Маргарет и Николас появились в дверях, как мне показалось, с виноватым видом. Агата устроила издателя напротив меня, а хозяйка заняла место во главе стола – на максимальном удалении от моего края.
В тот же момент, когда вошла Маргарет, я убедилась в своих первых подозрениях, которые у меня появились при входе в столовую: никто из гостей не был оповещен о том, что ужин будет чем-то особенным – все были одеты все так же неформально, никто не нарядился в вечернее платье, как я. И это меня задело больше всего: если классическую черную рубашку на Влади я еще могла понять, она могла просто забыть о необходимости дресс-кода, то оправдать самые нейтральные наряды на Маргарет и Агате было невозможно. Очевидно, они хотели, чтобы я выглядела в компании повседневно выглядящих расслабленных людей в своем платье, как в костюме кролика “Плейбоя”.
Хотя Маргарет еще старалась избегать меня взглядом, видимо, считая, что я услышала из своей комнаты слишком много, она все же не смогла удержаться от ремарки:
– Очаровательное платье, Маделин.
Билл утопил смешок в бокале, остальные же, кажется, не поняли ее тонкого юмора.
Ужин был действительно отменным. Все благодарили хозяйку, хотя каждый понимал, что это заслуга Агаты, которая сидела здесь же. Тем не менее, Маргарет обращалась ко всем гостям, даже к Джей Си, но не к ассистентке. У меня создалось впечатление, что и за стол Агата попала только потому, что Джей Си своим приездом нарушил запланированную идеальную симметрию за столом.
Когда с основным блюдом было покончено, все немного расслабились на своих мягких стульях и крутили винные бокалы в руках в ожидании десерта.
– Необычная все же мы компания, – проговорил Билл, сменив свой, словно встроенный в руку короткий и широкий бокал для виски на тонкую ножку бокала красного вина. – У нас за столом целых две писательницы, причем обе пишут детективы или вроде того, – окончание своей фразы он бросил вместе с небрежным, почти незаметным жестом в сторону Маргарет, она отреагировала легким удивленным движением бровей.
Никто не поддержал провокацию, а в его планы это явно не входило.
– Ну что же вы такие все кислые? Раз уж судьба, или Пегги, неважно, свела нас сегодня вместе, почему бы не поговорить в интересной компании интересных людей.
Вино медленно расслабляло, а почти полная темнота за окном усиливала томительное ощущение, от которого хочется вытянуть ноги и прикрыть глаза. Хотя я и сидела напротив окон, за ними уже абсолютно ничего нельзя было рассмотреть, и казалось невероятным, что пару часов назад можно было наблюдать огненный закат.
– Здесь два автора детективов, настоящий детектив, женщина с именем Агата, а мы находимся на острове. Разве это уже не идеальный набор для совершения убийства?
– Что же тогда здесь делают трое мужчин? – спросила я.
– Хороший вопрос, – Билл с удовольствием принял подачу. – Насколько я понимаю, по плану здесь только я.
– Ну, я здесь точно не по случайному совпадению, – вставил Джей Си.
– Осторожнее в таких заявлениях, молодой человек, – погрозил пальцем Билл. – Вам нужно отводить от себя подозрения, а не привлекать их.
– Какая глупость, – выдохнула в бокал Маргарет. – Очень опрометчиво было бы устроить убийство здесь. Нужно устраивать свои преступления на открытой местности, чтобы обвинить могли кого угодно, а убийца вышел бы сухим из воды.
– Так будет в твоем новом романе? – поинтересовался Джей Си.
– Что?! – слишком громко спросил Николас.
– Что? – одновременно с ним произнесла Влади.
– Разве Сердцееда не поймали? Или в новом романе будет ненадежный рассказчик? – уточнила Агата.
Маргарет замахала руками их с Биллом семейным жестом, призывая не заваливать ее вопросами:
– По очереди, пожалуйста, ничего еще не решено.
Николас явно заволновался:
– Что ты имеешь в виду, Маргарет? Роман анонсирован как рассказ о деле Сердцееда со слов главного следователя по этому делу. Мы привлекли Хелену, – он показал на Влади рукой, чтобы выглядеть более убедительно. – У этой истории не может быть другого конца, кроме официального. Сердцеед пойман. Его поймала Хелена Влади. Без альтернатив.
Все смотрели на Маргарет, пока она изучала издателя взглядом пантеры перед атакой.
– Расслабься, Николас, ладно? – наконец выдохнула она устало. – Все будет в лучшем виде. Разве я подводила тебя хоть один раз?
Сидящий напротив, он не был похож на того сосредоточенного и полного достоинства мужчину, которого я привыкла видеть на книжных мероприятиях. Казалось, Николас собирался сказать что-то другое, но только тихо проговорил:
– Достаточно было бы одного раза.
Дневник Николаса Ямина
2 августа 2022 года
Сегодняшнюю ночь он провел не в моей квартире. Не знаю, где он был, может, они с Дэвидом уехали в счастливое будущее, в котором нет места черным овцам, вроде меня.
