В который раз за это время он пытался запретить себе думать о ней. Снова и снова приводил аргументы «за» и отметал аргументы «против». Ему казалось, что он поступил правильно. «Любая сложная проблема имеет множество легких для понимания, но абсолютно неправильных решений», - услужливо всплыла в его голове одна из любимых фразочек Вэл. И он опять начал раскладывать пасьянс из мыслей о том, что могло бы случиться, если бы... Эти «бы» нагромождались друг на друга, и пасьянс не желал сходиться... в тысячу первый раз...
Денис не пытался соврать любимой. Тогда он попытался смягчить ситуацию. Все, что было сказано полунамеками, имело под собой прочное обоснование в реальной жизни. Дела шли все хуже день ото дня, а сдерживающая неприятности плотина прорвалась в тот самый момент, когда к офису фирмы, из которой так тщетно пытался уволиться Денис, подкатил черный «сааб». За рулем иномарки сидел парень, на первый взгляд ему было лет двадцать восемь-тридцать. С ним предпочитали не общаться, если не было крайней нужды. Внешность бывает обманчива, но в данном случае сомнений не было никаких. Черные кожаные брюки, толстовка какого-то агрессивно-красного цвета, цепь толщиной с руку; бритая голова и марка автомобиля яснее ясного давали понять, с кем вы имеете дело. И все бы ничего, ему можно было простить и специфическую манеру общаться, и мощные габариты, если бы не глаза. Глаза у парня были как у больной собаки, околевшей вчера.
Если бы его, входящего в офис, заметил Борис, с которым Денис поначалу вместе трудился и который не понаслышке был когда-то знаком с криминальной верхушкой Петербурга, то лишний раз порадовался бы тому, что вовремя ушел, сменив работу на более сволочную, зато, несомненно, ничего общего с криминалом не имеющую.
Денис еще раз просчитал все варианты и решил пойти, что называется, ва-банк. Он собрался с духом и написал заявление об уходе.
Как и прогнозировалось, последовавшая за этим беседа заняла не один час. Шеф использовал все имеющиеся под его властной рукой рычаги давления. Было испробовано все — от лести до прямых угроз. Последние преобладали.
— Я не шучу. — Вячеслав Викторович перестал орать и перешел на вкрадчивый шепот, что означало крайнюю степень ярости. — Советую... — в воздухе повисла тишина, нашпигованная бомбами с часовым механизмом, пошли последние секунды перед взрывом, — ...искренне советую остаться. Подумай еще раз! - В воздухе закружились клочки порванного заявления.
— Вы же понимаете, что написать еще одно не составит никакого труда, — отреагировал на показной жест директора Денис.
— Хорошо, ты уйдешь, но сначала выплатишь штраф. Штраф в размере...— Директор задумался, поморщился, как будто ему вместо «Хенесси» на деловой встрече налили трехзвездочный дешевый «Казахстан», и назвал сумму, от которой у Дениса голова пошла кругом.
— Я отдам деньги, на этом все? — на всякий случай уточнил Денис, внешне, как всегда, невозмутимый. Он был в принципе готов к такому повороту событий, единственное, чего он недооценил, так это степень наглости и нахальства директора, ибо неверно представил себе размер суммы, о которой могла идти речь.
— Все... только вот оглядывайся, переходя улицу даже на зеленый свет! — елейным голосом добавил шеф. А Денис еще раз поблагодарил судьбу за то, что успел оградить свою ненаглядную от всего этого. Пусть она думает, что хочет. Пусть поплачет, что ли, но... Но, если человек плачет, значит, он жив. А это сейчас главное.
Денис никогда не простил бы себе, если бы с НЕЙ что-то случилось.
Сначала ему нужно было убедиться, что его оставили в покое...
Если это действительно произойдет, и он останется в живых.
Денис понимал, что мог ругать себя последними словами за то, что по глупости связался с этой фирмой, очень уж заманчиво было иметь приличные деньги, и, как ему казалось тогда, ни от кого не зависеть... Он далеко не сразу понял, насколько он ошибался, согласившись на должность коммерческого директора. Он мог сколько угодно рвать волосы на голове, но, увы и ах, вернуть прошлое и исправить сделанные ошибки было уже никак нельзя. Раньше он просто не хотел думать о том, что сулит ему будущее, его вполне устраивало положение в фирме, количество купюр, лежащих в белом конверте ежемесячно. В принципе, ему было все равно, что способы получения денег в их организации, мягко говоря, не совсем законные.
Впервые ему стало страшно, когда до него постепенно стало доходить истинное положение вещей, причем в первую очередь он испугался не за себя, а за ту, которую, видит Бог, он так любил. Он хотел, чтобы она была жива и здорова, пусть даже и без него.
Денис очень удивился бы, если б узнал, что парень, разъезжающий на «саабе», думал так же, и потому предпочитал оставаться волком-одиночкой, ибо, по его мнению, проще быть одному, не давая никому в руки рычагов воздействия на себя.
