— Ты че — рехнулся? А вдруг он узнает? Он же отмороженный, враз мне башку открутит.
— Откуда он узнает? Я же сказал — мне только до утра у него пересидеть, а потом я одной своей знакомой позвоню, и она меня к себе заберет. Ну как?
Парень молчал, сосредоточенно глядя в лобовое стекло. Наконец он произнес:
— Ну, ладно, черт с тобой. Только уговор — на одну ночь.
— Об чем разговор, — явно повеселев, ответил Кадилин. — Ночь пересплю и — к подруге. Мое слово — закон.
В семь вечера Громов приехал на Петровку, 38, и первым, кого он встретил в вестибюле центрального входа, был опер из «убойного» отдела Вася Смычков. Увидев Громова, тот схватил его за локоть и, не давая опомниться, потащил в угол.
— Как здорово, что я тебя встретил, — бубнил на ходу Смычков. — Понимаешь, в выходные выбрались с сыном на «Горбушку», чтобы видеокассетами отовариться. Купили несколько штук, причем самых разных — боевички, ужастики и одну кассету с мультяшками. Сын давно просил фильм про Алладина. И что ты думаешь? Пришли домой, вставили кассету в видак, а там вместо Алладина какая-то индийская муть. То ли «Любовь и разлука», то ли «Разлука и любовь». Короче, фигня, которую никто у нас в доме не смотрит.
— Поздравляю, только я-то тут при чем? — удивился Громов. — Тебе надо к Самцову из УБЭПа обратиться, он эту «Горбушку» в два счета к порядку призовет. Возьмет ребят из «маски-шоу» и достанет твоему пацану хоть Аладдина, хоть Насреддина.
— Издеваешься? А мне именно к тебе посоветовали обратиться.
— Ко мне? Чем же я тебе могу помочь?
— Хватит попой тарахтеть, Кирилл. Мне сказали, что ты от индийского кино просто тащишься.
— Кто сказал?
— Леха Дробыш. Говорит, что ты по этому случаю даже портрет Индиры Ганди у себя над столом повесил. Наврал, что ли?
— Да нет, все верно — висит портрет, — ответил Громов, а про себя подумал: «Один — ноль в пользу Лехи. Ну, ладно, сучок паршивый, за мной не заржавеет».
Глядя в честные глаза коллеги, Громов не стал вдаваться в подробности и объяснять ему смысл происходящего. Он знал обидчивую натуру Смычкова и предпочел поберечь его нервы. Однако Дробышу прощать его выходку он не собирался. В голове уже созрел план мести, который он решил претворить в жизнь немедленно. Но прежде следовало закончить разговор со Смычковым.
— Итак, чего ты от меня хочешь, Вася? — первым нарушил тишину после внезапной паузы Громов.
— Как чего? Чтобы ты у меня эту кассету купил. — И Смычков достал из полиэтиленового пакета, который он все это время держал в руке, видеокассету.
— Сколько просишь?
— Недорого — двадцатку.
— Всего-то? — Громов постарался придать своему лицу полное безразличие, а сам тут же прикинул в уме, в какую копеечку обходится ему сегодняшний день: Сашкин штраф, теперь вот эта видеокассета. Однако делать было нечего, и он полез в карман за портмоне.
Когда Смычков скрылся из виду, Громов приступил к осуществлению своего плана мести. Он ногтем соскреб наклейку с прежним названием фильма и шариковой ручкой, крупными буквами, вывел новое, увиденное им однажды на одной из кассет на «Горбушке» название — «Пописай мне в ротик». И только после этого отправился к себе на этаж.
Когда он вошел в кабинет, Дробыш сидел за столом и что-то писал.
— Опять доносы строчишь? — спросил его Громов, проходя в свой угол и небрежно бросая кассету на стол.
— Если бы донос, то я бы весь светился от счастья, — ответил Дробыш. — А так — рапорт для шефа.
— Кстати, о работе. Что слышно по пальчикам жмурика с «Киевской»?
— Все нормально — результат будет завтра утром. Костя Голик без всякой бутылки согласился нам помочь, — ответил Дробыш. — Однако одна хорошая новость на этот счет уже имеется. Час назад звонил опер из 123-го отделения милиции Илья Дюжев. Тот самый, которого мы видели на квартире у Яши-инвалида. И знаешь, по какому поводу он звонил? Некий источник сообщил ему, что жмурик, который из окна выпал, никакого отношения к нищенской мафии не имеет. По словам источника, некие крутые братки вышли на Фантика и попросили свести их с Яшей. Что тот и сделал, видимо за бабки.
— Это все, что сообщил источник? — спросил Громов.
— Да. По словам Дюжева, никакими подробностями тот не располагает, знает все из третьих уст. Мне кажется, правды в такой информашке может быть на ноль.
— Я думаю иначе, — не согласился с приятелем Громов.
Тут взгляд Дробыша упал на лежавшую на столе кассету, и он, легко перескакивая с одной темы на другую, спросил:
— Смычков впарил?
— Какой Смычков? — делая вид, что не понимает, о чем идет речь, переспросил приятеля Громов.
— Ладно заливать. Он звонил мне полчаса назад, предлагал какую-то индийскую чушь купить. Я его к тебе направил.
— Ах, ты о кассете? — догадался наконец Громов. — Никакого Смычкова я не видел. А кассету мне Шлыков презентовал. Они вчера какого-то извращенца поймали и дома у него целый чемодан порнушных кассет конфисковали. Одну из них он мне и всучил. Говорит, ничего более крутого в порнухе он сам еще не видел.
