий. — Господь подарил ей радость в последние дни ее земного существования.
— У нее был повод радоваться?
Он отодвинул проповедь, над которой трудился.
— Она провела счастливую неделю в Клитероу с нашей двоюродной сестрой, которая там замужем за церковным служителем. И разумеется, ей нравились церковные окна, понимаете, с частым переплетом, с восхитительными витражами.
— В Клитероу?
— Нет. Здесь. Бедная Аврора.
Довольно долго, записывая какие-то утешительные слова в книгу соболезнований, я пыталась сообразить, как сформулировать вопрос: есть ли кто-нибудь, желавший смерти вашей сестре? Вместо этого я сказала:
— У вас очаровательная церковь. — И затем вспомнила, что одно окно было простым. — Вы планируете сделать новый витраж?
— Да. Вот почему она была так счастлива. Фермер Конрой разговаривал об этом с моей сестрой в воскресенье. Он заплатит за него в память о своих родителях и брате.
Боб Конрой. Значит, он собирался пожертвовать часть вырученных от продажи фермы денег. После моего ухода он оставался в церковном дворе, у могилы брата, разговаривая с мертвым, в расстроенных чувствах. Сохраняя совершенно невозмутимое, как у игрока в покер, лицо, я гадала, не помог ли Боб Конрой Авроре Тримбл отправиться в мир иной, чтобы она не могла дать показания против Мэри Джейн?
Мистер Тримбл говорил, о чем-то меня спрашивая.
— Простите. О чем вы спросили?
— Аврора сказала что-нибудь перед смертью?
О боже. У Джеральда и его приятеля-врача была любимая игра. Один из них называл человека, живущего или умершего. Другой должен был процитировать или придумать знаменитые последние слова. Сейчас меня так и подмывало придумать что-нибудь грандиозное. Но я совершенно не умела играть в эту игру.
— Она произнесла только два слова, мистер Тримбл. Первое из них было «горькое».
— Непонятно. Моя сестра еще что-то сказала?
Час от часу не легче. Он решит, что я глухая или выдумщица.
— Она сказала «диванчик».
— Диванчик?
Он озадаченно покачал головой. Я ждала, не вспомнит ли он, что у сестры был любимый предмет мебели, но напрасно.
Когда я вернулась к коттеджу, в окне горел свет. Мэри Джейн была дома. Я постучала в запертую дверь.
— Кто там?
— Это я.
Она повернула ключ в замке и впустила меня. Выглядела сестра измученной и обессилевшей.
— Я хотела убедиться, что с тобой все в порядке. Ужасно было?
— Да. — Она села в кресло у камина, где, видимо, сидела до моего прихода, и уставилась на огонь. — Это так бесповоротно. Это больше не он, Кейт. Этана нет. Люди говорят: вот, мол, от человека осталась одна оболочка. Я никогда не понимала, что это значит. Лучше бы я не видела его таким.
— Ты ела?
— Я не голодна. И посмотри, сколько всего. — Она махнула рукой в сторону стола. Там стояли кастрюля с рагу, кекс, пирог. — Люди оставили на крыльце. Для детей, вероятно. Меня они не любят.
— Это неправда. Тебе очень сочувствуют в деревне.
О поездке к Леджерам и о звонке полковника своему адвокату мне говорить не хотелось.
— Я могу еще что-то для тебя сделать?
Оказалось, что ничего.
Я проигнорировала ее отпор и взяла лежавшую у очага грелку. Это был серебряный башмак, дожидавшийся, когда его наполнят кипящей водой. Я поставила его на стол, взяла чайник и стала лить воду.
— Положу его в твою постель. У тебя совершенно измученный вид.
Мэри Джейн не возражала. Наверху я заглянула под матрас в поисках пропавшей банковской книжки. Там ее не было.
Мы сидели у камина. Сестра смотрела на огонь.
— Что ты сказала детям?
— Я сообщила им, как могла, просто. Остин, ну, он не понял.
— Да. Я так и думала, что он не поймет. Ты, наверное, считаешь меня трусихой из-за того, что я не захотела сама им сказать.
— Конечно, не считаю.
Она помешала в камине, чтобы огонь разгорелся поярче.
— Просто, когда умер наш отец, мама тут же нам все рассказала, во всех подробностях. Его привезли домой, в ту комнату на первом этаже, и мы все должны были сидеть там, а он лежал на столе. Мы все должны были поцеловать его. Это было ужасно. Затем похороны, а я была слишком маленькой, и у меня болели ноги, но никто не обратил внимания. Я просто должна была держаться. Я всегда говорила, что если когда-нибудь моим детям… Я хотела их защитить. Но не получается. Теперь я вижу. Это невозможно. Мама сделала так, как считала лучше.
— Хочешь, я останусь с тобой?
— Нет. Инспектор, старший инспектор, не важно, сказал, что до результатов вскрытия и пока не соберут больше сведений, ничего не произойдет, что уж он там под этим подразумевал. Мне просто придется через это пройти. Мне лучше одной. Миссис Конрой позаботится о детях. Я хочу немного побыть здесь, чуть подольше. Этан любил этот дом, а я не могла дождаться, когда мы отсюда уедем. Ну, иногда я не могла дождаться, когда мы уедем, а бывало… мне он тоже нравился, поначалу. Завтра ко мне начнут приходить люди. Мне придется с этим смириться. Лучше я побуду одна.
— Хорошо. Ты знаешь, где меня найти, если я тебе понадоблюсь. Попроси сержанта Шарпа позвонить мне.
Она кивнула.
В дверь постучали.
— Я этого не вынесу, Кейт. Скажи, что я легла. Скажи, что ты сейчас уезжаешь. Что угодно.
Поспешно бросившись к лестнице, она уронила шаль.
— Еще раз здравствуйте.
Это был Боб Конрой.
— Мэри Джейн легла…
Но она уже стояла рядом со мной, тянулась к нему, причитая:
— Боб, о Боб.
Он шагнул в дом и обнял ее.
Я ушла.
На остановке трамвая на шоссе я остановилась и забрала Сайкса.
— Что-то не так? — спросил он.
— Не знаю.
Единственным человеком, утверждавшим, что видел Мэри Джейн поблизости от каменоломни в критическое время, была мисс Тримбл. Мисс Тримбл умерла. Человеком, который находился рядом с домом священника во время ее смерти, был Боб Конрой. Но врач констатировал смерть от сердечного приступа. А врачи никогда не ошибаются. Нужно выбросить из головы мысли о яде.
Четверг
Улитка мудрая, в ракушке сидя,
Тихонько научи меня спешить,
пока стопы мои бегут неторопливо.
В детстве четверг был моим любимым днем. Это был день, когда из магазина Липтона доставляли коробку с бакалеей, среди которой лежала и шоколадка «Фрайз файв бойз». Четверг был днем, когда я приходила домой из школы и меня не ждали никакие занятия, ни уроки балета (понедельник и среда), ни посещения моего домашнего учителя (вторник), который курил трубку, носил вонючий твидовый пиджак, ковырял в носу и складывал все числа сам, пока я притворялась, что соображаю, а сама смотрела, как с его бороды, по которой он растирал козявку, сыплется на страницу труха.
В этот четверг я лежала в постели, наслаждаясь первым неспешным утром после моего возвращения из Лондона в воскресенье. Миссис Сагден суетилась вокруг меня и принесла завтрак наверх.
— Лежите, не вставайте, миссис Шеклтон, у вас измученный вид.
Я и чувствовала себя измученной, но от досады, что не двигаюсь вперед в этом деле, и от нарастающей убежденности, что расследование смерти Этана Армстронга от меня ускользает.