то втыкал в нее булавки. В ушах по-прежнему гудело. Боль была почти невыносимой, и даже когда я заставлял себя идти вперед, мне хотелось просто лечь и умереть.
Мне стало интересно, желал ли Уайти когда-нибудь того же самого, и если да, то как я могу исполнить его мечту.
18
Я стоял в развалинах заброшенного механического цеха и пытался не потерять сознание. Казалось, что помещение движется, как будто здание было живым, дышащим существом. Стены качались, как во время прилива. Я чувствовал слабость и головокружение, и хотя внутри цеха было прохладно, я был весь в поту. Он стекал в глаза, щипал их и еще больше затуманивал зрение. Я протянул руку и уперся в бок металлического стеллажа. Мои ноги покалывало. Медленно я опустился на пол и закрыл глаза.
Снаружи продолжалась битва, но выстрелы и крики были чем-то далеким, не затрагивающим меня. Я знал, что должен бежать, знал, что должен найти Сондру и уйти - или, по крайней мере, получить ответы - но мне было уже все равно. Задыхаясь, я понял, что снова впал в шок. Это был второй раз, менее чем за двадцать четыре часа. Неудивительно, что мое тело восставало против меня. Сейчас я себе тоже не очень нравился.
Джесси, Дэррил и Юл были мертвы. Я больше никогда не увижу их на работе. Я никогда не выпью с ними пива и не посмотрю Мировую серию. Мы никогда не послушаем вместе новый диск Mastodon. Мы никогда не будем рассказывать друг другу анекдоты. Никогда больше Дэррил не будет сюсюкать о своей бывшей жене. Джесси никогда больше не увидит обнаженную женщину. Юл никогда не скажет Ким, что любит ее. Их больше не было. Умерли. Как и кучка невинных копов, убитых при исполнении служебных обязанностей каким-то русским ублюдком, который все еще мог ходить, несмотря на то, что половина его мозгов была выбита из его гребаной башки. Они все были мертвы, как и мои друзья.
Все из-за какого-то хренова дерьма.
Все из-за Сондры.
Этой суки.
Я ненавидел, когда мужчины называли женщин "суками". Мне не нравилось, когда я слышал это на работе или в баре. Мне было плевать на это в музыке. Я считал, что это женоненавистническое дерьмо, которое должно быть отменено наряду с расизмом и гомофобией. Но, несмотря на мое отношение к этому термину, теперь я думал так о Сондре, потому что именно такой она и была.
Ее ложь горела, как мой скальп.
Мое зрение прояснилось, и голова тоже. Я сосредоточилась на своем гневе. Он придавал мне сил. Поддерживал меня. Давал мне цель и причину жить. Затем это чувство снова уступило место страху.
Снаружи что-то взорвалось, и весь цех затрясся. Сломанные светильники раскачивались взад и вперед. Огромные куски пожелтевшей штукатурки посыпались с потрескавшегося потолка. Стекло разлетелось вдребезги, рассыпавшись по полу. Что бы там ни взорвалось, оно было большим. Может быть, вертолет или одна из полицейских машин? Я услышал треск пламени снаружи и почувствовал запах горящего топлива. Толчки продолжались, раскачивая стеллаж, на котором я сидел, обдавая меня пылью. Я чихнул, и кровь брызнула из дыры, где был мой зуб. Сквозь разбитые окна пробивались клубы черного дыма.
Сондра...
Физическая боль была ничто по сравнению с тем, что я чувствовала внутри. Эмоциональная боль и предательство. Во всем этом была ее вина. Все из-за ее лжи.
Я только пытался помочь. Но как там говорится в старой поговорке? Ни одно доброе дело не остается безнаказанным? Я был наказан сполна. Я позволил своей маленькой головке думать за свою большую голову, и в итоге множество невинных людей заплатили цену за мою глупость. За мои потребности.
Я был одинок. Потом в моей жизни появилась Сондра, и я больше не был одинок.
А теперь я снова был один, одинокий, как никогда раньше. Заброшенный и забытый, как и это здание. Разваливающееся на части. Без друзей. Женщины приходят и уходят, но твои друзья всегда рядом, стоят рядом с тобой во все времена.
Пока женщина не встанет между тобой и ими.
Да, возможно, во многом это была вина Сондры. Возможно, она была виновата.
Но и я тоже.
Это была самая страшная боль из всех.
Я закрыл глаза и задрожал, ожидая, что мир остановится. Ждал, что копы арестуют меня или что Уайти найдет меня и избавит от страданий. Мне было все равно, что именно, лишь бы это избавило меня от боли.
Внезапно я почувствовал теплое дыхание на своем лице. Прохладные руки прикоснулись к моему лбу и погладили щеки, порхая, как бабочки. Пальцы ощутили мою шею. Потом они исчезли. Я услышала шорох справа от себя и почувствовал запах духов - знакомый аромат. Я медленно открыл глаза. Сондра прижалась ко мне и смотрела в окно на противостояние Уайти с полицией. Ее выражение лица сказало мне все, что нужно было знать о том, как обстоят дела у копов.
- Привет.
Мой голос был хриплым. Я пытался сказать больше, но не мог. Учитывая то, что я чувствовал, это единственное слово было похоже на Геттисбергскую речь Линкольна.
Сондра отпрянула от меня, ее глаза были широко раскрыты и потрясены.
- Ларри, - задыхалась она, - ты не умер?
- Нет.
Кровь капала мне на подбородок.
- Я думала, ты был мертв.
