Вот только сначала надо в город попасть. Может, на электричке, зайцем? Кто бы еще сказал, где здесь железная дорога.
Мысли путались. Глаза закрывались. Зевота отчаянно раздирала рот. Всего полчасика. Ну пожалуйста. Петя спит, Антон тоже спит… у своей Маши. И я посплю. Только полчасика…
Они приснились мне оба – и Андрей, и Антон. Оба просили прощения, стоя на коленях. Я злобно усмехалась. А потом пришла Динка и закатила мне пощечину.
- Что с вами? Вам плохо?
Я с трудом разлепила глаза. Молодой светловолосый мужчина в спортивном костюме сидел передо мной на корточках. Моя левая щека горела – видимо, он слишком усердно пытался привести меня в чувство. Рядом стояла голубая “шестерка”, из которой выглядывала женщина лет тридцати.
- Просто… просто я уснула, - язык отказывался слушаться, все тело задеревенело.
Солнце поднялось уже довольно высоко, было не меньше восьми утра. Сколько же я проспала?
- Может, вас подвезти? – спросил мужчина.
- У меня денег нет, даже на автобус, - пробормотала я.
- Ничего страшного. Поднимайтесь. Давайте я вам помогу.
Он кое-как втащил меня в машину, подвинув спавшего на заднем сиденье мальчика лет шести. Мальчишка поднял голову, посмотрел на меня круглыми, как у совы, глазами и снова упал, пристроив лохматую макушку мне на колени.
- Что с вами случилось? – спросила сидящая на переднем сидении женщина.
- Я… я ушла от мужа, - с трудом выдавила я, но после первой фразы вранье уже давалось легче. – Застала его с другой женщиной на даче. Он меня чуть не убил, еле убежала. Шла ночью по лесу, заблудилась, в болото забрела. Ни денег, ни ключей от квартиры, ничего. Не знаю, что буду делать.
- Идите к родственникам, к друзьям. В милицию, в конце концов, - посоветовал мужчина.
- Что вы, - горестно вздохнула я. – Родственников у меня нет, друзья… Это все его друзья или их жены. А в милицию… Он знаете какой… У него вся милиция знаете где?
- Что же с вами делать? – призадумались добрые самаритяне. – Ехали бы мы домой, взяли б вас с собой. А так… Мы в Выборге живем. Сейчас вот сына к бабушке завезем и в Сочи дикарями на пару недель.
- Пожалуйста, возьмите меня! – взмолилась я. – Я ведь сама из Сочи. У меня там родственники, друзья. Найду вам комнату, будете бесплатно жить, машину на стоянку поставим. Пожалуйста, очень вас прошу.
Они призадумались, переглянулись и согласились. Мы познакомились. Мужчина оказался Вадимом, таможенником с Торфяновского, его жена назвалась Лилей. Они дали мне бутерброд, напоили кофе. Мальчишка так и спал у меня на коленях – теплый, тяжелый. С неожиданной грустью я вдруг подумала, что если бы действительно вышла замуж беременной, то моему ребенку было бы уже почти десять лет. И почему мы так долго тянули с детьми? Может быть, как пел Кузьмин, все было бы иначе? Сначала мы говорили, что надо получить диплом, а потом… Потом появился Герострат, и мне стало уже не до детей. Впрочем, может, он и появился-то потому, что наш с Мишкой брак к тому времени уже исчерпал себя?
Я не заметила, как мы въехали в город. Вот и Озерки. Вадим свернул к диагностическому центру, потом на улицу Есенина.
- Вот здесь наша бабушка живет. Валентин, просыпайся, приехали!
Мальчик зевнул, посмотрел на меня:
- Ты кто?
- Я Алла. А ты?
- Не слышала разве? Валентин я. Будем знакомы. А почему ты здесь?
Мне так понравилась его деловитость, что я даже пожалела, что он остается у бабушки.
- Она с нами в Сочи поедет, - сказала Лиля. – Алла, может, поднимешься, помоешься?
Я замялась. Болотная грязь присохла намертво. Но идти мыться в чужой дом мне совершенно не хотелось. С другой стороны, ехать такой свиньей… Вряд ли им это понравится. Неожиданно меня спас Вадим:
- Лиль, оставь ее, пусть так едет. Ты что, маму свою не знаешь? Начнется сразу: как да что. Лучше где-нибудь на заправке почистится. А нет – тоже ничего страшного.
- Ладно, - неожиданно легко согласилась Лиля. – Давай Валькины вещи.
Мы все вышли из машины. Валентин подошел к отцу, тот подхватил его на руки. Мальчик обнял его за шею и звонко поцеловал.
- Не скучайте там в Сочи! – серьезно заявил он. – И привезите мне ракушек побольше. И сушеную морскую звезду, как у Витьки.
Потом Валя помахал мне рукой и вместе с Лилей скрылся в подъезде.
- Знаешь, я уже по нему скучаю, - сказал Вадим, открывая капот и разглядывая что-то в моторе. – Взяли бы с собой, да нельзя, он плохо жару переносит. А у тебя дети есть?
- Нет.
В этот момент я вдруг позавидовал им. Конечно, у них свои проблемы, и ссорятся, наверно, и денег, бывает, не хватает, но все равно, сразу видно – они вместе. И даже внешне похожи – оба худощавые, светловолосые, немного курносые. И сын такой же. Приедут в Сочи, будут отдыхать – вдвоем… А вот мы с Мишкой если и были действительно вместе, то так недолго, а потом хоть и жили в одной квартире, спали в одной постели, все равно – каждый сам по себе.
Я подняла глаза и похолодела.
