Чу-Чи, спокойно сидевший рядом с ним, прислушался:
— Чу-Чи слышит подъезжать машина… «Паккалд», шесть цилиндла…
— Кроме шуток? — спросил мсье Венс.
— Кломе шуток, мисью! — ответил Чу-Чи.
Ясинский остановился на обочине дороги, как только до него донесся звук подъезжавшей машины.
Ее фары многократно увеличились, ослепили его, затем машина затормозила со страшным скрежетом, и рука в черной перчатке распахнула переднюю дверцу с его стороны.
— Садитесь! — произнес знакомый голос. — Вы имеете право на поездку в виде бесплатного приложения.
Преодолевая страх, Ясинский, все еще ослепленный фарами, сел в автомобиль, неуклюже закрыв за собой дверь.
Машина — а это действительно был «паккард» с шестью цилиндрами — стрелой устремилась к северу.
Остановилась она не больше чем на пять секунд, но мсье Венс, сидевший за рулем своего «ягуара», уже нажал на газ, и Чу-Чи обеими руками ухватился за свой котелок.
— Ага! За нами едут! — произнес водитель «паккарда» с пугающим безразличием. — Он повернулся к своему спутнику и добавил — Кажется, я вам по-хорошему советовал ничего не говорить жандармам?
— Я… Я ничего им не сказал! — пролепетал Ясинский, съеживаясь.
Водитель пожал плечами. Его взгляд теперь был прикован к смотровому зеркалу.
— Такому типу, как вы, нельзя играть в покер. Каждый ваш следующий ход заранее известен!
Ясинский теперь узнал его, и кожаная полоска на шляпе сдавила ему голову ледяным обручем. Он тоже глядел в смотровое зеркало, однако надеясь, что фары преследующей машины заискрятся в нем рождественской мишурой. Одна его рука находилась в левом кармане, где лежал конверт, другая — в правом, где лежал браунинг, но он не смел пошевелиться. При скорости сто двадцать километров в час малейшей неосторожности было достаточно, чтобы они угодили в кювет. В сущности, единственное, в чем он по-настоящему испытывал потребность, так это в карандашике от мигрени…
Резкие повороты, заносы, скрип тормозов, шелест перетираемых шинами камней, виражи на двух колесах — погоне не было конца, один сверкающий автомобиль гнался за другим сверкающим автомобилем: мелькали тополя, выстроившиеся по обе стороны от шоссе, пустынные улицы спящих городков, переходы, где мигал красный свет светофора, новенькие мосты, из которых внезапно навалившаяся на них тяжесть «паккарда» извлекала металлические стоны…
Ясинский видел теперь своего спутника только в профиль, и про себя удивился, что до сих пор не замечал, насколько суровым и жестоким он был. Низкий лоб, надменный нос, узкие губы, выдающиеся вперед челюсти, волевой подбородок, хотя и двойной, и с ямочкой: как много сигналов «опасности», на которые он не обращал внимания!
— Они на хвосте! — подтвердил в ту же секунду водитель изменившимся глухим голосом.
Он пощупал рукой щиток приборов и большим пальцем нажал на эбонитовую кнопку:
— К счастью, я знаю, как от них отделаться!
— Санта Мария! — воскликнул мсье Венс, который от волнения то и дело молился вместо того, чтобы извергать проклятия. — Они что-то выбросили из багажника!
Какой-то черный предмет, отделившись от задней части «паккарда», подпрыгивал на дороге.
— ......![4] — простонал по-китайски Чу-чи, еще крепче вцепившись в поля шляпы.
Когда он снова открыл глаза под воздействием удара, «ягуар» уже выкорчевал вяз, который рос у обочины дороги.
— Лететь за ним на самолет менее опасно! — заметил Чу-Чи.
Но мсье Венс уже выскочил из машины с пистолетом в руке:
— Скорее, Чу!.. Я опасаюсь худшего!..
— Выходите! — приказал водитель «паккарда», открывая дверь.
Съехав на грунтовую дорогу, машина остановилась на опушке леса.
Ясинский повиновался, не говоря ни слова. В смотровое зеркало он увидел, как «ягуар» врезался в дерево, и больше не ждал помощи ни от кого. Даже если предположить, что мсье Венс остался жив, ему никогда не поспеть вовремя. Что касается того, чтобы пробудить в своем спутнике жалость!.. Это все равно что пытаться разжалобить дольмен…
Водитель «паккарда» также вышел из машины. Протянув руку, он сказал:
— Давайте деньги…
Ясинский достал из левого кармана конверт. Будь что будет, теперь он знал, что ему делать.
— Держите…
Его голос дрожал, как у человека, которого знобит от высокой температуры. Он подумал о своей жене Элен, ушедшей из жизни так рано, о втайне влюбленной в Эктора Дезекса своей дочери Фидель, которая, повязывая на нем кашне, когда он уходил из дома, просила его не простужаться.
— Но я… мне надо было торопиться! — пробормотал он. — Я не ручаюсь, что здесь все правильно!
— Что?! — воскликнул спутник, судорожно вскрывая конверт.
Ясинский вынул правую руку из кармана.
Он выстрелил, не прицеливаясь.
Мсье Венс и Чу-Чи широким шагом шли по грунтовой дороге, когда раздался двойной выстрел, а затем и третий.
Не сговариваясь, они бросились бежать. На опушке леса среди еловых веток ничком лежал человек.
