– Арахессы серьезно относятся к своим заданиям, – сказала я. – И оружие подбирают соответствующее, чтобы убивало быстро.
– Чтобы быстро убивало вампирского воина.
«Я готова к подобному разговору», – снова напомнила я себе.
Я знала, что будет больно.
– Да, – сказала я и моргнула под наглазной повязкой, не обращая внимания на легкое покалывание.
Я не стану оправдываться. Объяснять тут нечего. Да и что еще я могла бы сказать? Атриус уже все видел сам, и правда ему известна.
С того момента, как я ослушалась приказа Зрящей матери, я была готова умереть за это. Предпочтительнее от его руки.
Атриус встал. Я тоже встала, борясь с головокружением.
Он смерил меня удивленным взглядом.
Я знала, какой вопрос вертится у него на языке, и ответила сама:
– Предпочитаю встретить смерть стоя.
Эти слова были еще одним напоминанием о нашей первой встрече. Только сейчас я произносила их, чувствуя комок в горле.
Атриус усмехнулся и вновь стал вертеть кинжал в руках.
– Ты думаешь, что я тебя убью.
– Да. Так я и думаю.
– А знаешь, сколько ты проспала?
Я покачала головой.
– Два дня. Для меня это были очень хлопотные дни. И пока я разбирался с Соляной крепостью, с замком и укреплял свою власть над королевством, знаешь, о чем я думал?
Атриус умолк, ожидая моего ответа. Не дождавшись, продолжил:
– Я думал о тебе. О твоем вранье. О твоем предательстве.
Его взгляд переместился на кинжал.
– И об этом кинжале.
Глаза Атриуса пронзили меня насквозь, и этот удар был сильнее, чем удар любым магическим оружием.
– Я думал о том, как этим кинжалом ты защищала и свой народ, и мой. Спасала мою жизнь. Если бы там, на крыше, ты не передала мне этот кинжал… дальше, думаю, понятно.
Атриус опустил кинжал, продолжая сжимать эфес до белизны костяшек. Его слова стали жестче, поднимаясь из самых глубин его существа.
– Я подумывал убить тебя за то, что не использовала кинжал по назначению. И понял, что не могу. Я придумывал миллион причин, почему не могу, а настоящая причина всего одна, и в ней я не хотел себе признаваться.
Мне сдавило горло. Стало трудно дышать. Сердце заколотилось. Атриус подошел ко мне. Его взгляд обжигал.
– Виви, я не могу тебя убить, поскольку успел узнать тебя вдоль и поперек. Я знаю, когда ты врешь, поскольку знаю, когда ты говоришь правду. Я знаю твою правду и не могу отмахиваться от нее, хотя было бы куда легче, если бы смог.
Клянусь Прядильщицей, я была готова к смерти. Я хотела умереть. По сравнению с тем, что я испытывала сейчас, когда каждое его слово било по самым беззащитным частям моего сердца, смерть была бы предпочтительнее.
Каждое слово я ощущала нутром. И все они были настолько пугающе правдивыми, что инстинкт самосохранения требовал бежать отсюда.
– Мне нечего сказать в свое оправдание, – прохрипела я.
– А мне и не нужны твои слова.
Атриус стоял так близко, что его дыхание согревало мне лицо. Можно сказать, я кожей чувствовала правдивость его слов.
– Так покажи мне, – тихо произнес он.
Это был приказ. Просьба. Нечто, одновременно дающее и забирающее силы.
– Покажи мне, что я прав.
Это шло вразрез с тем, кем я была все пятнадцать лет. Мне захотелось спрятаться от его просьбы. Но вместо этого, когда рука Атриуса потянулась к моему лицу, я дернула узел на затылке и развязала наглазную повязку.
Полоска шелка неслышно упала на пол.
Я открыла глаза.
Арахессы были обязаны постоянно носить повязки, даже когда спали. Глаза ощутили непривычно холодный воздух. Мое зрение было повреждено еще в детстве, и я никогда не пыталась проверить, остались ли хоть какие-то крохи.
Но я увидела Атриуса.
Правильнее сказать, чуть-чуть увидела. Я увидела его размытый силуэт и смутный намек на его бледную кожу и серебристые волосы.
Почти ничего, и в то же время – самое прекрасное зрелище. Неосязаемо прекрасное, отчего мне вспомнились клочки моего разорванного рисунка, которые ветер уносил к морю.
«Это море».
Я открыла рот, не зная, о чем говорить, но оттуда вырвалось лишь шумное всхлипывание.
Атриус кивнул, понимая меня и без слов. Он сжал мое лицо в ладонях. Я закрыла глаза. Он поцеловал один глаз, затем другой, ловя губами появившиеся слезы.
Его сущность окутала меня теплом. Такая надежная и устойчивая. Зеркальное отражение моей, со всеми шрамами и прочим.
– Я не боюсь смерти, – сдавленно произнесла я.
«Но я боюсь этого».
Атриус уже все понял.
– Я тоже, – пробормотал он, согревая мои губы.
Не знаю, кто начал поцелуй, однако он был долгим, неистовым и предельно честным, наполненным всеми непроизнесенными словами.
Мы обняли друг дуга. Наши тела переплелись, и в этом общем пространстве исчезла вся ложь.
Я целовала его, плакала и целовала снова. Я была настолько счастлива, что для страха не оставалось места.
