– Около двух недель назад.
– Где она с ним познакомилась?
– В какой-то местной поликлинике. Что-то связанное со школой.
Данте взглянул на Коломбу. Та снова взяла слово:
– Вы не знаете, они в итоге встретились?
– Нет. Не знаю, – прошептала она. – Я забыла спросить. – По правой щеке Джулии покатилась слеза. Она смахнула ее рукавом. – Всегда думаешь, что в твоем распоряжении все время мира. Как в той песне… – Ее губы затряслись, и по лицу побежали слезы. – Простите. – Женщина отвернулась и отошла на несколько шагов.
– Она плачет, – вполголоса сообщил Данте Коломбе.
– Вообще-то, у нее сестру убили… Такая реакция не редкость.
– Поэтому подобными вещами обычно занимается мой адвокат.
Джулия громко высморкалась и с красными глазами снова подошла к ним:
– Так что вы говорили?
– Вы, случайно, не помните, как звали врача? Может, ваша сестра где-то записала его номер? – спросила Коломба.
– Знаю только, что он звонил ей на мобильный. Она тогда заглянула ко мне на чашечку кофе в обеденный перерыв. А вскоре мне пора было открывать магазин. Почему вы думаете, что это важно?
– Мы пока не знаем, важно ли это, – поспешно сказала Коломба.
– Думаете, у зятя был сообщник? Или это был не он?
– Мы должны рассмотреть все возможности. Помимо этого врача, ваша сестра в последнее время с кем-то встречалась? Были у нее какие-то новые знакомые? Или новые друзья у мальчика? – спросила она.
– Если и были, мне о них ничего не известно. И как я уже сказала вашим коллегам, никаких угроз она не получала и никогда не замечала, чтобы кто-то отирался возле ее дома. И я тоже. – Она повернулась к Коломбе и посмотрела ей в глаза. – Единственную опасность, которая ей угрожала, она сама впустила в свой дом.
– Спасибо вам за помощь, госпожа Балестри.
Джулия шагнула вперед и горящими глазами уставилась на Коломбу:
– Этот сукин сын так просто не отделается, поняли?
– Подумайте о племяннике. Его благополучие важнее всего, – не отводя взгляда, сказала Коломба.
– Мой племянник мертв, – сказала Джулия, развернулась и убежала в дом.
Тяжело вздохнув, Коломба прислонилась к стене рядом с Данте.
– Это всегда так жестко? – спросил он.
– Бывает и хуже. Что скажешь?
– Что больше с тобой не пойду, даже если ты наденешь на меня наручники.
– А кроме этого?
– Она винит себя за то, что не защитила сестру от зятя, пока было еще не поздно. Она была бы рада, если бы нашелся другой убийца, тогда ее совесть будет чиста. Но она в это не верит.
– Сказки она бы нам рассказывать не стала, – скорчила гримаску Коломба.
– Нет. Вот и первая зацепка, КоКа.
– Как же.
– То есть мы вообще ничего не предпримем?
– Не представляешь, как бы я этого хотела. Ладно, прыгай в машину.
Коломба арендовала минивэн с панорамной крышей, надеясь, что Данте так будет удобнее и ей не придется вести со скоростью два километра в час. Она ошибалась. Зато в автомобиле была установлена современная система громкой связи, позволяющая говорить по телефону, не отрывая рук от руля.
Воспользовавшись случаем, она позвонила директору школы, в которую ходил сын Мауджери. Тот нисколько не удивился ее звонку: за последние дни его уже много раз допрашивали, и Коломбе не пришлось даже изобретать благовидный предлог – достаточно было просто назвать свою должность.
Директор помнил медосмотр мальчика. Это была обыкновенная диспансеризация в местной поликлинике.
– Вес, рост, обхват груди… Никаких прививок, – сказал он.
– Связывались ли врачи с семьями после осмотра? – спросила Коломба.
– Понятия не имею.
– А психологическое обследование детей тоже проводилось? – поинтересовался Данте, наклонившись к микрофону, встроенному в зеркало заднего вида.
– Конечно нет. Многие семьи до сих пор считают, будто психологи лечат только сумасшедших.
– Вы не могли бы дать мне номер поликлиники? – спросила Коломба.
– Минутку, сейчас найду.
Номер нашелся, но толку от него оказалось немного. Главврач отказался отвечать на какие-либо вопросы, сославшись на врачебную тайну.
Коломба могла бы поднажать, назвав свою должность, но боялась, что доктор потребует официальный запрос или подаст жалобу в прокуратуру и у них будут серьезные неприятности. Поэтому она решила попросить помощи у Тирелли. У того было столько связей в римской полиции, что он мог бы все разузнать с помощью пары звонков.
В шесть часов вечера Тирелли встретился с ними в баре при гостинице.
– А ты неплохо устроилась, – сказал он, садясь за столик, на котором стоял серебряный чайник для Коломбы и «московский мул» для Данте.
Коломба показала на Данте:
– Он платит. Знакомься, Данте Торре.
– Значит, зарплата у вас повыше моей, – заметил Тирелли, пожимая ему руку.
– Я гость отеля. Мы с одним из владельцев старые друзья, – сказал Данте.
Коломба взяла с трехъярусной этажерки печенье и откусила кусочек.