Все еще недоверчиво поглядывая на коллегу, Дробыш, не вставая с места, дотянулся до кассеты и с интересом посмотрел на наклейку.
— И что же на ней снято? — спросил он у Громова, повертев кассету в руках.
— Там же по-русски написано — «Пописай мне в ротик». Этот извращенец по заграницам мотался и навез себе этой дури со всего мира. Шлыков говорил, там такое кино — закачаешься.
Произнося этот монолог, Громов внимательно следил за реакцией соседа по кабинету и видел, какой охотничий азарт появился у того в глазах после этих слов. Далее последовало то, на что Громов, собственно, и рассчитывал. Прижимая кассету к груди, Леха сказал:
— Кирилл, отдай мне эту кассету.
— Здрасьте, с какой стати? Я ее, между прочим, у Шлыкова не за здорово живешь взял.
— А за что?
— За бабоньки. Ему деньги нужны были, а в долг я давать не хотел. Вот он и предложил кассетой расплатиться. Говорит, посмотришь, чем настоящие извращенцы занимаются. Честно говоря, я не любитель такой «клубнички», но ради любопытства взял.
— Вот именно, что ради любопытства. А я этим делом профессионально занимаюсь.
— Чем — извращенством?
— Да нет, кассеты порнушные коллекционирую. В семейной жизни они очень даже полезны. Мы с женой их насмотримся и потом друг на друга как в первый раз залезаем.
— И богатая у тебя коллекция?
— Твоя кассета была бы шестнадцатая. Продай, а?
Громов сделал вид, что задумался. Но его молчание длилось недолго — через несколько секунд он махнул рукой и произнес:
— Черт с тобой! Давай полтинник и забирай.
— Почему так дорого? — возмутился Дробыш.
— А ты как думал? Там полкассеты сплошные перверсии записаны.
Заморское слово, с пафосом произнесенное Громовым, подвело черту под колебаниями Дробыша — он безропотно полез в карман за деньгами. Пряча их в портмоне, Громов с удовлетворением отметил, что хоть таким способом, но все-таки отбил у Лехи тот тридцатник, который одолжил ему на презервативы. Поймав себя на мысли о кондомах, Громов вновь обратился к Дробышу:
— Леха, ты свои презервативы еще не перепрятал?
— Не успел еще. А что?
— Дай мне пару штук.
— Зачем? — Маленькие глазки Дробыша до неприличия округлились.
— Надувать буду и в окошко пускать, — сострил Громов. — А то ты не знаешь, для чего нужны презервативы.
— Неужто бабу подцепил?
— Нет — мужика. Хочу попробовать для разнообразия. Так ты дашь или нет?
Не говоря больше ни слова, Дробыш полез в сейф и достал оттуда два презерватива. Бросая их на стол, спросил:
— Пользоваться, надеюсь, умеешь?
Громов ничего ему не ответил, так как был уже занят новым делом — набирал на телефоне один из номеров отдела по борьбе со сводничеством и притоносодержанием МУРа. Когда на другом конце провода подняли трубку, он произнес:
— Здорово, Муратов. Это Громов беспокоит. Помощь нужна срочная. Ищем одного человека, а он спутался с проституткой по прозвищу Афина. Тебе это имя ни о чем не говорит? Нет? Тогда кто может знать? Гурзо? А он на месте? Слушай, давай я подскочу сейчас к вам и мы вместе поищем. Лады?
Громов повесил трубку и поднялся из-за стола, чтобы покинуть кабинет.
— Так вот зачем тебе презервативы понадобились, — усмехнулся Дробыш. — На путану потратишь?
— У них свои имеются, — ответил Громов.
— А меня к ней взять не хочешь?
— У тебя на этот случай есть кассета. Рабочий день уже закончился, езжай домой и хоть обсмотрись.
— Куда она денется — кассета? А вот на путану посмотреть другого случая может и не представиться. Ну как, возьмешь?
И Дробыш с такой надеждой взглянул на приятеля, что тот в конце концов не устоял:
— Ладно, пошли. Веселей будет.
УБОЙНЫЙ КОМПРОМАТ
Дом, в котором проживал любовник Гоги, оказался сталинской восьмиэтажкой желтого цвета. Кадилин всю жизнь мечтал жить в таком доме, где потолки в квартирах были бы под три метра, а в подъезде дежурила бы вахтерша, но так и не сподобился. Однако, поднимаясь теперь на лифте на седьмой этаж, он с удовлетворением отметил про себя: «Хоть ночь проведу в таких роскошных хоромах».
Квартира, в которую его привел Гога, могла потрафить самым изысканным человеческим вкусам. Блестящий паркетный пол, массивная мебель, тяжелые шторы, картины на стенах. И так во всех трех комнатах.
— Хорошо живет твой любовничек, — с удивлением озираясь по сторонам, сказал Кадилин.
— Да уж, не хило, — ответил Гога. — Кстати, я даже не подумал о главном — а вдруг ты захочешь что-нибудь отсюда прихватить? А тут каждая мелочь стоит бешеных денег.
— Твое недоверие мне оскорбительно, — усмехнулся Кадилин, — я привык за добро платить добром.
— Это, крошка, только слова. А им сегодня цена маленькая.
— Что же ты предлагаешь?
— А я тебя на ключ закрою, а завтра утром сам выпущу. В таком случае ты вряд ли что отсюда прихватишь.