о даже в этом широком жесте был очевидный подвох: тринадцатым продавали лишь самый некачественный товар или тот, что вот-вот выйдет из годности.
Ценила корона и американскую культуру, позволяя тринадцатым жить в обособленных поселениях, где разрешалось исполнять народную музыку и не соблюдать национальный дресс-код. Но за радужным описанием таилось тёмное сырое гетто, где выстрелы слышатся куда чаще, чем женский смех, а солнце боится запускать лучи в отсыревшие окна. Крысы в этих местах живут куда лучше, чем люди.
И всё-таки быть лицемером куда приятнее, чем терпеть лицемерие в свою сторону. Сколько бы Лу была готова отдать за то, чтобы быть на месте этих улыбчивых людей в бело-бежевых одеждах, что носятся по дому со странными поручениями. Подумать только, иногда людям приказывают протереть пыль с рамы дорогущей картины, а не обчистить лавку несчастного слеповатого старика.
По ту стороны изгороди всегда грело солнце, всегда зеленела сочная кустарная оградка, а птицы всегда выводили сладкие трели. Та же сторона, откуда она родом, куда ей прямая дорога, обещала лишь сырость, колючую проволоку и крики командующего. Что же, почему бы хотя бы не насладиться моментом пребывания тут?
Один из улыбчивых парней, что встретились ей, предложил гостье пройти в столовую, на что она радостно согласилась. Желудок сводило в предвкушении великолепных аристократических блюд, которыми благоухала кухня.
Намереваясь усесться во главе стола, она разочарованно фыркнула, когда её одернули и посадили за его широкую часть. Усевшись, Лу жадно сорвала с тарелки металлическую крышку, ожидая увидеть там деликатесы и чудеса кулинарии, но все, что её ожидало — это сияющий белый фарфор.
— Господи, в этом доме хотя бы когда-нибудь едят?!
Холодная, морознее, чем прежде, в комнату вошла Бертильда, за которой спешила тележка, что была накрыта непроницаемым балдахином. Волосы дворецкой были завязаны в тугой пучок, лента была небрежно распущена, а на рукавах не сверкали привычные запонки.
Откинув угол ткани, что скрывала содержимое тележки, рыжеволосая виртуозно подхватила краем пальцев маленькое блюдце под такой же миниатюрной крышкой и поставила его на массивную тарелку Лючии.
— Я что, птичка, есть столько? — Лу с недоверием осмотрела зеркальный баранчик.
— Я уверена, что и этого ты не съешь, — почти зловеще протянула Бертильда стянув стальной предмет.
Глазам Фишер предстала та самая говядина, с которой сражалась Сьюзан. Из идеально ровного разреза сочилась тонкая струйка крови, которая перемешивалась с соком вяленых овощей и впитывалась в крупные кристаллы соли, окрашивая их в нежно-розовый. Бронзовый отлив мяса сверкал почти так же, как отставленная в сторону металлическая крышка.
Нервно выдохнув, Фишер схватила ближайшую к себе вилку, и, уткнувшись локтями в белую скатерть, поднесла прибор к мясу. В момент, когда зубчики почти встретились с мягким кусочком, на ладонь блондинки опустился жгучий удар, заставивший дёрнуться и почти вскочить, готовясь к ответной реакции.
— Ты что творишь?! — возмущенно гаркнула она, прожигая дворецкую взглядом.
Проигнорировав возмущение, Берта стянула с тележки балдахин целиком, подхватывая две толстых книги.
— Знакомлю животное с законами цивилизации, — рыжеволосая перехватила книги так, чтобы продемонстрировать девушке выцветшую обложку. Узорный шрифт сообщал, что это книги Оскара Уайльда, явно затёртые в чьих-то руках. — Настоятельно бы рекомендовала к прочтению, если бы ты умела читать. Но, к сожалению, — Берта обошла Фишер со спины. — Сегодня нам эти книги потребуются для другого.
Втиснув фолиант подмышку блондинки, дворецкая с силой дернула её локоть со стола, зажимая тем самым чтиво между её корпусом и предплечьем. Вместо локтя в стол теперь упиралась кисть.
— Ты сумасшедшая?! — возмутилась девушка, пытаясь вернуть руку в привычное положение, но женщина лишь снова обожгла её кожу ударом и отзеркалила движения на другой руке, закрепляя их в верном положении.
— Сервировка, — сухо обозначил она, кивая на стол. — Запоминай, дважды повторять не буду, буду сразу бить. Вилки, от твоей левой руки до тарелки: рыба, стол, закуски. По правую руку от тебя лежит закусочный нож, столовый, нож для рыбы, чайная и столовая ложка. Сверху десертная вилка, которая тебе сегодня не понадобится. Запомнила?
— Чего?.. — блондинка искренне пыталась поспеть за речью дворецкой, хотела что-то уточнить, но та снова не дала ей опомниться и с силой стукнул между лопаток, заставляя выпрямить плечи.
— Осанка. Плечи назад, грудь вперед, — женщина бесстыдно похлопала по её бюсту, призывая выпятить его. Слегка потянув за распущенные пряди, она напомнила: — Шея ровная, подбородок вниз, глаза на собеседника.
— Как я могу есть при этом глядя на кого-то? — возмутилась Лючия, пытаясь обернуться на строгого педагога, но та лишь снова дёрнула светлые локоны.
— Шея, — холодно напомнила она и отошла на пару шагов, будто пытаясь оценить проделанный труд.