– Данте вернул ему сумасшедшую дочурку.
– Никакая она не сумасшедшая, – раздраженно возразил тот. – И вообще, это не слишком корректный термин.
– Ладно, у нее биполярное расстройство, – протянула она.
– Мои поздравления. – Возможно, виной тому была странность ситуации, но Тирелли вел себя еще более натянуто, чем обычно, и сидел прямо, словно палку проглотил. – Позвольте спросить, где вы ее нашли?
– В квартире у дружка-наркомана, где она успела подхватить чесотку и соскучиться по дому.
– В противном случае вы бы ее там и оставили?
Данте пожал плечами: он терпеть не мог обсуждать свою работу с посторонними.
– Я уважаю свободу других людей. Даже если у них биполярное расстройство. Сами понимаете, по какой причине. А почему вас это так интересует?
Торелли улыбнулся, продемонстрировав желтые от лакрицы зубы:
– Потому что я наслышан о вас, господин Торре. И я спрашиваю себя, зачем вы впутали в этот идиотизм Каселли.
– Это я его впутала, – вмешалась Коломба.
– Святые слова, – сказал Данте.
– Но ради бога, объясни мне зачем! На дело Мауджери бросили полпрокуратуры, а ты еще числишься в отпуске. Думаешь, все они ошибаются и ребенок еще жив?
– Я пока ничего не думаю. Поэтому мы и взялись за расследование.
– Ровере в курсе?
– С каких пор тебя заботят правила?
– Я забочусь о тебе. И о твоей карьере. После всего, что с тобой случилось… – Он замялся.
– Прости за такие слова, но то, что со мной случилось и случится в будущем, касается только меня.
– Тем не менее ты вмешиваешь в свои дела меня. И если я тебе помогу, то буду отвечать наравне с вами.
– Можешь отказаться. Только не надо меня поучать.
Официантка спросила, не желает ли Тирелли что-то заказать. Он взял бокал белого вина, который ему принесли вместе с огромным блюдцем разноцветных крекеров. Не говоря ни слова, Тирелли отпил из бокала.
– Ну что? – не выдержала Коломба. – Поможешь или как?
– Помогу… Но это в последний раз, если ты не дашь мне веских обоснований.
– Будь у меня обоснования, я бы тебе их дала. Ну так что?
– Я тут пообщался с коллегой из Главного управления здравоохранения. Никто из врачей, обследовавших школьников, не должен был впоследствии связываться с их родителями, – сообщил Тирелли. – Более того, у них даже не было доступа к контактным данным. По крайней мере теоретически, потому что они могли спросить номер телефона родителей во время осмотра. А что, кто-то связывался с Мауджери?
– Хватит вопросов, – сказала Коломба. – Ты узнал, кто осматривал ребенка?
Несколько секунд Тирелли вглядывался в ее лицо, потом передал ей свернутый в четыре раза листок бумаги.
– Девочка, не заставляй меня переживать, хорошо? – сказал он, вставая, и взглянул на Данте. – А вы не позволяйте ей наделать глупостей.
Данте лишь шумно втянул в себя коктейль.
Как только Тирелли отошел, он выхватил у Коломбы бумажку:
– Зацепка поползла.
Коломба встала:
– Не будем тянуть время.
Врача, чье имя написал на листке Тирелли, звали Марко Де Микеле, и он работал терапевтом в приемном отделении больницы Сант-Андреа на улице Кассия в районе Гроттаросса.
Уже издалека Данте понял, что Де Микеле – не Отец. Слишком молодой, около сорока. Возможно, сообщник?
Когда врач вышел с ними покурить, Данте следил за каждым его движением. Спешка, усталость, скука. Линия его плеч не выдавала признаков вины или страха, разве что самый минимум, который чувствует каждый при встрече с полицией.
Де Микеле сказал, что не помнит ни одного из детей, которых обследовал в рамках диспансеризации школьников.
– Если только это не мальчик с тяжелым случаем pectus excavatum.
– «Грудь сапожника», – пояснил Данте. – Деформация грудной клетки, прозванная так, потому что сапожники работали, прижимая башмак к груди.
Коломба фыркнула. Временами Данте напоминал ходячую Википедию.
– Я говорила о Луке Мауджери, – резко сказала она.
– Что-то знакомое… – Де Микеле широко распахнул глаза. – Это, случайно, не тот мальчик, которого убил отец?
Его удивление показалось Данте вполне убедительным, и он украдкой взглянул на Коломбу. Та кивнула, потому что и сама подумала о том же.
– Нет, тезка, – солгала она. – Детей осматривал один врач или несколько?
– Мы работали втроем, но каждый принимал по одному пациенту. Детям выдавался номерок очереди, как на почте.
– За детьми кто-то приглядывал, пока они ожидали своей очереди? Может, врачи или медсестры? – спросил Данте.
– Нет. Медсестры разве что открывали перед ними дверь. – Он смущенно дотронулся до виска. – С мальчиком что-то случилось? Кто-то к нему приставал или…
– Его мать получала непристойные звонки, – поспешно сказал Данте.
Де Микеле улыбнулся:
– Я гей. Но, предваряя ваш вопрос, отцу мальчика я тоже не названивал.
Встав в жуткую