Его разбудил мессенджер. Булькающие трели вызова. Дернувшись, Владимир Романович чуть не свалился с дивана и уронил космо-планшет. Звуки вызова оборвались. Но через пару секунд возобновились.
Подняв планшет, Баев уставился в экран. На нем замаячило угловатое лицо Яши Кирсанова из службы безопасности.
– Владимир Романович, прием, прием, – взывал Яша.
– Слышу, не тарахти.
– Связь плохая. Дачный поселок, тьмутаракань…
Губы Яши продолжали шевелиться, но звук уже не долетал. Прорывались лишь обрывки слов, которые только раздражали: «тр… елен… к чертям собач… представляете?»
Яша отключил видео. Его рассказ стал более связным. Проректора Солодовникова нигде обнаружить не удалось. В университете сообщили, что он внезапно взял отпуск за свой счет и куда-то уехал. Дома его не оказалось, соседи заявили, что он там уже несколько дней не появлялся.
– А теперь самое главное, Владимир Романович! На даче Солодовникова полиция нашла пакет. А в нем, кажется, ТО САМОЕ.
– Ты можешь без экивоков?
– Владимир Романович, это шкура. Я лично держал ее в руках. Колючая, сволочь.
Баев откинул голову и прикрыл рукой глаза. Из динамиков неслась Яшина скороговорка, тревожные всплески вопросов.
– Неужели они активизировались, – пробормотал Баев.
– Что, Владимир Романович? Плохо слышно.
– Берите шкуру – и ко мне! – рявкнул депутат.
Отключившись, он пару минут покатался по зале в кресле, выписывая диковинные зигзаги и пируэты. Едва не врезался в стол и чудом не перевернулся, наехав на гантель.
Разгорячившись, он набрал своего думского пресс-секретаря Инну.
Та долго не брала. Наконец соизволила.
– Слушаю, Владимир Романович.
– Спишь?
– За рулем, Владимир Романович, – обиженно вспыхнула Инна.
– Сегодня в Думе меня не будет. Скинь мне потом краткий пост-релиз.
– Владимир Романович, а как же вручение дипломов лучшим соцработникам?
– Пусть кто-нибудь из депутатов вручит, Кусков или Мотков. Или этот, как его…
– А интервью газете «Спекулянт»?
– Перенеси на потом.
– Я их с таким трудом уламывала, договаривалась, – трагично зазвенела пресс-секретарь. – Владимир Романович, к ним не так просто попасть на полосу, это вам не какой-нибудь «Столичный колоколец» или «Компрадорская правда».
– Все! – мазнул по экрану Баев.
И крутнулся в кресле, реагируя на шаги. Устало улыбнулся. В дверях сквознячно заколыхался алый халат Киры. Она ежилась, пряча руки в карманы.
– Ты чего так орешь?
– Рабочий момент. Иди сюда.
Она села на второе кресло и подъехала к нему. Погладила по бритой голове, подергала за косички.
Ему было приятно, как она гладит ему макушку, чешет висок. Хотелось положить голову ей на плечо и задремать под это нежное царапанье пальцев. Но задремать мешали тревожные мысли. К тому же теперь было непонятно, что делать с Кирой. По-хорошему, сегодня ей здесь не место. Нужно девушку на один день куда-то отослать. Но и расставаться с ней даже на сутки Владимир Романович не хотел.
Кира чмокнула его и сказала, что пойдет сварит кофе. Как только она ушла, Баев подъехал к столу, сунул руку под столешницу и нажал на кнопку. Вошел невысокий человек лет пятидесяти с большими серьгами в ушах. Он был одет в двубортный полосатый костюм с пиджаком до колен, смахивающий на пижаму.
– Савелий, вызови к 17:00 всех НАШИХ. И распорядись насчет обеда на 26 персон. Только попроси на максидронах не прилетать, нечего пугать собак. Да и служба безопасности не будет нервничать, – прибавил Баев.
Человек с серьгами кивнул и бесшумно вышел.
Шрам на виске
С 16:30 парковка у дома Баева начала потихоньку заполняться машинами. Первым подъехал белый «Ниссан», из него вышел толстый человек в тройке с брюзгливым ершиком усов. Тяжело опираясь на трость, брюзгливый вперевалку направился к двери. Мажордом Савелий загодя распахнул ее.
Одновременно припарковались «Хэнд крузер» и «Баммер». Молодой мужчина в пальто, едва вынырнув из «Хэнда», кивнул женщине в очках. Та быстро подошла к нему.
– Зачем он нас вызвал? У меня важная встреча.
– Сам занят по горло.
Тем временем один за другим подкатывали «мерседесы», «триуди», «бентли», «альбатросы»… Автоматические ворота уже не закрывались, вереница машин длинной гусеницей втягивалась во двор баевского дома. Все выходившие из автомобилей бегло приветствовали друг друга, на лицах многих читалось недоумение.
Публика собралась разношерстная. Здесь была и зеленая молодежь, и несколько стариков. Но в основном – мужчины и женщины среднего возраста. Все они, перебрасывающиеся словами, поглядывающие на часы, хмурящиеся, мусолящие свои суперфоны, выдыхающие сигаретный дым, были неуловимо схожи, словно приходились друг другу дальними родственниками.
Кроме того, в лице каждого из них, от парня с чешуйчатым ирокезом до чопорного деда с бабочкой и бакенбардами, сквозили упругая целеустремленность и барская самоуверенность. Даже женщины обдавали баевского мажордома Савелия таким взглядом, что тот вытягивался в струнку.