Опасаясь (да, именно опасаясь), что он вернется, чтобы высказаться относительно моего поведения на собрании, я провел вечер и полночи в барах, стараясь выпить столько, чтобы забыть, кто я такой.
Он не звонил мне и не писал. А я ждал этого и боялся весь вчерашний день. Сначала даже, как ребенок, выключил звук телефона и отключил все уведомления. Потом даже перевел телефон в режим полета. Может, отец не так уж и не прав: стоит ли доверять компанию человеку, который дергается, опасаясь звонка смартфона.
Сегодня я работал, но попросил ассистентку распланировать весь день так, чтобы я встречался с кем угодно вне офиса, даже не предусмотрев перерыва на обед. Мне не нужны были вторжения членов совета, выражающих сочувствие, злорадство или поддержку. Мне хотелось сквозь землю провалиться, и чем больше я пытался сохранить лицо, тем, вероятно, очевиднее это не получалось у меня в глазах всех окружающих.
Возможно, отец ночевал у нас дома. Когда я приехал к себе в 3 часа ночи и обнаружил, что его нет, первой мыслью было беспокойство: вдруг с ним что-то случилось, пока я запивал свою обиду в баре. Тоже весьма красноречиво: я не подумал, что он повел себя, как скотина, в очередной раз, а приписал ему болезнь или несчастный случай. Даже писать это противно. Психоаналитик говорит, что это позиция жертвы – во всем и всегда винить себя, даже если другой человек очевидно виноват. Но во включенном вновь телефоне не появилось тревожных сообщений, так что приходилось признать, что это был его сознательный выбор. Он вычеркнул меня не только из будущего, но и из настоящего.
И это меня взбесило. Я был слишком пьян, чтобы предпринять что-то среди ночи, но когда проснулся, осознал, что злость никуда не исчезла. Я должен был все высказать.
В обед я написал ему с предложением встретиться вечером у меня и поговорить. Именно у меня: мне мелочно хотелось предложить бой на моей территории, в моей пещере независимости. Он ответил коротким согласием.
Весь день, общаясь с другими людьми, я воображал, как он заходит в квартиру и смотрит на меня взглядом побитой собаки, согнувшись под тяжестью своего предательства. Или наоборот – идет, раскрыв руки для объятий, ведь все это было запланировано для того, чтобы мы могли больше времени проводить вместе, пока он еще может это делать. Или даже – он объявляет, что все это шутка, жестокий, но розыгрыш, тест, который он придумал, чтобы посмотреть, как я держу удар, как буду реагировать.
Но он вошел с самым рядовым уверенным выражением лица, словно вчера не произошло ничего особенного. Сел на диван, достал сигару. Я попросил его не курить в квартире. Я не делал этого и сам, мне хотелось подольше сохранить ее новой и светлой, без следов табачного дыма.
– Что ты хотел обсудить? – спросил он, по-хозяйски наливая себе скотч.
– Сложно поверить, что ты, с твоей деловой хваткой, не догадываешься, о чем речь.
– Догадываюсь, безусловно, но не могу понять, что здесь обсуждать. Решение принято, оно объявлено. Это не предмет для разговора.
– Ты даже откажешь мне в праве на мнение?
Он с тяжелым вздохом вернулся на диван, притом непонятно было – тяготит его лишнее движение или этот лишний, по его мнению, разговор.
– Конечно, ты можешь его высказать, – сказал он почти по-доброму. – Я уважаю твою точку зрения, какой бы она ни была.
– То есть понимаешь, что она не может совпадать с твоей?
– Догадываюсь, и это меня печалит.
– Печалит? – я был на грани взрыва. – Тебя печалит то, что меня не устраивает твой выбор преемника? Что я не в восторге от него? Тебе больше понравилось бы, если бы я не вертелся на кончике твоего ножа и, возможно, даже благодарил тебя за заклание?
Он разочарованно выдохнул, потому что ему предстояло в очередной раз объяснять маленькому ребенку прописные истины, которые до него не доходили.
– Вероятно, ты не осознаешь, что сам этот разговор, тон, которым ты его ведешь, слова, которые подбираешь, только убеждают меня в правильности моего решения. Я выбрал Дэвида, а не тебя, потому что на месте председателя правления мне нужен профессионал и мужчина, а не нервная истеричка, вся самооценка которой построена на отношении отца.
Я захотел его ударить. Даже не захотел, не успел даже осознать это желание, до того как сжал кулаки. В моем мозгу от удара в челюсть он перелетал через спинку дивана, на чем воображение заканчивалось моей безоговорочной победой и эйфорией от нее. Конечно, такие порывы не просчитывают последствий, но мне было бы сложно представить, чем худшим для меня это могло закончиться. Бить престарелого отца – кому такое вообще может прийти в голову? Но ему бесконечное количество раз приходило в голову бить меня и считать это нормой.
Конечно, я не ударил его. Это была секундная вспышка, которая, реализуй я ее, ничего бы не решила. Чтобы скрыть разочарование от того, что я не могу это сделать даже ради секунды удовлетворения, я отвернулся, чтобы налить виски и себе.