Когда она наконец окончательно проснулась, Данте, словно Адам Ант[41], уже беседовал в гостиной с Третьим и лысым мужчиной, который накануне спустился в вестибюль, чтобы проводить ее в люкс.
– Извините, – сказала Коломба. – Я сварю себе кофе и оставлю вас в покое.
– Здравствуйте, госпожа Каселли, – почти хором сказали оба мужчины.
– Я спала в комнате для гостей.
– Очень познавательно, – сказал Третий.
Коломба почувствовала себя идиоткой. С какой стати она перед ними оправдывается? Данте сварил кофе и протянул ей чашку размером с ведро.
– Неужели нужно так часто прочесывать номер? – спросила она его.
– Нет, госпожа Каселли, мы должны только защитить от прослушивания один звонок, – ответил за него Третий и, достав из портфеля ноутбук, подсоединил его к мобильнику и внешней звуковой карте. – К сожалению, полностью зашифровать звонок невозможно, поскольку для этого обоим собеседникам необходимо пользоваться одинаковым программным обеспечением. Мы можем только перекрыть голос господина Торре с помощью низких частот. Всякий раз, как будет говорить господин Торре, перехватчики будут слышать помехи на линии.
– Вы бы лучше велели ему скачать «Signal». Это уж точно обошлось бы дешевле, – попыталась сострить Коломба.
Не теряя профессиональной серьезности, Третий покачал головой:
– Абонент находится в одиночной камере отделения для опасных преступников тюрьмы «Ребиббия».
У Коломбы перехватило дыхание.
– Вы хотите поговорить с Немцем?
Данте кивнул:
– Перед апелляцией он вправе созваниваться со своим адвокатом. – Он показал на подключенный к компьютеру мобильник. – За двадцать тысяч евро тот согласился одолжить мне свой телефон.
Все звонки заключенных из тюрьмы, кроме разговоров с адвокатами, прослушиваются и записываются. Однако случай Немца был исключительным.
Несмотря на солидный возраст – а ему было уже за семьдесят, – этот длинноволосый седой старик с бычьей шеей и перебитым носом, все тело которого покрывали шрамы от ножевых и огнестрельных ранений, был по-прежнему силен. В «Ребиббии» он отбывал пожизненный срок, поскольку являлся сообщником Отца.
С его ареста прошло больше трех лет, но следователям так и не удалось ничего о нем выяснить.
Как его звали на самом деле и действительно ли он был родом из Германии, оставалось загадкой. Сам Немец держал язык за зубами, а когда тюремный петух показался ему не в меру любопытным, запихнул ему в горло рукоять метлы.
Ровно в двенадцать тридцать дня двое агентов тюремной полиции выпустили Немца из камеры, обыскали, заковали в наручники и отвели в кабинку надсмотрщика, наблюдающего за одними из тюремных ворот. Каморку, похожую на будку сборщика дорожных пошлин, окружал кордон ОМГ – оперативно-мобильной группы тюремной полиции. Обычно звонки совершались в комнате для свиданий, но для Немца и здесь сделали исключение.
Диспетчер набрал номер адвоката.
Данте ответил на вызов, изображая неаполитанский акцент юриста, и его соединили с Немцем. Коломбе редко доводилось видеть, чтобы его так колотило от напряжения.
– Добрый день, господин Немец, – почти фальцетом сказал Данте.
На другом конце провода воцарилась тишина. Немец понимал, что, вопреки убеждению своих тюремщиков, говорить будет вовсе не с адвокатом, но не знал, чей голос услышит в трубке.
– Добрый день, господин адвокат, – наконец сказал он.
– Вы получили открытку?
– Да.
Данте кивнул Третьему, и тот включил низкочастотные шумы.
– С этого момента меня слышишь только ты, но твой голос шпионы по-прежнему слышат четко и ясно. Понятно?
– Да.
– Пожалуйся на качество связи.
– Я вас плохо слышу, господин адвокат, – сказал Немец.
– Через пару минут нас наверняка разъединят, так что давай не будем терять время. – Постепенно голос Данте зазвучал уверенней.
– Мне нечего вам сообщить, господин адвокат.
– Говорить буду я. А ты слушай.
– Как пожелаете, господин адвокат.
– Я видел счета и немного поболтал с Лео перед его смертью. Мне известно, что до падения Берлинской стены Отец работал с Белым.
Без малейших колебаний Немец ответил:
– Господин адвокат, я говорил вам это еще на последней нашей встрече: будьте осторожны.
Данте отлично помнил эту фразу и обстоятельства, в которых ее услышал. Незадолго до своего похищения он посетил Немца в «Ребиббии», надеясь получить от него сведения о Гильтине. Встреча была отнюдь не дружеской. При этом воспоминании Данте почувствовал, что за воротник ему стекает пот.
– Отец расплачивался с такими, как ты, через финансовую корпорацию «Black Mountain». И судя по движениям по его счету, он взаимовыгодно сотрудничал с некоторыми фирмами, которые сейчас заграбастал фонд «COW». Вот как я это вижу: Белый был пережитком холодной войны и верил в солдат, а Отец уподоблял себя Менгеле и верил в развитие науки. Отец решил потягаться с Белым за трон, но смерть положила его притязаниям конец. Если король монет и существовал, то им был именно он.
