отает не один — в бригаде.
— Что за бригада?
— Попрошайки. Их какой-то крутой молдаван держит.
— Имя есть у этого молдавана?
— Я не знаю его имени. Знаю только парня, который у него в шестерках бегает. Кликуха у него смешная — Фантик.
— Еще что знаешь?
— Больше ничего.
— А про кореша своего, про футболиста?
— Да не кореш он мне, так — встречались несколько раз. Мы с ним в бане познакомились. Есть такая на Ярославском шоссе, для бомжей работает. Очередь туда длиннющая, пока отстоишь — замучаешься. Вот в ней и познакомились, разговорились. Знаю, что квартиру у него за долги отобрали, а жена с дочерью еще задолго до этого от него ушли. Они теперь где-то возле сада имени Баумана живут. А чего Серега натворил-то?
— Интересуешься? А ты бы у мента об этом спросил, он бы тебе рассказал. — И парень так зыркнул на Харина, что у того сразу пропала всякая охота развивать дальше эту тему.
— Мужики, честное слово, мне все ваши дела — до лампочки. Я же тут ни при чем.
— Ошибаешься, дружок. С тех пор как к тебе мент приходил, ты по самые уши в это дерьмо вляпался.
После этих слов парня Харину вновь стало не по себе. Животный страх, который минуту назад, казалось, отступил от него, теперь накатил по новой. Не в силах больше сдерживать свои чувства, Харин внезапно заплакал.
— Жить хочешь? — спросил его парень, закуривая новую сигарету.
Харин, давясь слезами, молча кивнул. Слова, просившиеся наружу, застряли в горле.
— А зачем тебе жить, мужик? Ты же — бомж, отброс общества. У тебя ни родных, ни близких не осталось. Когда тебя не станет, ни одна живая душа о тебе не вспомнит. К тебе на могилку даже цветочки некому носить. Хотя могилки, мужик, у тебя не будет.
Отбросив в сторону недокуренную сигарету, парень неторопливо прошествовал мимо пленника, и вскоре его шаги затихли где-то наверху. Харин стоял спиной к двери и чувствовал, что в помещении он не один. Однако сил обернуться у него не было. Так продолжалось несколько секунд, пока он явственно не услышал за спиной шаги незнакомца. Тот медленно приближался. Не в силах больше сдерживать себя, Харин обернулся и увидел прямо напротив себя человека со шрамом на лице. В руке тот держал пистолет, дуло которого украшал массивный глушитель. Еще секунда — и тело бомжа с простреленной головой рухнуло на бетонный пол подвала.
Спустя несколько минут в помещение из боковой двери вошел шкафоподобный мужик в кожаном переднике, надетом на голое тело. Впереди себя он катил труповозку. Подкатив ее к распростертому на полу телу, мужик легко поднял его на руки и бросил на тележку. Еще через пару минут скорбная процессия оказалась в крематории, в одной из печей которой уже вовсю пылал огонь, готовый превратить в прах очередное безжизненное тело. Однако, прежде чем предать убиенного бомжа огню, мужик тщательно его обыскал. В кармане брюк он вскоре нашел мятые купюры, пересчитал их и, видимо, вполне удовлетворенный суммой, довольно крякнул. И только после этого он приступил к привычной процедуре. Если простому смертному в таких случаях полагается уходить в мир иной в гробу, то для Харина был избран совсем иной способ. Мужик закинул его тело к себе на плечо, донес до печи и с помощью длинного багра отправил в огонь. По тому, как расторопно мужик это проделал, было видно, что подобного рода работу ему приходилось делать уже неоднократно.
Громов подъехал к своему дому на Ясеневой улице в начале девятого вечера. Припарковав машину недалеко от подъезда, он вошел в дом и вызвал лифт. Однако красная кнопка не зажглась, и стало ясно — лифт опять не работает. Пришлось подниматься на свой пятый этаж пешком.
Проходя мимо дверей и прислушиваясь к звукам, доносившимся из-за них, Громов безошибочно определял вечерние пристрастия своих соседей по подъезду. Судя по уверенному голосу диктора РТР Светланы Сорокиной, часть соседей предпочитала смотреть в эти часы программу «Вести», другая часть с захватывающим интересом следила за перипетиями очередного зубодробильного боевика, и только малое число соседей предпочитало «ящику» милое семейное общение.
Войдя в свою двухкомнатную холостяцкую квартиру, Громов надел тапки и прошел прямиком на кухню. Достав из холодильника сковородку, в которой покоились макароны и котлета, он поставил все это разогреваться на плиту. Затем включил электрический чайник. И только после этого прошел в комнату, где тут же сел за телефон. Первым делом он набрал домашний номер участкового из 123-го отделения милиции. Надо было установить адрес одноногого Яши, у которого в эти часы мог обитать Кадилин. На другом конце провода опять долго не подходили к телефону, и Громов, устав ждать, хотел было уже повесить трубку, когда ему вдруг ответили. Голос в трубке принадлежал ребенку, которому было от силы лет пять-шесть.
— Вам кого?
Сообразив, что это может быть ребенок участкового, Громов попросил позвать к телефону папу.
— Мой папа лег спать, — ответил ребенок и тут же повесил трубку.