Другое дело, что поступал он так сознательно, стабильно выпивая по выходным, выпивая так, чтобы не снизить градус закуской, чтобы полностью отрубить бедный мозг от тела. Его уже не радовали ни наличие второй квартиры, ни счет в банке, ни возможность отдохнуть пару-тройку месяцев в Финляндии или Европе... Даже вереница девушек, желающих разделить с ним сначала постель, затем квартиру и счет в банке, не грела душу. Он не мог себе позволить полюбить, зная, что последствия будет расхлебывать именно она. Будут ли это шикарные похороны с морем венков, посещения СИЗО или просто последний веский аргумент, который ему придется принять, и показать свою слабость... Этого он боялся больше всего на свете. Потому и довольствовался случайными связями, которые длились ровно одну ночь. А девушек Денис перестал воспринимать вообще, это было, наверное, на уровне подсознательной реакции организма на происходящее. Нет, он видел их, но не замечал, они жили и двигались, как персонажи традиционного театра кабуки. Бестелесные и бездушные.
— Да, Макс, привет, ты не ошибся, это я! — звонким голосом почти пропела в трубку Тина, зябко кутаясь в шерстяную кофточку. Арендодатели уже второй день никак не могли решить проблему со ставнями, из окон немилосердно дуло. Они не виделись и не общались толком с самого лета, с той поездки в Питер, которая оставила в ее душе такой след. «Впрочем, не только в душе», — усмехнулась про себя будущая мама и привычным, скорее, инстинктивным жестом положила руку на живот, стремясь защитить свою кровиночку от любых напастей. — Фотографии готовы? Какая прелесть, не прошло и полгода, — пошутила она.
Макс повертел в руках толстый, вот-вот готовый лопнуть, конверт и подтвердил этот факт.
— Так что соображайте живенько, мадемуазель, когда и где будем встречаться?
У мадемуазели не возникло никаких сомнений относительно места встречи.
— Конечно, моя любимая «Кофе-мания» с лыжами.
Макс задумчиво покачал головой. Он знал, что беременным женщинам надо многое прощать, но лыжи? Он покладисто согласился на «Кофе-манию», пусть даже с лыжами.
— А в баскетбол там, случайно, не играют? — с легкой издевкой в голосе уточнил Максим.
— Когда я там была в последний раз, не играли, но с тех пор многое могло измениться... — фыркнула в трубку Тина. — Я надеюсь, что никаких кардинальных изменений в заведении не произошло, так что с чистой совестью можешь забыть баскетбольную майку и шорты дома! — добавила она и задышала часто-часто.
— Если ты не очень хорошо себя чувствуешь, то мы никуда не пойдем, — заботливо сказал Макс.
— Все хорошо, просто кое-кто решил пнуть меня для порядка пару раз, так, чтоб жизнь медом не казалась.
Этим же вечером Макс, как истинный джентльмен, встретил ее рядом с офисом. Вскоре они уже сидели на втором этаже «Кофемании», куда вела . железная лестница, которую девушка смогла преодолеть очень медленно.
Тина искоса поглядывала на своего спутника, пристально следя за выражением его лица. Макс осматривался в незнакомой кофейне, и она нравилась ему с каждой минутой все больше и больше. Особенно хороши были столики, на них посредине красовались старинные, явно начала прошлого века, открытки и пожелтевшие от времени ноты. Максим перевел взгляд в угол. Там действительно стояли лыжи. Обыкновенные, обшарпанные, долго служившие владельцу верой и правдой.
Тинка не выдержала и расхохоталась.
— Сам видишь, с баскетболом ничего не выйдет, но раз уж я обещала лыжи-то — вот они! А теперь признавайся, что ты думал по поводу умственных способностей беременных женщин?
Макс изобразил на физиономии искреннее недоумение.
— Ничего такого я не думал или почти не думал! — улыбнулся он, подмигнул ей и потянулся к кожаному черному кейсу, чтобы достать фотографии. После тщательного, даже педантичного выравнивания стопки Макс передал пестрые кусочки матовой бумаги Тине.
Фотографий было много, и сразу становилось понятно, что сделаны они профессионалом.
Тина нервно покусывала побледневшие губы, дабы не разреветься на все кафе. Слишком остро вспоминались моменты, запечатленные на снимках.
«Начинаю все с нуля,
Ведь слезы вытерла посуше,
Бередить не буду душу,
Начиная все с нуля...»
- мысленно процитировала она кусок из очередной песни. Макс, по природе своей наблюдательный и чуткий, ругал сам себя: «Если бы я только мог представить, сколько боли принесет одна-единственная пленка! Да пропади она пропадом, гори синим пламенем и утони в невской воде...» Он не успел додумать до конца, Тина изо всех сил благодарила его за возможность еще раз, как это не банально звучит, вернуться в то благодатное лето.
«Почти ностальгия... ностальгия по Нему, по Питеру, по маленькому счастливому куску жизни...» — вертелось в голове у Тины, старательно обходившей самые крупные лужи. Болеть ей было категорически противопоказано, впрочем, ей было нельзя почти все. С уверенностью можно было лишь согласиться с утверждением, что дышать все-таки можно, все остальные принципы в ее жизни на данный момент начинались с частицы НЕ... Сама себе она иногда казалась маленьким дирижаблем, медленно планирующим в загазованном московском воздухе.