И только подумалось, что бахвальство проректора достигло-таки апогея, он сел на любимого конька.
О том, что Вархар может и стоя, и сидя, и держа партнершу на весу, и даже вверх ногами, я наслушалась по самое «не хочу».
Что поразительно, Драгара это не смущало ни грамма, скорее уж злило. Он то и дело вставлял монологи о собственных подвигах с «сокурсницами-девственницами» и «похотливыми преподшами».
Ближе к корпусу меня снова подташнивало, и складывалось впечатление, что сильно пересмотрела жесткого порно.
Не могу передать того вселенского счастья, которое испытала, когда проректор ласково погладил по талии, пообещал:
– Еще увидимся, – и заскочил в свою приемную.
– Ольга Искандеровна! – окликнул меня в спину Драгар.
Вот черт! А я ведь уже почти скрылась за кафедральной дверью! Еще какая-то доля секунды… мгновение…
С трудом сдержав ругательства, я опасливо обернулась к помощнику, ожидая второй порции рассказов о воинственном скандре. Все то же самое, только про Драгара. Резко захотелось провалиться под землю. Слава богу, у помощника были гораздо менее жестокие намерения:
– Может, проводить вас до лекционной? – спросил он с надеждой.
– Не-ет! – отмахнулась я и, почти без усилий, мгновенно нашла, чем бы занять фонтанирующего энергией Драгара. – Ты мне нужен для других, срочных дел, – произнесла доверительно. Помощник с готовностью закивал.
– Проследи за наказанием. Напомни преподавателям об отчетах. Выясни, как оформляется аспирант.
– Все сделаю! – воскликнул Драгар и метнулся вниз по лестнице.
Фуф. Пронесло. Если бы моя нервная система была человеком, сейчас она рыдала бы от счастья. Я потянулась к ручке кафедральной двери, но розовые плиты под ногами резко прогрелись. До этого момента они казались едва теплыми, а теперь хотелось прыгать по булыжникам, как по раскаленной гальке на пляже.
Я поспешно метнулась к лестнице – инфополе подсказало, что холодной оставалась только она.
Толпы студентов и преподов торопливо пристраивались рядом. Они явно тоже спешили на занятия, но один шаг по обжигающим плитам напрочь отбивал желание прорываться к аудиториям.
Мы растерянно переглядывались, не зная, что предпринять.
Кхр-р… Взгр-р… Кхр-р…
Камни затрещали и начали выпрыгивать из половых плит, как лягушки из болота. Один за другим. Сразу выяснилось, что пол выложен несколькими слоями булыжников. Иначе можно было бы уже легко, без лестницы и лифта, в один шаг, спуститься на нижний этаж.
Камни полетели в мою сторону. Тут бы взбежать наверх, но на лестнице уже сгрудилась внушительная толпа. Вниз я могла спускаться сколько душе угодно, а вот наверх не прорвался бы, наверное, даже воинственный скандр.
Оставалось лишь пригибаться и молиться, чтобы очередной булыжник, весело рассекая воздух, не грохнулся на голову.
Даже не поняла – испугалась я или растерялась. Или все вместе. Сердце подпрыгнуло к горлу, дыхание перехватило, холодок прошелся вдоль позвоночника.
Камни летали все ниже и ниже, наверное – к дождю.
Первый, второй, третий…
Два булыжника пронеслись над головой и рухнули на трех истлов, сзади и слева. Те многоэтажно зарычали и дружно перекинули камни через перила, на нижний лестничный проем. Оттуда пробасили двое мрагулов – не хуже и не тише.
Следующий булыжник просвистел в миллиметрах от меня. Еще один – у самого лица.
Нечленораздельно высказались справа и сзади белокорый и чернокорый таллины. Витиевато громыхнул откуда-то слева леплер.
Булыжники полетели еще ниже. Я присела, пропуская очередной. Крики и ругань за спиной напомнили о российских фанатах на футболе.
Колени не выдержали, подогнулись, и я села на ступеньку.
Прямо в лицо полетел очередной камень. Деваться мне было решительно некуда. Сзади и по бокам сплошной стеной напирали студенты и лекторы. Даже Дюймовочка не смогла бы протиснуться внутрь толпы. Чего уж говорить о существах нормальных размеров…
Нижний слой половых плит перед лестницей раскалился добела.
Что ж. Получу сотрясение, возможно, начну видеть мир так же, как и Алиса. И будем мы лежать на соседних койках. Она – поминая недобрым словом зеленых великанов, а я – воинственных скандров.
Я зажмурилась и выдохнула…
5
По холлу поплыла облегченная тишина. Даже леплеры умолкли. В последнее время их басистая ругань перекрывала смачные выкрики таллинов, жалобные стоны сальфов, рычание истлов и даже витиеватую ругань скандров с мрагулами.
Учитывая, что меня не зашибло булыжником, а треск камней резко прервался, становилось ясно, что стихийное бедствие закончилось.
Я приоткрыла один глаз, другой и увидела Вархара.
Он размахивал руками как дирижер симфонического оркестра, и булыжники, заключенные в плотные световые коконы, дружно прыгали на прежние места.
Как он стоит на раскаленном полу?
Я уронила взгляд на ноги проректора и обнаружила, что он и не стоит вовсе. Скорее завис в миллиметрах над полом на все той же световой подушке. Эх! Хочу его способности!
