Фальшивый приказ о присвоении Таврину звания Героя Советского Союза
Он спокойно посмотрел на награды майора и принялся изучать удостоверение офицера. Заместитель начальника отдела контрразведки СМЕРШ 39-й армии, майор государственной безопасности Петр Иванович Таврин. Направляется в Москву для детального медицинского обследования полученных в боях за советскую Родину ранений. В удостоверение аккуратно вложена вырезка из газеты «Правда» о присвоении звания Героя Советского Союза. Ветров внимательно изучил удостоверение. Все печати на месте. Скрепки правильные, ржавые.
Мало кто знает, но многие диверсанты Третьего рейха были разоблачены даже не офицерами армейской контрразведки СМЕРШ, а самыми обычными патрулями. Происходило это до смешного просто: немцы делали скрепки для документов из нержавейки, в СССР они был из обычной стали и поэтому ржавели. Достаточно было одного взгляда на документ, и сразу становилось ясно, кто перед тобой. У Таврина в удостоверении скрепка была отечественной, не придерешься. В таком же идеальном порядке документы были и у спутницы майора, его жены Лидии Ивановны Шиловой.
Думаю, что девять из десяти старших лейтенантов милиции на том бы и успокоились. Отдали бы честь, пожелали счастливого пути, долго смотрели бы вслед мотоциклу, увозящему заслуженного и героического фронтовика на лечение. Но Ветров поступил как настоящий профессионал. Как известно, мелочей в розыскной работе не бывает. На любой нюанс необходимо обращать самое пристальное внимание. Зачастую то, что кажется вам сначала незначительным пустяком, потом окажется самым главным. Он еще раз внимательно посмотрел на Таврина. Было что-то не так в этом майоре. Но что именно?
Документы в полном порядке. Держится спокойно и с соответствующим его статусу достоинством. Придраться вроде не к чему. Стоп: одежда! Всю ночь шел дождь. Ветров к тому времени простоял на посту три часа и вымок насквозь. На Таврине же и его супруге одежда была абсолютно сухой. Не было даже пятнышек грязи. А они должны быть, если путешествуешь на мотоцикле под дождем по проселочным дорогам. Значит, ехали они не на мотоцикле. Тогда на чем? И где потом взяли этот самый мотоцикл?
На все эти размышления у Ветрова ушли считаные минуты. Помните фильм «В августе 44-го» и сцену, где капитан Алехин за пять минут разоблачает матерого немецкого диверсанта? Это был вовсе не художественный вымысел. История Ветрова – яркий пример высочайшей профессиональной работы НКВД в годы Великой Отечественной войны. И то, что ее выполнил не специально подготовленный волкодав из ГУКР СМЕРШ, а обычный советский милиционер, – особенно замечательно.
Ветров предлагает Таврину и его супруге проехать в райотдел милиции. Нужно соблюсти формальности: поставить в документы отметку о выходе из прифронтовой зоны. Без нее никак нельзя. Следующий патруль остановит, и будут у товарища майора неприятные минуты объяснений, как он сюда попал. Таврин подвоха не почувствовал, довод милиционера был здравым. Раз нужно, значит, проедем в райотдел. Пока ему там ставили в удостоверение личности офицера отметку, Ветров обыскал мотоцикл. Увиденное его удивило. Было от чего удивляться: «Панцеркнакке», магнитная мина, пистолеты, гранаты. Слишком много «зубов» для отправляющегося на лечение в Москву майора государственной безопасности.
П. И. Таврин в немецком лагере подготовки, 1944 год.
Ветров немедленно докладывает о находке в Главное управление контрразведки. Он понимает: этим делом должны заниматься совсем другие люди. За Тавриным и его супругой немедленно высылают самолет. На Лубянке к встрече готовились давно. Знали даже, что боевик попытается проникнуть в Москву в форме офицера госбезопасности. Сработала заграничная агентура СМЕРШ. Настал момент задержания гостей, хватит им уже на свободе гулять. Пора давать показания в кабинете следователя.
Патруль видит приближающийся к ним мотоцикл и показывает: останавливайтесь. Таврин подчиняется. Ему ничего не угрожает. Все документы в порядке, ордена на гимнастерке подлинные. Патруль проверит все скорее для проформы, отдаст честь и пожелает Герою Советского Союза счастливого пути. Но старшина не торопится. Он внимательно осматривает документы и просит Таврина пройти с ним. Нужно поставить в документы отметку. Но майору государственной безопасности это почему-то не нравится. Он начинает нервно говорить, что везет секретный пакет и патруль не имеет права останавливать его. В Москве его уже ждут, дорога каждая минута. Но потом остывает и идет в сопровождении патруля в дом. Это его последние шаги на свободе.
Оперативники госбезопасности мгновенно скручивают Таврина. Он выглядит потрясенным – явно не ожидал провала и не готовился к нему психологически. С непониманием смотрит на окруживших его людей. Пытается заявить, что они ответят за самоуправство, и быстро осекается. Он видит, как из его мотоцикла вытаскивают боевой арсенал. И если от гранат и пистолетов он еще мог бы теоретически отвертеться, то «Панцеркнакке» и магнитная мина – совсем другая история. Тут даже самому зеленому следователю все будет ясно с первого взгляда.
