Страх.
Он давил на полковника Затворова могильной плитой. Хоть бы уже придавил, думал он обреченно.
Последние две недели полковник не жил, а маялся. Просто ждал неизбежного, жуткого. Вот-вот позвонят, молча подышат в трубку и с хрипотцой уронят: «Затворов, у тебя же есть оружие…»
Он даже во сне представлял, как сжимает рукоятку пистолета. Хотя на самом деле стискивал мясистый палец жены. Стонал во тьме бессвязности, плакал. И, лишь получив в морду от несентиментальной супруги, успокаивался, уткнувшись в ее многослойную пупырчатую подмышку…
Днем в неурочный час в его кабинете прозвенел мобильный. Когда он услышал голос Баева, сразу решил: «Конец».
По странному совпадению в этот самый момент со стуком открылось окно. Полковник готовно подставил грудь сквозняку: теперь уж все равно.
Но приговор оказался отсрочен.
– Прекращайте искать Муромцева. Переключайтесь на другую задачу. Нужно срочно найти Солодовникова, проректора МУГР, – приказал Баев.
Затворов всхлипнул. Гора не упала с плеч, но все же стало полегче. Проректор университета – это не какой-то там студент. Так легко не затеряешься, сволочь.
Звонок Затворова застал Суставина с Пантелеевым в полицейской столовке, где они жевали дешевые сосиски из воронины, запивая их гречишным кофе. Суставин показал напарнику суперфон с высветившейся надписью «Злой полкан».
– Даже пожрать не дает, – прошипел Пантелеев. – Не отвечай.
Суставин и сам хотел проигнорировать, но Затворов жал на вызов с упорством осла, тупой садист. Если бы полковник умел ловить информацию на расстоянии, он ошалел бы от мегабайтов проклятий в свой адрес.
– Алло, – сдался Суставин. Но в отместку громко захрупал вороньей сосиской.
– Где пропадаешь, сволота? – заискрил Затворов.
– Обедаю.
В динамике закувыркались, заплясали затворовские матюки. Облегчившись, полковник наконец выдал главное.
Это «главное» поразило. Не доев, Суставин с Пантелеевым бросились к Затворову. Суставин стал доказывать полковнику, что прекращать поиски Ильи Муромцева никак нельзя. А параллельно надо искать его однокурсника Петра Зайцева и неизвестного громилу.
Затворов их гнал.
– Вам что, заняться нечем? Переключайтесь на поиски проректора!
Суставин не унимался, обещал вот-вот нащупать ниточку. Даже раскраснелся от возбуждения.
– Товарищ полковник, а если это банда? Уже четыре трупа, из них трое убиты одним способом. А если они еще кого-то пришьют?
– Баеву виднее! – топнул Затворов.
– Баеву? – изумился Суставин. – Это Баев требует искать проректора?
Проговорившись, Затворов разъярился еще пуще. Потянулся к кобуре. Суставин с Пантелеевым благоразумно выскочили за дверь. К счастью, к полковнику сунулась секретарша Леночка с какой-то бумагой, и он тут же забыл про строптивых следователей.
В коридоре Суставин дал себе волю. Елки-палки, только дело пошло, какие-то зацепки, и опять этот Баев лезет. Что ему надо, достал уже. Пантелеев его успокаивал: «Сереж, у тебя давление, совсем красный, успокойся».
– Ребята, зайдете? – тенькнул сзади певучий голос.
Из своего кабинета с лукавой улыбкой выглядывал эксперт-криминалист, дактилоскопист высшей категории Василий Аркадьевич Рапопорт. Его очки висели чуть ли не вертикально, зацепившись за самый кончик выдающегося носа. Взгляд Рапопорта сулил нечто многообещающее.
Василию Аркадьевичу было под шестьдесят, на своем веку он перевидал столько отпечатков пальцев, что они всуе мерещились ему везде. В узоре тюлевой занавески (дома), в речной ряби (на рыбалке), даже каким-то непостижимым образом – в тарелке с макаронами. Все это изрядно раздражало Василия Аркадьевича. Поэтому он тихо радовался, когда в полицейской столовой давали гречку.
Суставин и Пантелеев вошли в его кабинет. Рапопорт подвел их к компьютеру, щелкнул мышкой. На экране возник отпечаток пальца.
– Этот пальчик, – нежно проворковал эксперт, – был снят с горла убитой Виктории Минаевой. Но самое интересное, други мои, что он совпадает с отпечатками в комнате Петра Зайцева. Они там повсюду, на столе, на подоконнике, на ручке холодильника, на спинке кровати.
Хищно ссутулившись, Суставин вперился в экран.
– Значит, все сходится. Минаеву убил Зайцев.
– Похоже на то.
– И Мукло, получается, тоже он? – спросил Пантелеев.
– Увы, на горле Мукло никаких отпечатков не обнаружено, – покачал головой Рапопорт.
– А на горле Алины Муромцевой?
– Там вообще черт знает что. Не отпечатки, а…
Рапопорт озадаченно почесал свой породистый нос.
– Что, Василий Аркадьевич?
– Я таких отпечатков в жизни не видел. Можно подумать, будто Алину Муромцеву задушил НЕ ЧЕЛОВЕК.
Сплошные аномалии
– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил Суставин, топя окурок в пепельнице.
– Да что тут понимать. Теперь ищем проректора, – буркнул Пантелеев, разворачивая бутерброд.