– Господин адвокат, я не понимаю, о чем вы. Это не мой профиль.
– Ты был всего лишь шестеркой. Главным козырем был Лео. Судя по всему, он в свое время успел повоевать и обзавестись изрядными связями. Он был наемником и одним из детей, которых Белый, вероятно, заделал, насилуя женщин-заключенных. Отец захватил его и превратил в управляемую ракету против Белого. Я хочу, чтобы ты сказал мне, почему после Белого Лео не остановился.
– Вы у меня спрашиваете?
– Да. Какую бы роль ты ни играл, сейчас ты на скамье запасных. Отец, Лео, Гильтине и Белый мертвы, а новому поколению технократов, которое пытается смыть с «COW» позорное пятно в третьем тысячелетии, на тебя насрать. Разве ты не хочешь хоть отчасти с ними расквитаться? Используй меня. На кого работал Лео?
За его словами снова последовало долгое молчание. На сей раз от пота взмок не только Данте, но и все присутствующие в комнате.
– Ни на кого, – наконец сказал Немец. Его голос утратил какие-либо интонации и звучал подобно продвинутой навигационной системе.
– Тогда почему он продолжал сражаться?
– Из-за любви, – сказал Немец.
В люксе на верхнем этаже отеля «Имперо», казалось, резко похолодало.
– Вы закончили, господин адвокат? – спросил Немец.
– Нет, – стараясь стряхнуть с себя оцепенение, ответил Данте. – Лео тоже убили, и его убийце пришлось приложить для этого немало усилий. Что им двигало? Любовь к Белому или ненависть к Отцу и его созданиям?
– Второе. Будь у него возможность, он бы предал огню весь мир только из-за того, что он его растоптал.
– Кто?
Немец рассмеялся.
– Посмотри в зеркало, паренек, – сказал он и повесил трубку.
Опасаясь, что кто-то заявится к адвокату Немца с вопросами, Данте поручил Третьему немедленно вернуть ему мобильник. Коломба тем временем пыталась оправиться от вызванного голосом Немца потрясения. Казалось, он, непобедимый и бездушный, будто Терминатор, напал на нее только вчера.
– О какой открытке он говорил? – спросила она.
– О фотографии, которую дал мне Лео перед смертью. Я отправил ее Немцу от имени его адвоката.
Коломба закрыла глаза и посчитала до десяти:
– Зачем?
– Хотел убедиться, что снимок подлинный. В противном случае, услышав мой голос, он бы тут же бросил трубку.
– Если верить Немцу, Отец и Белый продолжали воевать даже после смерти. Настоящая файда[42].
– Да, через своих… свои создания. – Данте принюхался. – Пойду еще раз приму душ. От меня воняет страхом.
– Что он имел в виду, сказав, чтобы ты посмотрел в зеркало? Что этот тип похож на тебя или что все это твоя вина?
– Думаю, первое, – ответил Данте, уходя в свою комнату. – Как и я, король монет побывал в когтях Отца, но не упокоился в канистре с кислотой. И судя по его поступкам, с ним случилось примерно то же, что и со мной.
– Во сколько тебе обходится вся эта организация? – спросила Коломба, заваривая себе капучино и повысив голос, чтобы он слышал ее через стену.
– Тридцать тысяч в день, – прокричал Данте из ванной. – Дороже, чем импульсивный шопинг.
– Они в курсе, что у тебя нет ни гроша?
– Они пожелали получить оплату авансом. Двести тысяч. И еще двести тысяч депозита.
Коломба заметила, что случайно сварила кофе с миндальным молоком. Вылив все в мойку, она открыла «Редбул» без сахара.
– Как ты уговорил Аннибале тебя проспонсировать?
– Никак, – ответил он из душа. – Это мои деньги, плоды моего труда. Базовый тариф за вскрытие замков мертвецов.
Коломба вбежала в ванную и бросила в его силуэт за матовым стеклом душевой кабинки банку «Редбул». Стекло треснуло.
– Эй! – воскликнул Данте.
– Я тебя убью! – сказала она.
Данте выключил воду и, завернувшись в полотенце, быстро вышел из кабинки.
– За что? За то, что я присвоил денежки из теневого бюджета спецслужб? Денежки твоего дружка Лосьона Д’Аморе?
– Я просила тебя этого не делать.
– И я тебя слушал, пока не погиб мой брат. Затем я позвонил Сантьяго и назвал ему адрес и код. Карабинеры тогда в доме еще не побывали.
Сантьяго был бывшим барыгой и членом «Кукиллос» – банды выходцев из Латинской Америки. Ныне он распрощался с подельниками и теперь зарабатывал на жизнь, занимаясь хакерством в Глубокой сети. Данте доверял ему настолько же, насколько не доверяла Коломба.
– Сколько вы взяли?
– По шестьсот на брата. Это он вывел их из Италии. А у меня тоже теперь есть счет в Белизе. И на Каймановых островах. Хочешь сдать меня копам?
– Хватит нести ерунду. Но ты не сделаешь это без меня.
– Я думал, ты вышла из игры.
– Я не брошу тебя одного.
Данте повернулся к ней узкой спиной и включил триммер.
– Как хочешь.