А вот чего священник не сказал — это имен других заговорщиков. Пожалуй, нет оснований сомневаться, что Арундел был среди них. Я не знаю наверняка, входил ли он в число тех восьми аристократов, которых я ищу, и участвовал ли Мендоса в заговоре, который я сейчас пытаюсь распутать. Письмо у меня за пазухой — попытка это выяснить. Оно адресовано шерифу Корнуолльскому, человеку по имени Джон Гренвиль, который руководил нападением на дом Арундела. Кэри говорит, что люди Гренвиля забрали всех, кого-то до сих пор держат в заключении, и я могу с ними поговорить. Мне нужны сведения об Арунделе. Что они видели, с кем он говорил, кто бывал в доме, есть ли у него исчезнувшие сыновья или другие родственники — они могли приехать в Лондон и вступить в заговор против королевы.
Пока они ничего не сказали, несмотря на заточение и длительные допросы. Но шериф не предлагал настоящей цены. У него нет права воспользоваться более действенными методами, от свободы в обмен на откровенности до пыток в случае молчания. У Кэри оно есть. Именно от его имени я написал письмо, зашифровал и запечатал королевской печатью, чтобы отправить по своей собственной сети. Через несколько дней оно будет в Корнуолле.
Это рискованно. Кэри действительно может отпустить заключенных или покарать их, но не самолично. Сначала нужно представить дело королеве и ее министрам, вынести на голосование. Это может занять много дней или недель, а у меня этого времени нет. Письмо могут перехватить. Его нужно было отправить частным образом, зашифровав, через обычную сеть королевы. Кэри клянется, что это безопасно. Может, так оно и есть, но я не верю. Мне и раньше доводилось подделывать чужие приказы, и нередко. Но в прошлом, до того, как королева стала по-настоящему подозрительной и тревожной, начала гоняться за призраками и убивать собственных людей. Старая поговорка, гласящая, что лучше просить прощения, чем дозволения, больше не верна. Взять хотя бы Эссекса. Или Арундела.
На углу Уотлинг-стрит и Боу-лейн стоит церковь Святой Марии Олдермаринской. По ночам, когда люди поклоняются иным богам, здесь пусто. Углы укреплены выкрошившимся серым камнем. Один камень, на юго-восточной стене, расшатался. Его можно чуть выдвинуть на себя и сунуть под него кусок пергамента. У меня в кармане лежит кусок мела. Вбив пергамент в щель и вернув камень на место, я ставлю на стену метку, показывающую, что нужно забрать письмо.
Вернее, я бы сделал это, если бы был один.
— Кэри, — приветствую я его, даже не оборачиваясь.
Он перестает делать вид, что прячется, и садится на ступеньку рядом со мной.
— Что, заметил меня? — Он дышит в ладони, пытаясь их согреть. — И где же? В «Якоре»? «Сердце»? Или на церковном дворе?
Во всех трех местах, если ему так угодно. Кэри — мастер маскировки. Не будь я лучше него, я бы его и вовсе не увидел.
— Вы мне за это платите, — отвечаю я. — Что выгнало вас из дома в этот чудесный вечер, дело или удовольствие?
— Исключительно дело, уверяю тебя.
Я иду дальше, огибаю церковь и направляюсь через площадь и сад в сторону реки. Кэри идет за мной.
— Прятать письмо не станешь?
Я останавливаюсь. Меряю его взглядом, который никто не назвал бы дружелюбным или профессиональным. Сама его слежка уже достаточно неприятна, и тем более мне невыносимо, что он знает мой тайник.
— Ну, Тоби, — спокойно говорит Кэри, но отступает на шаг, — твоя тайна умрет со мной, поверь.
— Не сомневаюсь, — лгу я. — Но, при всем моем уважении, я должен закончить дело. Буду признателен, если вы мне это позволите. — Я снова отворачиваюсь и иду к реке. Мне нужно подумать о тысяче вещей, и Джордж Кэри не имеет к ним отношения.
— Что за дело, Тоби? — спрашивает он мне в спину. — Заговор? Подозреваемые? Пьеса, которую ты задумал, написал и ставишь? Убийство? — Он произносит все это вслух.
Это меня пугает, хотя на дворе ночь. Я быстро обвожу окрестности взглядом, не поворачивая головы. Я никого не вижу, но это не значит, что здесь никого нет.
— Я представил отчет, — отвечаю я. Голос мой звучит ровно, но во мне бурлят чувства. — Он был доставлен в Уайтхолл и передан в руки ее величества всего четыре дня назад. Полагаю, вы успели с ним ознакомиться, если только не были заняты другими делами. В таком случае я готов повторить все специально для вас. Из тридцати семи подозреваемых двадцать четыре вычеркнуты из списка после наблюдений и проверки их истории, выполненной для меня людьми Сесила. Список подозреваемых и заметки об их прошлом приложены к отчету…
— Я его читал.
— …Осталось тринадцать человек, восемь из которых были поделены на три категории в порядке убывания. Томаса Алара и Саймона Севера следует опасаться. За Греем Харгроувом и Марком Харди нужно продолжать наблюдение. За Джудом и Джоном Беллами стоить приглядеть.
— А тот парень? Кит Альбан.
Мы уже дошли до Темзы, которая сланцево блестит. Река тиха, как никогда, корабли ошвартованы ниже по течению, в Пуле; лодки сгрудились у причалов с левого берега, никому не хочется пробираться через тающий лед. Я несколько дней не разговаривал с Китом. С того вечера, когда мы стояли у этой же реки в такой же темноте, когда он предложил мне поцеловать его и я не ушел, как должен был, а согласился.
