Никто и мускулом не дернул. Всем было понятно, что в случае смерти отца я унаследую и нашу долю в издательстве, и право назначать главного менеджера, да и всех остальных тоже. Конечно, я думал об этом. Представлял, как это будет, когда однажды этот день настанет. Я не начал бы сразу выжигать наследие отца напалмом из каждого угла в офисе. Но иногда мне действительно хотелось уничтожить все до основания, чтобы и следа не осталось от воспоминаний о нем.
Все немного выдохнули, потому что поняли, к чему ведет этот разговор. Я ждал этого момента, иногда мечтал, чтобы он настал как можно скорее. Он представлялся мне недостижимым, потому что отец, я считал, никогда добровольно не покинет свой пост, и я получу его только после его смерти, которая, как мне казалось, может и не наступить в течение моей жизни.
Но я никак не ждал, что этот день наступит вот так внезапно. У меня рубашка прилипла к спине, и я возблагодарил все паранормальные силы за то, что сегодня на мне темно-синий костюм, который не выдаст этого. Все стали пялиться на меня, осторожно или в открытую. Чтобы не показывать радости в глазах, которая готова была выплеснуться на стол, я уставился на скрещенные пальцы рук перед собой.
– Мой пост, – продолжал отец, – это не просто работа для меня. Это должность, на которой держится бизнес, должность, от которой зависят тысячи человек, должность, которая будет задавать вектор в издательском деле еще на годы, надеюсь, долгие годы. И занять ее должен человек, которому я полностью доверяю.
Я чувствовал на себе взгляды всех собравшихся, они подогревали меня своим одобрением. Мне же было стыдно, потому что я считал, что достоин получить все это только по праву ближайшего родственника, единственного сына. Рассматривал бы меня кто-нибудь с этой точки зрения в любой другой компании? Интересный вопрос, ведь для меня никогда не существовало жизни вне ее.
– Пытался не затягивать вступление, но все равно получается длинно, – улыбнулся отец, и все выдавили из себя короткий, подходящий ситуации смешок. – А ведь решение принято, и оно очень простое. Я передам свое место генерального директора и решающую часть акций человеку, который доказал свою преданность и профессионализм. И это Дэвид Крауд.
В полной тишине был слышен работающий кондиционер. Отец приказал установить в наши офисы самые бесшумные и безопасные. И они именно такие. Их практически не слышно. Шума от них не больше, чем от новейших ноутбуков. Но я клянусь, что слышал их в эту минуту. Мне казалось, что я слышу целый рой кондиционеров, набившихся в здание, как жуки в банку ребенка с садистскими наклонностями.
В первую секунду я инстинктивно поднял глаза и увидел несколько топ-менеджеров, уставившихся в нашу с Дэвидом сторону, и тут же снова опустил их, как будто меня застукали на месте преступления. А следом посмотрел на Дэвида так, словно мы не были знакомы.
Если бы в тот момент меня спросили, что я чувствовал, я не нашел бы ни одного слова. Сначала это был шок от несоответствия ожиданий услышанному. С долю секунды я сомневался, что действительно верно понял то, что сказал отец. Защитная реакция психики – отрицать очевидное. Еще бы, довольно сложно произнести слова “мой сын” так, чтобы послышалось “Дэвид Крауд”.
Потом я попытался принять это, переварить, переработать информацию, не просто новую – инородную, неестественную, дикую. Для меня это было так же ненормально, как если бы вместо “Дэвид Крауд” я услышал “булочка с корицей”. И такая реакция была бы на абсолютно любое имя, кроме моего собственного.
Дэвид Крауд. Он сидел слева от меня, дальше от отца, и пах кофе. Он всегда выбирает разные сиропы и добавки, но это каким-то неясным образом не делает его женоподобным. Может, это какой-то способ психологического якорения? Чувствуешь запах кофе с добавками – рядом Дэвид, все будет хорошо. Не будет. Больше не будет.
Я посмотрел на него, а он уже во все глаза смотрел на меня. Что было в этих глазах? Извинения? Удивление? Желание оправдаться? Может, даже страх. Но, кажется, даже для него это объявление было шоком. Только мне повезло с этим сюрпризом: меня же отец пытался предупредить, очевидно.
Наверняка от имени Дэвида, произнесенного им, до следующей фразы прошло совсем немного времени, а в моем сознании прошли долгие часы, состоящие из бури эмоций. Последней и самой яркой из них была ярость. Испытывая ее в полной мере я услышал голос отца:
– Понимаю, что многим из вас это решение покажется неожиданным. А, возможно, даже всем. Тем не менее, я могу с легкостью его объяснить. Я никогда не считал, что после моего ухода, компания должна закончить свое существование. Поэтому думал о преемнике уже очень давно. Знаю, что у всех вас сейчас крутится в головах: почему он не сделал преемником своего сына? Верно?
Если бы концентрация взглядов на человеке могла вызывать рак, я бы умер на месте.
