– Я тебя вырастил. Сделал тебя тем, кто ты есть. Разве это не отцовская задача?
Не переставая дрожать, Данте покачал головой. Внутренний термометр подскочил, но благодаря циркулирующим в крови препаратам душа кое-как держалась в теле.
– Ты всего лишь… больной монстр. И превратил в монстра… меня. Тебе давным-давно пора сдохнуть.
Отец не сводил с него глаз:
– Ты стал сильнее. Но ты всегда был сильным. Я видел, как взрослые люди за несколько месяцев ломались и превращались в ничто. Переставали реагировать, бороться и пассивно дожидались смерти. Но только не ты. Ты прошел курс лечения до конца.
– Ты их… убил, – сказал Данте. Его не оставляло странное ощущение, что он уже слышал этот голос прежде. Перед ним, несомненно, сидел Отец, но его образ сливался с чьей-то другой знакомой фигурой. – Ты похоронил их… на дне озера.
– Поверь, это не доставило мне никакого удовольствия, – произнес Отец. – Но другого выхода не было. Если хочешь творить историю, нужно быть готовым идти на жертвы – маленькие и большие.
– А дети, которых ты… запер в контейнерах… их ты тоже решил принести в жертву?
Отец покачал головой:
– Данте, Данте… как же ты не понимаешь? Я был их единственной надеждой на исцеление. Вы с Коломбой даже не представляете, что натворили. Мне придется начинать все с нуля в другой стране. И я молюсь, что Господь позволит мне прожить достаточно долго, чтобы увидеть плоды своих трудов.
«Коломба? Почему он называет ее по имени?» Данте снова порылся в памяти, но воспоминания были обрывочными и размытыми.
– А я молюсь, чтобы ты поскорее сдох.
– Меня будут помнить, Данте. Меня запомнят как первопроходца. Мне все простится. Ты должен знать: я ничего не делал для себя. Никогда не искал славы. Мои труды – дар человечеству.
Данте был слишком обессилен, чтобы спорить.
– Зачем… – Он запнулся. Судороги мешали говорить. – Зачем я здесь? Чего ты хочешь?
– Я скучал по тебе, Данте. Хотел побеседовать с тобой. Сделать тебе подарок.
– Мне… мне ничего от тебя не нужно.
Отец наклонился к нему.
– Неужели тебе не интересно, кем ты был до тех пор, пока я не подарил тебе новую жизнь? – спросил он.
Данте показалось, что под лыжной маской тот улыбается.
Ровно в шесть часов утра владелец бара и табачной лавки «Голд», расположенных на римском проспекте Франчия, поднял ставни. Перед входом стояла пара изможденных, опасных с виду людей. Особенно его перепугал хищный блеск в зеленых глазах женщины. Он принял их за грабителей и решил было не отпирать, однако усатый мужчина прижал к стеклу полицейское удостоверение.
– Шевели задницей, – сказал он.
Бармен с улыбкой открыл дверь:
– Простите, просто меня уже дважды грабили.
– Приму это за комплимент, – хмыкнул Сантини.
Коломба показала на приклеенную к стеклу бумажку с надписью «Факс и ксерокс».
– Факс работает?
– Да, конечно, – отозвался бармен.
– Давай номер.
Бармен послушно назвал номер и занялся приготовлением их заказа: две чашки двойного эспрессо и тост. Коломба тем временем снова позвонила Спинелли и дала ей номер факса, чтобы секретарь мог отправить им нужные документы.
– Я завожу дело об исчезновении господина Торре, – сказала судья.
– Прошу вас, дайте мне время.
– Я обязана открыть дело. Но думаю, никто меня не осудит, если я сделаю это в рабочее время. Скажем, в полдесятого.
Коломба поняла, что это последний срок:
– Спасибо. Надеюсь, времени мне хватит.
– Не благодарите, – сказала Спинелли, прежде чем повесить трубку. – Скорее всего, мы обе наживем серьезные неприятности.
Коломба вернула мобильник Сантини. Ее нисколько не волновало, что с ней произойдет после того, как она найдет Данте. А уж если она его не найдет, ей тем более плевать на все на свете. Сантини начал с набитым ртом писать эсэмэс.
– Мне стоит волноваться? – прищурилась Коломба.
Сантини проглотил тост.
– О чем? Об этом? – Он развернул к ней экран и показал текст сообщения: «Не успею тебя забрать, Стеллина. Работаю. Попроси за меня прощения у мамы. Целую, папа».
– У тебя есть дочь? – изумленно спросила Коломба.
– Совместная опека, – пояснил он. – А что? Думаешь, такие, как я, не должны размножаться?
Она пожала плечами:
– Я думала, ты только работаешь, валяешься на диване и лижешь задницы начальства.
Он стиснул телефон:
– Жду не дождусь, когда с этой историей будет покончено. Глаза бы мои тебя не видели.
Бармен облокотился на стойку:
– Извините… Тут какой-то факс пошел. Кажется, для вас.
Коломба и Сантини наперегонки подбежали к стоящему на полке табачного стеллажа аппарату: каждому хотелось первым схватить вылезающий из факса листок. Коломба победила со значительным отрывом, но на бумаге был только герб суда. Она скомкала листок и бросила его в корзину.
– Если вам что-то понадобится, позовите меня, – испуганно сказал бармен.
