Я целовала его и никак не могла оторваться.
37
С заходом солнца лагерь ожил. Из шатров сразу же вылезли солдаты и целители, чтобы и дальше выхаживать раненых или заниматься хозяйственными делами. Вампирское целительство сотворило чудо: от моей раны осталось лишь воспоминание.
К своему шатру я возвращалась кружным путем, вдоль берега. Вдали лунный свет нежно заливал прибрежные скалы. Мысли, конечно же, вернулись к событиям минувшей ночи. Честное слово, останься на тех камнях следы моих ногтей, я бы не удивилась.
Затем я резко остановилась.
Внимание привлекла чья-то сущность, причем знакомая, находившаяся на некотором расстоянии от меня. В ней было столько боли, что мне стало трудно дышать.
Я спустилась на берег и подошла к нагромождению обломков скал. Между ними на сыром песке сидел мужчина, подтянув колени к груди. В руке он держал меч и точными, умелыми движениями снова и снова втыкал лезвие в мокрый песок.
«Шшша!» – пело оно, со свистом погружаясь туда.
– Эреккус, – тихо позвала я.
Он услышал, но на меня не взглянул.
Вытащив меч из песка, Эреккус повертел эфес в руке и снова всадил в мокрую поверхность.
«Шшша!»
Я подошла и села рядом. Вблизи его аура колыхалась от такой душевной боли, что казалось, будто мне осколками стекла разрывают тело. Его лицо было сокрушенным и измученным. Одна сторона стала пурпурной и покрылась волдырями – след солнечного ожога. Он даже не пытался прятаться от солнца.
– Я не нуждаюсь в пустых утешениях.
Его голос звучал хрипло, как бывает, когда несколько дней подряд не произносишь ни слова.
– А я и не собираюсь тебя утешать.
«Шшша!» Лезвие меча снова вонзилось в песок.
– Я не хочу говорить, – заявил он.
У меня сердце разрывалось от сострадания к нему. Мне были очень знакомы чувства, владевшие им сейчас. Его душа вопила, скорбя по дочери. Сидя рядом с ним, я буквально видела лицо этой девочки.
Мне вспомнилось то, что я когда-то читала об устройстве вампирского общества. Были слои, в особенности знать, которые ненавидели своих детей, усматривая в них угрозу собственной власти. Кого-то убивали, кто-то оставался калекой на всю жизнь. Поначалу я считала, что такие же порядки существуют и среди сподвижников Атриуса. Сейчас мне было стыдно за такое предположение.
Его сподвижники отличались от прочих вампиров. Они сражались с каждым проявлением несправедливости. У них не было ни дома, ни родины. Это заставляло их крепко держаться вместе и дорожить семейным теплом. Как и мы с Наро когда-то.
А сейчас Эреккус и другие скорбели по погибшим. И это тоже было мне знакомо.
– Я и не прошу тебя говорить со мной, – ответила я.
«Шшша!»
Эреккус повернулся ко мне, оскалив зубы в гримасе.
– Тогда зачем пришла?
Я положила руку на эфес его меча.
– Просить тебя действовать. – Я чувствовала дрожащие костяшки его пальцев. – Я прошу тебя помочь нам убить мерзавца, виновного в гибели твоей дочери и остальных жителей поселения. – (У него дрожал подбородок. Дрожал кадык.) – Это ты можешь? – шепотом спросила я.
Эреккус застыл, превратившись в изваяние.
Потом встал, вырвав лезвие меча из песка.
– Да.
Ночь была влажной и душной. Влага так и висела в предрассветном воздухе. Я отчаянно устала. Поход к Задрасскому перевалу был делом решенным, и две ночи подряд мы лихорадочно готовили все необходимое для этого рискованного путешествия. Но прежде чем двинуться в путь, я должна была поговорить со Зрящей матерью. Лучше всего для этого подходило дневное время. Я могла бы улучить момент, если бы не мое утомление. Я едва переставляла ноги. Днем Атриус уводил меня в шатер, где мы снова и снова обсуждали стратегию похода. А когда он засыпал, я тоже проваливалась в сон.
Но дальше откладывать было невозможно. Убедившись, что Атриус заснул, я бесшумно выскользнула из шатра. На всякий случай оставила ему записку: «Пошла прогуляться. Скоро вернусь».
Для состояния, в каком находились мы и весь лагерь, это выглядело обманчиво обыденным, хотя и было чистой правдой.
Я вышла за пределы лагеря. Вскоре местность стала настолько каменистой, что это мешало идти. Вокруг клубился туман. Воздух сделался еще жарче. Мне удалось найти озерцо. Во время прилива оно соединялось с морем. Но сейчас был отлив, и большая вода ушла. Когда я добралась до его берега, одежда липла к вспотевшему телу.
Я встала на колени, опустив ладони на поверхность воды. Нити мгновенно ожили и расцвели от моего прикосновения. Набрав в легкие побольше воздуха, я упрочила связь с нитями.
По сравнению с лагерем здесь было на удивление спокойно. Как давно я не занималась этим.
