Мы обнажили мечи, мы сражались, мы горели. Это было смертельно опасно.
Но мне это нравилось.
Я открыла рот, сразу приняв дыхание Атриуса, его язык, губы и предложив в ответ свои. Моя рука, до сих пор лежавшая у него на груди, обвилась вокруг его шеи. Он крепко обнял меня за талию.
Мое тело изогнулось, прижимаясь к нему. Я была бессильна справиться с желанием прочувствовать как можно больше его тела. Чем глубже я погружалась в его нити, тем больше моих нитей воспламенялось. Ощущения пьянили меня. Его рот. Его язык, скользивший вдоль моего, – одновременно дар и обещание. Его пальцы, впившиеся в меня так, словно он хотел растворить мое тело в своем.
Молодых арахесс предупреждали об этом. Наше восприятие окружающего мира делало такие ощущения гораздо сильнее, чем у обычных людей. То же относилось и к соприкосновению тел. Практически все, что строилось на эмоциях, в ордене считалось опасным. Слабостью, подлежащей искоренению.
«Чушь собачья», – подумалось мне сейчас. Других мыслей на этот счет не было.
Да, это опасно. Но почему же еще тогда, в Васае, я не распознала призыв? Мне захотелось прыгнуть с той скалы.
Я была ненасытна.
Мы лихорадочно обнимались и так же лихорадочно целовались, переплетя руки и не замечая намокшей одежды. Желание телесной близости захлестывало нас все сильнее. Атриус куда-то меня повел. Я не знала куда, пока не уперлась спиной в каменную стену. Мы стояли по щиколотку в холодной морской воде. Начинался прилив. Атриус затащил меня в нишу, которую образовали нагромождения крупных камней, уходивших прямо в воду.
Уединение. Мы ведь были на берегу, где нас могли увидеть. Но меня это не волновало.
Атриус прервал поцелуй, чтобы прислонить меня к стене. Я принялась расстегивать его рубашку. К счастью, пуговицы скользили сами собой.
И сейчас же с неистовством жаждущего, тянущегося к воде, мои руки потянулись к его телу.
Я не хотела себе признаваться, но еще в самый первый раз, прикоснувшись к нему, я поняла: что-то бесповоротно изменилось. Я приоткрыла дверь в свои запретные уголки. Можно было не обращать на это внимания. До поры до времени.
Но это не забывалось.
Прикосновение к Атриусу было сродни одновременному погружению во все запретные удовольствия. Его аура была невероятно мощной и излучала необузданное плотское желание, голод по ласкам, гнев, горе… все, чем я пыталась управлять в себе.
Мои пальцы, начав с его шеи, медленно двинулись вниз. Обвели рельефные грудные мышцы, спустились к таким же рельефным мышцам живота, испещренного шрамами, каждый из них по-своему отзывался в нитях.
Атриус что-то пробормотал и еще крепче прижал меня к камню. Его пальцы возились с тесемками моей тоненькой ночной сорочки.
– Да, – проронила я.
Атриус тихо застонал. Наконец он развязал тесемки, и сорочка полетела в соленую воду, холодившую мои щиколотки.
Не скажу, чтобы сорочка служила надежной защитой от холода и ветра, но без нее тело сразу же ощутило свою наготу. Кожа покрылась пупырышками. Грудь, уже саднившая от желания, в туманном воздухе отвердела.
Хотелось, чтобы Атриус тоже сбросил одежду и прижался ко мне обнаженным телом. Но он не торопился. Его пристальное внимание было осязаемым. Я чувствовала его взгляд. Он неторопливо осматривал меня – не только грудь и точку слияния бедер, но каждую уголок тела, каждую линию.
И вдруг его захлестнуло волной плотского влечения – волной, смывшей нас обоих. Еще через мгновение я ощущала его повсюду.
Поцелуй Атриуса был коварным, словно хищник, преследующий добычу. Я отвечала своим, равным по силе. Ощущение его кожи накрыло меня, как куполом.
Я не могла ни дышать, ни думать.
Только чувствовать.
Его руки скользили по моему телу, задерживаясь на бедрах. Я зарылась пальцами в его волосы. Я едва сознавала, что стоны, похожие на всхлипывания, – мои. Жалкий ответ на его поцелуи.
Мои руки тоже стали гладить его тело. На этот раз я была смелее, чем тогда, в Васае… Ладонь скользнула в брюки, и пальцы проследили всю длину члена.
Прядильщица и все остальные боги!
Атриус зашипел и закусил мою нижнюю губу. Я едва почувствовала боль.
Да и могла ли я обращать внимание еще на что-то, кроме его самого и того, что сжимала в руке? Это мгновенно преобразило всю сущность Атриуса.
Он оборвал поцелуй. Его рука двигалась совсем медленно. Атриус тяжело дышал, его сердце сильно колотилась. Я кожей чувствовала эти удары. Он чуть отодвинулся, чтобы взглянуть на меня. Этот взгляд всколыхнул все мое тело.
Я не успела опомниться, как он уже забросил мою ногу себе на плечо и прильнул губами к моему бедру.
Боги… чтоб вас.
Атриус был нетерпелив. Никто из нас не отличался терпением этой ночью. Первое прикосновение его языка – голодное и требовательное – захлестнуло меня наслаждением, оттеснив все остальное. Мне хотелось закричать. Я до боли закусила язык, зубы впились в шрам. И все же из горла вырвался сдавленный стон.