Мсье Венс опустился на колени и приподнял его голову.
— Что произошло?
— Я… Я хотел его застрелить! — прохрипел Ясинский. — Но он… он был начеку и… подловил меня!
Подавив в себе чувство жалости, мсье Вецс спросил:
— Вы его узнали?.. Говорите… Кто он?..
Лицо Ясинского было залито кровью, и ему пришлось начинать фразу трижды, чтобы его поняли:
— До… Доло…
— Фредди Доло? — переспросил мсье Венс.
Хотя он знал ответ заранее, ему было трудно в это поверить.
Задыхаясь, Ясинский выдавил из себя:
— Нет… Мартен Доло!
И его голова снова упала на землю.
Он больше никогда не будет спорить о ставках…
— Мисью Венс телял сто банкнот! — сокрушенно произнес Чу-Чи вместо надгробной речи, как всегда обнаруживая трезвый взгляд на вещи.
XVIII
Меньше чем через два часа, около полуночи, в квартиру, занимаемую Омером Анжо, позвонили.
Один длинный и два коротких звонка.
Затем посетитель подождал, отбрасывая на створку двери искаженную тень.
Человек беспрепятственно вошел в здание и, выкрикнув вымышленное имя, устремился вверх по лестнице, никого не встретив. Он не знал, в какую дверь звонить, но визитная карточка под слюдяной пластинкой скоро указала ему на то, что он искал.
Дом был сгрлнно безмолвен. Только приглушенные крики проголодавшегося младенца доносились откуда-то сверху.
В конце концов дверь на третьем этаже чуть приоткрылась.
— Что такое? Кто там?
— Я! — откликнулся человек.
Цепочка мешала распахнуть дверь настежь.
Находившийся за этим заграждением Анжо, на котором был домашний халат, попятился.
— Ты?.. Что тебе нужно?..
— Я хочу рассчитаться, — ответил посетитель, — другими словами, вернуть тебе долг.
— Кто тебе сказал, что я дома?
— Сорока на хвосте принесла.
Анжо поколебался, а затем произнес:
— Заходи в другой раз. Я не могу тебя сейчас принять…
— Почему? Ты не один? Может быть, боишься?
Анжо пожал своими широкими плечами ярмарочного борца.
— И не таких видали! Дело в том, что я подцепил насморк, иначе я был бы в «Вулкане»…
Человек усмехнулся:
— Я не боюсь заразиться! — Резким движением он сорвал дверную цепочку. — Ну, посторонись…
Анжо отошел.
— Иди вперед! — недовольно пробурчал он. — Вторая дверь налево… и не обращай внимания на пыль! Когда ты вернешь мне деньги, я куплю себе пылесос.
Не реагируя на его слова, посетитель прошел в богато обставленную, но отличавшуюся на редкость дурным вкусом комнату: ренессанс с примесью Людовика XVI и возвратами к эпохе Директории.
Когда он обернулся, Анжо уже укрылся за золотисто-зеленым письменным столом, за которым он работал не более двух раз в год. (Омер Анжо был корсиканцем.)
— Что с тобой стряслось? — поинтересовался он шутливым тоном*— Получил наследство от дяди, отправил тетку на тот свет?
Гость не удостоил его ответом. Он достал из кармана тяжелый конверт, который швырнул на бювар такого же зеленого цвета, что и покрытие ломберного стола.
— Считай! И лучше вслух! — сказал он.
Конверт не был запечатан. Анжо достаточно было его перевернуть, чтобы из него, как из рога изобилия, посыпалось его содержимое. Это были настоящие банкноты, ничего не скажешь, — с профилем Марианны, водяными знаками и всем прочим.
— Ну, давай! — подбодрил посетитель с лукавой нежностью отца, балующего своих детей и купившего им на Рождество механическую лошадку. — Считай и пересчитывай!
Анжо все еще опасался. Выдвинув ящик письменного стола, он достал оттуда заряженный браунинг.
— Без шуток, а? — напомнил он. — Иначе я пристрелю тебя в два счета!
Посетитель одобрительно кивнул головой:
— Ну прямо, как я! Оставь пушку, а я оставлю свой стилет…
Послюнявив большой палец, Анжо принялся пересчитывать купюры.
— Два… Три…
— Здесь десять пачек, — заметил посетитель. — Десять пачек по десять десятитысячных банкнот.
— Шесть… Семь… — продолжал Анжо. — Никогда бы не подумал.
— Всякое бывает! Ты не проверяешь содержимое пачек?
Анжо мотнул головой и сказал:
— Нет. Я… я доверяю!
Дело в том, что он начал догадываться: запахло жареным, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не вызвать полицию.
— Ты меня удивляешь! — сказал посетитель, по-прежнему сохраняя невозмутимость. Он позволил себе только короткое движение подбородком, показывая на купюры, разбросанные на письменном столе. — Лучше бы убрать это! Не стоит искушать служанок. — Он протянул руку к бронзовой статуэтке. — Прекрасная вещица!.. Может, пропустим по одной?..
— Конечно! — пробормотал Анжо, складывая купюры.
— Послушай! Ты слышала? — спросил мсье Дюран.
— Да, — солгала мадам Дюран. — Что это?
— Не знаю! — сказал мсье Дюран, подходя к окну.
На другой день он объяснял полиции, что они живут «как раз напротив», что они играли с мадам Дюран в рамс, и потому…