- Еще нет.
Она посмотрела в сторону окна.
- Уайти тоже не умер.
Я с трудом сел.
- Представь себе.
- Мы уходим сейчас, - прошептала она. - Уходим, пока они нас не нашли. Ты можешь стоять, да?
- Нет, вряд ли.
Она придвинулась ко мне.
- Я помогу.
- Не беспокойся, - я сделал паузу, сделав глубокий, болезненный вдох. - И прекрати фронтировать.
- Что такое "фронтировать"? Я не понимаю.
- Ты понимаешь больше, чем думаешь. Ты знаешь, что такое "фронтировать". Это значит перестать нести чушь. Хватит врать. Тебе наплевать на меня и на всех остальных, так что оставь эту фальшивую заботу для одного из своих дружков.
Сондра вздрогнула, как будто я дал ей пощечину. Несмотря на боль, я усмехнулся. Мне было приятно причинить ей такую боль после всего, что она сделала со мной.
- Ларри, ты ранен. Ты не знаешь, что говоришь.
- Я точно знаю, что говорю, ты, гребаная шлюха. Ты лгала мне, и в результате мои друзья мертвы. Ты обманула меня с того момента, как мы с Дэррилом нашли тебя прячущейся под моей машиной. Надо было, блядь, бросить тебя там, когда у нас был шанс.
- Ньет.
- Ньет, - передразнил я. - Ньет-ньет-ньет... говори по-английски или сдохни, сука! Ты думаешь, твоя героиня, Дженнифер, мать ее, Энистон, так разговаривает? Думаешь, она ходит весь день и говорит "ньет"? Черт, нет. Ты в Америке. Учи чертов язык. В половине случаев ты несешь чушь, а в остальное время ты говоришь как гребаная дебилкa.
По щеке Сондры скатилась одинокая слеза. Она не говорила, не произносила ни звука - просто смотрела на меня потрясенными, израненными глазами. Я смотрел, как слеза скатывается по ее лицу и падает на пол. Казалось, прошла целая вечность. Что-то темное закрутилось внутри меня. Я хотел причинить ей такую же боль, как она причинила мне. Я хотел больше слез. Одной просто не хватало. Это было даже не близко.
- Ты такой же, как все остальные, - сказала она. - Ты - плохой человек.
И тогда я исполнил свое желание. За первой слезой последовала еще одна. Открылись шлюзы, и слезы потекли по ее щекам. Сондра зарылась лицом в свои руки и зарыдала.
На секунду я почувствовал себя виноватым за свои слова, но потом вспомнил, как выглядел Дэррил, лежа на полу моей кухни, и как выглядел Юл, испускавший последний вздох. Внутри меня разрасталась тьма, разъедая чувство вины и заменяя его мрачным удовлетворением. Собрав всю свою решимость, я сел поудобнее и сделал еще один глубокий вдох.
- Правда причиняет боль, не так ли, Сондра? Но знаешь, что еще больнее? Знаешь, что меня мучает? То, что я тоже виноват. Что я позволил тебе сделать это со мной.
Снаружи раздался еще один взрыв, за ним последовали крики и сирены экстренных служб. Рации визжали, пламя потрескивало. Еще больше дыма хлынуло в цех. Даже внутри мы чувствовали жар. К одиночным выстрелам добавился сотрясающий гул автоматического оружия, что означало, что группа быстрого реагирования округа Йорк была на месте - в бронежилетах, с гранатами и переговорщиками с заложниками. У них даже был робот с дистанционным управлением, способный в одиночку штурмовать здание. Я видел его однажды в новостях, когда его использовали во время ограбления банка. Робот мог покончить со всем этим очень быстро.
Если, конечно, Уайти не испортил и робота.
- Ларри, - всхлипывала Сондра. - Это не так. Я думала, что мы с тобой будем особенными. Мы были...
- Не притворяйся, что я тебе не безразличен, - перебил я. - Ты спустилась сюда только потому, что хотела получше рассмотреть, что происходит снаружи. Ты сама это сказала. Ты думалa, что я мертв. Тебе на меня наплевать. Признай это.
Сондра покачала головой. Ее лицо блестело от слез.
- Это неправда. Ты мне очень дорог.
- Да? И поэтому ты мне солгала? Ты всегда лжешь тем, кто тебе дорог?
- Я не вру.
- Тогда где эти гребаные деньги, которые ты украла у Уайти? А? Забыла рассказать мне об этом? И почему ты сказала мне, что не знаешь, кто отец твоего ребенка, хотя все это время ты знала, что это он?
- Да. Я знала, что это был Уайти. Но я не позволила ему убить ребенка. Поэтому я сбежала. Я говорила тебе это раньше. Это не ложь.
- Чушь. Уайти рассказал мне, что происходило на самом деле. Он сказал, что это ты хочешь убить ребенка. Он пытался помешать тебе сделать аборт. Я, конечно, сторонник выбора, но все же... ты должна была просто сказать мне правду.
- Я сказала правду, - настаивала она. - Да, я должна была быть честной. Надо было сказать тебе, что Уайти был отцом. Но я не лгу, когда говорю, что он хотел убить ребенка. Уайти хотел. Он очень сильно хочет убить ребенка. Ему это нужно. Особенно сейчас.
Испытывая свои силы, я отполз от стеллажа. Каждый мускул ныл от напряжения, но я не терял сознания и продолжал идти. От дыма слезились глаза. Я подумал, может ли загореться цех. Стены были из шлакоблока, а как насчет остального?