Я думаю о мужестве, которого потребовала от него эта просьба. Он знал, что я могу сказать «нет», но почему-то чувствовал, что не стану. Говорил он легко, но глаза его смотрели серьезно. Для него это была не просто шутка. Как он поглядел на меня, когда я отстранился, не позволяя себе продолжить поцелуй! Отстранился, пока еще мог это сделать.
Я велел себе держаться от него подальше. Я не послушал сам себя, и дело приняло опасный оборот. Для него и для меня. Происходящее, чем бы оно ни было, должно завершиться. Для начала я не должен был позволить этому зайти так далеко.
— Он в списке подлежащих наблюдению, — наконец отвечаю я. — Не главный подозреваемый, но и сбросить его со счетов пока нельзя. Это также отражено в отчете.
— Я спрашиваю не об этом.
— А о чем же? Кэри, если вы что-то задумали, говорите. Или, если хотите, чтобы я поразгадывал загадки, запишите все, что хотите сказать, шифром, и я займусь этим дома, в тишине и покое.
— Я видел вас обоих на своем приеме. Вы сидели на скамье в саду, сблизив головы, и смеялись. Я знаю это выражение лица. Хорошо знаю. Будь я поглупее, сказал бы, что лицо у тебя заговорщицкое.
Передо мной течет река. За спиной у меня улицы и переулки вокруг собора Святого Павла, надо мной ясное черное небо и луна. Я окружен открытой водой, открытыми улицами, открытыми небесами, и все же чувствую себя в ловушке, в которую меня загнали его слова и то, что они подразумевают. Что известно Кэри? Что он думает, что ему известно? В правление этой королевы догадки могут быть опасны не менее точного знания. Впервые за несколько месяцев я ощущаю укол настоящего страха. Я не должен этого показывать.
— И в чем же вопрос?
— Я не такой глупец, чтобы задавать тебе вопросы. Не с твоей способностью уклоняться от ответов.
— Рискую повториться, но вы мне за это платите.
— В том-то и дело, Тоби, — соглашается Кэри. — Я тебе доверяю, но за доверие приходится платить. Однажды ты отдашь долг.
— Я работаю на вас шесть лет. Без единой оплошности. Полагаю, я заслужил достаточный кредит доверия.
— Даже в этом случае не давай мне повода тебя повесить.
— Как вы повесили Марло?
Это обвинение я никогда не произносил. До сегодняшнего дня. Это первый шаг на опасную дорожку, которая приведет меня с берега Темзы на расспросы к министрам. А потом в таверну, где мне всадят нож в глаз из-за ошибочного счета, как случилось с ним. Но мои слова попадают в цель: мне удается обратить обвинения на Кэри, отвести их от Кита Альбана, перевести на Кита Марло.
— Ты до сих пор думаешь, что его убили?
— Да.
— Дознание ничего не обнаружило. Ни первое, ни второе.
— Знаю я, что обнаруживают такие дознания.
— Пять твоих запросов на возобновление дознания были отклонены. Зачем ты начинаешь все заново?
— А почему вы все время задаете этот вопрос? Вас пугает то, что я могу обнаружить?
Я стою на льду не толще того, что затянул Темзу, и знаю это. Своим вопросом я не только демонстрирую сомнения в его власти и власти министров. Я демонстрирую сомнения в самой королеве, которая возглавляла дознания и признала смерть Марло несчастным случаем. Но этого я и хотел: Кэри разворачивается на каблуках и уходит.
Сквозь плеск волн и звон колоколов, ознаменовавший наступление полуночи, я слышу его ответ:
— Занимайся своим делом, Тоби.
Глава 21КитНорт-хаус, Ламбет23 декабря 1601 года
После неудачного поцелуя на берегу я прилагаю все усилия, чтобы держаться от Тоби подальше. Мы не встречаемся в «Розе», я разговариваю с ним, только если репетиции в «Глобусе» вынуждают меня к этому. Если я не участвую в одной сцене с ним, я на него не смотрю — незачем. Это только подтвердит то, что я и так знаю: он тоже на меня не смотрит. Мастер Шекспир хвалит меня за то, что я выгляжу печальным и охваченным страстью, как и должна выглядеть Виола-Цезарио в присутствии Орсино. Знал бы он!
Я продолжаю не понимать, почему так ошиблась. Конечно, мне не с кем об этом поговорить, у меня нет опытных подруг, которые могли бы дать совет, а при мысли о том, чтобы исповедоваться Йори, я с трудом удерживаюсь от смеха. Я кручу это в голове так и эдак и наконец решаю, что просто увидела то, что хотела увидеть. Что мне нравится Тоби, и не только как друг. Что я ему тоже нравлюсь, но только как друг. Я позволила тому, что мне хотелось, затмить то, что действительно происходило, а потом еще и заставила Тоби сделать нечто, чего он делать не хотел. И меня не утешает, что все это не имеет значения. Что эта дружба построена на лжи и обречена. Что она закончилась бы со взмахом кинжала.
Кстати, о кинжалах. Я поудобнее перехватываю рукоять, вытираю мокрую ладонь о штаны и возвращаюсь к своей жертве. В гостиной Норт-хауса мы репетируем пьесу. Совсем другую сцену — ту, в которой я убиваю королеву. Всю мебель раздвинули к стенам, пустой пятачок посередине изображает сцену. Принесенные из столовой стулья выстроены перед ним рядами. Кейтсби и остальные сидят там и смотрят на меня. Том Первый, снова ставший моим учителем, устроился в центре. Он закутан в плащ и увешан драгоценностями. Сегодня он королева. Йори тоже здесь. Сидит с краю и внимательно смотрит на меня. Кейтсби велел ему делать заметки, чем он и занят. Страница за страницей покрываются его корявым по