была южноамериканками и африканками, а другая половина – азиатками. Каждая забирала по инвалидному креслу, которые доставали из багажного отсека и раскрывали два крепких медбрата.
Женщина заметила худенькую волонтершу одного с собой возраста и цвета кожи. Та дожидалась своей порции сухих костей. Увидев, что девушке выдали гору человеческого мяса, она поняла, что не ошиблась.
Словно в хореографической постановке, медсестры, сиделки и пациенты расходились по песчаной площадке, пестрея белой формой, синими пальто и красными пледами. Худышка остановилась у закрытого входа в одну из шахт и, пропустив перед собой цветастую толпу, направилась к тенту, откуда теперь доносился гимн «Te Deum».
Женщина подкатила Томми к коляске своей «коллеги», и та, встревоженно взглянув на нее сквозь слезы, сказала что-то по-французски.
– Я знаю только итальянский и немецкий, – отозвалась женщина.
– Это ты? – нервно спросила худышка по-итальянски. – Ты Катерина?
– Я ею была. – Она приподняла бейсболку на горе мяса. Под ней скрывались раздутое лицо и шишковатый нос. В животе у нее заурчало от ужаса и удовольствия. – Что с ним?
– Цирроз печени. На последней стадии. Я его усыпила.
– Ты говорила с кем-нибудь в автобусе?
Девушка покачала головой.
– Я не снимала ни перчаток, ни вуали и вообще никогда здесь не бывала. Прежде чем уйти, я переоденусь в туалете, а потом сяду на поезд до дому, – сказала она, будто повторяя по памяти урок, а затем, не меняя тона, добавила: – Мне нужны были деньги. Я хочу вернуться на родину.
– Можешь передо мной не оправдываться. Где ты его нашла?
– В Риме. Он живет один. Но это не я его нашла. Мне сказали, где он.
– Ты видела человека, который дал тебе инструкции?
– Нет. А ты?
Женщина, называвшая себя Катериной, покачала головой и ущипнула старика за щеку. Тот не отреагировал.
– Как мне его разбудить?
Оглядевшись по сторонам, девушка дала ей завернутый в туалетную бумагу шприц.
– Что бы ты ни собиралась с ним сделать… Пожалуйста, сделай это быстро. Я хочу уйти.
– Я буду здесь до конца молебна. А ты пока посади его в автобус и дожидайся меня. Если водитель что-то спросит, скажи, что твой пациент устал и должен поспать.
– Они заметят, что это другой человек.
– Им нет до него никакого дела. Посади его в предпоследний ряд. Если он начнет шевелиться, в кармане коляски есть шприц и для него.
Катерина забрала у нее коляску со стариком и подкатила ее к станции оператора канатной дороги, по которой сера когда-то поступала на рафинировочный завод. Теперь от дороги остался лишь подвешенный в пяти метрах над землей вагон. Станция, где все еще находились остатки панели управления, была заперта, но в свой прошлый приезд женщина сменила замок. Она с легкостью открыла дверь, закатила инвалидное кресло внутрь и закрыла за собой калитку, оставшись незамеченной. Будь это какой-нибудь музыкальный фестиваль, всюду бы целовались и скручивали косяки парочки, но это был праздник добрых христиан, а добрые христиане не суются куда не надо.
Женщина взяла завернутый в туалетную бумагу шприц и вдруг поняла, что не знает, что в нем. Делать ли внутримышечную инъекцию или внутривенную? Она решила сделать укол в дельтовидную мышцу. С полминуты ничего не происходило, потом старик задрожал и закашлялся. Прошло еще не меньше двух минут, прежде чем к нему вернулось сознание. Все это время она неподвижно стояла перед ним, наслаждаясь каждой секундой.
Наконец старик открыл гноящиеся глаза и сфокусировал на ней неузнавающий взгляд. Да и как он мог ее узнать, если в последний раз видел ее шестилетней и залитой кровью?
Женщина почувствовала приятную теплоту во всем теле.
– Привет, папа, – сказала она.
Оставив Альберти дожидаться приезда ОБТ перед входом в парк, Коломба и Данте купили у торговца ветровки «K-way» с изображением папы римского на спине и велосипедные шапочки, переоделись и подошли к хозяевам кафе на колесах. Оказавшись перед выбором – помочь или попасть под арест, – один из двоих хозяев согласился поддержать их план, а другой раздраженно пошел прочь.
Попав на территорию парка в кафе-фургончике, они объехали площадь по кругу, стараясь держаться как можно ближе к толпе и разглядывая прохожих. Наконец они велели хозяину припарковаться за шатром, под крышей которого собирались верующие.
У шатра не было стен, только холщовый навес, защищающий от солнца, и Коломба и Данте видели, как верующие занимают свои места, а пара служек надевает на священника облачение. Перед алтарем – простым деревянным столом с дарохранительницей, крестом и свечой – оставалось пустое пространство без скамей, предназначенное для носилок и колясок. Там уже теснились старики и инвалиды.
– Ты в курсе, что веру в невидимое, вездесущее и всемогущее существо можно посчитать признаком душевной болезни? – спросил Данте, разглядывая лица прохожих.
– По-моему, верить, будто вселенная образовалась сама собой, куда более безумно.