Громов, не ожидавший такого поворота, несколько секунд сидел неподвижно, пытаясь решить, как ему быть дальше. С одной стороны, было жалко будить человека, который, набегавшись на работе, лег спать. Но с другой стороны, надо было найти этого Яшу. И Громов вновь потянулся к телефону. Однако, набрав всего несколько цифр, он внезапно передумал и ударил по клавише. «В конце концов, этого инвалида можно найти и завтра утром, — подумал сыщик. — Если Кадилин действительно у него, никуда за эту ночь он не денется».
Разобравшись с одним абонентом, Громов взялся за второго. Набрав еще один номер, он дождался, когда на другом конце провода снимут трубку, и сказал всего лишь две фразы:
— Сашка, зайди. Дело есть.
В ответ он услышал из трубки привычную остроту: «Член свалился — будешь есть?» — и гомерический хохот. Это означало, что его сосед с восьмого этажа Александр Локтев, или просто Сашка, через пару минут будет у него. Громов повесил трубку и пошел на кухню, где его дожидались подгоревшие макароны и котлета.
Сашка Локтев был личностью уникальной и занимал в жизни Громова не самое последнее место. Их знакомство произошло случайно четыре года назад. Незадолго до этого Сашка одного за другим похоронил своих родителей и остался совершенно один в трехкомнатной квартире. То ли потому, что Громов был старше его на пять лет, то ли потому, что был ментом, их отношения долгое время дальше шапочных не шли. Все изменила история, которая произошла через несколько месяцев после смерти Сашкиных родителей.
Похоронив отца и мать, Сашка ударился во все тяжкие, а проще говоря — запил по-черному. В итоге его уволили с завода, на котором он проработал более десяти лет, без выходного пособия. Сашка с грехом пополам устроился работать дворником в ДЭЗ недалеко от дома, в котором жил, однако пьянки свои не прекратил. Громов краем уха слышал от соседей о его проблемах, но вмешиваться в них не стал: во-первых, был недосуг, во-вторых, он прекрасно знал, как Сашка относится к советам посторонних, тем более к советам мента. Однако протянуть руку помощи непутевому соседу Громову все-таки пришлось.
Однажды вечером к муровцу пришла Сашкина соседка по этажу Вера Михайловна. У нее покойный муж был генералом бронетанковых войск, и на этом основании она считала Громова чуть ли не родственником. Она говорила: «Милиция — та же армия, и вы, Кирилл Андреевич, такой же офицер, каким когда-то был и мой муж». Короче, у них были вполне добрососедские отношения, и Громов частенько поминал добрым словом вдову генерала, когда уминал за обе щеки сделанные ее руками потрясающие маринованные помидоры и малиновое варенье. Однако в тот день Вера Михайловна пришла к Громову с пустыми руками, но в крайне возбужденном состоянии. Прямо с порога она огорошила его сообщением, что Сашка надумал обменять свою квартиру и что его, дурака, обязательно облапошат. Громов как мог пытался успокоить женщину, но та пропускала мимо ушей все его реплики и умоляла вмешаться.
— Иначе Сашку либо выкинут на улицу, либо убьют, — говорила женщина.
— Почему обязательно обманут или убьют? — удивлялся мрачным прогнозам генеральской вдовы Громов. — Откуда такой пессимизм?
— Кирилл Андреевич, не морочьте мне голову! Вы же работаете в милиции и лучше нас, простых граждан, знаете нынешнюю ситуацию. Кругом же одно жулье! А Сашка, как видите, ради игрушки, а точнее бутылки, продаст с потрохами кого угодно. Но если с ним что-то случится, этот грех ляжет и на нас, не вмешавшихся. Мне его мать, покойница, наказывала: «Верочка, присмотри в случае чего за моим Сашкой. Он такой непутевый». Разве я могу после этого взирать на то, как парня окручивают бандиты?
Громов понял, что на этот раз дежурными фразами женщину не успокоишь, поэтому пригласил ее пройти в комнату. Там он усадил соседку на диван и, примостившись рядом, спросил:
— Вера Михайловна, откуда вы взяли, что Сашку окручивают бандиты?
Судя по всему, женщина ждала этого вопроса, потому что с ходу выложила Громову целый ворох информации про Сашкино ближайшее окружение. Слушая ее, Громов внезапно понял, что определенная доля истины в опасениях женщины несомненно есть. По ее словам, недели две назад к Сашке стал захаживать некий мужчина, который стал целенаправленно спаивать Сашку. В этом не было бы ничего удивительного (мало ли друзей-собутыльников приходило к парню?), но бдительную женщину насторожили два момента: во-первых, незнакомец спаивал Сашку, но сам всегда покидал его квартиру трезвым, а во-вторых, он стал склонять его к обмену: Сашка должен был обменять свою «трешку» на «однушку» — и незнакомец обещал ему солидную доплату.
— Теперь ответьте мне, Кирилл Андреевич, не кажутся ли вам странными действия этого гражданина? — спросила у Громова генеральская вдова.
Громов не стал вдаваться в долгие дискуссии по этому поводу, но пообещал соседке завтра же попытаться выяснить личность этого гражданина. И несмотря на то что в МУРе на нем висело сразу несколько срочных дел, следующий день он уделил Сашке.