Я все погружалась в водные нити: глубже, еще глубже – и так до самой Соляной крепости. Ее сущность всегда была узнаваемой, даже на большом расстоянии. Целых пятнадцать лет крепость была точкой севера на моем внутреннем компасе; единственной незыблемой точкой в непрестанно меняющемся мире.
У меня был последний шанс преодолеть эту пропасть. Последний шанс убедить Зрящую мать в том, что Атриус может стать нашим союзником. Если этого не удастся, я хотя бы не дам ей повода усомниться в моей верности. Потом обман раскроется, но к тому времени мы уже преодолеем Задрасский перевал.
Секунды превращались в минуты. Мне никто не отвечал. Ни Зрящая мать, ни Аша, ни кто-либо из сестер.
Это было… непривычно.
Я сделала новую попытку, изменив сочетание нитей. Возможно, сестры просто меня не почувствовали.
И снова ничего.
Сделав еще пару попыток, я разогнулась, хотя и осталась сидеть на корточках.
Сердце билось излишне быстро. Меня поташнивало.
Отсутствие связи с Соляной крепостью еще ничего не значило. Такое случалось. У сестер хватало дел, а у Зрящей матери и того больше. Ведь никто не знал, когда именно я выйду на связь, и потому никто не ждал. Это было основной причиной, почему сестры, находившиеся на задании, не могли связаться с крепостью. Я сама слышала о таких случаях.
Но я зашла слишком далеко, чтобы врать себе. Неспроста все это. И не к добру.
Я потрогала кинжал у бедра; кинжал, который так и не ударил Атриуса в сердце.
Завтра мы двинемся к логову Короля питоры.
Мне нужно оказаться там. А потом пусть арахессы убивают меня за предательство.
Я встала и пошла обратно в лагерь, оставив нетронутой зеркальную поверхность озерца.
38
От перевала буквально разило опасностью. Все ощущения, исходившие от него, утверждали: это место непригодно ни для какой жизни. Зубчатые скалы угрожающе нависали над тропой, заставляя даже опытных путников двигаться с предельной осторожностью. Кое-где каменные толщи стояли почти впритык, вынуждая протискиваться боком. Туман был настолько густым, что полностью закрывал солнце. Мы вдыхали и выдыхали туман. Он покрывал нити, лишая их четкости. Слейвики не показывались. Их не видели ни глаза воинов, ни я через нити, однако я чуяла их присутствие вдали. Они были похожи на мелькающие, смертельно опасные тени и вдобавок непонятно где находились.
Неудивительно, что здесь погибало столько путников. У людей путь через перевал отнимал две недели, если идти быстро. Однако никто не отваживался на быстрое передвижение по этому каменному лабиринту. Туман гасил все звуки, а уповать на зрение было бесполезно.
Атриус со свойственной ему самоуверенностью предположил, что мы сможем одолеть перевал за семь дней.
Теоретически он был прав. Вампиры превосходили людей в силе и выносливости. Они намного лучше видели в темноте. Их раны заживали быстрее, и им не требовалось столько пищи. И потом, у вампиров была я, о чем Атриус постоянно твердил, довольно ухмыляясь. С моей способностью видеть без глаз его воины благополучно минуют перевал и не заблудятся. Он в этом не сомневался.
Мне хотелось разделять его уверенность. Это было жизненной необходимостью. Неумолимое время ощущалось такой же тенью, как и слейвики, подстерегавшие нас на пути. Сколько дней понадобится арахессам, чтобы отыскать и убить меня?
Думаю, немного. Они были очень искусны в выслеживании отступниц.
И семи дней для них может быть вполне достаточно.
Мы с Атриусом двигались впереди его заметно сократившейся армии. В этот поход отправились не все воины. Часть осталась в лагере – присматривать за ранеными. Многих он потерял в сражении на Вератасе и при нападении на лагерь. Ну не глупость ли думать, что сотни воинов хватит для свержения Короля питоры?
Но это сотня воинов-вампиров.
Я остановилась рядом с Атриусом у бутылочного горлышка между зубчатыми скалами. Моя смертная природа дышала мне в затылок. Я поймала себя на странном ощущении: острый, неподдельный страх.
Когда я впервые помогала Атриусу, ослабляя боль проклятия, он говорил о времени. О том, как ему нужно время.
Сейчас я хорошо понимала его слова.
Утром, прежде чем тронуться в путь, я решила написать письмо Наро. Скорее всего, последнее. Мои предыдущие письма были какими-то вымученными и пустыми. Я больше писала о пустяках, чем о серьезных вещах. Задавала банальные, ничего не значащие вопросы: «Как ты себя чувствуешь? Как подвигается твое лечение? Какая погода в Васае?»
Брат не ответил ни на одно из них.
На этот раз, прежде чем взяться за письмо, я долго сидела перед чистым листом. Не хотелось вымучивать из себя ничего не значащие фразы, даже если это и было самым простым и удобным решением.
Довольно с меня простых и удобных решений.
Вероятно, скоро меня убьют. И Наро, вероятно, скоро умрет. Каждого из нас медленно умертвляли те, кто отнял всю нашу веру. И винить в этом нужно было только самих себя.
Так зачем нам притворяться и лицедействовать в преддверии смерти?
В этот раз я написала то, что было у меня на сердце.