49
Я долго стояла в комнате собраний, прежде чем туда привели сестер.
Я впервые вошла сюда без наглазной повязки, напоминая себе, что я совсем не та, какой была, когда в последний раз сидела за столом. Конечно, в сумрачном помещении я ничего не увидела, даже теней. Но приятно было просто стоять с открытыми глазами и чувствовать, как на них слегка давит воздух. Одно это давало мне ясность.
Однако встреча с арахессами меня пугала.
Атриус еще неделю назад предложил мне встретиться с ними, но эта мысль не оставляла меня с того самого дня, когда у королевства Глеи началась новая жизнь. Гибель Зрящей матери обезглавила и Арахессию. Две старшие советницы – единственные, кто знал ее тайну, были убиты по собственной глупости, когда после ухода богинь вновь попытались пленить Атриуса. Но основная часть сестер оставалась в Соляной крепости. Солдаты Атриуса держали их под неусыпным наблюдением. Те сестры, что во время этих судьбоносных событий находились на задании, назад не вернулись и не подавали никаких вестей о себе. С пленницами обращались хорошо, но, как я уже сказала, глаз с них не спускали. Мы с Атриусом в это время занимались множеством неотложных дел, которые неизбежно возникают, когда в королевстве меняется власть.
Но я знала, что мне придется вернуться в Соляную крепость и лучше это сделать как можно раньше.
Всякий раз, сидя за этим столом, я чувствовала себя предельно обнаженной. Я остро ощущала связь с другими сестрами и замирала от стыда при мысли, что такая открытость ненароком может показать им не самые лучшие мои стороны. Я любила сестер; по крайней мере, думала, что люблю. Сейчас я с сожалением вспоминала ту Силину, для которой любовь означала сокрытие очень многих черт и особенностей своей личности.
Что-то от прежней Силины оставалось во мне и сейчас. Меня бросало в холодный пот при мысли, что я вновь окажусь за знакомым столом и другие увидят во мне… Казалось бы, чего теперь бояться? А нелепый, безотчетный страх все-таки оставался.
Минувшей ночью я ворочалась с боку на бок. Атриус сразу почувствовал мое беспокойство.
Он крепко прижал меня к себе, уткнулся в мои волосы и пробурчал:
– Они как миленькие выслушают тебя. А если будут рыпаться, мы их поубиваем.
Я была благодарна ему за попытку меня рассмешить, хотя не знала до конца, сказано это в шутку или всерьез.
Я ощущала тяжесть грядущей встречи и не пыталась себя убеждать, что это не так. Однако схожую тяжесть я испытывала перед многими другими встречами, на которых была вынуждена присутствовать. Мне, как и Атриусу, дипломатия давалась труднее, чем сражения. Я почему-то ожидала, что, попав в знакомую комнату собраний, почувствую магию этого места. Даже святость, словно эти стены способны многое увидеть во мне.
Но схожее ощущение я испытывала, когда смотрела в глаза самой Аседжи.
Схожее ощущение возникало у меня всякий раз, когда я находилась рядом с Атриусом.
А комната собраний? Обыкновенная комната.
Однако в ритуале была определенная сила. Я сама расставила стулья вокруг круглого стола, позаботившись, чтобы они стояли на одинаковом расстоянии друг от друга. Потом насыпала соль. В этом не было никакой магии и вообще ничего божественного. Но это помогало нам чувствовать себя чуть менее одинокими в мире, а значит, я старалась не напрасно.
Почувствовав, что Эреккус и его солдаты ведут сюда сестер, я из уважения к ним и нашей общей истории снова завязала себе глаза. Я уселась на стул, где раньше сидела Зрящая мать, и коснулась пальцами соли. Вошедшие сестры расселись по местам. Все выглядели здоровыми. Все были опрятно одеты, словно ничего и не случилось. Но я ощущала их страх и настороженность.
Кто-то сразу опустил пальцы в соль, радуясь знакомому ощущению. Кто-то мешкал и делал это с явной неохотой.
Руки Аши оставались лежать на коленях. Ее сущность была самой холодной из всех.
– Если не хочешь дотрагиваться до соли – и не надо. Я просто хочу, чтобы вы все увидели мою правду, как я вижу правду каждой из вас.
Аша не удостоила меня ответом и рук с колен не сняла. Ничего, переживу.
Я повернула голову. Меня окружали знакомые души. Знакомые ощущения.
– Рада снова видеть вас всех, – улыбнувшись, сказала я. – Я скучала по вам.
Это было правдой. Сегодня я собиралась говорить только правду.
– Надеюсь, что события последних недель не обернулись для вам особыми трудностями… хотя случившееся и поколебало привычное течение вашей жизни. Я вполне понимаю ваши страхи и тревоги. Ведь слишком многое изменилось и продолжает меняться.
– Лучше расскажи, как ты убила Зрящую мать, – сердито бросила мне Аша.
Вдоль стола пробежала волна страха, горя и гнева. Эреккус шагнул ближе, готовый, если понадобится, связать Ашу, но я подняла руку.
– Я не убивала Зрящую мать, но готова взять ответственность за ее гибель.
Губы Аши скривились в презрительную усмешку.
– Для тебя мирские желания всегда были важнее деяний ордена. Никого из нас не удивляет, что ты злодейски убила Зрящую мать и легла под вампира, чтобы стать королевой. Неужели ты ждешь, что мы последуем за тобой?