– Да-да, иди, – грубовато отозвался Сантини.
Вторую страницу Коломба снова выбросила в мусор:
– Надеюсь, они не отправляют нам полный текст решения суда…
– Когда у нас будут имена, я сообщу их в свой отдел. Согласна? – спросил Сантини.
Коломба кивнула:
– Я тут подумала, что их можно сопоставить со списком сотрудников «Серебряного компаса». Это центр поддержки для проблемных детей, куда ходили Руджеро Палладино и половина других детей из контейнеров.
Сантини взглянул на очередной выползающий из факса лист и положил его на полку. На нем стояли имена судьи и судебного секретаря, составившего протокол. Эти сведения могли им пригодиться.
– Я знаю, что Спинелли уже прорабатывала это место, но пока без особых результатов. Большинство сотрудников были бескорыстными добровольцами. Это займет немало времени.
Сантини вскользь пробежал глазами следующую страницу. Обыкновенное крючкотворство законников: «вышеупомянутый», «нижеподписавшийся» и тому подобное. Он отправил листок в корзину.
Факс на какое-то время затих, после чего из него вылез лист, на котором не было машинописного текста суда. В правом верхнем углу был изображен стилизованный дуб – логотип клиники, – а под ним стояла надпись «EICHE KLINIK».
– Наконец-то, – сказала Коломба.
Это было заключение лечащего врача Данте, подтверждающее его полное выздоровление. К счастью, оно было переведено на итальянский. В конце пятистраничного документа стояла подпись доктора Майи Хаттер.
– Женщина! – разочарованно заметила Коломба. Хотя она и понимала, что Отец слишком осторожен, чтобы подставляться, но все-таки надеялась попасть в яблочко с первого раза.
– Возможно, у нее низкий голос.
– Данте бы на такое не купился, – отозвалась Коломба, которая и сама несколько секунд рассматривала ту же возможность.
– Я все-таки распоряжусь, чтобы ее нашли, – сказал Сантини, достав мобильник.
Однако документ пришел еще не полностью. Из устройства выползла еще одна страница с логотипом клиники. Заголовок гласил: «WISSENSCHAFTLICHE AUSSCHUSS».
– Что это значит? – спросила Коломба.
– Мм… – не отводя телефон от уха, ответил Сантини. – Погоди-ка… Wissenschaft значит «наука»… «научный комитет»! – наконец воскликнул он и вернулся к разговору с подчиненным, который что-то усталым голосом отвечал.
Факс снова тихо запищал и выключился. Коломба достала из лотка последний листок. На нем был список членов научного комитета. Дочитав его до середины, она почувствовала, что кровь отхлынула от ее сердца и сковала ноги. Она пошатнулась и оперлась о витрину.
Сантини прикрыл микрофон ладонью:
– Каселли, тебе плохо?
Она, онемев от потрясения, покачала головой и ткнула пальцем в список. Прочитав имя, Сантини, не прощаясь с собеседником, бросил трубку.
Отец вернулся в трейлер, и на этот раз в руках у него был крупный сверток. Положив свою ношу на стол, он остался молча стоять на ногах. Сообщив Данте, какой подарок его ждет, он сразу же ушел, чтобы тот успел вволю раздразнить свое любопытство.
Данте сел на кровати, прислонившись затылком к стене. Трясло уже не так сильно, но он чувствовал непреодолимую слабость во всем теле. Было тяжело дышать, а сердце колотилось как бешеное.
– Ты принес мне другой подарок? – с трудом выговорил он.
– Не совсем. Можно сказать, что это подарок для меня, – ответил Отец.
Он открыл сверток и достал картонную папку, жгут, пузырек с перекисью водорода и шприц, а затем сорвал с тюка ткань и бросил ее на пол. Под ней оказалась старая стопорезка – что-то вроде ятагана с деревянной рукоятью, прикрепленного к стальному основанию. Такие резаки раньше использовались в типографиях для разрезания бумаги на листы определенного формата с целью укладки в стопы.
При виде остро заточенного лезвия Данте вздрогнул:
– Для тебя?
– Небольшая демонстрация. Доказательство, что ты именно таков, каким я тебя считаю.
Он пододвинул стол так близко к кровати Данте, что ножки почти касались его тела, а затем подтащил к себе стул и сел. Теперь их разделяло меньше метра – длина металлического троса. Отец все рассчитал: Данте не сможет броситься на него, но дотянется до стола. И до стопорезки.
– И что же я должен тебе продемонстрировать?
– Свою силу воли, – ответил Отец. – Твердость духа. – Он взял со стола картонную папку. – Здесь все, что мне было известно о тебе на тот момент, когда ты был избран. Все, что я узнал от твоих родителей: где ты жил, в какой детский сад ходил… Все, что только можно знать о четырехлетнем ребенке.
– Мне было шесть, когда ты меня похитил, – возразил Данте.
Внутри нарастало мучительное желание кричать и рыдать, рвать и метать. Данте постарался взять себя в руки и сконцентрировался на профиле человека в лыжной маске, его шее и форме головы. Он не ошибается. Он знает, кто это такой. Знание придавало ему силы бороться с Отцом и мыслями о нем. Он никогда еще не был так силен. Отец – больше не безымянный призрак, не ускользающая тень прошлого.