Неподалеку от Вархара на таких же световых подушках застыли три таллина. В белоснежных футболках и брюках, с такой же белоснежной корой, они словно бы светились изнутри. «Проволочные волосы» у первого были цвета очень темного свинца, у второго – червленого серебра, у третьего – низкопробного, розоватого золота.
Толпа за мной зашумела и зашелестела. Я расслышала: «водники»… «охладят»… «еще две трети пары»… «успеем дать почти весь материал»…
Преподы есть преподы! Их убивают, а они только и думают, как бы успеть втиснуть запланированные темы в остаток занятия.
Закончив с плитами, Вархар «поплыл» над полом, посыпая его белым порошком. Я так и не поняла – откуда он взялся в руках у проректора.
Толпа за спиной продолжала восторженно шушукаться, упоминая Вархара, водников и чудесное спасение наших занятий.
Троица таллинов застыла, будто они и впрямь превратились в растения и пустили корни.
Вскоре весь пол казался припорошенным первым легким снежком.
Вархар с победоносным видом подмигнул мне и развел руки в стороны. Золотистый свет залил розовые плиты. Белая субстанция расплавилась и, как по команде, стекла в стыки между ними. Немного пошипела, попузырилась и обесцветилась.
Вархар посмотрел на таллинов, но они даже бровью не повели. Я думала – все, уснули с открытыми глазами. Но в то же мгновение пол покрылся тонким слоем воды. Влага быстро испарялась, выбрасывая в воздух курчавые струйки пара.
Наконец, холл вернулся к прежнему виду, а Вархар окатил толпу суровым взглядом и взбодрил генеральским окликом:
– Чего стоим? Марш на занятия!
Лекторы и студенты ринулись на кафедры быстрее, чем жители атакованного с воздуха города – в бомбоубежище.
Только я хотела просочиться мимо Вархара, как очутилась в его стальном захвате.
– Ты в порядке? – без прежней бравады, взволнованно спросил проректор. И внимательно заглянул в глаза.
– Д-да… – растерялась я.
– Крипсы, – развел руками Вархар, подмигнул снова и беззаботно добавил: – Как дети, ей богу! Не обращай внимания.
Я не нашлась что сказать. То, как проректор легко и без нервов решил проблему, восхищало. Его близость волновала, сбивала сердце с привычного ритма. Вишневые глаза смотрели с таким беспокойством, участием, что в животе теплело и хотелось прильнуть к груди Вархара, успокоиться в его крепких объятиях. Мысли о лекции, о проректорском бахвальстве по дороге из столовой испарились как не бывало. Вообще все мысли испарились. Сладкой дымкой окутала эйфория. И я уже почти поддалась очарованию момента, когда Вархар бесцеремонно обнял за талию, прижал к каменному телу и выдал:
– Вот видишь! Я же говорил! Лучше, чем я, в Академии мужиков просто нет. Да что там в Академии, в принципе нет никого лучше!
Вот же нахал! Только расслабишься, а он опять о своем, о больном!
Я отскочила от Вархара как черт от ладана. Проректор лишь раскатисто расхохотался в ответ.
Я развернулась и на неверных ногах понеслась на кафедру. Лекция, у меня же лекция! И о чем только думаю?!
Впервые войти в лекционную нового вуза все равно, что впервые войти в клетку с тиграми. В случае Академии Войны и Мира – в клетку с саблезубыми тиграми размером со слона.
На ватных ногах, едва переводя дыхание, я остановилась возле аудитории и прислушалась к таким безумно знакомым звукам студенческой жизни.
Шум и гам за бронзовой дверью уступали разве что грохоту ночной дискотеки.
Взж-ж-ж… бум… бах… гр-р-р… з-з-з…
С неприятным звуком проскальзывали по камням пола стулья, скрежетали парты, студенты перекрикивали друг друга на разные голоса. А кто не мог перекричать – перекрывал галдеж зубодробительным фальцетом.
Там что, одни мальчики?
Словно отвечая на мой немой вопрос, рядом притормозила скандрина. Я видела ее на своей кафедре, но, сколько ни напрягала мозг, не смогла вспомнить ни имени, ни фамилии. Хотя сотрудница предусмотрительно представилась сразу после приветствия.
Ее небольшие светло-карие глаза, щедро подведенные карандашом, смотрели с сочувствием. На удлиненном лице с острым подбородком и носом-клювом расползлась дежурная улыбка. Между островками полустертой помады бешено-морковного цвета расправились синюшные складки губ.
Долговязая преподавательница, чуть менее массивная, чем те, с которыми уже сталкивала меня судьба, наклонилась и заговорщически прошептала:
– Вы им спуску-то не давайте, Ольга Искандеровна. Это ж мальчикóвый поток! Звери, а не студенты. Из особо воинственных миров. Что с них взять? Одних скандров две трети потока.
Сама не понимаю, как упоминание этой расы не вызвало у меня нервного тика.
Бодрящее напутствие сопровождалось бешеными кивками. Я даже, грешным делом, оглядела себя с ног до головы. «Штукатурки» на лице подчиненной было столько, что чистота моего наряда подвергалась серьезной опасности. И как ей самой-то удалось сохранить блестящую белоснежную блузу в идеально чистом виде?