— Какого черта я вообще должна слушать твои тупые правила?! Я не собираюсь прыгать под твою дудку, — Фишер сама осознавала, как кривит душой. Знать бы, что всё это не лишь мимолетный час за этим огромным столом, а начало чего-то огромного и светлого, новой жизни… Она бы слушала с открытым ртом, внимая каждому слову. — Тем более ради этих крошек! — Лу кивнула в сторону блюда. Порция точно была не её размеров.
— Потому что если ты не будешь следовать моим тупым правилам, — тонкие пальцы дважды согнулись в воздухе, изображая кавычки. — То не получишь и половину того, что у тебя на тарелке. А ты, если я правильно помню, была смертельно голодна?
Скривившись, Лючия кинула взгляд на мраморную говядину, прикидывая, действительно ли она так желанна. Придя к выводу, что ради этого шедевра кулинарии стоит хотя бы попытаться соблюдать этот смешной этикет.
Пыталась она долго. С трудом пытаясь вспомнить, какой прибор нужен для определенной части трапезы, она сосредоточенно следила за положением шеи, спины и рук, но совмещать всё упорно не выходило.
Горячие шлепки падали то на выю, то на лопатки, то на плечи и локти, опаляли кисти и заставляли блондинку свирепо скрипеть зубами и тихо материться. В очередной раз чертыхнувшись, она возмущенно вскрикнула и всплеснула руками, роняя книги на пол, ведь на этот раз с ладонью дворецкой встретились её губы. Злобно зыркнув на женщину, она схватила вилку для рыбы и с силой вонзила её зубцы в стол, прорывая нежную ткань скатерти и безнадежно травмируя столешницу.
Взгляд рыжеволосой остался холоден. Она молча смотрела на свирепо дышащую Лючию, будто пытаясь найти в её взгляде что-то определенное. Вину ли, стыд, а может обиду… Но глаза блондинки отражали лишь ярость и раздражение.
Оправив очки, Берта молча развернулась на каблуках и направилась к выходу.
— Серьезно?! Даже не назовешь меня животным?! Даже не заберешь грёбаную еду, чтобы заморить меня голодом?!
— Приятного аппетита, — сухо отозвалась дворецкая, удаляясь.
— Глупо было думать, что ты способна сделать хоть что-то! Ты, как все, чёрт бы вас побрал, бриташки! У вас функционален только язык: вы умеете лишь трындеть и вылизывать задницы!
Замерев в самых дверях, Берта выпустила смешок. Лючия не видела её лица, но заметила дрогнувшие при этом плечи.
— Да… Ведь куда лучше кидаться с ножом на неизвестного тебе человека, так? Куда лучше пытаться уничтожить то, что тебе не подчиняется? — женщина медленно развернулась, возвращаясь к блондинке. Её лицо было все также спокойно, но глаза сверкали недобрым огнём. Слуги, что присутствовали при этом, с испугом вжались в стены, наблюдая за закипающей старшиной дома. — Ведь лучше крушить семейные реликвии человека, который прямо сейчас пытается спасти твою шкуру! Да, делает это по собственной глупости, из собственных гадких целей, но именно благодаря этому ты сейчас не на Площади Правосудия, а в огромном поместье! — чем громче разговаривала рыжеволосая, тем четче в её речи проскакивала немецкая твердость языка, а скользкая «р» всё чаще прилипала к нёбу. — Сидишь не на электрическом стуле, как тот несчастный парень, которого давеча крутили по телеку, а в огромном кресле, а кормят тебя не тюремной баландой, а высокой кухней! Но вместо того, чтобы хотя бы попробовать показаться благодарной, ты разрушила единственную вещь, что была дорога лорду Аддерли из детства! — сжатый кулак стукнул по столу, заставляя вздрогнуть тонкие фужеры на нём.
В помещении воцарилась гнетущая тишина. Опомнившись лишь через минуту, Баттори снова поправила очки, легким движением выдернула вилку из стола и положила её на законное место. Прокашлявшись, она разорвала зрительный контакт, обнаруживая, что все её подчиненные поспешили удалиться, оставляя её наедине с преступницей.
Опустив глаза в стол, Лючия медленно вздохнула. Берта довольно расправила лицо, чувствуя, что одержала победу в несостоявшемся споре.
— Надеюсь, ты осознаешь все свои ошибки и… — охнув, она отшатнулась от вскочившей девушки, запоздало дёрнулась, пытаясь увернуться от её захвата, но лишь бестолково рванулась, уже оказавшись в крепкой хватке и болезненно застонала, встречая лицом поверхность стола.
— О, поверь, я все осознала, — выдохнула она, встряхивая прижатое тело. — И обязательно подумаю о своём поведении на досуге. Но теперь послушай ты.
— Как будто у меня есть выбор… Вся во внимании, — выдавила из себя рыжеволосая, морщась от боли в выкручиваемой руке.
— Никто, слышишь? Никто не смел разговаривать со мной в таком тоне. Никто из тех, кто остался жив.
— Какое милое уточнение, — проскрипела Берта, комкая собственным лицом скатерть.
— Тем более ты, девочка с золотой ложкой во всех местах, не смеешь учить меня жизни. Я прошла такую школу и видела такое, от чего ты бы стала мочить кровать по ночам.
— После встречи с тобой мне уже ничего не страшно, — снова попыталась парировать Берта.
— Сдалась вам эта статуэтка! Знаешь, что? Я знаю парня с чертовски ловкими руками. Если ты попросишь, как полагается, то он попробует что-то сделать с ней.