Оказывается, мы стояли прямо у отдела милиции. Но дело было не в этом – я уже раздумала идти к капитану Зотову, раз подвернулась возможность уехать в Сочи.
Прямо передо мной был стенд с надписью: “Их разыскивает милиция”. А в центре стенда – моя фотография, переснятая с паспортной. И пояснительный текст: “По подозрению в совершении особо тяжких преступлений разыскивается МАРТЫНОВА АЛЛА ВАЛЕНТИНОВНА, 1972 года рождения, русская, уроженка г. Ленинграда. Рост 160 см, телосложение среднее. Волосы темно-рыжие, густые, слегка вьющиеся, глаза серые, нос прямой, губы средней полноты. На шее слева родимое пятно. Лиц, имеющих сведения о местонахождении…”
Да, хороша бы я была, явившись к капитану Зотову…
Компанию мне и еще паре-тройке мошенников и грабителей составил, разумеется, КОРНИЛОВ АНДРЕЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ, 1973 года рождения, русский и т.д. Его тоже разыскивали “по подозрению в совершении особо тяжких преступлений”.
Ладно он, но в каких же это особо тяжких преступлениях, интересно, подозревают меня? Не иначе как в убийстве Ладынина и Ко. Хотя нет, по логике веще я могла убить только этого самого помоганца Семена. А еще – Крюгера. И того мужика на стройке могла в траншею столкнуть. И угнать машину. И забраться в чужую квартиру. И…
И тут меня как током ударило.
“Аллочка, ты уже вернулась?”. “Я шла на работу, а ты ловила такси. С большой синей сумкой”.
Они не просто мне врали. Они элементарно меня подставили. Все они – Корнилов с Ладыниной, Динка, Валерка, Антон. Может, и Кирюша руку приложил. Просто взяли и использовали меня. А говорят, что если человеку мерещатся заговоры – это паранойя. Теперь все скажут, что накануне того дня, когда убили Комиссарова, я куда-то уезжала. И алиби у меня нет, потому что сидела дома и писала статью.
Только вот непонятно, зачем Динка доказывала мне, что видела меня с дорожной сумкой? Впрочем, какая разница!
Я обернулась и посмотрела на Вадима. Он увлеченно ковырялся в моторе и не смотрел на меня. Простите, ребята, но я не могу вас так подвести. Спасибо за то, что хотели помочь. И не надо ничего объяснять.
Шаг, потом еще один, и еще. Они, конечно, удивятся, может, даже немного поищут меня, подождут. А потом вздохнут с облегчением и уедут. Что ж, счастливого пути!
* * *
Я свернула во двор, потом в другой, в третий, вышла на пустырь с единственной протоптанной между кустов тропинкой. Мне было все равно куда идти. Потому что идти было некуда. Голова казалась пустой, как Великий Вакуум. Словно мысли вскипели на сильном огне и перелились через край. “Раз-два, голова, - бубнила я в такт шагам. – Три-четыре, прицепили”. Вот так, наверно, и сходят с ума.
Внезапно раздался звон и омерзительный скрежет.
- Твою мать, корова тупорылая, куда прешь!
Я повернула голову и увидела в полуметре от себя трамвай. Оказывается, каким-то ветром меня занесло на рельсы. Озверевший вагоновожатый высунулся в открытую переднюю дверь и поливал меня отборным матом.
Пожав плечами, я двинулась дальше – напрямик через Выборгское шоссе. Машины отчаянно сигналили, объезжая меня, а водители добавляли новые эпитеты в мой персональный банк данных.
Вот пойду сейчас и утоплюсь!
Странно, но до сих пор вполне банальная мысль о самоубийстве, которая нет-нет, да и постучит почти в каждое окошко, ко мне ни разу еще не приходила. Даже тогда, когда дела обстояли – хуже не придумаешь. Наверно потому, что крохотная, с ноготок, надежда никогда меня не покидала. А на что надеяться теперь? Все меня предали. Все, без исключения. Мама? Может, я и ошибаюсь, но, кажется, я никогда не была для нее главным в жизни. Погорюет и утешится. Будет рассказывать обо мне легенды.
Бог? А может, и нет его, Бога-то?
Где-то там, впереди, за деревьями – Суздальские озера. Грязноваты, конечно, но какая разница?
Раз-два, голова. Три-четыре, прицепили. Пять-шесть…
Вот и деревья. А за ними…
Вернее, под ними. Кладбище под ними, вот что. Шуваловское кладбище. Просто я слишком забрала вправо. Вернуться?
Только ноги сами несли меня по узкой дорожке на пригорок. Вдоль нее, сидя прямо на надгробьях, устроились нищие с пластмассовыми кружками и мисками для милостыни.
“Подайте, Христа ради!” - ныли они, разве что не дергая меня за штанину.
Еще несколько шагов, и за деревьями мелькнула светлая стена. Церковь!
Ну, кто там будет говорить, что Бога нет? Лежала б я уже на дне и пузыри пускала на радость пиявкам. Но пошла вот почему-то не влево, а вправо.
Мои отношения с религией были достаточно непростыми. Дедушка, хоть сам в Бога и не верил, бабушке не запрещал. Всех нас крестили. Но, упав на советскую почву, семена всходов не дали. И только я, приезжая в Ленинград, с удовольствием ходила вместе с бабушкой в церковь. Маме было все равно, а Эдуард утопал в еврейско-литовском скепсисе. И все сошло на нет: ребенку трудно сохранить веру без поддержки взрослых. Потом Мишка, который высмеивал каждую мою попытку приблизиться к церкви ближе, чем на километр. И только после развода я снова смогла почувствовать, как эт