– Академическая стена, Олюшка. Любуйся.
Белая-белая каменная стена, выше самой громадной башни, опоясывала внешние корпусы. Она выглядела монолитной, без единого шва, без единого стыка плит, и будто бы светилась изнутри голубым.
Справа от арки стену разрывали бронзовые двери, ей под стать.
– А-а-а… Почему стена не видна из окон корпусов? – поразилась я.
– Какая ж ты у меня умница, женщина, – улыбнулся Вархар. И я вдруг поймала себя на том, что не замечаю – акулья у него сейчас улыбка или человеческая, чеширский оскал или ухмылка саблезубого тигра. Душу грело воодушевление проректора, его спокойное отношение к грядущей битве.
– Я ж говорил – корпуса выше, чем кажутся… И…
– На самом деле скрывают стену, – закончила я за него.
Улыбка Вархара стала шире, он открыл рот, собираясь что-то сказать, притянул меня поближе, но не проронил ни слова.
Я проследила за взглядом Вархара и подумала, что зря он наговаривал на крипсов. Зеленые великаны оказались на редкость пунктуальными.
Перед воротами Академии, откуда ни возьмись, появилась летающая тарелка. Самая настоящая летающая тарелка, как описывали их «сумасшедшие контактеры» моего мира.
Она удивительно походила на огромного ската. Сверху черная, снизу – голубая, с короткими «усиками» выступов впереди и двумя большими черными глазами-овалами под ними. По краям тарелки горели мириады желтых лампочек.
Вархар деликатно подтолкнул меня вперед и, непривычно осторожно приобняв за талию, указал на ворота.
Я никогда не выходила наружу. И вот теперь бронзовые двери, с проректора толщиной, распахнулись, как деревянная калитка. Скрежет, дребезжание резанули по ушам, но я забыла об этом, потрясенная открывшимся видом.
Ошалелый ветер ударил в лицо, за секунду разметав пучок, скрепленный на затылке четырьями резинками. Теперь я понимала, почему местные носят хвосты и косы.
Мой взгляд приковала равнина. Она простиралась впереди, справа и слева, повсюду насколько хватало глаз. И, кажется, за Академией тоже.
Черную землю покрывал пушок низкой, светло-голубой травы – полупрозрачной, словно нереальной. А сверху над ней клубился сиреневый туман. Он то опускался и стелился поземкой, то собирался в клочки, похожие на цветную вату. Их, как перекати поле, гонял туда-сюда ветер.
– Перекресток, – словно бы издалека донесся до меня голос Вархара.
И гулкий звук – ворота закрылись за нашими спинами.
Академическое воинство выстроилось чуть поодаль от белой стены, по правую мою руку.
Каждая раса, как и в мирные дни, нарядилась в собственные одежды.
Вытянулись по струнке и посуровели сальфы – а я-то считала их рохлями, нытиками. Заметила Граммидьера. В черных свободных брюках, угольной рубашке и ботинках. И никаких вам пижам и миленьких шлепок-зверюшек.
Низкорослые крепыши леплеры расправили богатырские плечи и походили на валуны, которые и с места не сдвинуть.
Набычились, пригнулись, как хищники перед броском, истлы. Далек подмигнул мне из стройного ряда сородичей, словно подбадривал.
Столетними дубами застыли таллины. Даже Йолис расправил плечи, и вечный жалобщик стерся из моей памяти. На смену ему пришел воин без страха и упрека. Рядом с Йолисом застыли могучие Эрремал и Ралим.
Несокрушимыми скалами высились среди всех мрагулы и скандры. Посвистывал в небо Мастгар, в кои-то веки засунул руки в карманы Суггурд.
Потрясающе!
От нашего воинства исходила незнакомая мне, какая-то приятная, теплая мощь. Астральным зрением я увидела невероятную картину. По сравнению с ней все компьютерные спецэффекты фантастических игр и фильмов моего мира меркли как светлячки на фоне звезд.
Воинство Академии нимбом охватывало радужное сияние. Оно переливалось сотнями цветов и оттенков, то мерцало, то вспыхивало тысячами огней. И за спиной каждого – препода ли, студента ли – расправились крылья, совсем не похожие на крылья бабочки. Скорее стальной птицы – огромные, покрытые сверкающими перьями.
Вархар снова подтолкнул меня вперед, и мы отошли подальше от ворот.
Теперь армия начала перестраиваться. Стройные ряды развернулись, как по мановению волшебной палочки. Разделились на несколько абсолютно симметричных квадратов – между ними едва ли проскочили бы два скандра. И застыли, перекрыв крипсам доступ к воротам.
Потрясенная, я наблюдала, как синхронно, красиво двигались и замирали бойцы. Независимо от роста, комплекции и расы, они действовали словно единое целое.
Мы с Вархаром очутились неподалеку от Езенграса. Он каменным колоссом высился точно между двумя центральными квадратами из десятков ровнехоньких воинских шеренг.
Из летающей тарелки пролился тугой луч света.
И я с грустью подумала, что сумасшедшие контактеры моего мира на самом деле невинные жертвы крипсов.
И… окончательно и бесповоротно полюбила Академию, зауважала студентов и преподов, уборщиц и электриков. Независимо от того, умеют ли они считать с калькулятором, красиво ли выражают эмоции и мысли или только нечленораздельно мычат. Все эти воинственные, порой по-детски наивные смутьяны, нахалы и грубияны собственной жизнью отстаивали чужие миры. И взамен не получали ни славы, ни богатства, оставались безвестными для тех, кого спасли от рабства и гибели.