В просторном зале, где к обеду был накрыт стол, зашторили окна. Стало темно, Савелий зажег свечи.
– Романтично, – со смешком протянула дама в очках.
Баев махнул Савелию, и у стола засновали молодые лакеи в золотистых рубашках. Они сноровисто разложили по тарелкам снедь и удалились.
Все принялись жевать, сосредоточенно лязгая вилками и ножами. Телячьи языки в винном соусе, жареный ягненок со сливками, фаршированные угри, сырный пирог под густым слоем черной икры и множество иных небанальных блюд резалось, разгрызалось, лопалось в хищных ртах и уходило в пищеводы.
Именно в этот момент, когда природная животность овладела каждым евшим, внимательный свидетель сумел бы без труда разглядеть в них общие черты. У всех были широкие, словно приплюснутые переносья. Небольшие мясистые носы. Большие глаза, резкая линия высоких скул. Маленькие уши, выпуклые подбородки.
Присмотрись этот случайный соглядатай чуть зорче, он заметил бы у гостей Баева еще одну характерную примету. Еле заметный шрам на левом виске, маленькую розовую завитушку.
Такой соглядатай был. Несколько минут понадобилось Кире Колпаковой, чтобы разглядеть эту удивительную деталь на лицах звякающих посудой и шуршащих салфетками людей. Пусть ей приходилось мерзнуть в скрюченной позе, зато обзор из-под потолка был идеальный. Даже несмотря на то, что вентиляционная решетка делала картинку ячеистой.
Час назад, очнувшись от сморившего ее дневного сна, Кира обнаружила, что Баева рядом нет. Ну, понятно, на работе, решила она. В последнее время он часто задерживался в Думе на каких-то совещаниях.
Рядом на журнальном столике пестрела россыпь женских журкастов – глянцевая версия модных видеопоказов. «Позаботился», – улыбнулась она, потягиваясь.
Полистав гладенькую макулатуру, она искренне возмутилась эклектикой модного кутюрье, который обрядил одну модель в красно-зеленый сарафан, а вторую, похожую на мальчика-подростка, всунул в валенки на шпильках.
Отбросив журкасты, Кира вышла в коридор. Миновала несколько дверей и спустилась по витой лестнице вниз. Ей захотелось взять в библиотеке что-нибудь стоящее. Однако тут ее поджидал сюрприз. Дверь в половину дома, где находились кабинет Баева, библиотека и большой зал, оказалась заперта.
Удивившись и даже возмутившись, Кира стукнула кулаком по дубовой поверхности. Как это понять? Что за свинство? Она отыскала суперфон и набрала Володин номер, но тот был «недоступен».
Кира походила из угла в угол, от волнения съела бутерброд и три печенья. Скорчила зеркалу свирепую рожу и отправилась в душ. Закрыла глаза под хлынувшей водой. Замычала незатейливую песенку, пытаясь отвлечься от досадливых мыслей.
И тут услышала голоса. Совсем близко. Кто-то о чем-то спросил, кто-то ответил – очень похоже на Володин голос.
От неожиданности Кира чуть не поскользнулась. Выключила душ и прислушалась. Голоса затихли. Послышались какие-то шумы, шаги, звон посуды. Она подняла голову.
Звуки шли из большого окна вентиляции. Это было странно и удивительно. Сколько она плескалась здесь в ванной, ни разу такого не слышала.
Невдомек было двадцатитрехлетней Кире Колпаковой, магистру в области менеджмента и маркетинга, что накануне Савелий готовил дом к зиме. Инженер, который перезапускал электронную систему «умный дом», по ошибке поставил птичку не в том квадратике. В результате колено трубы вентиляции, соединяющее большой зал с ванной, заработало как звукоусилитель.
Оттолкнувшись ногой от края ванны, Кира прыгнула вверх и повисла на вентиляционной решетке (не зря в детстве гимнастикой занималась!). Держась за прутья, она подтянулась на руках и рассмотрела крестовые винты, которыми решетка крепилась к стене. Соскочила обратно в ванну.
Повертев головой, она схватила косметичку и вытащила пилку для ногтей. Зажав ее в зубах, как пират, снова подтянулась. Висеть было трудно, но недалеко от правой ступни блестело крепление душа. Вытянув ногу в струну, Кира коснулась крепления, утвердилась. Отдышавшись, она вынула изо рта пилку и стала откручивать винты вентиляционной решетки. Надо было спешить, правая нога затекала, да и левая рука была не железная.
Наконец три винта открутились, решетка заболталась на одном-единственном. Она швырнула пилку вниз и решительно подтянулась. Попыхтев, поставила локти на край вентиляционного короба. Подтянулась еще и ввалилась в трубу, полезла по ней на четвереньках в чем мать родила.
Потянуло холодом, противно щекочущим мокрое тело. Тьфу ты, надо было хоть вытереться!
Она оглянулась. Слезать обратно страшно не хотелось. Ныли конечности, давно отвыкшие от тех нагрузок, которые ей когда-то приходилось терпеть в мытищинском ДЮСШ. Она полезла дальше, стараясь энергично двигать локтями и коленками.
Через полминуты Кира прильнула к решетке, отделяющей ее от зала. Все звуки долетали сюда объемно, как в хорошем театре. Даже слегка пугало это гулкое оркестровое чавканье, в котором выделялась пара индивидуальных партий, хруст перемалываемых хрящей и высасывание телячьих мозгов.