– И, поверьте, если бы я видел Николаса на этом месте, был бы самым счастливым человеком на свете. Самым счастливым отцом.
Он сделал паузу, которая отлично подошла бы для проворачивания ножа в моем сердце.
– Но Николас хорош на своем месте. Он отличный специалист. Замечательный менеджер. На позиции исполнительного директора. И так и должно быть дальше. Так оно и будет. Но когда я покину свой пост, место генерального директора займет Дэвид. Хотя… Это не совсем корректно… Дело в том, что я еще не спрашивал мнения Дэвида на этот счет, – он открыл свои дорогие зубы в широкой улыбке, глядя немного левее от меня, – вполне возможно, что он захочет сохранить должность заместителя исполнительного директора, вместо того чтобы возглавить издательство.
Удивительно: в этом возрасте, мне казалось, я знаю уже все уровни его издевательств. Могу их классифицировать, на некоторые уже просто не реагировать. Но предел их, я так думал, мне был уже известен. Но мой отец не стал бы самым успешным издателем, если бы не умел удивлять людей.
Мне хотелось бы быть такой же бессердечной тварью. Таким же бездушным подонком, чтобы отталкивать людей, ищущих его благосклонности годами. Никто не вызывал у меня таких сильных сомнений в моих способностях. Даже в моем ментальном здоровье. Не уверен, что даже после его смерти я смогу оценивать себя объективно, а не через призму его пренебрежения. По крайней мере можно порадоваться за моих психотерапевтов: они нашли золотую жилу. Любопытно, если бы я перенял это его качество, кто из нас сожрал бы другого раньше.
Все смотрели на Дэвида, и я тоже. Я смотрел на него, чтобы никто другой не мог перехватить мой взгляд, такого унижения я мог бы не вынести. Наверное, для именно этого момента, этого вопроса Дэвиду отец и сказал те несколько слов по пути в офис. Он хотел, чтобы я не показывал свою уязвимость публично, чтобы я смог посмотреть в глаза Дэвиду, взять у отца и передать ключи от моего будущего ему. Я должен был изображать благородство. Должен был достойно принять удар и даже похвалить Дэвида, порадоваться за него.
Я слышал, что на Каннском кинофестивале все победители известны еще перед церемонией награждения. На церемонии вручения Нобелевской премии тоже никаких сюрпризов. Интересно, что было бы, если бы кто-то на этих мероприятиях приехал за своей наградой, но приз достался бы Дэвиду Крауду? Готов поспорить, был бы колоссальный скандал. И от того человека, на горло которому наступил Дэвид Крауд и организатор церемонии, не ждали бы терпимости, лояльности, благородства или даже простого молчания. Его понял бы кто угодно, что бы он ни сделал.
С этой мыслью, бросив последний взгляд на слегка смущенного, но сумевшего скрыть свою радость Дэвида, я встал из-за стола и прошел весь долгий путь из центра самого большого из наших конференц-залов на выход. Я старался смотреть на дверь, чтобы не увидеть ни одного ехидного или, что хуже, жалеющего взгляда. Выйдя, оставил вход открытым, чтобы не было ни истеричного хлопанья, ни аккуратного закрытия. В каком-то тумане, сейчас я понимаю, что это были слезы, готовые хлынуть наружу самым детским образом, спустился на стоянку и приехал домой.
Глава 4. Ужин
Стол был сервирован в отдельной большой комнате, вход в которую скрывался за лестницей на второй этаж. Казалось, что аккуратная темная дверь может вести только в каморку сироты со способностями к магии, но за ней внезапно обнаружилось просторное помещение в духе обеденных залов в замках.
Огромный длинный прямоугольный стол, покрытый белой скатертью, занимал основное пространство и являлся почти единственной мебелью. Помимо него, были, конечно, стулья с мягкими сиденьями, спинками и подлокотниками, винный шкаф и темно-бордовый комод, на котором лежали запасные приборы, специи и посуда. В стене, противоположной входу, было несколько вытянутых от пола и почти до потолка окон с закругленным верхом и решетками, символически прикрытых невесомыми молочными занавесками в обрамлении тяжелых вишневых портьер, прихваченных золотистыми шнурами с массивными кистями.
Стол был сервирован в самом классическом ресторанном стиле, а первое блюдо – уже подано. За длинной стороной стола уже сидели Билл и Влади, а напротив них – Агата и Джей Си. Когда я вошла, все они обернулись, можно сказать, немного разочарованно.
– Удачно, вы почти не опоздали, – подскочила Агата. – Ваше место справа от Джей Си.
– Удачно, что ты смогла подготовить ужин и для него, хоть он был незапланированным гостем, – вставил в ее сторону с ехидной улыбочкой Билл. – Или я не прав и ни о каких случайностях не может быть и речи?
Агата выстрелила в него коротким, но усталым взглядом и вернулась на свое место.
– Ждем хозяйку и Николаса, – продолжал Билл.
Видно было, что он продолжал свой алкогольный трип весь день, но, видимо, спиртное только развязывало ему язык, но не выводило из строя.