Я поняла, что именно здесь, среди них мое место. Даже если придется заново вдалбливать каждому скандру азы математики.
Если бы не теплая ладонь Вархара на талии, от наплыва чувств я наверняка села бы в туман, на траву.
Луч света расширился, взорвался золотистыми искрами и пропал. Напротив академической армии словно из воздуха появилась другая, примерно такой же численности.
Зеленые великаны, в темно-болотных комбинезонах, топтали Перекрестье прозрачными ботинками.
Огромные глаза крипсов, похожие на стрекозьи, переливались на ярком солнце перламутром. Узкие щелки ноздрей расширялись, втягивая запахи… Чем тут так пахнет? Я принюхалась и ощутила едва уловимый аромат шарлотки.
– Это место особенное, – шепнул Вархар. – Тут каждый видит и чувствует что-то свое. Что-то, идущее изнутри… Из души, что ли… Из памяти… Или типа такого, – немного смущенно усмехнулся он.
Сплошная стена крипсов расступилась, и навстречу нам вышел один. Он почти ничем не отличался от остальных. Разве что глаза сверкали чуть ярче, да ноздри казались чуть шире. Хотя, наверное, мы, люди, для крипсов тоже все на одно лицо.
– Многоуважаемые воины Академии Войны и Мира! – выкрикнул он. Высокий, неприятный голос эхом разлетелся по равнине, резанул по ушам. Даже ворота Академии возмущенно задребезжали. – Мы имеем честь атаковать вас, чтобы пройти в Зейлендию. Наши женщины хотят новых рабов и рабынь. Наши мужчины хотят новых емкостей для своего потомства. Мы просим вас по-хорошему пропустить нас. И все наши разногласия будут исчерпаны. А бой не состоится.
Он говорил гладко, четко, словно долго тренировался, выучил речь назубок. Словно читал лекцию неразумным студентам.
– Мы уже показали вам нашу силу. Предупредили взрывами, наводнением и освобождением пожирателя магии. И это даже не миллионная толика наших возможностей. А мы готовы пойти на все. Потому что ваши действия лишают нас возможности продолжить род. А это грозит вымиранием нашей расе.
– Бла-бла-бла, – нарочито громко хохотнул Вархар. – Мы вас пока ничего не лишали. Во как лишают возможности продолжить род.
Вархар выбросил вперед руку, и брючины ближайшей к нему двадцатки крипсов обуглились, а их хозяева с дикими воплями рванули назад, натыкаясь на соратников. Сбив с ног немало товарищей по оружию, они устремились прочь.
Оратор словно ничего не заметил и продолжал сыпать аргументами в пользу своих требований еще минут двадцать. От его монотонной речи и визгливого голоса у меня свело челюсти. От напряжения заныли мышцы.
Я оглянулась на полководцев – они замерли между квадратами шеренг.
Колокол ковырял в ухе – в том самом, без ушной раковины.
Генерал тер глаз – тот самый, чье отсутствие скрывала черная повязка.
Священник ковырял в носу – в той самой, ободранной ноздре.
Езенграс улыбался. Так улыбался, что даже мне захотелось броситься в летающую тарелку и улететь, куда глаза глядят.
Вархар поддерживал имидж Езенграса, копируя его оскал. Но почему-то лицо проректора по-прежнему казалось мне до боли родным.
Оратор распинался о том, как тяжко живется крипсам без потомства и как хорошо живется рабам и «емкостям». В клетках их кормят по четыре раза в день, а в аквариумах – аж по пять.
Простор обеспечен – двадцать на двадцать метров шикарнейшей искусственной растительности и хвойный ароматизатор.
Дважды в неделю рабов и «емкости» выгуливают на чудесных просторах мира крипсов. Среди восхитительных вечных снегов или великолепной красной пустыни.
Мне стало невыносимо больно. Алиса.
«Мы пойдем гулять в красную пустыню?» – спрашивала она.
И до ужаса захотелось самой уничтожить, стереть проклятую расу зеленых великанов с лица всех миров!
В висках пульсировала кровь, кулаки сжались так, что ногти до боли впились в кожу.
Тем временем крипс пообещал не надевать рабам ошейники с электрошоком, оставив «легкие, ненавязчивые» строгие парфорсы.
И я снова вспомнила, как Алиса поправляла на шее несуществующий ошейник.
Кровь закипела в венах, в висках запульсировало. Разряды пробегали между пальцев.
Вархар приобнял меня покрепче и прорычал:
– Ну, хватит уже! – и глаза его зажглись, как голубые лампочки.
Скандр выбросил вперед руку и… оратор обуглился в мгновение ока. Подул сильный ветер. Ах, нет! Подул Мастгар, и черная фигура рассыпалась в прах.
Врагов это не удивило и не расстроило ни капли. Во всяком случае, ни один из зеленых великанов и бровью не повел. Ряды захватчиков расступились, выпустив другого крипса.
Ни слова не говоря, он ткнул пальцем в Вархара и провел ребром ладони по горлу.
– Ольга! Теперь тебе здесь не место! – проректор сказал это настолько незнакомым, настолько безапелляционным тоном, что я по-настоящему испугалась.