Он уткнулся лицом в мое лоно. Его язык вызывал немыслимые ощущения. Услышав мой стон, Атриус довольно зарычал, отчего я содрогнулась всем телом.
Я и раньше испытывала телесные наслаждения. Но это… Мне было не сдержаться.
– Шире, – рыкнул он, раздвигая мои бедра.
Ни кокетства, ни даже игривости – только приказ. Я подчинялась, что было непросто: ноги дрожали. Рука Атриуса замерла возле моей груди. Он словно хотел убедиться, что я не упаду.
– Мм, – пробормотал он, – так лучше.
Мне уже было не удержаться от крика. Резкая судорога выгнула спину. Его язык то задерживался на чувствительном бугорке, то, дразня, кружил рядом.
Каждое движение его рта раскрепощало меня все больше.
Сердце трепетало, словно пойманный кролик. Кожа пылала. Прядильщица милосердная, что происходит? Мне хотелось большего. Всего, на что он способен.
Острые ногти Атриуса впились в мягкую кожу бедра – он раздвинул мне ноги еще чуть шире и погрузил язык внутрь.
Потом язык вернулся к клитору – и сквозь мои невнятные стоны прорвалось несколько коротких проклятий.
Он улыбнулся, и я ощутила, как что-то жесткое – и острое – коснулось чувствительной плоти – плоти, которая умоляла его дать больше.
Я чувствовала его голод. Желание, переросшее в похоть.
Ту же, что владела и мной.
– Да, – выдавила я.
Я не сомневалась в собственной готовности, не имевшей разумного объяснения. Я этого хотела.
Вся его сущность отреагировала на эти слова мгновенно, и член в моих руках дернулся.
Если бы не ладонь Атриуса, спустившаяся с моей груди на живот, я бы сползла в воду. Его пальцы пробегали по коже, и мне было понятно, что́ это значит, – «Я не сделаю тебе больно».
Его рот переместился к бедру. Он прокусил мне кожу, что тоже вызвало больше удовольствия, чем боли – впрочем, та сразу исчезла, когда он начал пить мою кровь.
Да поможет мне Прядильщица… если не убьет.
Я слышала, что яд вампиров вызывает у человеческих жертв… приятные ощущения. Но это превосходило все мои самые смелые ожидания. Ранка воспламенила каждую жилку. Я попыталась выгнуть бедра ему навстречу, требуя большего – требуя проникновения. Напрасно. Атриус все так же плотно прижимал мое тело к стене. Я целиком была в его власти.
– Боги… Атриус… Прядильщица… Я… – Слова вырывались помимо воли – невнятные, бессвязные.
Атриус был доволен, и его удовлетворение, казалось, прокатывалось и по моему телу. Нити между нами натянулись так туго, что мы стали единым существом. Атриус оторвался от ранки на бедре и вновь прильнул губами к лону. Его рот был теплым и влажным от моей крови и моих соков. Его пир продолжался. Тщательно и неторопливо он слизал всю кровь, а потом в меня скользнули два пальца.
На этот раз пришлось закусить руку, чтобы заглушить стон. Другая рука до белизны костяшек сжимала его волосы. Я извивалась всем телом, однако он держал меня крепко.
Потом я провалилась в забытье.
Когда телесные ощущения вернулись, Атриус окружал меня целиком. Его тело прижималось к моему, наши рты соприкасались, оставляя на губах сладковато-соленый привкус крови, пота и желания. Я ногами крепко сжимала его бедра, а его руки не давали мне упасть.
Мои собственные бедра нетерпеливо двигались, а пальцы пытались справиться с его брюками – наконец горячая плоть вырвалась наружу.
Мое тело знало свои желания и потребности. Атриус хотел того же. Плотский голод, охвативший обоих, пульсировал между нами. Теперь я понимала, почему арахессам запрещались телесные удовольствия. Зов плоти был слишком сильным и неукротимым.
Мое куцее общение с мужчинами и близко не напоминало то, что я испытывала сейчас.
Но мне было не до раздумий об этом.
И о чем-либо другом.
Жар моего лона слился с жаром его члена. Я ощутила твердость головки, и с наших губ одновременно сорвался судорожный вздох.
Атриус вдруг отстранился, тяжело задышал.
– У тебя этого еще не было.
Как всегда, он не спрашивал, а утверждал. Он знал. Интересно, каким образом?
– Было, и не однажды, – сказала я.
Ну зачем я говорю глупости? Ведь настоящих слияний не было. Только задания по соблазнению жертв и запретные опыты с другими сестрами.
Наши тела непроизвольно подергивались, стремясь скорее соединиться. Я ощущала, как скользит у меня между ног его член. Мы оба сжимали зубы, чтобы не стонать, но нити дрожали от взаимной, едва сдерживаемой страсти.
Два зверя, разделенные решетками. Решетками, которые уже скрипели, готовые сломаться.
– Я начну медленно, – пообещал Атриус. – Но у меня может и не получиться. Если стану забываться…
Какие неуклюжие объяснения. Они мне не требовались. «Ненасытный», – сказал он.
Атриус был из тех мужчин, кому страшно потерять самообладание. А я просила его идти по лезвию ножа.
Я поцеловала его. Крепко. Наши языки сплелись, и я снова ощутила головку, готовую скользнуть внутрь. Атриус дрожал. Прядильщица милосердная, дрожала и я сама.