Несмотря на недавний обед, ему снова хотелось есть. «Может, у меня глисты?» – тревожно подумал он. И сам себя утешил: «Да нет, просто эти вороньи сосиски – одно название, мяса и калорий там с гулькин нос». Успокоившись, он вгрызся в многоэтажную груду из хлеба, сыра, масла и чипсо-зельца.
Суставин шлепнул ладонью по столу.
– Как этот Зайцев от нас ускользнул? Он же был в двух шагах. Мы же рядом с общагой каждый сантиметр прочесали.
– Ыгы, – прогудел Пантелеев.
– Еще не дает мне покоя Баев. То он требует, чтобы мы скорей нашли Муромцева. То вдруг приказывает заняться проректором Солодовниковым. Ни черта не понимаю. Может, он своими силами этого Муромцева нашел. Или открылись какие-то обстоятельства, про которые мы не знаем?
Суставин пришел домой необычно рано.
– В кои-то веки, – саркастично изогнулась в коридорной арке жена.
– Поздно прихожу – злишься, рано – недовольна. А где Лиза?
– С подругой в «Полуробот» умотала.
– Куда?
– Клуб такой, «Полуробот».
– Что за чушь?
– Там люди роботов изображают, а роботы – людей. Она рассказывала, ты забыл, как всегда.
Суставин вздохнул. Ох, не доведут Лизку до добра все эти сомнительные увлечения. То какой-то киноклуб грязнуль, то гонки на максидронах. Теперь вот это.
– Есть будешь?
– Да.
Суставин уже допивал чай, когда раздался звонок. Он вышел в коридор, суперфон вибрировал в кармане куртки.
– Алло… Валерий Гаевич? Узнал-узнал, конечно. Здравствуйте, как поживаете?
Это был его старый знакомый Валерий Багмаев, профессор генетики и цитологии МГУ.
Они познакомились давным-давно, Суставин тогда еще работал участковым, а Валерий Гаевич только стремился к научной степени кандидата. Суставин поймал вора, который увел велосипед у сына Багмаева. Нашел и сам велосипед, правда, уже без колес. Потом они пару раз пересекались – Суставин приходил усмирять соседей Багмаева, дебоширов и алкоголиков. В итоге полицейский и будущий профессор неожиданно стали приятелями. Они продолжили общаться, даже несмотря на то, что Суставина перевели на другой участок.
Сделавшись следователем, капитан стал еще больше дорожить этим знакомством. Как знать, вдруг дочка наконец возьмется за ум и соберется-таки поступать в университет. Глядишь, профессор замолвит словечко за Лизку в приемной комиссии.
С недавних пор их отношения с Багмаевым стали еще теснее. Профессор начал обращаться к Суставину за… человеческим материалом. Ему нужны были для исследований свежие тела, не испорченные тлением и не перемороженные в морге. То и дело следователям приходилось иметь дело с трупами людей, у которых не оказывалось ни родных, ни знакомых. Такой труп разрешалось отдавать для научных исследований, но процедура согласований была утомительна и до идиотизма забюрократизирована. Пользуясь связями. Суставин быстро решал проблему, и невостребованный, чуть ли не еще тепленький трупик оперативно доставлялся в лабораторию Багмаева.
Профессор просил и просто ткани умерших – волосы, ногти. Он собирал обширную базу данных. Так Суставин подкинул ему прядь волос Алины Муромцевой. Телом обеспечить не мог, поскольку у Алины обнаружились какие-то родственники.
Как выяснилось, профессор позвонил именно по этому поводу.
– Сергей Витальевич, помните, недавно от вас поступили волосы девушки, студентки из общежития? – уютно прошелестел в трубку Багмаев.
– Алина Муромцева? Конечно, помню.
– Очень вам за нее благодарен, дорогой Сергей Витальевич. Мы провели исследование ДНК этой пряди, и обнаружилась удивительнейшая вещь. У этой Алины совершенно уникальный кариотип.
– Простите, что?
– Кариотип – это набор хромосом клетки. У нее не 46 хромосом, как у нас с вами, а 48. Понимаете? То есть лишняя пара хромосом «папа-мама», как у обезьян.
– Но она вовсе не похожа на обезьяну.
– Естественно. Ведь это совершенно иная пара хромосом, не обезьянья. Это некий странный гибрид, который нам еще предстоит изучить. Вы представляете, что это значит? Возможно, это результат какого-то генетического сбоя. А может быть, эта пара хромосом – своего рода нуклеарный атавизм.
– Валерий Гаевич, я не совсем…
– У меня возникла версия, что эти две лишние хромосомы могут оказаться своего рода прабабушкой генного материала последующих поколений человека. Строительный материал, фундамент. Который сам уже ушел под землю, образно говоря. Мы считали, что у человека этих хромосом уже нет в природе, что они трансформировались в ходе мутаций. Но получается, они сохранились! Представляете? Это говорит об уникальности кариотипа данного человека. Весьма вероятно, лишние хромосомы были у особей дочеловеческого периода.
– Вы хотите сказать, что Алина…
– Пока говорить об этом рано. Мне еще нужно время. Необходимо провести ряд исследований, чтобы сделать объективные выводы. Сергей Витальевич, у меня к вам большая просьба.
– Да.
– У вас есть фотография этой Алины? Можете сбросить ее мне на электронную почту?