– Значит, твой Боженька позволяет людям вроде Лео и Катерины разгуливать на свободе, убивать людей и похищать детей.
– Это называется свобода воли. Но ты ведь не хочешь заводить теологический спор прямо сейчас, да?
– Да.
Коломба попросила водителя припарковаться рядом с сувенирной лавкой.
– Там нельзя стоять, нас прогонят, – отозвался тот. – И потом, там даже розеток нет.
– Скажите, что у вас что-то с двигателем и вы не будете открывать кафе, – велела Коломба и повернулась к Данте. – Я обойду парк и вернусь, а ты побудь здесь.
– О’кей, – сказал тот. Он уже заметил в фургоне бутылки со спиртным.
Коломба надвинула шапку на нос и надела на правое ухо незаметную гарнитуру телесного цвета, подключенную по Wi-Fi к рации у нее за поясом, рядом с пистолетом. Убедившись, что ее снаряжения не видно под одеждой, она вышла из фургона.
– Вы меня слышите? – пробормотала она.
– Да, – сказал Данте. Свою рацию он поставил на прилавок и снизил громкость до минимума.
– Да, госпожа Каселли, – сказал Альберти. – Только что приехал Эспозито.
– Дай ему канал, – приказала Коломба, вошла в полный детей и монахинь магазинчик и притворилась, что с интересом разглядывает серный крем для жирной кожи.
Рядом стояла стрелка, указывающая посетителям направление к «Шахте прошлого века».
– Там открыто? – спросила она у продавщицы за прилавком.
– Конечно! Вход свободный.
– Я вас плохо слышу, госпожа Каселли, – сказал ей в ухо Эспозито.
Она отошла к витрине со старомодными открытками:
– Еще бы, здесь же кругом серная руда. Где остальные?
– Приближаются поодиночке.
– Подтверждаю, – сказал Д’Аморе, подключившись к их частоте. – Доложи положение. Видишь цель?
– Нет. Ни одного из троих. Но территория огромная.
– Опиши ее.
– Не меньше десяти гектаров, много слепых зон, полуразрушенные здания и цеха. Около трехсот посетителей, все на центральной площадке. Полно чернокожих женщин и азиаток, много священников и монахинь. За общественным порядком следят два карабинера, у входа припаркованы машины пожарных и «скорой помощи». Парк окружен забором с колючей проволокой, за ним поля и дорога.
– Мы оцепили периметр. Если они еще здесь, им не уйти.
– Снайперы?
– Двое, на крыше заброшенного завода на девять часов. Считай, ворота расположены на шесть часов, шатер – в центре, дальний забор – на двенадцать часов.
Коломба тщетно поискала Д’Аморе взглядом.
– Принято, – сказала она. – Но помни, что ты мне обещал.
– Мы с Эспо готовы входить, – вмешался Альберти.
– Начинайте проверять автобусы, – велела Коломба. – Примерно на одиннадцать часов, – подумав, добавила она.
– Я отправлю в парк четверых. Они начнут с противоположной стороны, – сказал Д’Аморе. – По сравнению с посетителями нас очень мало.
– Я этого не ожидала, – сказала Коломба.
– Я Сокол-1, мои люди от второго до восьмого. Снайперы – Орел-1 и Орел-2. Ты Рим-1, твои люди в прогрессивной нумерации. Связь по открытым каналам.
– Принято.
– Рим-2 и Рим-3. Входим, – в кои-то веки воздержавшись от сарказма, произнес Эспозито.
– Рим-4 смешивает водку с тоником, – сообщил Данте.
– Прекрати баловаться с рацией, – сказала Коломба.
– Так точно, сэр Рим-1.
Коломба начала спускаться в туннель, и вскоре в ухе у нее затрещали помехи. Связь пропала. На каменистых стенах горели аварийные лампы, но сам туннель шахты был голым и безлюдным. Коломба готова была поклясться, что с тех пор, как ее приводил сюда дед, он ничуть не изменился.
Она дошла до клетки подъемника. За ней галерею перекрывали тяжелые ворота с пыльным замком. Вероятно, их не открывали веками, но это было ей только на руку: неизвестно, на сколько километров вниз тянулись разветвляющиеся галереи и штольни.
Внезапно она заметила за воротами движение: сквозняк волок по полу какой-то предмет. Она просунула руку между перекладинами и схватила его на лету: он оказался парой сетчатых колготок.
Коломба добежала до сувенирной лавки, где ловила связь, и в ту же секунду из динамиков донесся голос священнослужителя: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа».
– Рим-1 на связи, – сказала она. – Я нашла предмет одежды, возможно принадлежащий нашей цели. Она переоделась в открытой для посетителей галерее за сувенирной лавкой, на три часа, – сказала она, направившись к кафе на колесах.
На вопрос Д’Аморе, были ли там другие следы, она ответила отрицательно.
– Но найдите кого-нибудь с ключом, вдруг там отыщется что-то еще.
«Аминь».
– Принято, Рим-1, – сказал Д’Аморе. – Орел-1 и 2, перемещайтесь на три часа.
Коломба помахала водителю фургона, который нервно курил, сокрушаясь о потерянных барышах, и постучала в дверцу.
– Данте, хочешь понюхать женские колготки? – спросила она.
Когда он не ответил, она наклонилась и заглянула в проем между дверцами.