А оперативники наносят уже следующий психологический удар. Они связываются со штабом 39-й армии и интересуются, где сейчас майор государственной безопасности Таврин? Абсолютно равнодушно выслушивают ответ: такой офицер у них по спискам личного состава не значится. После этого следует звонок в Главное управление контрразведки СМЕРШ: служит ли в их ведомстве Петр Иванович Таврин? Ответ снова отрицательный. Террорист понимает: отпираться бессмысленно. Он готов дать чистосердечное признание. И сразу переходит к главному: его цель – убийство Верховного главнокомандующего.
Сегодня большинство россиян стали рабами многочисленных мифов последних 25 лет. Почему-то принято считать, что сотрудники Народного комиссариата внутренних дел и Главного управления контрразведки СМЕРШ не пытались перевербовать арестованных немецких диверсантов, не проводили радиоигр с противником, а сразу всех ставили к стенке. От костоломов ничего другого ждать не приходится. Научились фальшивые дела лепить да показания у интеллигентов кулаками выбивать. А в годы Великой Отечественной войны вообще вразнос пошли, стреляли всех подряд. Повезло тому, кто получил 25 лет в ГУЛАГе. В некоторых книгах нынче так и пишут: «Оперуполномоченные НКВД и НКГБ и вся прочая палаческая шваль, мразь и сволочь». Оценили?
Как быстро мы забыли, что войска Народного комиссариата внутренних дел за годы Великой Отечественной войны провели 9292 операции по борьбе с бандитизмом. Было ликвидировано 47 451 и задержано 99 732 преступника. Мы теперь не вспоминаем, что на Параде Победы 24 июня 1945 года первым на Красную площадь ступил сводный батальон со знаменами и штандартами побежденных вермахта и войск СС. Сформирован этот батальон был из военнослужащих полков и дивизий НКВД. Теперь они у некоторых отечественных публицистов стали «швалью и сволочью».
Иного после многочисленных фильмов типа «Штрафбат» и «Сволочи» наивно было бы ожидать. Какой фильм ни посмотришь – обязательно в числе главных отрицательных героев будет особист или контрразведчик. Ни малейших признаков хоть какой-нибудь игры ума они не демонстрируют априори. Я не знаю, где получили такое представление о работе Народного комиссариата внутренних дел и ГУКР СМЕРШ авторы сценариев подобных сериалов. Но на примере дела Таврина покажу, что происходило в действительности.
Таврин «поплыл». В таких случаях сразу начинается вербовка. Многие считают, что допрос – это как в классических советских детективах. Быстро поговорили и разошлись, довольные друг другом. Абсолютная ерунда. В ту эпоху допрос иной раз проводился по 6–8 часов. Если следователь уставал, его подменяли, а подозреваемый продолжал давать показания. С ним беседовали на множество тем, но в протокол вносилась лишь сухая выжимка. Представьте, сколько средний человек успеет рассказать часа за четыре. А показания умещаются лишь на двух-трех страницах. В них содержится главное.
Повторяю, Таврин «поплыл». Это значит, что его не отпускали в камеру собраться с мыслями, чтобы защищать себя. Напротив, немецкого диверсанта прессовали по всем правилам работы следователя. Вопрос слева, вопрос справа. Темп на зависть спринтерам. Без передышки. И в момент, когда у него иссякли моральные силы, сделали предложение, от которого нельзя было отказаться. В данном случае – «сыграть концерт для Берлина». Так на профессиональном языке называлась радиоигра.
Таврину сразу популярно объясняют исходные позиции: он живет, пока приносит пользу советской Родине. Задумает вилять – сразу встанет к стенке. Ему говорят это в жесткой форме, чтобы не вздумал дать сигнал о работе под контролем. Можно, конечно, посадить за ключ своего радиста, но всегда есть риск, что в Центре увидят мимолетное изменение почерка. Проще перевербовать «пианиста» и внимательно следить, чтобы он не сделал ничего лишнего. Точку, например, не пропустил или не ответил не так, как обычно.
Никакой самодеятельности. Начало операции под кодовым названием «Туман» утверждает лично начальник Главного управления контрразведки СМЕРШ, заместитель народного комиссара обороны СССР генерал-полковник Виктор Абакумов. И делает он это с санкции народного комиссара внутренних дел Лаврентия Берии. Под полным контролем специалистов с Лубянки Лидия Шилова садится за ключ. Берлин получает первое сообщение от своих диверсантов: прибыли на место, приступаем к выполнению задания. Все проходит гладко.
Начальник ГУКР СМЕРШ В. С. Абакумов.
Непосредственное руководство проведением операции осуществлял старший оперуполномоченный 3-го отдела ГУКР СМЕРШ майор Григорий Григоренко. После окончания физико-математического факультета Полтавского педагогического института он был призван на службу в органы государственной безопасности. В годы Великой Отечественной войны служил в отделе по противодействию разведывательно-диверсионной деятельности германских спецслужб. В его обязанности входила организация радиоигр с противником с целью передачи дезинформации. В частности, Григоренко имел непосредственное отношение к операции «Загадка». В ее рамках СМЕРШ выявил агентов Главного управления имперской безопасности из подразделения «Цеппелин-Норд» и получил представление о планах противника в отношении Московского железнодорожного узла. Именно поэтому предстоящая с Берлином ответственная радиоигра была доверена именно ему.